Герой нашего вневремени

Ольга Эдуардовна Строева, 2017

Лирический рассказ о "лишнем" человеке нашего странного времени – размышления о том, почему тонкие, умные, глубокие люди оказываются (якобы) не у дел, остро ощущая свою инаковость и ненужность. Это и теплое воспоминание автора о нежной дружбе, и его благодарность всем "странным" (юродивым) людям за присутствие в жизни.

Герой нашего вневремени

Когда теряешь этот чужой мир, закрываясь в одиночество, стирая слезами самое главное, набираешь привычный номер — и Маленький Принц легко подхватывает тебя и рисует твой мир. Рисует чем попало — своим одиночеством, пьянками, Бергманом. Своим пониманием, что все это ненастоящее, а настоящее есть.

***

Он спрыгнул с дерева — легкие кудри по плечам.

— Идем ко мне.

— Нет-нет, я этой ночью дописываю диплом.

— Бери с собой. У меня допишешь.

Так мне в руки свалилось сердце, чувствовать которое буду всю жизнь: пьяные звонки, нежная дружба, путаные письма.

Мы пошли вперед, подруга с Пиплом — за нами. И сразу — родные люди… сто лет как.

На кухне нам рассказывают о картошке по-китайски. Всё странно: ночная одинокая квартира без родителей, на стенах — афиши. И стыдливое — я делаю ремонт.

И вот поспела картошка, последний штрих — шафран. Всё странно. Другая реальность. Калуга любит удивлять. Медленно оказываемся в комнате, в темноте на полу под робким взглядом ночника. Стихи. Напечатанные на машинке. Читает по-детски открыто, беззащитно.

— Я сумасшедший, белый билет есть. Показать?

Да здесь все по ту сторону. Лето, рассвет, какой бывает в девятнадцать — беззаботный и с надеждами. С птицами. Поют, да, уже поют. А мы слушаем их с балкона четвертого этажа низкой хрущевки.

— Давайте пластинку поставим.

Всё по ту сторону. Сумасшедшая Калуга с извилистыми подземными ходами под. Их рыли купцы, сокрывая сокровища. Сокровенный город. Прячет сердце в глубине ходов. И не каждому открывает.

— Хочешь, шахматы подарю?

Выбираемся из вневременного утра в институт. Ночь без сна. В руках шахматы. Диплом не написан.

Комисс пришел днем. Седьмой этаж оранжевой общаги. Был слет, выдали сухой паек и — я вам принес. Трогательно, необычно, по-домашнему. Мы всегда угощали, а тут — принес.

Жил он — спуститься вниз по Степана Разина, как будто к морю идешь. Мимо разрушенной церкви, разборок гопников, серии однотипных пятиэтажек. Совсем рядом.

В то лето он работал или хотел работать лифтером и вел какие-то «Марсианские хроники» на радио. Сценарии я часто слушала, сидя на тесной кухне. Прислонившись к стене, кудрявый мальчик-Моррисон пухлыми губами читал абсолютно никому не понятные слова. Читать его непонятные слова стало делом моей жизни. Но это позже. Сейчас — внимательный медленный взгляд прямо в глаза. Карие в карие. Грустная задумчивость вдруг сбивается быстрой улыбкой. В глазах детские фонарики. И опять, почти сразу — сосредоточенная на чем-то неизвестном серьезность, к которой он, делая над собой усилие, возвращается. Не получается — и глаза опять сияют.

Он весь растворен и внутри и снаружи каким-то невесомым миром, и примириться с этим помогает ему только водка и бесконечный смех. Наполнил себя ворохом анекдотов и реальные истории сделал анекдотами, которых у него пруд пруди. И даже когда он порвал себе руку циркулярной пилой и, весь замотанный, встречал меня на вокзале с кучей друзей — я только рассмеялась. Комисс, ну что с тобой опять. Потом понимаю — надо пожалеть.

Конец ознакомительного фрагмента.