Мир после: Водный мир

Ольга Шевлягина

Это не мир людей. Уже нет. Это мир Правящих, могущественного народа, пришедшего вслед за падением с неба Двух Великих камней, Потопом и Хаосом. Люди здесь лишь пища, безвольные питомцы своих более сильных хозяев. Бессильные что-то противопоставить Правящим, маги, эльфы, гномы и другие народы вынуждены скрываться. Но еще есть надежда: среди бесконечных вод, кажется, найден тот, кто сможет исполнить древнее Пророчество и доказать, что люди имеют право на этот мир. На право стать лучше. Героям, волею судьбы оказавшимся в столице Правящих, предстоит совершить невозможное – сбежать из Кровавого города и добраться до последней свободной земли человечества, обретя смысл жизни и не потеряв себя.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КРАСНЫЙ ГОРОД

Глава 1. Полукровка

…Он родился в первый день дождей. Дождь считался плохой приметой, плохой кармой: с ним разливались реки, гибли урожаи и приходили Снабженцы. Дождь был спутником страха и смерти.

Мать рассказывала, что в год его рождения дождь был особенно сильным, вместе с ним пришел голод, а затем многих из деревни увели в Красный город, и больше никто их никогда не видел.

— Истер, бойся туч и кораблей, если они придут — беги, — каждый вечер повторяла ему мать вместо молитв, что возносили односельчане солнцу и ветру. Они с мамой не молились.

— Молись, парень, пока у тебя есть время!

Он вздрогнул и медленно поднял подбородок, посмотрев через решетку своей вонючей, влажной темницы на грязного лохматого человека, прикованного к стене в недрах противоположного каземата. От вони, которая стояла в этих бесконечных подземельях, пропитанных страхом, испражнениями и страданием, у Истера болела голова, перед глазами прыгали пятна, и не было конца этому ужасу. Даже крысы и ожидание конца не были такими мучительными, как запахи последнего пристанища.

Пленник встретил взгляд парня и сильнее вжался в стену, звякнули его цепи, и звук буквально взорвался в больной голове Истера. Парень сдержал стон и снова уткнулся лицом в колени, от которых тоже воняло, — грязью, кровью и тухлой водой, но все-таки к этому запаху он уже успел привыкнуть за недели, потраченные на то, чтобы добраться до Красного города.

— Ты кто, детеныш? — почти с благоговейным ужасом, шепотом, спросил пленник, видимо, когда оправился от первого испуга и понял, что парнишка, как и он, закован и заперт в клетке.

Истер промолчал, даже не поднял головы, слушая то, что творилось в этом средоточии последних людских страданий. Истер знал, что будет потом, когда за ними придут: их отведут в бани и намоют, их оденут в чистые одежды и причешут, приведут в чистый зал — и там они все умрут. Всех их ждал один конец — Трапезная, в которой они станут самым обычным блюдом. Уже потом, когда им будет все равно, их тела кинут волкодавам и львам, все такие же чистые и аккуратные. Истер это знал лучше, чем многие из тех, кто страдал в темницах вместе с ним.

Он слушал казематы и коридоры, пытаясь отвлечься от головной боли, разрывавшей ему затылок. Совсем недалеко, в паре камер вправо, плакала девушка. Странно, что она оказалась среди приговоренных: обычно девушек берегли, пока они не становились ненужными, вот как две женщины, шептавшиеся слева, иногда всхлипывающие при воспоминаниях о своих детях. В основном тут были мужчины: кто-то плакал, как ребенок, постанывая; старик в самом конце коридора молился уже почти час, словно это сможет облегчить его участь; молодой парень спал, вздыхая во сне, смирившийся и, кажется, уже ничего не боящийся.

Где-то вдалеке по каменным ступеням простучали сапоги, отворилась дверь, принеся с собой небольшой глоток свежего воздуха и запах дождя. Опять дождь, плохая примета, как и звук шагов по коридору, который привел в движение всех узников. Девушка вскрикнула, старик начал молиться громче, женщины зарыдали.

— Заткни их, — голос был холодным, спокойным, словно удар топора по металлу. — Сколько раз говорил: еда не должна быть испуганной, у нее портится вкус.

— Простите, мы не ждали вас этим утром, — кто-то подобострастно залепетал, забегал, и крики девушки смолкли. Шаги пяти визитеров приблизились, замерли возле камеры плачущей.

— Почему она тут? Бесплодна? — резкий властный окрик.

— Нет, Правитель Байрок, нет, она плодовита! Она убила своего младенца, когда за ним пришли Длани. Сильного здорового мальчика пяти месяцев, готового присоединиться к Правящим, — залепетал слуга, и Истера передернуло. Он знал, кто такой Байрок, это имя знали все жители этого жестокого мира, и все знали, что увидеть Байрока мог лишь тот, кому оставалось жить совсем немного.

— На обед страже, — скучающе приказал Байрок, продолжая движение. — Или ты бы хотел ее кому-то подарить, мой Принц?

— Нет, отец, — голос такой же спокойный, ледяной, равнодушный, только юношеский. — Она слишком стара для моих друзей.

— Конечно.

Истер слушал, как группа визитеров идет по коридорам, готовый защищаться, если понадобится. Он был готов на все: теперь, когда он выполнил свою миссию, он не боялся умереть.

— А это что? — визитеры остановились напротив клетки, в которой почти сутки томился Истер.

— Он убил Правящего, — почти шепотом проговорил стражник. — Его схватили вчера во владениях Орака: мальчишка буквально разорвал на части сына Ораков.

— Почему вы не кинули это ко львам?! — вознегодовал Байрок, и Истер чувствовал, как прожигают его взгляды Правящих, полные не только гнева, но и страха. — Вы знаете закон!

— Да, Правитель, но мы хотели сначала, чтобы вы посмотрели на него. Это необычный человеческий детеныш.

— Говори, — приказал Байрок.

— В нем течет кровь Правящего, — опять шепотом произнес стражник, и в ответ на его слова пронесся гул голосов.

— Что?! Как это может быть?!

— Мы не знаем, он не сказал ни слова с тех пор, как его схватили. Мы пытались узнать у него правду, но он словно не чувствует боли. Ни звука не издал, — извинялся за свое бессилие Страж.

— Посмотри на меня, детеныш! — холодно приказал Байрок, и Истер поднял голову, встречаясь взглядом с глазами Правителя Красного города, властителя Правящих. Байрок был похож на человека, если не считать неестественной для его возраста молодости и светящегося взгляда алчных глаз. — Кто ты? Как получилось, что в тебе есть кровь великого народа?

Мальчик молчал, только пристально смотрел на Байрока, чьего имени боится каждый мыслящий человек.

— Как ты смеешь не отвечать на вопросы Правителя?! — Страж схватил пику и ткнул ею в бедро Истера через решетку. Кровь пахла сладко и в то же время отвратительно, словно начала портиться еще внутри его тела. — Говори!

— У него странные глаза, — заметил кто-то из свиты Правителя. — Видите? Красная радужка.

— Кто ты, в последний раз спрашиваю? — кажется, Байрок терял терпение: нечасто жертва Правителя осмеливалась гордо молчать. — Ладно. Отдайте львам. Пусть эта загадка умрет вместе с этим существом.

— Отец. Я хочу его себе.

Истер перевел тяжелый взгляд на стоящего рядом с Байроком мальчика, обыкновенного человеческого мальчика, в глазах которого было лишь надменное равнодушие. Волосы цвета озерного льда, серые глаза, сжатые в линию губы — самый обыкновенный парень лет семнадцати, ровесник Истера, но при этом самый главный и страшный ребенок во всем Водном мире.

— Принц, он убил одного из нас, — напомнил ему Байрок, и свита закивала.

— Он дик и неуправляем.

— Он полукровка!

— Я хочу его себе. У меня никогда не было такого ручного зверька, — скучающе откликнулся Принц.

— Хорошо, — Байрок, кажется, никогда не отказывал своему наследнику. — Но если он что-то выкинет, ты будешь наказан.

— Да, отец. Теперь мы можем идти? Мама хотела, чтобы я присутствовал на ее званом обеде.

— Идем, — кивнул Правитель. — Зверька отмойте и приведите в покои Принца.

Истер в упор смотрел на парня, который скучающе и легко сделал из приговоренного пленника дворцовую игрушку. Смотрел и понимал, что жизнь предоставила ему удивительную возможность — отомстить не только за себя и за мать, что он уже сделал, но и за всех, кто когда-либо томился и еще будет томиться в этой тюрьме смертников.

Красный город стоял на Непотопляемой скале с самых древних времен, так гласили летописи Правящих. Обнесенный высокой крепостной стеной, которая круто обрывалась вниз, в море, город был неприступным оплотом власти тысячи лет, и никто уже не помнил, как и кем он был построен. Зато целые поколения помнили и знали: и жители ближних островов, и те, кто обитал в диких землях северного полушария, — попав за стены Красного города, ты больше никогда оттуда не выйдешь.

Город смерти, Кровавая крепость — так звали это место в родных местах Истера. Называли по-разному, но все сходились в одном: нужно держаться как можно дальше от этих стен и его обитателей. Именно это втолковывала ему мать каждый день до того момента, пока за ней не пришли. И это были не Снабженцы из округа, не Длани, собиравшие детей, не Легаты Байрока — это были воины Орака, близкого советника Правителя.

— Шевели ногами, детеныш!

Его больно ткнули под лопатку, но Истер даже не поморщился, медленно идя по ровной чистой мостовой, которая круто взбиралась вверх, вокруг улиц с домами, башенками, заборами, окрашенными в красные, коричневые, бордовые тона. Только теперь Истер до конца понял, почему этот город назван Красным.

Он поднял глаза и высоко над головой увидел зубчатую башню и стену, за которой возвышался Дворец Кар-Альны, Дворец Вечной Власти. Говорили, что это одно из двух самых прекрасных творений на всей планете, но при этом самое страшное для любого, в ком течет человеческая кровь. Ужасы этого места описывались в десятках песен и сказаний свободных народов севера, и даже взрослый человек начинал оглядываться, когда кто-то заговаривал о дворце.

На улицах было тихо, в окнах горел неестественный свет — электрический, как говорили знающие люди. Для Истера это слово ничего не значило: он родился и вырос рядом с огнем, но в Красном городе огня не было. Правящие боятся огня.

На город начали спускаться сумерки, когда конвоиры — двое крепких Правящих с плетями в руках — довели Истера до ворот и повернули направо, вдоль стены, к низкой, но крепкой дверце, в которую их тут же пропустили.

— Что это? — с брезгливостью спросил тот, кто их впустил. Его глаза ярко горели в темноте — значит, он недавно поел. Истер тяжело втянул носом воздух, и голова снова нещадно заболела: пахло кровью.

— Новая игрушка Принца Лектуса, — хмыкнул один из конвоиров, и Истер увидел, как он облизнулся. — Нам поесть оставили?

— Выполняйте задание и возвращайтесь, сегодня нас хорошо кормят, говорят, на фабрике слишком много скопилось особей, нужно было избавиться от излишков.

Истер содрогнулся, слушая разговор, кулаки его непроизвольно сжались.

— Шагай, детеныш! — его снова грубо толкнули, и мальчик впервые ступил во двор Дворца Кар-Альны: под босыми ногами — прохлада и гладкость белого камня мостовой, в лучах почти зашедшего солнца — красноватые стены вокруг белого, как снег в северных краях, дворца.

Вправо и влево от главной дороги к большим дверям Дворца шли улицы, скрываясь за стенами дома Правителя, а также уходя вниз. И Истер знал, что за этими стенами скрыты не только Дворец, но и огромное хозяйство правящего дома, страшная фабрика по производству и уничтожению человеческих жизней. Как бы ни был он храбр, сколько бы всего он ни видел за свою короткую жизнь, но то, что он чувствовал, ступая на землю Байрока, в его кровавые владения, заставляло мальчишеское сердце лихорадочно биться; по спине бежали мурашки, и даже головная боль немного отступила.

— Иди!

Его повели вправо от главных арочных дверей Дворца, вокруг массивных мраморных стен со статуями и колоннами, которые он не мог и не хотел рассмотреть. Он с трудом сдерживал стон боли: от сладковатого запаха крови, который становился все более густым и навязчивым, голова почти разрывалась, перед глазами плясали круги, а рот наполнился вязкой слюной. Он давно ничего не ел, и инстинкты обострились, но Истер, как мог, давил в себе это.

— Проведем через внутренний двор, так меньше шансов, что он попадется на глаза кому-либо в таком виде, — поморщился конвоир, и его спутник кивнул. Они втолкнули Истера в какую-то низкую, незаметную на фоне стены дверь, затем сквозь узкий, похожий на трубу, коридор, и вот он снова на воздухе, в небольшом дворике, опоясанном стеной из белого мрамора, посреди которого была чаша. Спазмы буквально свели судорогой горло Истера, он пытался не дышать носом, глядя на чашу, в которой ровной гладью застыла кровь.

— Иди, давай! — прикрикнул конвоир, пихая мальчика в плечо, и тут Истер не выдержал: он с силой толкнул от себя своего мучителя — тот отлетел на несколько шагов и ударился спиной о каменную стену дворика — и кинулся к резервуару, наклоняясь и делая глоток сладкой свежей крови, которая, словно эликсир, наполнила его силой и забрала с собой боль. Запахи перестали быть такими мучительными.

Тут его схватили за волосы и потянули к земле, кто-то ногой ударил парня по ребрам, и Истер упал, защищая руками голову.

— Так-так, Стражи ломают мои игрушки, — раздался позади холодный голос, и избиение тут же прекратилось: Истер почувствовал, что его отпустили. Он поднялся на ноги, стирая рукавом грязной рубахи кровь со рта, и смело посмотрел в глаза Принца Лектуса. Наследник Байрока был в белой рубашке и брюках, которых Истер никогда не видел: они не были крестьянскими или солдатскими, прямые и светлые, они ровно спускались до самых сандалий Принца.

— Простите, Принц, он пытался удрать, — виновато ответил конвоир, отступая.

— Да, я видел: через чашу, — хмыкнул Лектус, засовывая руки в карманы брюк. — Почему он в таком виде?

— Мы как раз вели его в бани.

— Ну, так ведите, — равнодушно пожал плечами юноша. — И накормите его: хоть моей едой, хоть запасами отца, мне не нравится его голодный взгляд, — и Принц долго и пристально смотрел в глаза Истера: внутри красного ободка серебрилась радужка Правящего.

Истера подташнивало от стерильной чистоты дворца, по которому его вели, самого почти стерильного, в чистой одежде после купания. Он вырос в деревне, на природе, среди травы и деревьев, на холмах вокруг Темного болота, а тут был только камень, белый камень враждебного ему Красного города.

За арочными окнами коридоров, по которым Истера куда-то конвоировали, была темная беззвездная ночь. Не кричали птицы, не дул ветер, молчали деревья. Только гул волн где-то далеко внизу нарушал тишину Города смерти.

Вода. Истер в очередной раз вспомнил, как предостерегала его мать от воды, как учила прятаться и скрываться, но у самой не вышло. Он снова вспомнил тот день, низкие тучи после только закончившегося дождя, свежий ветер с побережья и радостные лица людей, вышедших из домов. Они были уверены, что беда миновала, что на этот раз ни Длани, ни Снабженцы не добрались до их отдаленного селения. Истер с другими мальчишками сразу же побежали на холм, чтобы оттуда посмотреть, как поднявшаяся в море вода отходит, оставляя небольшие островки, на которых в солнечное время рыбачили местные.

Лодки подошли тихо, с другой стороны, поэтому Истер и его друзья не увидели знамен Орака, поднятых на мачтах кораблей, что застыли в Далекой Бухте по ту сторону острова. Они не слышали крика и плача трубы, в которую успел перед своей смертью дунуть Староста, предупреждая все ближние села о беде, которая все-таки к ним пришла вместе с водой.

Истер узнал о случившемся, когда к ним на холм, обливаясь слезами, прибежала Аники, сестра одного из его друзей. Она ничего не могла толком сказать, только повторяла что-то про корабли, но ребятам большего и не нужно было…

— Давай быстрее! Плетешься, как гусеница!

Истер чуть не упал, в очередной раз получив сильный толчок в плечо. Он оглянулся и зло посмотрел на своего конвоира, и тот прищурился, глядя на парня со светящимися в полумраке радужками глаз. Наверное, если бы захотел, то Истер мог бы даже убить этого щуплого Правящего, ведь он справился с собственным отцом, сыном Орака, сильным, полным жизни, наверное, верившим в свою безнаказанность, в свое долголетие. Но Истер лишь сжал зубы: не для того он позволил им привести его в этот дворец, чтобы размениваться на мелких прислужников. Он попадет к Принцу, а оттуда — к самому Байроку, и тогда он отомстит за всех, кого уводили в этот город, кто томился здесь и умирал, так и не узнав свободы и счастья.

— Пришли, — кажется, Правящий испытал облегчение, когда перед ними распахнулись высокие металлические двери в просторный зал. Истер без особого любопытства разглядывал ковер на полу и гобелены на стенах, напряженно ожидая того, что будет с ним дальше. К его удивлению, в зале было пусто, Принц не ждал с нетерпением своего нового питомца, зато в дальних дверях стоял низкий человечек, завернутый в странную белую тогу, без одной руки. Он пристально смотрел на Истера, пока конвоир подводил к нему парня. Затем старичок поджал губы и хмыкнул.

— Как тебя зовут? — буркнул старичок, когда конвоир, почти бегом, покинул зал, захлопнув за собой двери. — Сколько ты прожил зим?

Истер молчал, пристально глядя на человечка, ожидая, что будет дальше. Но, вопреки ожиданиям, старичок больше ничего у него не спросил, только махнул рукой, приглашая следовать за ним.

— Ты будешь жить в нижних комнатах, как тебе и положено. Недавно освободилась одна после того, как один слишком умный гном решил, что может пробить лбом стену и сбежать…

Истер не стал интересоваться судьбой гнома, вполне понимая, что вряд ли его съели: легенды гласили, что кровь подземного народа ядовита, да и было мало тех, кто ловил гномов и пробовал их на вкус.

Он оказался в узком сумрачном коридоре, в который вели стеклянные двери. За дверями — небольшие полукруглые комнаты, неестественно освещенные.

— Ты будешь жить тут, — старичок открыл стеклянную створку, приглашая нового питомца зайти в его клетку. — Будешь хорошо себя вести, Принц позволит тебе выходить на улицу.

— Кто она? — Истер не двигался с места, глядя сквозь стеклянные двери комнаты напротив. Там, на ковре, сидела золотоволосая девушка с очень тонкими чертами лица. Казалось, кожа ее прозрачная; руки перебирали бусинки, что она держала в руках. Закрытые веки немного подрагивали.

— Нечего задавать вопросы, иди! — буркнул старичок, всей своей маленькой фигуркой пытаясь загородить девочку от взгляда новичка. — Иди! — и с силой, которую было сложно угадать в этом щуплом человечке, втолкнул Истера в комнату.

Его новое жилище было во много раз лучше, чем все предыдущие: они с мамой жили небогато, и его комната была темной и скудно обставленной, а потом уже он жил, где попало, спал в канавах, на чердаках и в трюмах, а последнюю ночь он провел в вонючей темнице.

Теперь же его окружали чистота и стерильность: белые стены, белый потолок, коврик на полу, застеленный чистым покрывалом матрас в углу, низкий столик, в темной нише — сложенная ширма и кувшин с водой. Хоромы просто.

Истер сел на постель и попытался сквозь стекло увидеть золотоволосую девушку, но двери с этой стороны не были прозрачными. Мальчик вздохнул и откинулся на спину, думая о том, что дальше.

Ему трудно было смириться с тем, что он покорился и позволил сделать себя игрушкой байрокова отпрыска, но в голове продолжала биться мысль о том, что все неслучайно. Возможно, именно он сможет сделать так, чтобы больше никого и никогда не уводили из домов и чтобы в городах Правящих больше не существовало фабрик и питомников, где рождались и росли люди, живые, но все обреченные.

Ему нужно просто подождать, немного потерпеть, сделать вид, что он покорен и благодарен за спасение жизни — и тогда он ударит в самое сердце мира этих чудовищ, кровососов, продлявших себе жизнь, убивая людей…

— Эй, проснись!

Его кто-то сильно пихнул в плечо, и Истер вскочил, еще не до конца проснувшись, но уже готовый защищаться. Видимо, он уснул, продумывая десятки коварных планов мести, а теперь стоял посреди своей новой комнаты и смотрел на двух ребят его возраста, может, младше, которые с интересом разглядывали постояльца.

— Привет, — широко улыбнулся парень с черными волосами и ямочками на щеках. У него был чудаковатый вид и немного сумасшедший взгляд. Он был жутко худым, угловатым и неопрятным, но это не мешало ему как-то совсем радостно улыбаться, протягивая Истеру руку. — Ярик, — представился мальчишка. — Это Кристин, — кивнул он на девушку, которая появилась вместе с Яриком в комнате Истера. — Добро пожаловать, если конечно так можно сказать, но, с другой стороны, мы живы, помыты и накормлены, а значит, нам все-таки сделали добро… Хотя, кто-то еще не накормлен, — улыбнулся Ярик, услышав громкое урчание в желудке новичка.

— Как тебя зовут? — тихо спросила Кристин, робко посмотрев на незнакомца. Истер обратил внимание, что у нее длинная шея, и девушка втягивает ее, видимо, пытаясь спрятать. У нее были длинные каштановые волосы и светлые глаза со светлыми ресницами, чемона очень напоминала его маму.

— Истер, — буркнул мальчик. — Ты откуда?

— Отсюда, — немного изумленно ответила Кристин.

— Нет, я не об этом. Где ты родилась? Где твоя родина?

— Здесь. Я родилась здесь, и мои родители родились здесь, в этом городе, — покраснев, ответила Кристин и словно чуть спряталась за Ярика, который с наглым любопытством рассматривал Истера.

— Ты похожа на людей с восточных островов, моя семья оттуда, — словно извинился за свои вопросы мальчик.

— А по твоему виду не скажешь. Кто-то из твоих родителей был Правящим? — не сдержался Ярик, улыбаясь. — Поэтому ты попал в коллекцию к Лектусу?

— Так вы его коллекция? — фыркнул Истер, оглядывая новых знакомых. Он не видел в них ничего уникального или выдающегося.

— Лучше тебе пойти и позавтракать, а потом мы можем показать тебе дворец и окрестности, — предложила Кристин, уже смелее глядя на Истера.

— Вы можете выходить?

— Мы все можем, думаю, что тебе тоже разрешат, главное не забывать надеть накидку со знаком Лектуса, тогда тебя не тронут, — объяснила девочка, а Ярик продолжал с любопытством смотреть на новичка.

— Просто сказка, — зло проворчал Истер, понимая, что они действительно оказались в каком-то зоопарке невиданных существ. Он потянулся, потом подошел к кувшину и плеснул на лицо водой. — И чем вы заслужили такой рай? Читаете мысли? Превращаетесь в летучих мышей?

Ярик фыркнул и вышел в стеклянные двери, Кристин последовала за ним, и Истеру ничего не оставалось, как тоже покинуть спальню. Он задержался у дверей, за которыми все так же сидела золотоволосая девушка, только теперь она читала книгу.

— Это Ксения, — шепнула Кристин, увидев, куда смотрит Истер. — Лучше проходи мимо, иначе Смотритель, если заметит, рассердится.

— Почему? Почему ее не выпускают, как нас?

— Причин много. Хотя главная из них состоит в том, что она сестра Лектуса, — округлив глаза, прошептал Ярик, оборачиваясь к подруге и Истеру. — Иногда вечером я слышу, как Принц к ней приходит и разговаривает.

— Но почему он держит ее здесь?

— А почему ты тут? — фыркнул Ярик, а Кристин отвела глаза. Получается, что Лектус держит тут сестру как еще одну зверушку? Мерзкий тип. Все они мерзкие, даже те, кто еще не пьют кровь.

— Эй, спокойнее, — Ярик положил руку на плечо Истера, и парень вздрогнул, отводя взгляд от серо-зеленых глаз. И ему на миг показалось, что это глаза не его ровесника, а старика, мудрого и очень много знающего, такой взгляд был у его деда. Но это лишь на миг, а потом Ярик снова широко улыбнулся: — Тут не так уж и плохо, вот увидишь.

Истер криво усмехнулся: возможно, этот странный парнишка и считает, что быть рабом и ручным зверьком при дворе Байрока весело, но Истер был тут только для одного.

— Будь осторожен, — тихо оборонил Ярик, толкая дверь сразу у лестницы. Истер тут же зажмурился: прямо в глаза ударил солнечный свет, который после полумрака подземных комнат причинял боль. И только привыкнув к этому свету, он увидел еще трех ребят: девочку лет восьми и двух мальчишек-близнецов младше Истера года на два-три, — которые тоже были в этом солнечном зале и пили что-то из больших белых чашек. — Ну, вот ты и видел теперь все наше небольшое поселение.

Истер нахмурился, когда три пары глаз уставились на него. Кристин в сопровождении мальчиков прошла к столу, и все они в тишине стали пить чай, который молча разливал по чашкам вчерашний старик. Троица, чьи имена назвала Кристин (Истер их тут же благополучно забыл), благодарно улыбалась надзирателю и, судя по всему, прекрасно себя чувствовала. Если бы парень не знал всего, то подумал бы, что попал на завтрак в счастливую богатую семью из средних широт, которая откупалась от Снабженцев своими слугами, а дети в ней росли в неге и безопасности.

Истер поморщился, отодвигая чашку, его тошнило. Он посмотрел на вполне довольного жизнью Ярика, хмурясь, потому что понимал, насколько ужасно это место, где за чистотой и внешней красотой скрываются жестокость и смерть, рабство, которому он сам никогда не покорится.

— Они никогда не были за этими стенами и не знают ничего из того, за что ты готов биться до смерти.

— Перестань это, — зло попросил Истер, которого настигло озарение: этот черноволосый чудаковатый парень знал, о чем он думает! Истер слышал о таких людях, но только в сказках, которые рассказывал ему в детстве дед. — Не лезь в мою голову.

— Я не виноват, — пожал плечами Ярик и снова широко улыбнулся. — Мы все тут не виноваты в том, что умеем. И ты не виноват в том, что в тебе течет кровь Чужих.

— Что? — приподнял брови Истер. Все остальные в комнате примолкли и с легким испугом смотрели на мальчиков.

— Предлагаю прогуляться, день сегодня замечательный, — Ярик, как ни в чем ни бывало, встал из-за стола.

— Я схожу за накидками, — тут же вскочила со своего места Кристин, обрадованная тем, что минута напряженности не затянулась.

Истер не сомневался, что в разговоре с Яриком сможет узнать много интересного, возможно то, что в будущем ему поможет. Он не стал додумывать свою мысль. На всякий случай.

— Я не шпионю для них, если ты об этом, — добродушно фыркнул Ярик, когда они вышли из комнаты в сумрачный коридор и направились к арочному выходу в дворик.

— Ты можешь это прекратить?

— Ты можешь.

— И что это значит? — рассердился Истер, круто поворачиваясь к мальчишке. Его раздражала манера этого чудика быть все время позитивным, улыбающимся — и при этом читать мысли всех вокруг, не скрывая этого и даже комментируя. Если бы такой жил в их деревне, его бы давно поколотили и научили сидеть в углу и не высовываться.

— Ты наполовину Правящий, а значит, можешь закрыть от меня свои мысли.

Истер даже не стал говорить вслух то, что он думает по поводу комментария Ярика, но тому этого и не нужно было. По его улыбающейся физиономии хотелось врезать.

— Промахнешься, — пожал плечами парнишка. — Я не знаю, о чем думают Чужие, — последнее слово он произносил почти с лаской, — потому что я способен читать мысли только живых, то есть людей. А Правящие не живые.

— Мертвяки? — не понял Истер, который всегда считал народ кровопийц самыми живыми из живых, долгожителями.

Ярик ничего не ответил, и в этот момент из-за угла появилась Кристин с двумя красными накидками в руках. Третья была уже на ней, завязанная шнуровкой под шеей. Мальчики надели свои — Истер с отвращением, а Ярик с нежной тщательностью, и втроем они вышли во дворик, под солнце.

Истер сразу же посмотрел на чашу, в которой накануне была кровь, сводившая его с ума своим ароматом. Но сейчас в чаше плескалась чистая вода, и от нее веяло прохладой.

— Вчера у матери Лектуса была вечеринка, а какая вечеринка без угощений? — сказал Ярик, и Истеру показалось, что впервые в глазах мальчишки мелькнула тень отвращения.

— Ярик, хватит, — попросила Кристин, идя между мальчиками. Она была немного грустна и, пока они шли через дворик к арочному выходу, смотрела себе под ноги. Стражники, прошедшие мимо них, даже не обратили внимания на троих детей, видимо, мантии позволяли им слиться с антуражем.

— Прости, я не буду больше.

Истер искоса взглянул на новых друзей и увидел, как они безмолвно общаются.

— Мы знакомы уже четыре месяца, — ответил на незаданный вопрос Ярик, — с тех пор как я сюда попал. А Кристин живет тут больше года…

— Меня подарили Лектусу на день рождения, — тихо, словно стыдилась этого, проговорила девочка, чуть прижавшись сбоку к Ярику. — Мой бывший хозяин хотел сделать приятное наследнику, и тут я подвернулась…

— Она волшебница, — подсказал Ярик с такой гордостью, словно это благодаря ему девочка оказалась наделена силами магии, которые уже давно были крайне редки в их мире. Действительно, Лектус собирал у себя уникальные экземпляры. — А скольких ему никогда не получить, — широко улыбнулся телепат в ответ на мысли Истера.

Они оказались на маленькой площади, со всех сторон окруженной зданиями, построенными из красных кирпичей, между домами вились дорожки. Кристин подошла и села на скамейке, подставляя лицо солнцу и прикрывая глаза.

— Вся ее семья была подана к ужину в тот день, когда ее привели сюда, — тихо заметил Ярик, глядя на Кристин. Истер вздрогнул и внимательнее посмотрел на девочку. — Она устроила в зале настоящий пожар, когда ее привели туда же, чтобы сделать десертом… Увидела родных — и все вспыхнуло… Говорят, три Правящих сгорели прямо там. Пуф! — и нет их. И ее не наказали — подарили Лектусу.

— Я покончу с этим, со всем покончу, — с ненавистью проговорил Истер, сжимая кулаки.

— Ты не сможешь.

— Смогу! — категорично ответил парень, сверкая синими глазами с красной радужкой. Он тут же вспомнил, как по крышам пробрался за стену поместья Орака, на фабрику, и чуть не сошел с ума от того, что там увидел. Вспомнил, как искал мать, выкрикивая ее имя, как ему сказали, что ее увели к Инэю, сыну Орака. И он снова бежал по крышам, кровь билась в висках вместе с именем его отца, именем из далекого прошлого, когда мама рассказывала Истеру об отце. Он нашел их по запаху крови, которая еще оставалась на губах убийцы. И тело матери еще лежало у ног кровопийцы. Истер помнил чуть виноватый взгляд светящихся после трапезы глаз отца, и ту ярость, которая охватила его, когда он понял, что опоздал…

— Ты тоже маг, как и Кристин, — нарушил боль и гнев воспоминаний Ярик, который, видимо, очень внимательно следил за мыслями Истера. — Очень сильный маг, раз смог одной яростью разорвать на куски Правящего…

— Поэтому я смогу уничтожить Байрока, — прошипел парень.

— Ну, и что тебе это даст? Ему на смену придут другие, десятки других, и все будет, как прежде, — пожал плечами Ярик, и Истеру снова почудились целые века в глазах мальчишки.

— Сколько тебе лет, Ярик?

— Странный вопрос, — рассмеялся мальчик, ероша волосы. — Кристин, пойдем на берег?

Девушка тут же открыла глаза и кивнула, улыбка стерла с лица тень прошлого, и Истер даже обрадовался этому.

Но дойти до берега они не успели: на полпути к стене их окликнул один из Стражей:

— Возвращайтесь во дворец, Принц приказал вас привести.

— Ну вот, пошли отрабатывать свой хлеб, — рассмеялся Ярик, кажется, никогда не терявший свой положительный настрой. — Только без глупостей, ладно? — посмотрел он на Истера. — Все планы мести нужно исполнять с ледяной сдержанностью и ясностью мыслей, а в тебе нет ни того, ни другого.

Мальчик промолчал, позволяя Ярику прочесть все, что он мог сказать в ответ. Ярик только хмыкнул.

Глава 2. Другие люди

Лектус не хотел уходить, но при этом знал, что должен. Он стоял над бледной болезненной Ксенией, засунув руки в карманы брюк, и покачивался на носках.

— В следующий раз промолчишь — и умрешь, — холодно, как констатацию факта, произнес Принц, глядя на темные круги под ее глазами, белую кожу с проступившими жилками сосудов, дрожащие руки. Сидя в пятне солнечного света, что падал через открытое сегодня окно под потолком, она зябко куталась в два одеяла.

— Все хорошо, Лектус, не переживай, — прошептали ее губы, но он лишь скривился — и вышел из комнаты, кивнув стоявшему там Смотрителю. — Еще раз такое случится — я оторву тебе еще пару пальцев и отдам на десерт Стражам, — холодные глаза отражали свет, словно льдинки.

Он развернулся и направился в уже гостеприимно распахнутые перед ним двери, за которыми был залитый солнцем большой зал с высокими арочными окнами и потолком. На скамейках у небольшого бассейна сидели дети из питомника — больше десятка, с ними пара девушек-нене, сытых, красивых, с блестящими глазами и ласковыми руками, которые принимали и нянчили детей так же легко, как отправляли их во дворец к трапезе.

У стены, отдельно от группы, что по его приказу наскоро собрали в питомнике отца, сидели шесть его «зверят», как отец снисходительно называл их, когда вспоминал о странной коллекции наследника. Среди них был и тот новенький, из городской тюрьмы, разорвавший на куски сына Орака. Лектусу не было жалко того Правящего, как не жалеют в питомнике мертвого младенца — за ним все равно появятся другие.

Когда Лектус вошел, его «зверята» встали, новенького подтолкнул чудик, самый интересный из всего выводка и самый странный, как считал Лектус в те редкие минуты, когда думал об этом мальчишке. Малыши вскочили как один, они были воспитаны в питомнике и знали правила с пеленок.

Наследник Байрока не задержал взгляд ни на одном из присутствующих, на самом деле, они были ему совсем не интересны, безразличны. Он уверенной походкой прошел к своему диванчику, который стоял на возвышенности рядом с бассейном, и сел, расслабившись и глядя на то, как в бассейне резвятся цветные рыбки. Ему поднесли сок, и Лектус его взял, решив, что стоит освежиться. Он бы, наверное, и от еды не отказался, но все это можно сделать и позже. Он лениво махнул рукой, даже не поднимая взгляда, зная, что Стражи ждут его приказа.

— Принц Лектус дарит вам сегодня мороженое, — громко и так же равнодушно, словно командовал солдатами, объявил один из Стражей. И даже Лектус почувствовал волну безудержной радости детей, для которых подобное — праздник. — Также для вас выступит волшебница с фокусами и чудесами.

Пока дети получали из рук нянек по стаканчику мороженого, которое всегда в достатке хранилось на кухне Лектуса, девочка из коллекции Принца подошла к детворе. Но Принцу было уже неинтересно — он встал и направился прочь, он обещал отцу пойти вместе с ним на пристань, чтобы осмотреть корабли Снабженцев. Возможно, там будет что-то интересное.

— Зачем она это делает? — прошипел Истер, глядя, как Кристин развлекает детвору мелкой магией. Вокруг летали большие мыльные пузыри, которые дети ловили, со смехом лопая.

— Ей весело, — улыбнулся Ярик. — А тебе разве нет?

Истер только скривился: он не понимал, зачем устроен весь этот цирк, зачем байроков мальчишка это делал? Веселил детей, чтобы завтра их кровь была вкуснее?! Истера затошнило от одной только мысли об этом.

— Он устраивает подобное раз в две-три недели, — пожал плечами Ярик, следя за тем, как из рук Кристин вырывается и закручивается радуга. — Я немного размышлял на эту тему и заметил, что…

— Мне плевать, я ненавижу это место, — прошипел Истер, сжимая кулаки. Он хотел схватить Кристин и не дать ей строить из себя дрессированную собачку, выполняющую трюки по велению хозяина. — Все это ненавижу!

— Я тоже, но я же не ору об этом, — строго одернул его Ярик, на какой-то краткий миг став серьезным. — Хочешь умереть? Тогда вперед! Только один, у нас есть дела и поважнее, — и чудной мальчишка подбежал к Кристин, чтобы вместе с малышами ловить мыльные пузыри и радоваться радуге.

Истер сжал зубы, чувствуя, как от гнева наливаются кровью глаза, он знал это за собой, ненавидя эту часть себя, ненавидя кровь отца в себе. Он отвернулся от тошнотворного зрелища резвящихся перед закланием овечек и увидел в тени, за незакрытой дверью, Ксению, которая стояла, поддерживаемая Смотрителем, — и улыбалась.

— Чокнутые! — прошипел Истер и бросился прочь, но никто из присутствующих не обратил на это внимания, поглощенные ярким и веселым действом, от которого парня воротило. Все было наигранным, словно пир под виселицей.

Он пришел в себя от гнева только на улице, огляделся и не узнал это место. Возможно, он вышел через какой-то другой двор, но улица и крепостная стена не были ему знакомы ни по вчерашнему конвою, ни по утренней прогулке. Он по привычке прижался в тени к стене, оглядываясь и не зная, чего ждать. К тому же он был без плаща, которые с них сняли, когда ребята вернулись во дворец. Истер пытался найти взглядом вход либо способ забраться на стену — и сбежать, раз представилась такая возможность, но ни того, ни другого в поле зрения не попадало.

Зато почти сразу он увидел группу кровопийц, которые поднимались по дорожке от дальних зданий и беседовали. Среди них выделялась очень красивая женщина с длинной светлой косой и изящной походкой. Среди кровососов вообще не было некрасивых экземпляров, об этом они позаботились, но женщина казалась ослепительной. И даже горящие на солнце глаза не портили ее внешности, хотя красные радужки и внушали отвращение.

Истер еще сильнее вжался в стену, пытаясь с ней слиться, но белые одежды выдавали его. Его тут же заметили, и бежать было бы глупо, а главное — куда бежать? Когда кровопийцы приблизились, единственное, что ему оставалось — это опустить глаза, чтобы они не начали задавать вопросы, ответы на которые им могут и не понравиться.

— Почему это тут? Что ты тут делаешь, детеныш? — спокойным голосом обратилась к нему прекрасная женщина: так его мать разговаривала с забредшим к ним на двор чужим псом. — Почему оно не в питомнике? — видимо, она спрашивала у спутников, но ответа не получила. — Отведите его обратно и накажите тех, кто не уследил. Если окажется, что оно пропало из меню моего супруга, вы все за это ответите.

Истера трясло, он словно врос в каменную стену, пока мать Лектуса — а кто еще это мог быть? — распоряжалась его судьбой. Если поднять глаза, то питомник ему уже не будет грозить, но он очень хотел туда попасть, чтобы найти единомышленников: тех, кто еще готов бороться за свободу и выживание человечества. Или хотя бы тех, кто бы хотел сбежать отсюда.

— Иди, детеныш, — его подтолкнули в сторону, откуда пришла группа кровососов, и Истеру это напомнило вчерашний вечер, когда его только привели во дворец. Вчера. А ему казалось, что он здесь уже целую вечность…

О питомнике он знал достаточно, чтобы быть готовым к тому, что увидит. Дед часто рассказывал ему об этом месте: месте, где он вырос, вскормленный молоком из бутылки. Долгими зимними вечерами дедушка развлекал внуков своими воспоминаниями о небольшом питомнике в поместье Правящего низкого ранга, не очень богатого, из-за чего на территории имения располагались деревянные постройки, вспыхнувшие во время грозы. Именно тогда дед Истера и оказался в воде, выброшенный кем-то из горящего питомника. Его спасли деревянные перекрытия, обвалившиеся с обрыва в море, на них шестилетний мальчишка смог много часов продержаться в открытой воде, пока его не подобрали рыбаки. Так дед попал в деревню, где Истер и родился, а руины сгоревшего Утеса до сих пор в хорошую погоду можно было увидеть с берега.

— Иди в свой блок, детеныш, — Страж толкнул парня, заставив войти в каменный дом, и закрыл за ним двери, видимо, даже не подозревая, что Истер не имеет понятия, куда идти. В полутемном коридоре, где было тихо и безлюдно, он тут же прижался к стене. Мальчик знал, что, как только няньки его увидят, сразу поймут, что он чужак.

Коридор уходил вперед, по бокам — закрытые двери, наверное, тех самых блоков, по которым были распределены дети. Судя по размерам здания, питомник огромен — но чего ожидать от владений Главы Правящих?

Истер чувствовал, что в нем напряжена каждая мышца, он не хотел попасться и упустить единственный шанс найти среди этих угнетенных детей тех, кто мечтает, как и он, о свободе.

Мальчик выдохнул и заставил себя продвинуться в глубь коридора к ближайшей двери. Она оказалась прикрыта, за дверью — абсолютно тихо. Истер, как тень, шмыгнул внутрь и замер, озираясь.

Комната была полна солнечного света, что лился через большие окна. В ряд протянулись столы и стулья, на них лежали листы и остро заточенные палочки, на кончиках запачканные темной краской. На стене перед столами — большая доска, на которой написаны какие-то знаки, наверное, слова на общем языке, но Истер не был уверен, потому что не умел читать и писать — это была привилегия кровопийц.

Он вздрогнул, когда из коридора до него донеслись поспешные шаги, а под самой дверью раздался голос девочки:

— Я уверена, что оставила его в классе, больше негде.

Спрятаться некуда, а бежать в окно — поздно. В комнату вошли девочка и мальчик, примерно лет двенадцати, аккуратно одетые в одинаковой бело-красной гамме, у девочки — красиво заплетенные длинные волосы, а у мальчика — абсолютно правильные черты лица.

Вошедшие уставились на Истера, но не испугались.

— Вы кто? — вежливо спросил мальчик, а девочка зачем-то чуть присела, и Истер нахмурился.

— Я пришел из дворца.

— Вы не похожи на Правителей, объяснитесь, — строго попросила девочка, чуть повернув на бок голову.

— Я… меня подарил господин Орак, я вырос в его питомнике, теперь буду тут.

— Странное воспитание у господина Орака, — неодобрительно отозвался мальчик. — Почему вы здесь, а не в вашем жилом блоке?

— Почему я должен отчитываться перед тобой? — огрызнулся Истер. Эта пара ему нравилась еще меньше, чем Ярик с его улыбчивым принятием судьбы.

— Я кандидат в Правящие, вы обязаны приветствовать меня, как кандидата, более высокого, чем вы, по статусу, — заносчиво ответил мальчишка, вздернув подбородок. — Или вас и этому не учили?

— Ты хочешь быть кровопийцей? — не сдержал удивленного возгласа Истер, чувствуя прилив омерзения.

— Кем? — не понял мальчишка. — Вы очень странный.

— Думаю, нужно позвать Старшую Нене, — испуганно проговорила девочка, поворачиваясь к дверям, но Истер оказался проворнее, преградив им путь.

— Только попробуй пискнуть, и я вас обоих поколочу и выкину в море, — прорычал парень. — Во мне течет кровь кровопийц, так что поверьте — мне это не будет стоить никаких усилий.

Девочка испуганно прижала к губам ладошку, мальчик заслонил ее собой, гордо распрямив худые плечи.

— Наверное, вы один из Диких, про которых нам рассказывали нене, — голос у будущего Правящего подрагивал, хоть он и старался справиться с собой.

— И что же вам рассказывали ваши паразиты? — ехидно спросил Истер, почему-то чувствуя усталую безнадежность. Если в питомнике все вот такие, как эти, то он зря будет тратить время.

— Вы дикие и невоспитанные, живете в грязи, необразованные, едите сырое мясо и спите на земле, — с отвращением сказал мальчик. — Мы несем вам красоту и спасение от нищеты и тьмы, но вы глупы, чтобы понять наше благо.

— Благо? Быть съеденным на обед кровопийцей — это благо? — с холодной яростью ответил Истер. — Да ты сам-то там был, за стенами этой кровавой крепости?! Видел, что там живут свободные люди, которых не растят на убой этим паразитам? Ты даже не понимаешь, что ты всего лишь овца в отаре, выращенной на убой.

— Я кандидат в Правящие, — снова с гордостью проговорил мальчик. — Я родился здесь, меня выбрали.

— Тогда мне просто стоит свернуть тебе шею, тогда на одного кровопийцу в мире будет меньше!

— Нет-нет, послушай, не надо, — девочка впервые выступила из-за спины наглого кандидата в Правящие, выставив вперед руку. — Не нужно! Лучше оставайся у нас, тебе понравится! Ты станешь счастливее, чем там, у себя. Тебя будут хорошо кормить, у тебя будут друзья, чистая постель. Ты увидишь, как тут хорошо!

— Что? Постель? Кому это все нужно, если через неделю, месяц, год — меня съедят?!

— Нет-нет, ты благородной крови, ты красивый, ты же можешь стать кандидатом, если докажешь, что предан династии Правителей! — тараторила девочка. — Ты же сам говоришь, что в тебе течет кровь Правящих! Ты не станешь Отсеянным, в тебе нет изъянов! Вот увидишь — все будет замечательно, мы спасем тебя!

— Спасете? — гнев разлился по его телу, глаза стали красными, отражающими свет. — Спасете?! Вы идиоты, которых тут растят на заклание! Они убивают людей, выводят, как кроликов — и едят! Женщин, мужчин, младенцев!

— Что ты, младенцев никогда не отправляют на стол! — помотала головой девочка, и Истер поразился, какие невинные у нее голубые глаза. — Из них могут вырасти великие Правящие, матери наследников, общественные деятели!

— Боже, — казалось, что Истер не может постичь того, как просто и без всякого отвращения девчонка говорит о детях, которых убивают в этом городе и в сотне других подобных городов. — Вы совершенно безмозглые! Вам не жаль тех малышей, которых не признают пригодными к превращению в кровопийц? Которые окажутся слишком некрасивыми, чтобы остаться жить?! Вы вообще нормальные?!

— Но… но это же естественный отбор, круговорот в природе, — как малышу, попыталась втолковать Истеру девочка. — Если эти детеныши не станут пищей, мы не выживем, мы должны питаться!

— Да ты же пока такая же, как эти детеныши! — закричал Истер в ярости. — Ты человек!

— Я кандидат в Правящие! — гордо заявила девочка, сверкнув глазами. — А ты всего лишь дикий детеныш, пригодный только для блока меню! Глупый и злой…!

— Что здесь за крики?!

Они все вздрогнули, Истера откинуло прочь распахнувшейся дверью, в которую вошла Правящая в голубом платье. За ней в дверном проеме были видны малыши, построенные в две шеренги, — видимо, те самые, что недавно развлекались на «приеме» у Лектуса, а теперь вернувшиеся в питомник.

— Нене, простите, мы нашли в классе чужака. Он дикий! — мальчик ткнул пальцем в Истера, который напрягся всем телом, готовый защищаться.

— Как дикий детеныш попал сюда? — с холодной яростью спросила нянька. Она пыталась рассмотреть лицо мальчишки, но Истер старательно отворачивался, пряча свои глаза.

— Он сказал, что его подарил Правителю дом Ораков, — заметил мальчик-кандидат.

— Даже если так, диких детенышей в возрасте от пяти лет сразу же отправляют на фабрику, здесь им не место! Чтобы жить в нашем благом доме, нужно родиться на фабрике или быть привезенным из диких мест в юном возрасте, вы это прекрасно знаете, — проговорила Правящая. — Возвращайтесь к себе и никому не говорите об этом детеныше.

— Да, Нене, — двое воспитанников питомника с вызовом взглянули на чужака и выплыли из класса, тут же в коридоре защебетав с построенными малышами. Истер содрогнулся от отвращения.

— Выходи, тебя отведут на фабрику, — жестко проговорила Правящая, когда шаги детей смолкли в коридоре. Она вышла первая, тут же отворяя входную дверь и подзывая кого-то. — Это должно быть заперто на фабрике вместе с остальными дикими. Передай его смотрителю Нейди, он знает, куда его деть.

И Истера снова повели, но парень мало что замечал, все еще поглощенный яростью и омерзением от того, что увидел. Он слышал от дедушки о питомнике, о том, что там живут только те малыши, что были с младенчества отняты от родителей, но не представлял, что на самом деле значило слово «отняты».

Фабрика находилась в двухстах шагах от питомника и была обнесена высоким темным забором. У ворот стояла стража с клинками, а за забором виднелся высокий каменный дом с небольшими оконцами и покатой крышей.

— Передай его смотрителю Нейди, — Истера толкнули в распахнувшуюся калитку, и грубые руки вцепились в плечи мальчика. — Он из диких.

— Еще один дикий, да еще детеныш.

Истер поднял глаза и увидел очередного своего конвоира — казалось, что тот облизнулся в полумраке комнаты привратника. Высокий, крепкий Правящий ощупал ему руки и ноги, не обращая внимания на то, что Истер отбрыкивался — смотрителю это было то же, что укол иголкой носорогу.

— Сколько тебе зим, детеныш?

Истер промолчал, только с холодной ненавистью смотрел в пол, не собираясь поднимать глаз.

— Ладно, зим шестнадцать точно есть, так что пойдешь в отсек для будущего размножения, думаю, присмотришь там себе самку, под стать тебе. Хотя ты вроде ничего, может, приглянешься какой-нибудь даме для развлечений. Страж!

В комнате тут же появился еще один Правящий, совсем молодой, и замер.

— Этого в блок «Б», и смотрите, чтобы не вырвался оттуда в блок «А», а то шкуру спущу! Завтра придет мастер Глас, сразу же всю партию новеньких к нему и отправьте, и этого тоже.

Страж взял Истера за руку и потянул за собой. Парень попытался вырвать руку, но это было бесполезно — Правящий был слишком силен. В доме его тут же потащили вверх по лестнице, по темному коридору, а затем втолкнули в двери, которые за ним закрылись с характерным щелчком.

— У нас новенький, — хмыкнул кто-то, и Истер разглядел в полумраке несколько фигур, сидевших на подстилках по всей большой комнате, похожей на чистый барак. — Видимо, еще один корабль пришел. Ты откуда, парень?

Истер пристально смотрел на двух мужчин, юношу и двух девушек. Они были людьми, самыми обычными, отмытыми и переодетыми в чистую одежду.

— С Восточных островов, — буркнул Истер, радуясь, что здесь почти нет света, и ему не придется прятать свои глаза. Он подошел к свободной подстилке и сел. — Что нас ждет?

— Завтра нам обрежут голосовые связки — и отправят в поселение, где мы и будем жить, — тихо ответила девушка, что сидела в углу, поджав колени.

— Зачем? — вопрос вырвался у Истера помимо его воли. — Зачем связки?

— А сам не догадываешься? — зло откликнулся один из мужчин. — Они же всех взрослых вместе держат: и тех, что выведены тут, в неволе, и тех, кого привезли, как нас. А мы с тобой слишком много всего можем рассказать местным овечкам, сделать из покорного стада волчью стаю. А так — чик! — и мы молчаливые особи для размножения, — мужчина выругался, отворачиваясь. — Разделят нас на семьи, и будем плодиться и размножаться на радость кровопийцам.

— Не будем! Не заставят! — Истер вскочил, начиная метаться по комнате, бросаясь к зарешеченным окнам и дверям, и не находя выхода. Впервые за эти дни он пожалел, что не был казнен там, в темнице.

— Если откажешься — попадешь в отсек «С», оттуда прямо на стол к кровопийцам, — зло хмыкнул мужчина. — А найдешь себе жену, детей начнете плодить — появится шанс прожить пару десятков лет.

— Это не жизнь! Лучше смерть! — крикнул Истер, а в углу, уткнувшись лицом в подушку, зарыдала девушка. — У этой хоть шанс есть: понравится кому-то из кровопийц, нарожает сыновей какому-нибудь наследнику рода — и станет одной из них, долгая богатая жизнь впереди.

Девушка зарыдала еще сильнее, и другая подсела к ней, поглаживая по плечам.

— Замолчи лучше. У нее младенца забрали.

В комнате повисла гнетущая тишина, Истер опустился на пол, уткнувшись лицом в колени. Его объял ужас: он в ловушке! Он оказался на фабрике Правящих, в самом страшном месте, откуда нет выхода, кроме как на смерть. Лучше бы он умер!

Ночь тянулась бесконечно, словно каждую секунду растягивали, чтобы с щелчком отпустить и взять за следующую. Истер то ходил по почти пустой комнате, в которой кто-то спал, кто-то тихо молился, то ложился на пустую постель и глядел в потолок, вспоминая все то, что было в его прошлой жизни и, скорее всего, больше никогда не повторится.

Мама была единственным человеком, для которой его происхождение было ясным и понятным, она любила его беззаветно, без оглядки на красные глаза, потребность в человеческой крови, приступы безудержной ярости. Она принимала его таким, каким родила — полукровкой, ребенком с грани двух миров. Часто, когда он возвращался с улицы с очередными синяками и следами драки, она садилась рядом и рассказывала Истеру, что он плод огромной любви, которая вспыхнула между его отцом, Инеем Ораком, и совсем юной дочерью сельского старосты…

— Как ты попал сюда, мальчик?

Он вздрогнул, когда одна из девушек села рядом с ним и зашептала.

— Как и все.

— Неправда. Я хорошо вижу в темноте, я вижу твои глаза, ты же полукровка с Восточных островов, убивший сына Орака.

— С чего ты взяла?

— На корабле, когда нас только везли сюда, я познакомилась с одним человеком, который рассказывал о мальчике, сыне Правящего и простой женщины, который отправился в Красный город, чтобы найти мать.

— Кто был этот человек?

— Он сказал, что тот мальчик его внук, вслед которому он плыл, чтобы остановить, но старика поймали.

— Мой дед? — с горечью прошептал Истер. — Он здесь?

— Нет, он бросился в море, когда услышал от стражника на пристани, что того мальчика схватили и отдали львам. Мне очень жаль, — девушка мягко коснулась руки Истера, принося соболезнования. — Ты действительно был сыном того Правящего? — он тихо кивнул в темноте, чувствуя, как горе снова заполняет его сердце. Он не был очень близок с дедом, но больно потерять последнего родного ему человека, который к тому же отправился его спасать. — Как это возможно?

Истер некоторое время смотрел на незнакомую девушку, с которой завтра они отправятся на заклание, на фабрику, откуда никогда не выйдут живыми, где либо сгинут, став пищей чужого народа, либо станут послушным поголовьем крупного скота для размножения.

— Он тогда не был Правящим, — Истер никогда и никому не рассказывал историю своего рождения, которую много раз слышал от мамы. — Он только превращался.

— Никогда не слышала о таком, — задумчиво произнесла девушка. — Ты убил Правящего, но ты жив. Ты уникальный, понимаешь?

— И что?

Она пожала плечами, ничего не ответила, потом встала и отошла, уже больше не пыталась заговорить с ним, и Истер снова погрузился в свои невеселые мысли, не зная, что делать: сразу же напасть на стражу, когда они придут, или подождать. Он помнил слова Ярика о том, что он, как и Кристин, обладает магическими способностями, но совершенно себе не представлял, что нужно сделать, чтобы начать колдовать.

На задворках сознания теплилась мелочная надежда на то, что Ярик или Смотритель хватятся его, что его уже ищут по всему Красному городу, что еще немного — и его отсюда заберут.

— Встаем!

Истер вздрогнул и проснулся. Он так устал и измучился, что отключился и даже не услышал, как за ними пришли Стражи фабрики. Люди зашевелились, вставая, медленно и неохотно собирая вещи, и, щурясь, выходили в неестественно освещенный коридор.

— Ты! Детеныш! Вставай!

— Не трогайте его, он и так немой, — вступилась за Истера девушка, которая вчера заговорила с ним. — Зачем резать связки тому, кто и так от рождения не говорит?

Страж с сомнением посмотрел на Истера, потом на девушку.

— Она правду говорит? — сурово спросил он у остальных пленников.

— А разве вы слышали от него хоть слово за это время? — язвительно ответил Правящему мужчина, стоявший рядом с девушкой. — Парень нем, как рыба, оставьте его в покое.

— Сейчас проверим, — стражник подошел к Истеру, но парень сразу понял, что сейчас произойдет, и смог приготовиться к боли. Ему в руку воткнулась острая пика, но Истер не издал ни звука, только сжал челюсти: и не такое ему приходилось терпеть в темнице, когда из него пытались вырвать признание, кто он и откуда. Нужно всего лишь молчать и смотреть в пол. — Ладно, — твердая рука ухватила его за подбородок и подняла лицо мальчика вверх, но Истер прикрыл глаза, жмурясь от света. — Ладно, других изъянов в нем нет, так что этого сразу в поселение, передашь в шестой общинный дом, пусть забирают.

Истера кто-то схватил за руку и потянул прочь. Мальчик оглянулся на девушку, которая спасла его, но она не смотрела на него, впившись руками в мужчину, стоявшего рядом.

Нет более мирного места, чем фабрика Правящих. Там нет насилия, нет болезней, убийств, жестокости, несправедливости. Нет грязи и нищеты.

Так говорили Снабженцы, когда появлялись в деревне. Так было всегда: сначала они звали добровольцев, но таковых никогда в их селении не бывало, и тогда людей забирали насильно. Их селение находилось во владениях небольшой семьи Правящих, и Истер знал, что на фабрике Байрока никого из знакомых не встретит, но все равно вглядывался в каждое лицо, встреченное им на коротком пути до «общинного дома номер шесть».

Эти лица были красивы, такие же добрые и милые, как те люди, которых Истеру довелось встретить на фабрике Орака, пока он искал мать. Они так же останавливались, отрываясь от своих дел, и с такой же жалостью смотрели на худого озлобленного мальчишку, которого вели через чистый убранный двор с дорожками от ступеней аккуратных каменных домиков. Яркое солнце делало белые занавески в окнах еще более белыми, а чистые стекла окон — еще более блестящими.

Истер шел и все сильнее ненавидел это место, от которого так ярко разило искусственностью. Нет, конечно, все эти встреченные им кроткие люди жили здесь, убирали, обрабатывали поля, что виднелись за каменной оградой домов, женились и рожали детей. Но детей тут не было, ни одного ребенка, который бы играл во дворике, копался в земле или гонялся за собакой. Здесь и собак не было, и деревьев. Только эти люди, чистые, красивые — и камень, из которого были сделаны ограды, скамейки, дома, даже кадки.

— Стой, я позову главу общины, он подберет тебе семью, — спокойно проговорил провожавший Истера Правящий. Парень скривил губы, увидев, как люди обступают Стража, словно дети — приезжего фокусника, а тот не обращал на них внимания, идя к распахнутым дверям большого дома.

Истер из-под полуопущенных ресниц оглядывался, пытаясь найти среди этих убогих стадных существ хотя бы один осмысленный взгляд, хотя бы надежду на то, что здесь можно отыскать единомышленника, что не все эти люди настолько похожи на животных, что даже передвигаются кучками.

Вот стоит парень лет семнадцати, высокий, крепкий, а рядом с ним девушка, беременная. Но глаза у обоих наивные-наивные, почти детские. Можно быть уверенным, что они просто мечтают отдать своего ребенка на воспитание в питомник и видеть его раз в пятьдесят лун, пока к семи годам судьба малыша не определится: на корм, на размножение или, если совсем не повезет, в паразиты, как та парочка, которых Истер встретил вчера. И можно было без сомнения утверждать, что и эта пара выросла в питомнике под надзором нене.

Нет, ему нужно искать диких, тех, кто был привезен сюда, но лишен голоса и возможности что-то сделать. Истер был уверен, что дикие должны выделяться из общей массы, и он обязан их найти, если собирается отсюда выбраться. А если не выбраться — то поднять бунт, и будь что будет. Он не станет еще одной коровой в стаде, не позволит превратить себя в пищу или биологический материал. Или зверюшку для опытов.

— Мальчик, подойди сюда.

Истер вздрогнул и поднял тяжелый взгляд на мужчину лет сорока пяти, красивого, сильного. Видимо, это и был глава общины. Люди, стоявшие рядом и следившие за каждым движением новенького, нахмурились, заметив странные глаза Истера, но он был уверен, что радужки уже не светятся: с момента, как он глотнул крови, прошло уже достаточно времени.

— Мы не знаем, как тебя зовут, так что имя тебе даст твоя приемная мама, которая возьмет тебя к себе в дом и будет отвечать за твое будущее, — мужчина говорил тихо, ровно, но при этом очень ласково, добродушно. — Ты должен быть ей благодарен и помнить, что она будет очень страдать, если ты что-то натворишь или решишь омрачить нашу жизнь жестокостью или уничтожением себя.

Истер молчал, просто смотрел на этого человека, затем перевел взгляд на девушку, — ей было около пятнадцати — которая выглядывала из-за ограды и внимательно смотрела на новичка. Ее глаза были другими, не такими, как у окружавших Истера людей. Она была дикой.

— Кивни, если ты меня понимаешь, мальчик, — осторожно попросил Глава, видимо, опасаясь, что новичок не говорит на общем языке. Истер кивнул, снова глядя на мужчину, который теперь на местном уровне решал его судьбу. — Хорошо.

— Рауль, пора пожелать доброго пути нашим родичам, — у каменной ограды появилась высокая статная женщина с длинными черными волосами, за ней из дома вышли четверо мужчин разных возрастов, к ним тут же присоединилась та девушка с другим взглядом. Истер пристально на нее посмотрел и увидел слезы отчаяния и мольбу в ее глазах. И сразу догадался, куда провожают родичей эти люди.

Истер подскочил к главе и начал тыкать пальцем в обреченную группу, а потом на себя, пытаясь без слов сказать, что он хочет с ними. Ему нужно было выйти отсюда вместе с этими людьми, тогда у него появится шанс бежать. Единственный, наверное, шанс.

— Что? Нет-нет, тебе нельзя, твоя очередь еще не пришла, ты всего лишь мальчик, ты еще дашь нашему селению потомство, когда вырастешь, — покачал головой глава. — Пойти по белому пути и вознестись рядом с нашими хранителями могут лишь избранные, те, кто это заслужил, или те, кто не нужны общине и могут послужить величию хранителей, — он оглянулся на девушку, по щекам которой текли слезы. — О, краса моя, не плачь, хранители оказали тебе огромную честь, выбрав. Ты станешь женой одного из хранителей, а потом, возможно, сама примкнешь к ним.

Или станешь их пищей, подумал про себя Истер, вставая перед девушкой и упрямо глядя на главу.

— Я сказал нет, — покачал головой мужчина и развернулся, чтобы попрощаться с уходящими, но Истер слишком хорошо понимал, что провести тут годы в ожидании он не может. Он схватил руку главы и впился в нее зубами, с наслаждением ощущая на языке вкус горячей человеческой крови.

Мужчина закричал, отдергивая руку, и с первобытным страхом травоядного перед хищником отскочил в сторону, не понимая, что делать.

— Отправь меня с ними, или я перегрызу все твое племя, — прошипел Истер, вытирая рукавом со рта кровь. Глаза его стали блестеть на солнце. Наверное, именно это — яркие радужки, а вовсе не выпитая кровь — подействовало на окружавших его людей, ведь только у Правящих могли так гореть глаза, а про то, что Правящие — кровопийцы, вряд ли знает тут хоть одна живая душа.

— Хранитель, хранитель, — благоговейно зашептали испуганные люди, а глава пал ниц, бессознательно зажимая рану.

— Простите меня, хранитель, я не знал. Я никогда не видел таких юных хранителей… — растерянно лепетал мужчина, который мог бы одной рукой скрутить Истера, одолеть. Но глава был беспомощен в своей стадной психологии выведенного животного, которое никогда не нападет на пастуха.

— Никто не должен знать, — четко заметил мальчик, только теперь осознав, какую власть над этими людьми он имеет, всего лишь унаследовав глаза отца. — Я выйду вместе с вашими родичами, так нужно.

— Конечно, хранитель, — закивал глава, и все остальные его поддержали. — Возможно, вы хотите выбрать себе кого-то?

— Нет, — с отвращением ответил Истер. — Мы уходим, — и он кивнул четырем мужчинам и девушке, чтобы они шли. — Продолжайте церемонию прощания с родичами.

Истера передергивало от омерзения: эти люди отправляли родных на смерть, но не знали об этом, они были уверены, что делают для них благо. Дед когда-то говорил, что в жизни питомцев нет даже понятия «смерть», они ничего о ней не знают, потому что у них нет убийств, никто не умирает естественной смертью, даже мертвого младенца мать никогда не увидит, потому что родившегося ребенка ей не отдадут, а сразу отнесут в питомник. Счастливый мир без страха, смерти и жестокости, но Истер бы все отдал за то, чтобы его не существовало.

Наконец, их повели к каменным воротам из селения, через которые мальчик вошел каких-то полчаса назад. Высокий забор не оставлял шанса перелезть и сбежать, и Истер в очередной раз уверился в том, что иного выхода для него не было. Сейчас он шел прямиком на стол Правящих, но, по крайней мере, у него оставался шанс выбраться. В селении у него бы такого шанса не было. Об этом кричали глаза девушки, которая теперь шла рядом с ним и испуганно на него косилась.

Они вышли на дорогу, которая связывала несколько селений, — фабрика Байрока огромна по своим масштабам — где их встретили Стражи. Истер тут же опустил глаза — эти товарищи уж точно знают, что Правящих такого юного возраста не существует. Мальчик успел только порадоваться, что среди конвоиров нет того, который привел его в селение, иначе у него бы были проблемы.

Кажется, всю обреченность их пути знали только Истер и девушка, мужчины радостно и бодро шагали по дороге к очередной ограде, за которой уже была мостовая, ведущая вверх к дворцу Байрока. Истер кинул взгляд влево, где виднелось здание питомника, потом оглядел улицу в надежде увидеть красные плащи товарищей по «зверинцу», но улица была пуста.

— Ты предназначена для кого-то из кровососов? — тихо спросил Истер у девушки, когда Стражи, особо не охраняя еще живую пищу, повели группу людей ко дворцу.

Она осторожно кивнула, показав на горло, и мальчик сжал кулаки от злости — у незнакомки были обрезаны голосовые связки. Она не сможет закричать и позвать на помощь, хотя это и было бы бесполезно. Безмолвная игрушка для какого-то отпрыска паразитов, который в будущем убьет ее так же, как его отец убил его мать.

Их ввели во дворец каким-то незнакомым Истеру путем, почти сразу они натолкнулись на женщину, живую женщину, которая на подносе несла фрукты и стакан с соком.

— Завтрак принца Лектуса, — пролепетала покорная женщина, прошмыгнув мимо группы людей и скрываясь за дальней дверью.

— Идем, девочка, тебя покормят, а потом отведут к господину Игнатусу, — Страж улыбнулся и взял девушку за руку, она только успела бросить на Истера затравленный взгляд — и исчезла за поворотом.

— А вы сейчас по одному будете входить в эту дверь, чтобы принять оказанную вам хранителями честь, — спокойно проговорил второй Страж, подходя к дверям, за которыми скрылась служанка, кормившая Лектуса. И Истер впервые понял, что правильно поступил, присоединившись к этой группе: если там Лектус, то Принц его узнает, да и Байрок вряд ли не вспомнит узника с глазами кровососа.

Истер с ужасом, который может испытать только семнадцатилетний мальчик, прошедший через все, через что он уже прошел, смотрел, как радостно и спокойно входили в двери люди, как они шли к смерти, до последнего не осознавая, не испытывая страха, потому что они никогда в жизни ничего не боялись. Ведь страх портит кровь, она становится горькой, так говорил дед…

Конец ознакомительного фрагмента.