Песнь ветра. Между западом и югом

Ольга Целых, 2021

Третий наследник императора Сирел убежден: долгий мир империи Марха под угрозой. На кладбищах снова восстают из проклятых могил абаасы, на западе извергается вулкан Холат, знаменуя приход Посланников из иного мира.Однако, три правителя и Совет империи закрывают глаза на всё.Вопреки воле отца, наследник уезжает на запад, но… готов ли он переступить через ненависть и выжить, дабы предупредить своих?Ведь с одной стороны древние враги, порождённые проклятием белого мага, с другой – безжалостные фанатики, обезглавившие своих королей. Их хищные взгляды обращены теперь и наМарха…

Глава 4. Первая Гроза

Jennifer van der Harten — Greensleeves

На какое-то время, занятый подготовкой новобранцев, Сирел забыл о тучах на Западе. Весна упрочивала своё положение: цветы в садах распускались; Нижний город покрылся белой дымкой цветущих яблонь, скрывающей грязь и убогость бедняцких жилищ. Дожди стали тёплыми, облака величественными кудрявыми великанами плыли по небу, чья яркая синева затмевала самые дорогие сапфиры в коронах Правителей. В Имперских садах распустились красные листья на чёрных деревьях, проклюнулись слабые ростки на клумбах, а стаи бабочек, поднимаясь с земли, загораживали солнце.

Часто, по вечерам, Сирел приходил в заброшенный сад своей матери и вглядывался в лицо каменной статуи, словно надеясь получить ответ на свой вопрос. Но холодное изваяние молчало, устремив пустые глаза на колючие заросли диких роз. Запустение этого места наводило на мужчину тоску, и он решил привести сад в порядок. Теперь днём здесь трудились садовники, выпалывая сорняки, подстригая розы и убирая мёртвые побеги. Каменную статую очистили, убрав потёки грязи на щеках. Волосы статуи когда-то были позолочены, как у мифических дриад, а под грязью скрывалось лицо прекрасной женщины.

Сирела всегда удивлял выбор его матери, ведь золотоволосых дриад обычно изображали лишь в храмах всех стихий на витражах, да и то, на свой страх и риск, ибо очень уж они походили на Посланников. Первым порывом наследника было — избавиться от подобного произведения искусства, но, подумав, он решил оставить всё как есть.

На выходном в середине декады, когда Сирел собственноручно сдирал со стены за статуей мёртвые побеги плюща, дверь в сад отворилась, и, решительной походной, в тихий уголок снова вторгся Артес.

Наследник императорского престола выглядел великолепно: в курчавых тёмных волосах поблёскивал тонкий золотой обруч с сапфиром, в тон его синим глазам. Плащ был того цвета вечернего неба, когда солнце уже скрылось, но свет ещё теплится в мире. Две мощные бляхи с символом ветра удерживали его на плечах. Золотой кафтан из тонкой резной кожи, весь в хитросплетениях тиснённых узоров, доходил до середины бедра. Чёрные штаны и высокие сапоги с золотыми шпорами завершали образ.

— Куда это ты так нарядился? — удивился Сирел, оглядывая брата.

Сам он, в перепачканных землёй штанах и грязной синей рубахе, с распахнутым до неприличия воротом, почувствовал себя неуютно рядом с Первым наследником.

— Королева Орхона, наконец, прибыла. Жалуется, что наши юго-восточные дороги размыло паводками. Я встречал её у ворот. К вечеру, до праздничного приёма, она хочет переговорить с Правителями, ближайшими советниками и наследниками.

— Вероятно, она привезла плохие новости, — предположил Сирел нахмурившись.

Засохшие побеги плюща не хотели поддаваться, поэтому он достал нож, и работа пошла быстрее. Артес, присев на скамейку под дриадой, наблюдал за работой брата.

— Наверное, у них опять нет денег, чтобы отдать нам долги.

— И ради этого, королева всего Орхона, месяц тряслась по нашим размытым дорогам?

— У неё три незамужние дочери, боюсь, что одну из них мне придётся взять в жёны, — Артес обречённо выдохнул.

— Третью жену вперёд второй возьмёшь? — усмехнулся брат, почти срезав весь плющ.

— Ну, за второй женой дело не постоит. Дай только дяде Ирию волю, он со всей империи подберёт мне по кандидатке из каждой провинции Казны.

— Зато, если повезёт, твоя третья жена будет одной из знаменитых воительниц Орхона. И твой Третий наследник обретёт потрясающего учителя.

Артес усмехнулся, но ничего не ответил, наблюдая за стараниями младшего брата. В синих его глазах стоял вопрос, который он хотел задать, но всё не находил слов. Сирел хорошо знал брата, и это его нерешительное молчание. Покончив с плющом, он повернулся к нему:

— Ну, давай, спроси уже.

— Ты злишься на мою мать?

Третий помолчал, слегка прикусив нижнюю губу.

— Честно?

Артес кивнул.

— Злюсь. Знаешь, — Сирел сел рядом с братом, — мне кажется проще засунуть абаасов обратно в ту дыру, из которой они лезут, чем понять, что в головах у наших родственников. Видит ветер, я бы уехал, если бы была возможность.

— Но куда? Ты и так долго отсутствовал. Наш отец уже стар, скоро придёт время сменить правителей.

Сирел поднялся, прошёлся вдоль стены задумчиво, остановился возле брата.

— Боюсь, будет война. А на войне правителей не меняют. Так что, у меня ещё есть немного времени, — Сирел попытался пошутить.

Артес нахмурился:

— Да не будет никакой войны. И Ивдель приехала по какому-нибудь безобидному поводу.

— В любом случае я с тобой.

— Я рад, что ты мой брат! — радостно воскликнул Артес, вставая и заключая младшего брата в могучие объятия.

— Что ты делаешь, Артес! Ты меня задушишь и измажешь свою камзол! — прохрипел Сирел.

— Да вихрь с ним, с камзолом! — старший брат, как душа открытая и добрая, искренне радовался тому, что с его плеч свалился тревожный камень.

Артес выпустил Сирела и тот, отступая от брата, схватился рукой за сухой плющ. Растение легко отстало от стены, открыв братьям относительно свежую кладку.

— Что это?

Ошарашенные братья разглядывали стену. Кирпичи, из которых она была сложена, растрескались от времени, связующий состав высох и пришёл в негодность. Сирел расковырял ножом отверстие и прильнул к нему:

— Там что-то есть! Ещё какая-то часть сада.

— Давай посмотрим.

Артес оглянулся, нашёл лопату и принялся разбивать стену. Сирел помогал ему коротким ножом. Кирпичи крошились легко, словно преграду ставили второпях и из сырца, что нашли под рукой. Когда образовался проход, достаточный для человека, братья раздвинули колючие кусты по ту сторону ограды и вошли в неизвестную им ранее часть сада.

Пред ними предстал прямоугольный, вытянутый коридор, одной стороной примыкающий к скале. На дальнем его конце виднелись выцветшие деревянные щиты-мишени. Братья переглянулись и направились к ним. Длина коридора была около ста шагов.

— Ты посмотри, — удивлённо присвистнул Артес, поднимая один из щитов с земли.

В его размякшей середине было много дыр от стрел. Неизвестный лучник стрелял хорошо, редко промахиваясь: края щитов были чисты и без зарубок.

— Неужели это сад моей матери? — удивился Сирел, проводя рукой по щербатой поверхности.

— Значит, златовласая дриада не зря там стоит. Прикрывает вход от любопытных глаз.

— Но почему мать скрывала свои навыки? — Сирел ничего не мог понять.

— Кто знает, брат… — Артес чувствовал смятение младшего.

Тревога камнем легла Первому на плечи, ибо на этот раз кое о чем он был вынужден умолчать.

Hedningarna — Dufwa

Королева Орхона, Ивдель Отважная — статная, высокая женщина с сильными руками, одетая в кольчужное платье, стояла посреди Зала Советов. В круглом каменном куполе треугольные оконца пропускали солнечный свет, что образовывал на полу сложный узор из золотых бликов. Окна на стенах — узкие прямоугольники, расчерчивали помещение косыми оранжевыми полосами, бросаемыми заходящим светилом. В одной из таких полос королева и стояла, окружённая сиянием словно вспыхнувшей огнём кольчуги. Её седые волосы, собранные в косы, лежали на голове, как корона. Стальные шпильки, которыми, при случае можно было сражаться, формировали затейливые зубцы в причёске. Лицо её, с твёрдым подбородком, сурово сдвинутыми бровями, и чёрными глазами, внушало страх и уважение, какое и не снилось некоторым императорам Марха.

Три её дочери, смуглые и темноволосые девушки, стояли на шаг позади матери. Их наряды были куда практичнее: на стройных фигурах красовались дорожные костюмы, со множеством карманов, кинжалов и металлических вставок.

Император и его венценосные братья сидели на возвышении в центре залы, Артес, Неон и Сирел, по традиции, стояли у подножия. Советники настороженно жались к стенам, кроме Илима, что стоял неприлично близко к наследникам.

Среди членов Совета Сирел заметил мага Омогоя и друида Эллея.

Меж тем, Ивдель что-то рассказывала, приковав всеобщее внимание. Голос её звенел от ярости:

— Когда-то это была группа фанатиков из Сиры: они говори о единстве нойонов, о том, что пора объединится против захватчиков с юга. Выступали против продажных королей и жестоких князей. Но со временем их ненависть распространилась не только на властителей и врагов, но и на всю систему правления в принципе. В конце Серого пала Сира. Месяц назад, в начале Пустого, они захватили власть в остальных королевствах, причём захватили почти без крови: народ и армия просто отвернулись от своих королей. Они хотели взять и Стирл, но захватить эту республику торговцев изнутри не вышло, поэтому они выступили открыто. Оказалось, что нойоны не только проповедовали, всё это время они тренировали свою армию. Их методы — вербовка сторонников, захват заложников, поджоги и тихие ночные убийства. Они вырезали все королевские семьи Юга, устроив публичные суды и казни! Выжила только Вилия из клана Сахада, наследница престола Сиры, которая сейчас вынуждена скрываться.

— Кто же они?! — Бельфегор встревоженно нахмурил брови. Ответ он знал, только верить не хотел.

— Они зовут себя Ахедами. Они верят, что монархия изжила себя, что правителя должны выбирать лучшие граждане юга. Те люди, которые не согласились принять их образ жизни либо умирают, либо становятся рабами. Плач тысяч невинных стоит над южными долинами, Бельфегор. Я пришла предупредить тебя, что вскоре алчные взоры Ахедов обратятся и к нашим государствам.

— Ивдель, мы думаем, ты напрасно паникуешь, — мягко возразил император, сжимая подлокотник высокого кресла, в котором сидел. — Разведчики провинций Лодон и Майн утверждают, что Ахеды не собираются воевать с нами.

— Король Сиры тоже так думал… — мрачно отвечала Ивдель. — Теперь его голова, вместе с головами его жены и детей, прибита к воротам Иеры. Они никого не щадят. Даже младенцев. И этот их лидер — Ама Саган. Никто не видел его лица, но его почитают наравне с богом.

— Но… Мы же продляли с Сирой мирный договор полгода назад… — Шёпот одного из советников разнёсся по притихшему залу.

— Чего ты хочешь от нас, Ивдель? — Леон подался вперёд, встретившись взглядами с женщиной.

— Военный Союз, — с вызовом бросила королева.

Советники ахнули: со времён основания империи Марха, Орхон отказывался от совместных военных действий, отстаивая и доказывая свою независимость самостоятельно. Гордые королевы — в этом государстве править могли только женщины — решали свои проблемы самостоятельно, и никто не мог склонить их на свою сторону. Теперь же они сами попросили помощи.

Тем временем королева повторила, словно подтверждая окружающим, что они не ослышались:

— Военный Союз. Хоть Ритуал Плаща, только помогите нам отразить эту угрозу.

— Ты согласна на Ритуал Плаща? Для кого? — удивился Леон.

— Для моих дочерей, — королева указала на стоящих позади неё девушек. — Бия командует пехотой, Чая — конницей. Разведка и стрелки — Уда. Мы готовы стать частью вашей армии, но с условием, что вместе мы очистим Юг.

— Ты предлагаешь нам пойти войной на тех, кто не сделал нам ничего? Вмешаться в дела королевств, которые не просили помощи? — Император хмурился всё сильнее.

— Боюсь, что ожидание — непозволительная роскошь. Пока вы надеетесь, что война вас не тронет, они уже готовятся нанести подлый удар из самого сердца вашей страны.

— Мы должны все обдумать, Ивдель, — подал голос Ирий.

— Понимаю, — кивнула Королева. — Только не раздумывайте слишком долго.

— Оставайтесь у нас, пока мы обдумываем решение. Мы дадим ответ после праздника Начала Лета.

Ивдель Отважная кивнула, и, гордо ступая, вышла из залы вместе со свитой. Когда дверь за ними закрылась, советники окружили троны плотной толпой. Зала наполнилась гулом встревоженных голосов. Император поднял руку — все смолкли. Вперёд выступил Илим, с выражением покровительственным и снисходительным.

— Я понимаю страхи Ивдель, но разведка говорит нам, что Ахедов не интересует Империя Марха. Сейчас их взоры обращены к Стирлу и Островному союзу, их ближайшим соседям.

— Что ты предлагаешь? — Ирий, опершись на левый подлокотник, подался вперёд. — Ничего не делать? Но разве не рискуем мы получить на Юге государство, размерами и мощью сравнимое с нами? Да ещё и обуреваемое столь агрессивными идеями.

— Вряд ли они осмелятся пойти на нас войной. Не в ближайшее время, — возразил советник Воеводы. — Им будет трудно завоевать Стирл: у торговцев самая большая армия наёмников на Юге. А мы для них слишком могущественны.

— Мы можем подождать, чем закончится эта стычка. Быть может, наше вмешательство и не понадобится, — согласился с ним брат и советник императора, в золотом плаще.

Советник Казначея в бронзовой накидке присоединился к остальным:

— Нам невыгодно выступать на юг. Мы ещё после последней войны не восстановились. Сказался и перенос Императорских провинций к центру Марха…

— И наше оружие все такое же, как сто лет назад, — прервал его Сирел, чем вызвал недовольство на лицах правителей. — Наша тактика неизменна со времён первых императоров. Мы предсказуемы для умного противника.

— Наша тактика просуществовала более тысячи лет именно потому, что она идеальна, — возразил ему советник Воеводы, ветеран последней войны с западом.

— Скорее потому, что мы воевали исключительно с ордами абаасов, которые движутся напролом, не удерживая строя. А что мы знаем о сегодняшнем противнике?

— Сирел, если у тебя есть идеи — говори, — холодно заметил Бельфегор.

— Воскресите старый проект «Гнев Солнца», пересмотрите тактику, пошлите больше разведчиков в Стирл и Сиру.

— «Гнев Солнца» был уничтожен, а его чертежи не сохранились. Откуда ты вообще узнал о нём? — скупо отчитался Леон, неодобрительно поглядывая на племянника. — Тактика наша подойдёт и для горцев с юга, а разведчиков у нас предостаточно.

— То есть, вы опять ничего не предпримете? — уточнил Сирел, ощущая комок гнева в груди.

— Мы ещё будем обсуждать этот вопрос, — подал голос Бельфегор, не глядя на сына.

Толпа советников опять загомонила, а Сирел, разочарованный услышанным, отошёл от трона. Так он и простоял у окна, с пустым взором, до конца совещания. Надо было что-то делать. Но что?

Южные королевства никогда не пытались воевать с империей не столько из-за её мощи, сколь оттого, что сильный северный сосед закрывал её от постоянных походов Посланников. Сто лет назад Азов Третий объявил всему миру, что с западными тварями покончено и постепенно о них стали забывать. Выросло поколение людей, которые абаасов видели только на картинках в книгах да на витражах в храмах. Впрочем, как и Сирел.

И пока империя Марха училась жить в долгом мире, её южные соседи, ограниченные слабыми, малопригодными для земледелия территориями, в очередной раз поссорились меж собой. Нуолан, Карон, Сира и Кас выступили против своих богатых соседей из Орхона и Лема. Те объединились со Стирлом и выгнали захватчиков со своих земель. Однако кочевники-айаны Лема не удовольствовались одной победой, а прошлись по всем горным государствам, разоряя и грабя. Так былые забияки скоро остались без еды и крова. Но кочевники не успокоились, продолжая учинять кровавые походы каждую весну. К ним присоединились торгаши Стирла, уводя пленных в рабство, устраивая рейды на прибрежные города. Монархи Карона и Сиры, мучимые отчаянием, пригласили в свои земли наёмников Островного Союза, предложив тем земли и титулы в обмен на защиту.

С южных островов за Зелёным морем прибыли корабли с буйями, высокими, темнокожими воинами со светлыми глазами. Поначалу нойоны не могли нарадоваться на своих новых союзников: те играючи остановили вторжения айанов и даже вернули Карон часть захваченных Лемом территорий. Но вскоре оказалось, что новые друзья не хотят подчиняться: они продолжили грабежи и насилие, только объясняли это «платой за услуги». Нойоны отчаялись: их культура погибала, их женщин забирали в гаремы, детей уводили в рабство.

Тогда-то и появился их загадочный предводитель — Ама Саган. Даже разведчики произносили его имя с неохотой и странным трепетом. Он рассказывал людям, что клановые распри изжили себя, что нойоны единый и сильный народ. Отчаявшиеся, голодные и униженные люди внимали каждому его слову, шли за ним. А он путешествовал по горным королевствам и собирал сторонников. И пока правители королевств безмолвствовали, позволяя буйям бесчинствовать, он учил людей бороться. Однако, Ама Саган был умён и понимал, что в открытом бою с опытными наёмниками у горцев нет шансов, и потому рассказал нойонам, как убивать тихо, в ночи. Научил брать в заложники женщин и детей, научил быть сильными, ибо, как он говорил, только жестокость может напугать жестокого. Зверь, загнанный в угол, должен подпустить хищника к себе поближе, чтобы удобнее было нанести один точный и смертельный удар.

И даже теперь, когда королей в горах не осталось, Сирел не верил, что Ама Саган успокоится. Он вёл свой народ в земли обетованные, и земли эти были явно не среди неприветливых скал. Осада Стирла — лишь отвлекающий манёвр, в королевстве купцов тоже не было полей и скота, только быстрые корабли да ловкие умы. Если разрушить их уклад, Стирл станет просто негостеприимной скалой.

Имперцы не допускали даже мысли, что разрозненные южные кланы осмелятся выступить против Марха, считая свою армию сильнейшей в мире. Один только Сирел думал, что пока они отворачиваются к югу, пробудившийся запад может успеть захватить половину империи.

Но никто не смел сомневаться в словах покойного императора Азова, и даже вулканический пепел, порой долетавший до границ империи, не мог никого убедить в том, что Посланник вернулся.

Faun — Zeitgeist

Утренняя прохлада колкими спицами покалывала тело. Сирел поёжился, проклиная ритуальные рубашки из тончайшего синего хлопка. Артес, стоявший рядом, казалось, холода не замечал. Лицо его озаряла широкая улыбка, спину он держал прямо и походил на счастливую скалу. Неон же, как мелкая тучка, кружил вокруг братьев и трясся от холода. Воздух был свеж и напоен ароматами цветущих деревьев. Белые и сиреневые цветы качались под лёгкими порывами восточного ветерка.

На широком помосте, возвышавшемся над Площадью Ритуалов, среди различных декораций, имитирующих лес и скалы, пели четыре девушки, в традиционных серебристых одеждах жриц ветра. Голоса их переплетались, дополняли друг друга, создавая ощущение, что поёт единое существо, а не четыре разных человека.

— Ветер!

— Ветер!

— Вей, мой ветер!

— Вей в странах далёких, в родных городах!

— Вей там, где закаты.

— Вей там, где рассветы.

— Вей в небе, над твердью.

— В горячих сердцах!

Неон обернулся к старшему брату:

— Дурацкие песнопения! Каждый год одно и то же.

— Ну что ты хотел, — пожал плечами Артес, — это традиция.

Сирел усмехнулся, оставил братьев и направился сквозь толпу.

В день Начала Лета на Площади Ритуалов собирались люди со всех концов Марха. Приезжие и горожане смешивалась: у людей, одетых в ритуальные рубахи — синие у мужчин и красные у женщин — стирались социальные различия. Изредка мелькали цветными робами жрецы. Простота одежд подчёркивала равенство людей перед силами природы. Обязательным условием для праздника было отсутствие оружия, даже стражники оставили мечи и алебарды в казармах.

Всё внимание публики приковывала сцена, где после традиционной постановки, должен был совершиться ритуал Призыва Первой Грозы.

Жрицы ветра удалились под громкие аплодисменты, им на смену вышли жрицы воды и затянули песню о своей стихии.

Сирел, блуждая в толпе, наткнулся на цепкий взгляд Королевы Орхона. Ивдель призывно качнула головой, и младший наследник направился к иноземной гостье.

— Скажи мне, Сирел, как ты относишься к традициям и суевериям? — черноокая женщина была одета в очередное кольчужное платье, только теперь оно было короче и из-под юбки выглядывали походные сапоги.

— Я их уважаю, но не вижу в них смысла.

— И почему же тогда ты без оружия?

— А почему вы в кольчуге? — вопросом на вопрос ответил Сирел.

Резкий порыв западного ветра растрепал его волосы, внушив ему чувство опасности и тревоги.

— Для Ахедов нет ничего святого. А такой момент, когда вся императорская семья без оружия стоит на плохо охраняемой площади — они никогда не упустят. Боюсь, нам следует готовиться к худшему.

— Вы думаете?

— Твоему отцу, я, видимо, напоминаю очередную истеричную женщину, что боится пауков и теней. И, быть может, поэтому он не придаёт значения моим словам, — в её голосе звучало презрение, — но я не из тех, кто разводит панику на пустом месте, и всё потому, что знаю, о чём говорю. Скажи мне, Третий сын императора, насколько суеверен ты, что пришёл без оружия на место возможной бойни?

Сирел задумался. Ветер с запада опять ударил его по щеке, пробрался под рубашку, заставив мужчину содрогнуться. Третий оглянулся, выискивая в толпе подозрительные лица, но людей было так много, что, казалось, будто на площади плещется красно-синий океан.

От Ивдель не укрылись его движения. Она запустила руку в карман и извлекла оттуда короткий кинжал с плоской рукоятью. Такие кинжалы удобно прятать в рукаве.

— Держи. Ни одна традиция не стоит того, чтоб из-за неё умирали твои близкие и родные.

— Спасибо, — кивнул Сирел, принимая кинжал.

Ивдель отвлеклась от наследника, о чем-то заспорив со своими дочерями. Те, в отличие от матери, накинули на кольчуги красные рубахи, и весело улыбались Третьему Наследнику, когда он проходил мимо. Однако, улыбки смуглых красавиц не могли развеять гнетущего чувства, посеянного словами их королевы-матери.

Когда Сирел вернулся к братьям, те уже мирно обсуждали одну из водных жриц, заявленную солисткой сегодняшней постановки.

— Сирел! — обрадовался Артес, обхватив младшего брата за плечи и наклоняясь к нему поближе. — Расскажи-ка Неону, как Нейлина стала Первой Каплей Дождя в этом году.

— Да всё просто, — пожал он плечами, — подарок от меня на расставание.

— Да? — Неон приподнял бровь, лукаво. — А я слышал, что это подарок на первую встречу.

— О чём ты? — Сирел нахмурился, бросив удивлённый взгляд на сцену.

— О том, что теперь Нейлина частая гостья в покоях Императора.

— Зачем ты ему это рассказал? — покачал головой Артес, глядя на смешанное выражение чувств, отразившееся на лице младшего брата.

— Он бы всё равно узнал. А так я увидел его озадаченное лицо, — пожал плечами Неон и похлопал младшего по плечу.

Ритуал начался. Под музыку на сцене появились жрицы воды. В центре, в раковине, спала Нейлина. Женщины танцевали, вплетая в танец магию. Вода то бусами повисала на их шеях, то кружила каплями вокруг их фигур. Когда Нейлина очнулась, распахнув свои огромные зелёные глаза, из подпола сцены, по мановению её рук, поднялся пузырь, полный разноцветных рыбок. Жрицы разделили его на несколько пузырей поменьше, закружив в танце ещё быстрее. Рыбки в водных капсулах летали над сценой, вызывая восхищенные вздохи толпы.

К напряжённой мелодии колёсных лир прибавился тревожный гул барабанов и труб. Сверху, с декоративных скал, на танцовщиц устремила свой взгляд новая жрица. На её голове не было волос, вместо них по коже танцевало яркое пламя, не причиняющее вреда носительнице. Танец, её и присоединившихся к ней жриц, был быстр и порывист. Они окружили Нейлину, подхватили на руки и подняли на скалы.

Там её уже встречала жрица в серебряном, со свитой. Вокруг них клубились облака, ветер непрерывно трепал их волосы, придавая им форму то птицы, то зверя. Женщины кружили вокруг Нейлины, а та, танцуя среди них, продолжала пускать вокруг себя водные вихри, проливая дожди на сцену.

Постепенно серые жрицы опустили девушку на выступ скалы, где Первую Каплю Дождя встретили танцовщицы в бурых одеяниях. Их танец казался грубее остальных, но в нём чувствовалась мощь и сила. Под звуки струнных инструментов и бой больших барабанов, они плясали, окружённые двигающимися валунами. Когда солистка окутывала комья земли водой, из них проклёвывались ростками, распускались бутонами и увядали в единый миг невиданные цветы. Жрицы проводили Нейлину туда, где её снова встречали жрицы воды.

Музыка сменилась, заиграли все звучавшие до этого инструменты. Жрицы всех стихий вышли на сцену. Декорации за их спинами опадали, к женщинам присоединялись жрецы-мужчины. Танец ускорялся, музыка звучала всё громче.

Сирел почувствовал, как влага уходит из окружающего мира. В горле пересохло. Солнце стало припекать, а небо темнело, из голубого становясь чернильно-синим. Толпа, охваченная экстазом, танцевала и ходила ходуном. Сине-красное море волновалось.

В глазах у младшего наследника поплыло, словно время замедлило свой ход. Но если раньше, каждый год до этого, он всецело отдавался эйфории ритуала, то сегодня порывы западного ветра, то и дело отрезвляли его ум. Он попытался оглядеться по сторонам, но ничего не мог различить, кроме красно-синей каши цвета.

Пляска на сцене делалась всё безумнее, Нейлину подхватили на руки, и она подлетала над толпой, изгибаясь в немыслимых фигурах, в окружении капель и струй воды.

Воздух стал ощутимо сухим. Кожа людей сделалась шершавой и жёсткой. Словно от невидимого пламени, жухли листья на деревьях и трава на земле. Небо чернело, над площадью спиралью завивались тёмные облака, солнце скрылось за ними, изредка стреляя в землю косыми лучами сквозь разрывы в пелене.

Из толпы, к площади, на помост вокруг сцены, двинулись женщины с младенцами на руках. Считалось, что все новорождённые должны быть омыты водой первого дождя, на счастье и долгую жизнь.

В процессии была и Двина, что гордо несла Свирь, дочь Артеса, его первенца. Женщины приплясывали, а младенцы только радостно улыбались.

Музыканты играли так громко, что, казалось, их инструменты не выдержат. Звук бился в стенах города, заставляя землю мелко трястись, отзываясь у людей в желудках и сердцах. Дрожь, подобная той, что испытывают влюблённые, била людей. И они плясали, забыв обо всём. Плясали, как умели, как могли. В этом танце заключена была вся суть дикой, необузданной природы, мощной, неуправляемой и прекрасной. Ликование, свобода и красота, жестокость и нежность — всё это сконцентрировалось в одном ритуале.

Только Сирел не танцевал, он всё ждал чего-то, встревоженный смутными предчувствиями. Он оглянулся туда, где видел Ивдель, но королева Орхона и сама не смогла устоять перед магией праздника. Женщина и её дочери с блаженными лицами танцевали на свой, Орхонский, манер.

Сирел двинулся сквозь толпу, пробираясь к возвышению, с которого мог бы лучше видеть площадь.

Матери с детьми на помосте начали танцевать одновременно, исполняя простые, всем известные, движения.

Мужчина тряхнул головой, тёмные волосы хлестнули по вискам, отрезвляя хозяина. Он взобрался на фонтан, в центре площади. Схватив гранитную наяду за одну из длинных прядей, Сирел оглядывал местность. Взгляд его зацепился за фигуры в капюшонах, стоявшие у всех выходов с площади. Они тоже двигались, но движения их были не такими, как у остальной толпы. Видно было, что они танцуют, не отдаваясь эйфории, и двигаются к центру толпы. Спустившись с фонтана, Третий ринулся к братьям, надеясь защитить их.

Меж тем действие достигло своего апогея, с неба упали первые тяжёлые капли. Раскаты грома заглушали музыку, молнии освещали яркими вспышками лица людей, капель становилось всё больше. Запахло свежестью, влага возвращалась в мир. Дождь пал стеной.

Гром гремел так, что попадал точно в такт музыке, расшатывая и без того трепещущий город.

Женщины с детьми подняли младенцев вверх, подставляя их Первому летнему дождю. Толпа разразилась радостными криками.

Ритуал Призыва Первой Грозы состоялся.

Сирел пробрался к братьям, собираясь отвлечь их от праздника, но лицо Артеса вдруг изменилось. Его взгляд остекленел, а сам он замер, потрясённо открыв рот. Младший брат, не раздумывая, обернулся.

Люди, одетые в синие традиционные рубахи, схватили матерей на сцене. Среди них была жена Первого Наследника. Двина глубоко дышала, охваченная паникой, пытаясь скосить глаза на нож возле своего горла.

Музыканты вразнобой затихли. Удивлённые люди оглядывались на сцену и не находили слов от потрясения. Оружие в священный день!

Мужчина, видимо, вожак нападавших, с квадратным подбородком и шрамом через левую бровь и часть губы, вытолкал жрецов со сцены и крикнул:

— Мы обезглавим империю! И начнём с её наследников! Убить их!

Сирел был уже рядом со сценой, бежал, бесцеремонно расталкивая людей, но в тот миг, когда его рука коснулась помоста, мужчина, державший Двину, толкнул ее в толпу, выхватив Свирь. Девочка, не умевшая ещё даже толком держать голову, повисла в его руке, как тряпичная кукла.

За спиной Сирел услышал крики братьев, оглянулся, и сердце его замерло. Артес, несмотря на рану в боку, сжимал могучими руками горло своему неудавшемуся убийце. Фигуры в капюшонах оттеснили неизвестных врагов от Неона, те, что были на крышах, выпускали стрелы в оставшихся на сцене, но из-за тугих струй дождя не могли попасть.

На Сирела накинулись трое в синих рубахах. Он не стал думать или медлить, перехватил руку одного нападавшего и вывернул. Пока его соперник, сгорбившись, отползал в сторону, наследник поймал второго, ударил его в пах коленом и кинул на землю. С третьим ему пришлось повозиться, но, когда враг упал спиной на доски, того настигла чья-то стрела.

Двина вдруг закричала страшно, пронзительно.

Сирел вскочил на помост, но было поздно: дети неподвижно лежали на деревянном полу, в лужицах крови, что быстро растекалась, смешиваясь с дождевой водой.

Звери, совершившие это злодеяние, спрыгнули в толпу, и та испуганно вздрогнула. Люди ринулись в разные стороны, убийцы смешались с ними. Началась давка.

Артес взревел, ринулся за вожаком. В три прыжка он нагнал главаря, прыгнул на него и могучим ударом размозжил его голову о мостовую. Неон схватился за горло, а потом, не выдержав, согнулся, сотрясаемый рвотными позывами.

Сирел, потрясённый, стоял над телом племянницы. Нож выпал из его рукава. Он закрутил головой, выискивая в толпе убийц, но бегущая масса людей не позволяла ничего разглядеть. Позади раздались тяжёлые шаги: Артес, рыча от боли и горя, упал на колени возле тела дочери. Двина, захлёбываясь в истерике, билась на руках у жриц.

Ивдель Отважная, приблизившись к помосту, зажала рот ладонью, и даже под первым летним дождём было понятно, что она плачет.

Родители остальных детей переживали происходящее по-разному: кто-то рыдал, кто-то без чувств опустился на мокрую землю, но равнодушных не было, да и не могло быть.

А Сирел, переполненный горем и гневом, то сжимал, то разжимал кулаки и так стиснул зубы, что те заскрипели.

Никогда ещё, за полторы тысячи лет существования империи Марха, не случалось подобного. Привыкшие воевать с туповатыми тварями с запада, люди не ожидали столь подлой атаки от себе подобных.

Впервые Ритуал Призыва Первой Грозы стал праздником не жизни, а смерти.