Ложная реальность

Ольга Фандорина

Эта автобиографическая повесть задумывалась как произведение о первой взрослой любви, но получилось повествование о дружбе, преодолении любовной зависимости и сложностях прощения.

Глава пятая. Болезнь

Какой же праздник без поздравлений дорогим сердцу людям? Вот и Андрею я за несколько часов до застолья написала: «Пусть год будет добрым и светлым!» Ответ пришёл сразу: «Вам также успехов и радости в новом году!)) ” И, увидев за восклицательным знаком две скобочки, я расхохоталась тем особенным звонким смехом, который мог вызвать только Андрей.

— Ты что это? — отвлеклась мама от приготовления оливье.

— Да так, это с работы.

Я добавляла последние штрихи в праздничную обстановку: развешивала украшения на дверных ручках, расставляла свечи, сервировала стол. Вспомнила, что не украсила верхушку ёлки, и поспешно водрузила на неё красно-золотую звезду. Только потом я позволила себе устроиться в кресле и перечитать поздравление, представляя, как Андрей произносит его вслух. За простыми скобками я видела его улыбку — ту самую, открытую и добрую.

В первый день 2015 сибирская зима внезапно уступила европейской. Я несколько часов гуляла с родителями по Берёзовой роще, дыша свежим, но не морозным воздухом. Пусть на один день, но можно, можно снять надоевший шарф! И фото в кои-то веки напоминают картинки из интернета, на которых зима такая уютная, тёплая и мягкая.

Вечером я встретилась с Энн и мы прошлись до ближайшего кафе. Есть после новогоднего пиршества не хотелось, поэтому мы заказали по чашке кофе. Пометка «растворимый» в другое время отпугнула бы меня. Но в зале весело перемигивались гирлянды, играла тихая фоновая музыка, а сестра сидела напротив и пристально смотрела на меня в ожидании последних новостей об Андрее.

Приподняв бровь, я показала ей сообщение с улыбочками.

— Интересно! — сестра оценивающе покивала.

— Да! А ведь ещё в сентябре наша переписка была безэмоциональной и сугубо рабочей.

Когда я рассказала Энн о пикантном вопросе Андрея, она тут же выдала:

— После колечка и штампа в паспорте — с радостью.

— Вооот, — протянула я, подняв указательный палец. — Ты сообразила. И с юмором, и с намёком. А я — нет. Может, время уже упущено.

— Ну, я не была бы так уверена. Что ты там насчёт курсов говорила?

— Курсы повышения квалификации, — я нахмурилась. — В двадцатых числах начнутся, а закончатся только в середине марта. И как назло будут по пятницам, так что с Андреем уже не подежурить.

— Зато он успеет по тебе соскучиться. Сложно оценить то, что всегда на виду, а вот лишившись этого, чувствуешь потерю очень остро. Может, как раз после твоих курсов Андрей начнёт действовать.

Слова сестры отпечатались в моей памяти, и я намеревалась в отношении Андрея пока не предпринимать решительных шагов, ни на что ему не намекать и ничего не дарить.

Но жизнь всегда преподносит сюрпризы. Одним из них стало открытие новогодней ярмарки в ТЦ «Галерея».

Я отправилась туда просто побродить между рядами, насладиться атмосферой, поглядеть на товары, привезённые из разных концов Сибири — от мёда и домотканых платков до украшений ручной работы. Один из прилавков так и манил к себе: ожерелья и бусы в две-три-четыре нити, подвески с символикой или узором, медальоны из разных металлов — всё заслуживало внимания. Но мой взгляд упал на круглый медальон с изображением кельтского дракона — и я поняла, что без него не уйду: мой же символ. Само собой, вспомнился Андрей, а внутренний голос зашептал: «Парные медальоны — это так романтично!»

— А у вас есть медальон с быком? — поинтересовалась я, но продавщица со значением ответила:

— Изделия из мельхиора надо интуитивно выбирать. Что вам нравится?

— Дракон, — взгляд снова заскользил по украшениям. — И вон тот Пегас! Ну-ка, покажите.

Через пару минут я возвращалась домой с двумя волшебными животными в сумочке. Пегас — символ вдохновения и целеустремлённости. Чем не подарок Андрею в преддверии городского этапа конкурса?

Новая четверть преподнесла сюрприз совсем иного рода. Встретив в учительской Андрея, я сначала не поняла, в чём дело, и только когда он перелистнул страницу в тетради замещений, обратила внимание на его руку — и сердце сжалось. На пальце, на который я мечтала в будущем надеть обручальное кольцо, уже красовалось другое — тоже золотое, но широкое, с камнем посередине. Может, показалось? Может, палец не тот?

Сглотнув, я проводила Андрея взглядом, посматривая на его руку. Нет, не показалось.

С тех пор кольцо прочно воцарилось на безымянном пальце Андрея, раздражая и выводя меня из себя.

— Я в первый же день его в интернете нашла, — сообщила я Лене по телефону накануне дежурства. — Это всего лишь перстень. Золото и сапфир. Но почему на том самом пальце-то?

— Не знаю, — вздох подруги получился долгим и грустным. — Может, как-то осторожно спросить?

Я повела губами.

— Что-то вроде «Андрей Сергеевич, а не помолвлены ли вы?»? Это уж слишком, мне кажется. С другой стороны, лучше правда, чем иллюзии.

Назавтра работы оказалось намного больше, чем я ожидала, и пришлось надолго «зависнуть» за компьютером, выставляя первые текущие результаты в “Дневник.ру». Временами я покачивала головой. И когда ученики успели нахватать столько отметок? Учёба — это ведь не спринтерский бег, а скорее марафон. Тут важнее правильно распределить время и силы.

— Я бы не стал так низко наклоняться, — услышала я голос Андрея.

Я повернулась. Напарник стоял рядом, глядя обеспокоенно и внимательно. Только тогда я поняла, что вся ссутулилась от напряжения.

Сразу вспомнился декабрь. Это так Андрей решил вернуть мне замечание про сколиоз? Или снова использует стиль «вы-подумайте-а-я-просто-мимо-проходил»?

Я усмехнулась, выпрямляясь, и таки решилась поднять щекотливую тему.

— Знаете, мне очень нравится ваше кольцо, но лучше бы вы надели его на другой палец.

— Что же оно вам так нравится? — со смешком удивился Андрей, а вот вторая часть моей фразы осталась без ответа.

В учительскую вошла директор. Бело-сиреневый платок, завязанный на шее, говорил о хорошем настроении владелицы, и я улыбнулась.

— Так… — Тамара Алексеевна оглядела помещение. — Всё в порядке? Кто дежурит?

— Мы, — ответили я и Андрей в один голос, и такое единодушие заставило директора хохотнуть.

— Ну хорошо, дежурьте, молодцы.

«Потом спрошу про кольцо, а то ещё кто-нибудь зайдёт, — подумала я, отчаянно не желая признаваться себе в трусости. — Сейчас мой интерес покажется нездоровым».

Хотелось просто болтать с Андреем, слышать его голос, видеть привычную жестикуляцию. А самой комфортной и безопасной темой на все времена были, конечно, путешествия.

— В следующем году буду открывать красоты околороссийских мест, — говорил Андрей, поигрывая ключами. — В Монголию съезжу, в Киргизию, может. В Европе сейчас делать нечего. Читали, как валюта взлетела?

— Да уж, конечно, — подтвердила я, откладывая в сторону очередную проверенную тетрадь. — У меня тоже Испания накрывается медным тазом. Хорошо Хэлли.

— Это кто? — Андрей непонимающе сдвинул брови.

— Моя знакомая с дневников. Живёт в Москве, но на майские праздники поедет в Баден-Баден.

Напарник присвистнул.

— Это где ж она столько зарабатывает, чтобы ездить во время кризиса?

— Эээ… — я напрягла память. — Вроде бы у неё что-то связано с текстами и с рекламой. Но мы не по работе общаемся, больше о сетевой жизни и увлечениях.

— Что, богатый любовник? — предложил Андрей внезапное объяснение.

Я подняла бровь и скептически усмехнулась.

— У неё родители есть вообще-то.

Напарник тут же пошёл на попятную.

— Ну, из Москвы действительно легче в Европу съездить.

Вечером я ушла на замещение, а Андрей остался в учительской как администратор. Он уехал раньше, так что в тот день мы больше не увиделись. А я впервые пожалела, что совместное дежурство получилось таким коротким. Как было бы романтично обнаружить Андрея в учительской! «Вы что так поздно?» — спросила бы я. А он подмигнул бы: «Вас дожидаюсь». Но эта фантазия оказалась слишком смелой.

«Ты была бестактна, — корил меня внутренний голос, когда я шла по подъезду домой, считая ступени. — Привязалась к нему с этим кольцом, теперь исправляйся».

После ужина я достала из шкатулки чёрный шнурок и застёжки, приготовила ножницы и принялась за работу. Ручной труд, как всегда, позволил заглушить навязчивые мысли, а осознание, ради чего я всё это делаю, помогло не отвлекаться. Через час оба медальона висели на шнурках с изящными застёжками, аккуратно скреплёнными узелками.

Настал последний день перед курсами, а для Андрея — первый день подготовки к городскому этапу конкурса, поэтому мой визит в кабинет напарника был символическим прощанием.

Андрей сидел за компьютером, подперев голову рукой и прикрыв губы пальцами. Воплощённая сосредоточенность и собранность.

— Вы заняты? — осторожно поинтересовалась я.

— Нет, проходите. Что у вас?

Андрей повернулся ко мне, как раз когда я доставала из сумки Пегаса. Надо же, рука ни за что не зацепилась, и молния поддалась легко, и медальон не выпал. А то с моей неловкостью каких только ситуаций не было…

— Мельхиор, металл мудрости. И Пегас, символ вдохновения, — сказала я, опуская медальон в ладонь Андрея.

— «Пегас туристик»? — попытался пошутить он, но, взглянув на меня, сразу принял серьёзный вид.

— Спасибо. Буду носить, и он принесёт мне удачу, — мягко улыбнулся Андрей. — Жаль, со стеклянной книгой не сложилось.

— Ну… — я пожала плечами. — Я не пророчица. Но вот этот медальон обязательно носите.

«А ты только не блей, как испуганная овечка», — вклинился в разговор внутренний критик.

Уже на пороге я обернулась и спросила:

— Так вы не женитесь?

Андрей коротко хмыкнул.

— Это вопрос или провокация?

— Вопрос, — хохотнула я.

— Нет, не женюсь.

— Не время, да?

— Да уж, сейчас точно не до этого.

А вот моё восприятие времени странно исказилось: я чувствовала, что его и много, и нет совсем.

«И вот уже трещат морозы», — вспомнилась мне строка следующим утром, когда вместо привычных ледяных узоров я обнаружила на оконном стекле чистое серебристое полотно. Сплошное, без каких-либо просветов, создающее ощущение изолированности.

Я поёжилась. Убрала приготовленные с вечера металлические серьги и достала деревянные. От этих хоть уши не заледенеют.

На улице пришлось натянуть шарф до самого носа. И вроде до метро меньше минуты, но в — 37 всё, что дальше соседнего подъезда, — уже за тридевять земель.

Перед входом в подземку ко мне подошёл мужичонка в хилой шапке набекрень.

— Девушка, у вас будет десять рублей на проезд?

Я молча положила в его ладонь монету, хотя в погожий день не задумываясь прошла бы мимо. «А кто-то в тёплых стенах греется, — мысленно вздохнула я. — Мне до этого ещё минут двадцать».

Но во дворце творчества «Юниор», вопреки ожиданиям, оказалось трудно согреться. Из конференц-зала, отделанного голубыми панелями и заставленного креслами цвета морской волны, сразу захотелось сбежать — например, в уютный ресторан «Перчини» с его тёплым светом ламп и аппетитными ароматами.

Я постаралась сосредоточиться на словах руководителя курсов, но пальцы всё холодели, а по коже бегали мурашки. Я уныло посматривала на свою блузку с рукавами по локоть и оглядывала сокурсников.

«Хорошо вон тому парню в свитере под горло. Или вот этой девушке в широком палантине с бахромой. Кстати, лицо знакомое…»

Я присмотрелась к девушке. Собранные в пучок тёмные волосы, большие внимательные глаза навыкате, аккуратный вздёрнутый нос, едва заметный на расстоянии шрам над губой. И палантин на плечах. Где же я её видела?

«Точно — на фото! На стене у Алины с неделю назад».

После лекции я подошла к сокурснице.

— Привет! Ты же Дина, подруга Алины Растамановой?

— Да, — улыбнулась она.

— А я её чернильная сестра, меня Олеся зовут.

В зале сразу стало на несколько градусов теплее.

Общение с Диной и сама учебная обстановка снова ненадолго вернули меня в студенчество. Уже после двух пятничных занятий захотелось не возвращаться на работу. Куда интереснее побродить по музею старейшей школы города, рассмотреть тетради выпускников 40-х годов, погулять по ухоженному скверу рядом с «Юниором» и вдоволь пофотографироваться на фоне скульптуры Змея Горыныча и Кощея Бессмертного. А ещё — поболтать с Диной, которая оказалась приятной собеседницей. А что некрасиво шутила про Андрея — ну так кто старое помянет…

Иногда напарник писал мне — правда, исключительно по работе. Я пыталась как-то оживить сообщения и однажды вместо обычного спасибо ответила: «БлагоДарю)». Но Андрей будто не заметил улыбки, и это мне скоро отозвалось: ночью я ворочалась с боку на бок и заснула только под утро.

Новый день не принёс облегчения. Я опоздала и прибежала в лицей под звонок. Поздоровалась с охранником, судорожно расписалась за ключ, продырявив ручкой страницу. Взлетела на второй этаж — а из моих учеников никого.

— Как «ко второму уроку»? — переспросила я в учительской дежурившую Алину.

— Ну так, расписание поменяли и сдвинули твой урок. Кто вчера дежурил?

Алина глянула на график, но ответ я уже знала.

— Леонов, — приятельница насупилась. — У него сегодня метод-день, он не приедет. А чё тебя не предупредил-то?

Действительно. Разве это сложно — написать человеку, чтобы он мог подольше поспать или хотя бы не торопиться на работу?

Я глубоко вздохнула, унимая злость, но язвительный комментарий не сдержала:

— Он у нас занятой, к конкурсу же готовится.

— Это не оправдание, — Алина резко выпрямилась. — Что это за универсальная индульгенция? Он вообще-то не в первый раз так подводит.

— Да?

— Тут вчера Наталья Владиславовна рвала и метала. Он и её не предупредил, а она ведь все его уроки взяла на время конкурса. Можно же быть благодарным. А этот что? Воспринимает всё как должное и говорит: «Мы одна семья, надо помогать друг другу».

Алина так похоже передразнила Андрея, что я против воли рассмеялась. Впрочем, даже если бы в тот день Андрей появился в лицее, мой гнев напоминал бы скорее холодный порыв осеннего ветра, но никак не ураган. Я не обладала ни громовым голосом Натальи Владиславовны, ни резкостью Алины, которая умела защищать свои границы. Что у меня было, так это влюблённость, и она гасила обиду, не позволяя огню разгореться в полную силу.

В следующую субботу до лицея я не бежала, а плелась. И за ключ расписаться забыла. Если бы охранник не окликнул, не вспомнила бы.

В учительском гардеробе я встретила Тори. Она крутилась возле зеркала, поправляя и без того идеально сидевшую блузку.

— Привет, — я насилу улыбнулась. — Вижу, не торопишься.

— Нет, мне ко второму уроку.

Ответ коллеги напомнил неприятное, что уже, казалось бы, отболело, и всё равно я поморщилась.

— Мне к первому, но тааак не хочется, — я с трудом стянула сапог. — Ночь выдалась та ещё. Я просто «залипла» в дневнике почти до утра. Что-то комментировала, что-то просто читала, сейчас уже мало что помню. И спала всего два часа.

— Сочувствую, — искренность в оленьих глазах Тори била через край. — Заходи сегодня к нам с Ритой на большой перемене. Ученики мне на день рождения коробку конфет подарили, вот и откроем.

— Спасибо, родная. Постараюсь зайти.

Конфеты давно перестали быть моей страстью, но компания реальных, а не виртуальных подруг мне бы не помешала. Встречи с Энн и Леной откладывались по меньшей мере до майских праздников — из-за работы и не только. Ведь обе как пить дать будут спрашивать об Андрее, а чем поделиться, кроме неприятного? Расстроить их значило самой впасть в уныние, а самочувствие и так было не ахти.

На уроке, дав ученикам задание, я села работать за компьютером. От занятия не прошло и двадцати минут, как внезапным приливом накатила слабость. Давно у меня так не дрожали руки, давно не «плыла» голова. «Если упаду, все всполошатся, будут бегать вокруг и выхаживать меня. Стыд-то какой!»

Паника атаковала всё яростнее. Я с трудом поднялась и пролепетала задание. Повезло, что не последовало вопросов. Вряд ли я смогла бы объяснить даже разницу между «сгруппировать» и «выписать».

Выражение «ползти по стеночке» появилось не просто так, в этом я убедилась сразу. Чтобы дойти до учительской, потребовалось цепляться за стену и переставлять ноги, как в замедленном действии. Они будто налились свинцом, в голове пульсировало, а мир казался очень далёким.

«Если потеряю сознание, все заметят. Нельзя!» — и я продолжала плестись.

Добравшись до спасительного дивана в учительской, я откинулась на спинку и закрыла глаза, восстанавливая дыхание. Потные руки онемели, и вместо пальцев я ощущала только тяжесть на конце ладоней.

Кто-то спросил, что случилось — кто-то из старших и заботливых. Да, точно: Елена Владимировна.

— Плохо мне. Голова кружится, и слабость во всём теле.

Завуч отреагировала моментально:

— Уроки ещё есть?

— Да, но на втором окно.

Она подошла к тетради замещений, сделала какие-то пометки.

— Сейчас я к твоим Инну Власьевну отправлю, она у себя и свободна. Второй урок посидишь здесь, а потом, если не станет лучше, иди домой.

Я кивнула и слабо улыбнулась.

— Мне бы таблетку, от давления, что ли.

Тут уже рядом оказалась Наталья Владиславовна. Крупная, строгая и авторитетная учительница немецкого, она всегда напоминала мне Нинель Витальевну. А предусмотрительностью и вниманием к деталям — Елену Владимировну.

— От высокого или низкого?

— От низкого, — сказала я наугад.

Вообще-то мне было всё равно — лишь бы выпить хоть что-то: само слово «лекарство» действовало на меня магическим образом.

Я и моргнуть не успела, как в моей руке оказался блистер с белыми таблетками. Открыть получилось со второй попытки, но едва я проглотила лекарство, как почувствовала себя в безопасности.

Присутствие Натальи Владиславовны напомнило об Андрее. «Вот бы он увидел меня сейчас. Позаботился бы обо мне. Перед ним ведь не стыдно показаться слабой».

Мне уже представлялась романтичная картина: Андрей, склонённый надо мной и шутками отвлекающий меня от переживаний.

Но Андрея не было, и обо мне заботились другие люди.

С урока на перемену пришли Тори и Алина. Последняя сразу принялась расспрашивать: «Как это случилось?», «Как ты себя чувствуешь сейчас?», «Где болит?» Я улыбнулась, вспомнив, что её мама и бабушка — педиатры и беспокойство о самочувствии близких у Алины в крови.

— Случилось от плохого сна, наверное, — я постаралась, чтобы голос не дрожал. — Сейчас лучше, голова уже не болит, а просто кружится.

— Ну так спала всего пару часов, — прокомментировала Тори, устраиваясь рядом на диване. — Ты не ложись так поздно, а то предобморочным состоянием не отделаешься.

— Да, надо пообещать себе, — ответила я, косясь на приятельницу.

На втором уроке от головокружения остались лишь слабость и вялость. Даже голову я поворачивала через силу, будто преодолевая сопротивление. Разумеется, ни о каких уроках речи быть не могло. Елена Владимировна быстро расписала замены, и я отправилась домой.

«Какие десять минут? — думалось мне на подходе к дому, когда я переставляла ноги, сходя с лестницы в четыре ступени. Одну ногу, потом вторую, потом ещё несколько секунд постоять. — Дорога полчаса занимает, не меньше».

Маме я сказала, что в лицее выключили свет и всех отправили по домам. Конечно, если бы она взялась проверять, пришлось бы сказать правду. Но домашние слишком привыкли к моей искренности. Вот и хорошо.

Я отправилась в лучшее место на земле — в собственную постель. Заснула легко и проснулась далеко за полдень.

«А ведь сегодняшнее было первым звоночком», — осознала я.

От страха сводило живот. На меня надвигалось понимание того, что я не хотела признавать, и внутренние критики голосили на все лады: «Ты слабая», «Ты не справляешься», «Пора сдаться». Эти мысли не добавляли мне ни энтузиазма, ни веры в себя, поэтому второй звоночек прозвенел намного раньше, чем я ожидала.

Две недели спустя, как раз после своего дня рождения, я обнаружила на лице слишком сильную сыпь.

«Поменьше сладостей, — сказала я себе, критически рассматривая лицо в зеркале. — На празднике целых два куска торта съела, о конфетах вообще молчу».

Но в тот же день у меня поднялась температура. Родители вызвали врача, и она однозначно определила ветрянку.

— Вот это останется у вас на всю жизнь, — указала она на мой лоб и щёку, где розовели обидные вмятины. Откуда же я знала, что эти мерзопакостные прыщи нельзя расчёсывать…

Обижалась я, естественно, на себя. Лицо испортила — сама виновата. Ночами не спала, нервничала и поставила под удар иммунитет — тоже сама. В итоге коллеги загибаются, замещая уроки, — а я сижу дома. Где-то на курсах кипит жизнь — а я сижу дома! И Андрей без меня дежурит — а я…

Конечно, не было ни дня, чтобы я не вспоминала о нём. Однако я не виделась с ним даже во снах. «Ты ведь болеешь, — написала Лена. — Организм сосредоточен на восстановлении сил и энергии». Бросив взгляд в зеркало, я с усмешкой ответила: «Да уж, какая тут романтика, когда приходится ежедневно мазаться зелёнкой и от её цвета уже подташнивает…»

Главными занятиями на две недели больничного стали чтение, просмотр «Игры престолов» и наведение порядка в компьютере. Последнее помогало упорядочить и мысли.

«Сначала полуобморок, потом — ветрянка, — записала я в дневнике накануне визита к врачу. — Пора уходить. Не прямо сейчас, но после выпуска и длительного отдыха — точно».

Из лицейских мне писала Ира. Каждый день она присылала мне какую-нибудь ободряющую или просто смешную картинку, мы коротко переписывались обо всём и ни о чём, и моя благодарность Бобрику была ещё больше оттого, что о работе мы не говорили вообще. Скоро её и так будет выше крыши.

Ну а Андрей… Я видела его разным: нерешительным, скрытным, обаятельным, эгоистичным, зазнавшимся — но точно не дураком. Пора ему было сделать что-то существенное. Например, предложить мне общаться вне работы, ведь в этом нет ничего предосудительного и противоестественного.

9 марта я впервые вышла на улицу после болезни. Всего лишь прогулялась до поликлиники и обратно, однако меня чуть не вывернуло наизнанку, а голова пошла кругом. Сразу вспомнилась злосчастная суббота, но на этот раз я будто попала в кокон из прозрачной и еле ощущаемой, но всё-таки ваты. Тяжело и неохотно организм привыкал к загазованности и дискомфорту большого города.

Когда сидишь в четырёх стенах, мир ограничен пространством квартиры. Стоит дверям снова распахнуться — и это отличный шанс что-то изменить, посмотреть на свою жизнь иначе. Или принять её как есть и погрузиться в прежние дела, будто ничего не случилось. Вопреки собственным ожиданиям, я выбрала второе.

16.03.15. Лицей напоминал главный корпус университета. Я сидела в библиотеке за бумагами и жаловалась самой себе на жизнь. Подошёл Андрей, ласково поинтересовался, что случилось. Я нахмурилась.

— Это вы виноваты. И вообще… — и накрыла его ладонь своей.

Андрей попытался отстраниться со словами «Ну, так-то не надо». Потом сел рядом, и меня прорвало. Я взахлёб перечисляла свои проблемы, повторялась, сбивалась с мысли, и мой ответ, наверное, больше напоминал исповедь отчаявшегося, чем рассказ о делах. А Андрей успокаивал:

— Всё обязательно наладится, вот увидите.

Картинка сменилась. Передо мной стоял двухэтажный дом, сколоченный грубовато, но на славу. Местность вокруг напоминала хрестоматийные пейзажи «деревенских» художников: солнечный день, витая просёлочная дорога, деревья на заднем плане.

Возле дома кучковались мои коллеги. Переговариваясь, они посматривали на дорогу

— Да они давно уже общались, — донеслись до меня слова Натальи Владиславовны. — И так всё было понятно.

А Надежда Денисовна ответила:

— Хорошо, что теперь всё так.

На дороге появилась повозка, запряжённая двумя лошадьми. Она приближалась неспешно, с какой-то торжественностью, и я смогла разглядеть пассажиров. Это были я и Андрей. В петлице пиджака моего спутника белела бутоньерка, а на мне искрилось бусинами свадебное платье.