Онкология любви. Драма женственности

Ольга Ушакова

Героиня – Татьяна, телеведущая 50 лет, пережившая два развода и смерть ребенка, заболевает раком и обращается к врачу-психологу. В процессе лечения героиня начинает постепенно осознавать, что причиной заболевания послужили сложные и неустойчивые отношения с мужчинами. Героиня мысленно переносится в студенческие годы, и перед ней встают картины прошлого. Повествование происходит в двух временных плоскостях – настоящем и 80—90 годах прошлого века, в нем и разворачиваются основные действия романа.

Жанет

Я ожидала открытия кафе, как вдруг заметила: высокий парень во все глаза смотрит на меня, словно мы знакомы, но как это могло быть в чужом городе, удивилась я и отвернулась. Однако затылком продолжала ощущать пристальный взгляд. И вдруг кольнуло, происходит нечто удивительное. Не знаю, что именно, но меня будоражит. Даже не разглядела его, только заметила — высокий. Может, волосы мои понравились или грудь, хотя формы прикрыты брючным костюмом, но что же его могло поразить? Ладно, это ничего не значит, посмотрит да перестанет. Да мало ли кто на меня смотрел, отчего так разволновалась?

Я глянула исподволь и поняла: никто никогда не смотрел на меня так неистово, но какое мне дело до этого парня? Интересно, чем могут окончиться пламенные взоры? А может быть, именно так и влюбляются? Или он глядит вовсе не на меня? Неудобно разглядывать, и не в силах бороться с любопытством. Я обернулась, встретилась с черными горящими глазами и поразилась: неужели так очаровала? Конечно, я симпатичная, но не писаная красавица, чтобы сразить наповал, будто впервые увидел девушку, или любовь с первого взгляда? Спинным мозгом чувствую его глаза, неужели все это происходит со мной, или в лучах заката пригрезилось? А закат на редкость красивый. Не надо о нем думать, тем более беспокоиться, ничего не происходит, подумаешь, посмотрел посторонний парень, мне нет до него никакого дела, но отчего растревожилась?

В том-то и дело, что не просто глядит, а как-то особенно, не оценивает ноги и грудь, а искренно восхищается, будто я поразила его в самое сердце. Но чем же я могу поразить? Интересно, а если б у меня были кривые ноги, он бы разочаровался? Слава Богу, ножки у меня красивые, жаль, что надела брючный костюм и грудь в нем не выделяется. А он, хорошо сложен, выражение лица мужественное. Правильно, что надела брюки, когда в платье увидит — и вовсе обалдеет. Но как можно не ответить, когда душу переворачивает своими глазами? Интересно, чем кончаются такие взгляды?

А что, если уже не смотрит, и сгинуло очарование, так же стремительно, как началось? И я никогда не узнаю, чем кончаются такие взгляды. Хотя еще ничего и не началось, а предчувствие уже захватило. Еще ничего не ясно, ничего не обрела, но уже боюсь потерять, нетерпение бьется во мне. Так чем все это кончится, а если это любовь начинается? Вот как, оказывается, люди встречаются. Хотя со мной такого не случалось, но всегда представлялось, что именно так — глаза в глаза и становится ясно: это судьба! Так долго ждала, переживала, будет ли у меня так, как гром среди ясного неба? Но неужели все это происходит наяву и со мной?

Не знаю, как вести себя, наэлектризована его магнетизмом, словно сама не своя, и что это на меня нашло, может, привиделось? Надо еще раз взглянуть… но страшно, вдруг он уже не смотрит? Преодолев смущение, я резко повернулась, мы встретились глазами, и молния ослепила меня — лицо расплывается, одни горящие глаза. Похоже, не мерещится — смотрит восхищенно. Мы оба смутились. По телу пробежал ток — он уже не посторонний, я чувствую связующую ниточку. Или это мое воспаленное воображение? Но что-то стремительно меняется в пространстве, во мне самой, все крутится и несется непонятно куда. Быть может, именно так встречаются с судьбой? Выходит, не романтические бредни, значит, бывает, а не верила, да и сейчас не верю до конца, а только чувствую — происходит нечто необъяснимое.

Меня еще никто не любил, я только мечтала об этом, порой казалось невозможным. Кажется, только глянул и понял: именно меня искал! Он увидел мою душу, понял — я нежная, верная, любящая, а главное — настоящая! Представляла именно так, но не предполагала всю необыкновенность ощущения: слишком неожиданно и невероятно, чтобы поверить. Охлади пыл, спустись на землю, сказала я себе, может, он на всех так смотрит? Ну, уж это совсем ненормально, чтобы на всех так таращился. Взгляд испепеляющий, помешанный, только нельзя оборачиваться, но ведь насквозь прожигает, но что он нашел в моей спине? Выкинуть из головы, какой-то ненормальный, может, из армии пришел, девушек два года не видел? А Женька, когда вернулся из своей пустыни, вовсе не смотрел на меня так, да вообще не смотрел. А может, парни так влюбляются: увидят девушку и будто умом тронутся? Со мной впервые такое, оттого и поражает.

Однако другие во мне ничего не замечали; не думала, что мной можно восхищаться. Наверное, любовь такой и бывает: для всех ты обычная, а для него — необыкновенная! Такое ощущение, что он во мне увидел совершенство, а другие просто как кобылу оценивают; ноги, грудь, бедра, да еще и в рот заглянуть норовят. До чего же это мерзко! Я догадывалась, что я необыкновенная, а он, выходит, с первого взгляда увидел? Сердце останавливается, что же теперь будет? А ведь еще и слова не проронил, и даже лица его не разглядела, только чую: происходит нечто необыкновенное. Но как бы удостовериться, что не ошибаюсь? Почему не заговорит, язык, что ли, отнялся?

Швейцар пригласил нас войти.

— Вот нас как раз четверо, — сказал, мужчина, стоявший рядом с черноглазым. — Я тренер сборной Казахстана по велоспорту Владимир Шаповалов, а это мои подопечные — Станислав и Жанет, — представился мужчина.

Жанет! — поразило меня, какое необыкновенное имя, в нем есть какая-то магия. Я растерялась и забыла назваться. Как вдруг заметила протянутую руку Жанета. Протянула свою, напряженно думая, что же надо ответить, и, запинаясь, неуверенно произнесла: Татьяна. Едва соприкоснувшись кончиками пальцев, почувствовали электрический разряд. Жанет смутился и осел, а во мне все задрожало — вот как это начинается…

Жаль, что не одни, так много хочется сказать и спросить, но его друзья заметили, что с нами творится. Очень неловко, мы выставлены на обозрение, но что бы я спросила, если бы оказались наедине: что чувствуешь, ты что — влюбился? Нет, это глупо и нескромно, но это правда, а смогла бы я признаться в чувствах? Нет, не знаю: кажется, все не то и не так. Со мной впервые это, не знаю, что сказать, чтобы не испортить и все выяснить. Наверное, хорошо, что мы не одни, наедине мы бы вовсе растерялись.

Не знаю, любовь это или что-то другое, но в голове звучит чудесная мелодия: «Жанет, Жанет, Жанет…» Он заслонил собою все, хотя я не вижу его, но кожей чувствую льющуюся нежность и понимаю — он улавливает меня, мои волны. Наверное, так встречаются родственные души, и если это не чудо — что тогда? Значит, мне, точнее нам, явилось чудо… Так вот оно какое — обыкновенное чудо? Выходит, не выдумки кино, выходит, оно бывает? Совершенно новое состояние; еще несколько часов назад я была совершенно одинока и несчастна, и вдруг явился парень с необыкновенным именем, и все изменилось, похоже, сама стремительно меняюсь. Интересно, а сколько времени прошло? Полчаса или час, кажется, оно остановилось, а может, напротив, летит?! Мы будто вне времени, вне земли, парим в облаках: если это не чудо — то что? На страсть не похоже, ведь мы даже не касаемся друг друга. Хочу чувствовать, ощущать и наслаждаться необыкновенным состоянием. Ничего не понимаю, не знаю, как это объяснить, так хочется верить, что это прекрасное начало чего-то особенного, возвышенного…

— Мы живем в Алма-Ате, а вы бывали в нашем городе? — обратился ко мне тренер.

— Нет, не была, мне больше по нраву Запад.

— Если бы вы увидели наш прекрасный город, вы бы влюбились: какие горы, одно только Медео чего стоит!

— Может быть, побываю когда-нибудь…

— Я вас приглашаю. Для начала давайте выпьем за знакомство.

Я сидела и с горечью думала: на первый взгляд, ему лет 26—27, вроде приличный, но слишком настырный и самоуверенный. Беспрестанно хвалится статусом, что объездил весь Союз и бывал за границей, ну просто из кожи вон лезет, чтобы понравиться, словно не замечает, что происходит между мной и Жанетом. Он все прекрасно видит, но пытается перебить и навязать себя. Но он мне неприятен, давит, и чем больше распаляется, тем больше отталкивает. Мне нет никакого дела, что он здесь главный, и я не позволю командовать собой, и какое право он имеет вмешиваться в мои чувства? Жанета корёжит от злости, он глотает досаду, давится, но молчит. Почему не проявляет воли, неужели настолько зависит от Шаповалова?

Заиграла музыка, я ждала приглашения на танец и поняла, что надо действовать самой.

— Потанцуем? — обратилась к нему. Он весь вспыхнул, заметался глазами и вопросительно посмотрел на Шаповалова.

— Раз девушка приглашает… — недовольно пробормотал тот, но его глаза вспыхнули гневом.

Ужас, подумала я, он не может пригласить без разрешения? Или я ему вовсе не нравлюсь, и очарование только мерещится?

Жанет взял меня за руку так нежно и осторожно, будто опасался, что я нечаянно рассыплюсь. По телу разлилась волна: наши чувства обоюдны, но что означает его молчание? Похоже, волнуется, растерян, ведет себя неестественно, и ни слова не могу вымолвить, да еще этот тренер мешается… Что теперь будет? Пространство наэлектризовано и вот-вот заискрит, но, может быть, это только мираж? Через некоторое время мы опять пошли танцевать и он опять молчал. Хоть бы слово сказал, подтвердил догадки, хоть как-то намекнул, не понимаю, отчего бездействует, ведь он мужчина, напряженно крутились мысли в моей голове. Ладно, раз не может говорить, пусть молчит, я буду наслаждаться близостью, тем, как он восхищается мной, словно небесной дивой. Никто и никогда не смотрел на меня такими глазами и, возможно, не будет! Надо ловить прекрасное мгновенье, вдыхать его — оно не повторится. Вот оно передо мной, кареглазое чудо, и это чудо от меня без ума. Но можно ли поверить в реальность всего происходящего? Не знаю, но не хочу спускаться в обыденность. И как можно это потерять, когда только прикоснулись к волшебным ощущениям?

Жаль, танец оборвался, а ведь только начался. Не надо себя нервировать, ничего особенного не происходит, он молчит, буду надеяться напрасно и разочаруюсь. Это чудо мне только мерещится, уж как-то слишком просто, столько времени ждала, мучилась, сомневалась, и вдруг раз — и все перевернулось в один миг! Прямо счастье привалило, так только в сказках бывает, не стоит нервировать себя напрасно, не стоит обращать внимания, сидит и пусть сидит, я его не вижу, не знаю и знать не хочу. Это он пожирал меня глазами у входа, а я только ответила, похоже, интерес сиюминутный.

— А где вы остановились? — поинтересовался Шаповалов.

— В гостинице, — ответила я.

— Как вам это удалось, в гостиницах вообще мест нет, а тем паче летом?

— Повезло, но грозятся выселить, какие-то артисты приезжают. Вообще-то я ехала к знакомым, но оказалось, что они отбыли на Черное море, и теперь мое пребывание здесь под вопросом.

— Я могу помочь вам, есть небольшая гостиница, правда, на окраине, зато место великолепное.

— Оставьте адрес, завтра заеду.

— Вы сами не найдете, он в стороне.

— Давайте встретимся завтра.

— Зачем же завтра, можно сегодня.

— Сегодня я ночую в гостинице.

— Но утром вас могут попросить освободить номер.

Меня охватило неприятное предчувствие — скользкий тип. Прекрасно видит, что мне нравится другой, но настойчиво предлагает себя. А Жанет не возражает, только весь напрягся и зубы стиснул. Ничего не понимаю, кажется, одно неловкое движение, и чудо рухнет, и я так и не узнаю, что все это значит. Сердце говорит: любовь, а в голове страх и сомнения.

Я медленно развернулась к Жанету и вдруг заметила — он разворачивается мне навстречу. Мы оба обомлели, потом смутились и опустили глаза, а потом одновременно вскинули их. Я уже не из плоти и крови, а из какой-то чувственной субстанции и устремляюсь ввысь. Сердце сладостно зашептало: наверное, так начинается любовь. Как же убедиться, чтобы всякие сомнения отпали? Хочу прикоснуться и удостовериться, или это обман зрения?

— Я хочу танцевать, — сказала я капризно и встала. Коснулась его шеи, и меня дернуло током, в испуге я отдернула руки и положила их на плечи. Вот как он реагирует, и смех, и грех, и хочется плакать от счастья и досады: почему молчит? Зато в миндальных глазах вижу свое отражение, я ловлю его, вбираю в себя и посылаю ему удвоенное восхищение, и снова и снова вбираю и отражаю, многократное счастье: удивительно, поразительно, не сравнимо ни с чем. Уже ничего не существует, кроме этого отраженного света, хочу видеть свое отражение в его глазах, в его лучах. Ничего подобного со мной не бывало, с ним, похоже, тоже впервые, весь как на иголках: руки дрожат, голос перехватывает, взгляд потерянный. Неужели материализуется моя мечта?

Что же будет в настоящей любви, если уже пребываю в необыкновенном состоянии? Но нельзя выдавать волнение, надо радоваться — мы встретились. Вот чего мне не хватало в жизни, от одной мысли, что сбывается, душа приходит в равновесие и успокаивается; хочется расправить спину, вздохнуть полной грудью и взлететь. Меня любят, любят так, как представлялось, но наяву это несравненно восхитительнее! Какая же она, эта любовь между мужчиной и женщиной? Скоро, очень скоро это мне откроется… Если одни только взгляды приводят в чудесное состояние, то какое же счастье может быть в полном слиянии? Раньше не могла представить, как умирают от счастья, но сейчас уже могу.

Похоже, раскисла, надо справиться с этим, ни к чему таять перед ним, а может, ничем это не кончится вовсе. Ни сердцем, ни умом не могу постигнуть, будто ураганом накрыло и несет куда-то, а куда? Ураган может стихнуть, и не узнаю, любовь, а я хочу узнать. Я со страхом подняла глаза, ища в его лице ответ, его глаза загорелись и расплавили мое нутро, в мозгу застыл вопрос: если это не любовь — тогда что? Однако он молчит и надо как-то действовать, но как? Ведь все может рухнуть? Но это несправедливо и жестоко, не могу допустить этого! Между нами недосказанность, почему он не борется за наши чувства? Он мужчина, он сильный и мужественный, конечно, он скажет, признается, назначит свидание. Надо только немного подождать, скоро, очень скоро все прояснится. Надо набраться терпения, развязка близка. Скоро музыка смолкнет, а ничего не меняется. Неужели наши страстные взгляды погаснут так же внезапно, как возгорелись? Выходит, самой придется начать, но не могу разжать рот, никогда не назначала свидания сама. Он тоже волнуется и смущается, онемел, что ли? Так все и оборвется, если сама не заикнусь, вот сейчас соберусь и спрошу, не хочет ли он встретиться? Только как же начать, может, спросить: я тебе понравилась? Глупо, очень глупо, нет, так нельзя, потому что это не просто «понравилась», а что-то совсем другое. Но я все-таки девушка, он может подумать, что я легкомысленна. Танец кончается, а он не может воспользоваться или не хочет? Музыка смолкла, и я разочарованно вернулась за столик.

Шаповалов начал атаку:

— Ехать надо сегодня, потому что завтра свободного номера может не быть.

— Я приеду утром на такси, — ответила я вкрадчиво и подумала: ехать сейчас рискованно.

— Может быть, вы сомневаетесь? Так я могу удостоверение показать, можете мне доверять, я тренер сборной, у нас железная дисциплина, — и он ткнул мне в глаза какое-то удостоверение. Я рассудила, что опасения преувеличенны, что на вид он солидный, зато буду жить в одной гостинице с Жанетом. Нет, нельзя оставлять встречу недосказанной, а если меня выставят из отеля, мы вовсе потеряемся. Хочу говорить с ним до самого утра, смотреть в его глаза и прикасаться к нему. Да разве можно сейчас расставаться, когда только встретились? Может быть, я ждала именно эту встречу?! Нет уверенности, но очень похоже. Но Жанет молчит, вид озабоченный и злобный. От Шаповалова тошнит, но не станет же он применять силу, а потом, это же советская гостиница!

— Если вы гарантируете неприкосновенность, я поеду… — неуверенно ответила я.

— О чем вы говорите, Танечка, я серьезный человек — я тренирую сборную.

В машине нехорошо заныло сердце: надо попросить остановить возле моей гостиницы. Я, как завороженная, смотрела на мужественный профиль Жанета, надеясь на его веское слово, однако он только тяжело вздыхал. Значит, сейчас мы расстанемся и, возможно, навсегда, и ничего подобного в моей жизни больше не будет. Видимо, только сама могу спасти положение, надо намекнуть, только бы не выгнали из номера. Машина свернула на другую улицу, и я не сообразила, где выйти, потом поняла, что проехали. От нервного напряжения меня залихорадило, я не могла выдавить ни слова. Рассудив, что они спортсмены, а не преступники, пустила все на самотек, но чем дальше мы ехали, тем сильнее нарастала тревога.

Машина остановилась у двухэтажного особняка. Я попросила водителя подождать несколько минут, на случай если не окажется места. Залаяла собака, вышла пожилая пара и радушно пригласила войти. Вроде ничего страшного, подумала я, но необычный вид гостиницы вызвал тревожное сомнение.

— Это ведомственная гостиница, здесь хорошо — засуетился Шаповалов.

— У вас есть свободный номер? — обратилась я к женщине.

— Поднимайся на второй этаж, там твоя комната! — не дав ответить, скомандовал тренер.

— Я хочу оформить обещанный номер, — настаивала я.

— Завтра оформим, а твоя комната на втором этаже, поднимайся, — раздраженно повторил Шаповалов.

По какому праву он командует, возмутилась я про себя, бежать отсюда, пока не поздно, я рванулась на улицу, но услышала визг отъезжающего авто. Внутри ухнуло: обманул. Да как же я поддалась на уловки, ведь чувствовала подвох. Ко мне подошел Жанет, я напряженно ждала его слова, но он только растерянно смотрел на меня с высоты 185 см. Я непонимающе глядела на него, он что — онемел? Прекрасно понимает, что поехала из-за него? Вдруг по его лицу пробежало сожаление, сменившееся глубокой нежностью, и на меня полилось тепло. В глазах накренилось, завертелось и понеслось, наши губы были совсем близко, казалось, вот-вот сольются, как вдруг раздался насмешливый голос тренера:

— Ну что, голубки, попрощались?

Меня передернуло от возмущения, в колени ударил страх.

— Спокойной ночи! — покорно протянул Жанет и криво улыбнулся.

Меня передернуло — и это все свидание? В колени ударил страх, попала впросак, он просто насмехается, что это значит? Неужели принял за шлюху? Эта пошленькая улыбочка не что иное, как оскорбление, а сам боится Шаповалова, выходит, рисковала из-за слабака? Я бросила гневный взгляд на Жанета и закричала глазами: «Ты же знаешь, что я поехала из-за тебя, почему бездействуешь?! Я не хотела с тобой расставаться, не побоялась, а ты меня отдаешь другому?» На его лице отразилось огорчение, и он виновато отвел глаза.

Неужели спокойно уступает этому наглецу, в ужасе подумала я, отказываясь верить в происходящее.

Остатки шампанского мгновенно выветрились, и в голове раздалось: бежать!

— Остановка далеко? — выпалила я.

— Минут десять, но уже темно, а через парк одной опасно, да и в автобусе одной… — протянул неуверенно Жанет.

— Парень, отбой, завтра подъем в шесть, Татьяна, поднимайся, — грубо напомнил Шаповалов.

Неизвестно, что опаснее — бежать или остаться, но не будет же он меня насиловать, попыталась я успокоить себя. Только эта сволочь просто так не отстанет, но ничего ему не обломится! Вот влипла-то, глупо все, ничего, я за себя смогу постоять. Шампанское голову вскружило, любовь показалась, но как я могла поддаться на уловки, неужели такая легкомысленная? Нет, я оказалась под гипнозом, но сейчас отрезвела. Как необычно начиналось и как гадко кончилось. Сперва сдал меня, а теперь презирает: невиданная подлость! Сполна удостоверилась: нельзя мужчинам верить.

Шаповалов распахнул дверь и сказал: сегодня здесь переночуешь, переоденься в новый спортивный костюм, а я поищу себе другое место. И, конечно, ты его не найдешь, усмехнулась я про себя. Жаль, нет замка на двери. Но можно удрать, найти Жанета и постучать в окно, будем гулять до утра… только обрадуется ли он? Если бы влюбился, не подставил бы меня так подло. Как же можно после на него надеяться? Сейчас я не уверена ни в нем, ни в себе.

Появился Шаповалов и заявил, что мест нет, и что он будет спать на раскладушке, а я на койке.

— Ты заверял, что есть отдельный номер!

— Говорил, но сегодня приехал сотрудник и занял комнату.

— Ты обманул, но твои козни напрасны, не на ту налетел!

— Ты это о чем? — разыгрывая недоумение, поинтересовался он.

— Ты все прекрасно понял! — выкрикнула я, и тревожное предчувствие подступило к горлу, придется отбиваться от этого коротышки, но неужели Жанет покинул меня или все-таки появится, он же чувствует, что эта сволочь будет домогаться? Не верю, что он оставил, он обязательно придет, а что если нет?

Шаповалов тихо лежал на раскладушке, но я понимала, что это мнимое спокойствие, и приготовилась отбиваться.

— Сними костюм, здесь жарко. Ты что, не слышишь, он шерстяной, — повышая голос, настаивал Шаповалов.

Я молчала, но в душе росло возмущение: да он мне приказывает, но по какому праву?

— Здесь душно, а не жарко, открой окно, — попросила я.

— Нет! — жестко возразил он.

Меня поразил не сам отказ, а грубость тона. Внутри похолодело: я погибла, он настоящий деспот. Но страх сменился злостью, и, повышая голос, спросила:

— Почему нельзя открыть окно? Я задыхаюсь, мне плохо, слышишь! Или я заключенная? Обманщик! Ты меня заманил! — истерично закричала я, и он нехотя открыл окно. Затем резко приблизился, я сжалась от страха и приготовилась отбиваться. Но он сел на край койки и ласково пролепетал:

— Давай снимем это, здесь жарко.

— Мне не жарко, — отрезала я, застегнув замок до самого горла.

Шаповалов ловко дернул, открыл молнию и воскликнул:

— Какая грудь!

Его невольное восхищение обескуражило, я даже забыла, что ненавижу его. Интересно, а что бы он сказал, если б увидел обнаженную грудь? На мгновение захотелось сбросить лифчик. Он принялся медленно опускать бретельки, я испугалась и закричала:

— Не смей прикасаться ко мне, скотина!

— Не ори, нас услышат!

— Пусть слышат, как ты домогаешься! Воспользовался ситуацией!

— Ты мне нравишься!

— Но ты мне нет.

— И напрасно, — сказал, — вот и скотиной обозвала, ты мне очень понравилась.

— И поэтому ты запер меня, на что надеешься?

— На то, что понравлюсь.

— Ты мне никогда не понравишься! — выкрикнула я.

— Ты меня не знаешь, поэтому так говоришь.

— Пожалуйста, вызови такси, я поеду в гостиницу, — захныкала я.

— Вряд ли кто поедет сюда ночью в одну сторону.

— Я заплачу по двойному тарифу.

— Хорошо, я попробую, — примирительно сказал он и ушел. Через пять минут вернулся и объявил, что телефон не работает.

Было бы удивительно, если бы он работал, усмехнулась я про себя, но передохнула немного, и то хорошо.

— А что тебя здесь не устраивает? — спросил Шаповалов.

— Твое присутствие!

— А знаешь, сколько мне денег дали?

— Плевать мне на твои деньги.

— Десять тысяч, — похвастался он, надеясь произвести сильное впечатление.

— Не тебе дали, а на команду, а не на рестораны и баб, — парировала я, — но если бы даже деньги были твои, я бы все равно не клюнула!

— Ах, вот ты какая! — воскликнул он.

— Да, такая! Неужели я похожа на трехрублевую простушку? — насмешливо спросила я.

— А ты мне такая еще больше нравишься! — восхищенно парировал он и, резко дернув молнию моего костюма, навалился всей своей железной массой на мою грудь и больно впился в губы. Ужас и отвращение охватили меня, я забилась в его клешнях, как пойманная рыбешка, и думала, мне конец. Как вдруг сработал инстинкт самосохранения, и я со всей силы впилась ногтями в его спину, однако, поняв, что это для него комариный укус, закричала:

— Скотина, только тронь меня, в милицию заявлю!

— А кто докажет? — осклабился он.

— Экспертиза, я девственна.

Он недоверчиво ухмыльнулся, но отступил: «Я не насильник, хочу, чтобы ты сама».

— Я же сказала, что этого не будет!

— Это почему? — спросил он растерянно.

— Все время врешь, изворачиваешься и хочешь, чтобы я полюбила? Ты мне сразу не понравился, а сейчас просто опротивел, меня тошнит от тебя!

— А вот ты это напрасно, я вроде не урод. Ничего, я тебе еще понравлюсь, — произнес он и расслабился.

Воспользовавшись заминкой, я легла на раскладушку. Я боялась, что он перекинется ко мне, однако он пустился в мечтательные рассуждения:

— А вот ты мне сразу понравилась, ты вся такая женственная, милая, в тебе есть что-то влекущее, неужели я тебе ни капельки не нравлюсь?

Я промолчала, а про себя думала: у меня еще и ножки классные, только тебе их не видать, как своих ушей. Хорошо заливаешь, но меня этим не возьмешь, однако слышать это приятно, как ни странно. Обидно, что Женька никогда ничего подобного во мне не замечал. Я чувствовала, что обессилена, что нервы оголены, и жадно наслаждалась свободой, собиралась с силами, понимая, что передышка скоро закончится. И вдруг уколола ядовитая мысль: я оказалась заложницей любви, и даже не любви, а ее обещания. Во мне начала подниматься обида: если бы между нами встали неодолимые препятствия, еще можно было бы понять, но осознавать, что тебя предали, невыносимо. Такую подлость прощать нельзя, обидно, что ради труса рисковала. Неужели Жанет спокойно спит и не чувствует, что попала в беду из-за него? Или боится Шаповалова, чем же он его застращал?

Жанет, выдохнула я, и боль сдавила грудь, почему ты оставил меня, или мне все это привиделось? Чутье подсказывает: он не спит, он думает обо мне и тоже мучается, он еще может прийти. Вот шаги в коридоре… он идет, я жду, спаси меня… но почему же ты не идешь, ведь я из-за тебя страдаю! Неужели ты не чувствуешь, не слышишь, что здесь происходит? Или он думает, что я могу лечь под этого мерзавца? Сердце разрывается от несправедливости: ничего он во мне не понял и не увидел, не стоит он моих страданий, даже мыслей не стоит. Мало того, что приходится бороться за себя, так еще и чувствую себя шлюхой.

Получается, меня обвели: поманили конфеткой, и, как глупая кошка, помчалась, стыд-то какой. Почему не прислушалась к рассудку, ведь он подсказывал: выйди из машины! Затуманило разум, будто опоили чем-то, любовь померещилась. Вот так любовь! Или она всегда начинается с безумства? О любви лучше забыть, главное, выйти отсюда целой и невредимой, значит, надо договариваться. Теперь воочию вижу мужское коварство, это послужит хорошим уроком.

— Я хочу жениться на тебе! — заявил Шаповалов.

— А ты разве не женат? — поинтересовалась я насмешливо.

— Нет, не женат, — ответил он, но как-то неуверенно.

— В командировке все холостые, — сказала я и подумала: наглостью не взял, так решил обманом, но лучше не перечить, я измотана.

— Как же собрался жениться, если меня не знаешь?

— Все, что мне надо, я вижу! — ответил он убедительно.

— Но я тебя совсем не знаю, нельзя одним махом решать жизнь.

— А вот и будем знакомиться, — сказал он и лег рядом. Неужели опять будет домогаться, надо как-то потянуть, скоро светает.

— Тебя можно просто поцеловать?

Я решила не перечить, но он впился в губы так, что я едва не задохнулась, из глубины поднималась тошнота, казалось, он хочет сожрать меня. Я вся напряглась, сжалась и уткнулась лицом в подушку, готовясь к отражению грубой силы, ничего ты от меня не получишь, нахал! Однако он изменил тактику и заскользил губами по затылку, плечам, спине. Навязчивый гад, думала я, видит, что противен, но продолжает настаивать, а держать напряжение невозможно, скоро лопну, я отпустила мышцы и расслабилась. Как вдруг в один момент поймала себя на мысли: получаю удовольствие и хочу продолжения ласк. Но в мозгу что-то щелкнуло и закричало: опасность, я вывернулась и вскочила с койки.

— Не глупи, мы же все решили, — сказал он миролюбиво.

— Это ты решил, но не я.

— Я серьезно хочу жениться.

Я промолчала, а он, повышая голос, раздраженно повторил:

— Хочу на тебе жениться!

— Как только увидел, сразу захотел? — усмехнулась я, и вдруг до сознания дошло: ему надо одержать победу. В кафе мог бы снять бабу, только ему надо сломить именно меня!

— Да! Как только тебя увидел! — воскликнул он.

— Но ты прекрасно видел, что мне не понравился.

— Неужели я тебе совсем не нравлюсь? — он произнес так жалобно, что во мне всколыхнулась надежда, по-человечески заговорил, может, оставит в покое?

— Я совсем не знаю тебя, — ответила я спокойно, — давай встретимся завтра, я очень устала.

— Зачем же терять время?

Я не знала, что ответить, все аргументы были исчерпаны, а он принял молчание за согласие и вновь принялся целовать, но уже мягко и проникновенно. Отвращение спало, но осталась неприязнь и ощущение мягкого насилия. Я позволяю целовать и теряю уважение к себе, мне приходится прогибаться, но я обессилена. Он противен, но он намного сильнее, он может скрутить меня и изнасиловать. Вдруг в глаза бросилось кольцо на пальце.

— Так ты женат! — сказала я радостно, наивно полагая, что он отступится.

— Нет, кольцо на левой руке, — возразил он горячо.

— Долго ли переодеть?

— Это кольцо родовое, я дворянин, мне надели его в восемнадцать лет, и оно не снимается.

— Так ты по своему дворянскому происхождению наглец? — усмехнулась я.

— Я не наглец, просто ты мне очень понравилась.

— И ты намерен завоевать любовь, сломив меня?

— Ты не знаешь меня, я очень нежный и сильный.

И он вновь принялся брать меня нежным приступом. Как выдержать этот натиск, просто пытка какая-то, думала я, осталось немного продержаться, уже свело, пусть обнимает, черт с ним, бороться нет сил. И тут на ум пришла мысль, которая залетела мне после разрыва с Женькой, отдаться первому встречному. Сегодня вновь убедилась: любовь — это мираж. Не к чему изводиться ожиданиями, разочаровываться, надо просто начинать жить с мужчиной, как все, как большинство. Конечно, это не мой идеал, и даже не нравится, к тому же наглый. Но, похоже, я очень понравилась, может, не стоит его отталкивать, а стоит лучше приглядеться? Видать, настойчивый, упорный, карьеру сделал, и сам не урод, даже симпатичный. Может, взять и согласиться назло Жанету и выйти за него, если не врет, конечно? Раз Жанет отказался, может, согласиться? Но только не к душе он, нет ему доверия, подленький, гаденький какой-то.

Ласкает ничего, даже приятно, если закрыть глаза и представить другого, например, Жанета, какое счастье можно испытать должно быть… Вдруг в один момент нутро настойчиво заныло, из глубины поднялось неведомое желание и стало разъедать мозг: хочу! Не знаю чего, но хочу! Так, может, стать женщиной? Последовать совету: если тебя насилуют, расслабься и получи удовольствие.

Нет, если уж отдаваться, то достойному и по влечению, чтобы остались хорошие воспоминания, возмутился разум. Он просто возбудил, и даже не меня, а мое тело — душа отторгает его! Тело у него красивое, но оно вызывает неприязнь: прет, как танк, но ему меня не подмять. Это спортивный азарт — взять меня любой ценой, и если я уступлю, то позволю себя подмять. Мое желание сиюминутно, оно даже не мое, а навязанное грубым мужиком, но как он мог распалить желание? Вовсе не его хочу, а какого-то непонятного насыщения. Страх, гадливость и животный зов смешались и затрясли тело. Непостижимо, как я могу желать эту скотину, какой же дьявол внутри?! И я заорала:

— Скотина! Отпусти!

— Тише, — приказал он, — нас слышат.

Так вот чего он боится, вот его слабое место, обрадовалась и вдруг поняла, он сильнее физически, но не духовно, правда за мной. Эта мысль придала сил.

— И пусть слышат! Пусть узнают, кто ты есть на самом деле, и буду орать, отпусти меня!

Он зажал рот губами, навалился сбитым телом и сжал в тиски. Пронзил ужас, но сработал инстинкт самосохранения, и я со всей силы впилась зубами в его железное плечо, он застонал, отпустил и простонал:

— Ты что?

Он повернул голову, рассматривая рану, а я вскочила.

— Как я теперь покажусь, полюбуйся, что ты сделала! — он показал красный отпечаток от зубов. — Ну, измотала же ты меня! — бросил он гневно и бухнулся на раскладушку.

Я облегченно вздохнула, кажется, отстал. Целую минуту я дышала полной грудью, наслаждаясь и переваривая происшедшее: ну и подлец, оказывается, я его насиловала, я довела до исступления. И вновь забила тревога: а вдруг начнет мстить? Я больше не выдержу борьбы, меня трясет от слабости, от оскорбления, я подумала, что хорошо бы пустить слезу, может, сжалится. Однако слез не было, внутри все пересохло, и я взмолилась:

— Оставь меня, Христа ради, не порти жизнь, если я тебе хоть немного нравлюсь — оставь!

— Оставить говоришь? — переспросил он раздраженно. — А может, пригласить Жанета?

Жанет, радостно отозвалось во мне, неужели мы расстались всего несколько часов? Я так измучена, что забыла, как и почему здесь оказалась, а Жанет остался где-то в другом пространстве и времени. Хочу его увидеть, рвалось из груди, одним взглядом бы успокоил. На языке вертелось «хочу-хочу», но интуиция предупреждала: провоцирует.

— А он парень завидный — джигит! Так, может, позвать, что молчишь?

Хочу, но меж нами пропасть, все погибло, на теле липкие отпечатки гадины, я чувствую себя испоганенной и виноватой, да придется оправдываться, доказывать, что не шалава, я не хочу ничего доказывать, это оскорбительно.

— Я заметил, он тебе понравился…

Мне так хотелось бросить ему в рожу: да что ты мог заметить, грязная скотина? Но разум остановил, не надо злить. Я хочу его видеть, но это опасно, подлостью пахнет.

— А хочешь, приведу двоих, и тебя изнасилуют?

Ну и тренер сборной, на преступление намекает, еще и запугивает. А я хотела слезами его разжалобить!

— Зови, если хочешь за решетку, мой папа — прокурор! Закачу такой скандал, что тебя с работы попрут раньше суда! — Я выпалила это таким уверенным тоном, что сама поверила во всемогущего папу. Выражение бесстыдной уверенности мгновенно сменилось растерянностью. Вот как надо действовать с хамами, обрадовалась я, почему раньше не сообразила?! Вскоре я услышала сонный храп и перекрестилась: «Слава Богу, кошмар позади, можно отдохнуть». Однако нервное перевозбуждение не давало заснуть. Я выбралась на террасу через окно и увидела идущую с нее на улицу лестницу, во мне разлилось сожаление, как же я не догадалась выглянуть в окно, ведь можно было сбежать. И почему я пошла в эту комнату, почему подчинилась чужой воле, почему не проявила смелость, ведь сразу чувствовала подвод? Да, чувствовала, только до конца не верила, что тренер может быть распутником.

Может, попробовать отыскать Жанета, подумала я, но внутри заскрипела обида: он сдал меня, бежать немедленно! Я вернулась в комнату и объявила, что уезжаю. Шаповалов не ответил, его лицо выражало безразличие. Я молча усмехнулась, обломал зубки, и весело подзадорила:

— Так что — женимся или нет?

— Ну да… — ответил он как-то неуверенно.

— Или уже передумал? — съязвила я и заметила, что он избегает смотреть в глаза.

— Завтра приеду и перевезу тебя, сейчас надо ехать на тренировку, — ответил он уклончиво.

Интересно, как бы он вел себя, если бы я уступила? И что-то внутри подсказало: да точно так же косил бы глазами и не знал, как от меня отделаться. Вот бы вывести его на чистую воду, только как? Я взяла сумочку со стола, и вдруг в глаза бросился листочек бумаги — телеграмма с подписью «Наташа».

Да, он женат, но неужели такой лжец? Возможно, телеграмма не ему, ухватилась я за эту мысль как за спасательный круг, иначе просто невыносимо сознавать, в каких грязных руках побывала. Он перехватал мой взгляд, смутился и поспешно объяснил: «Это сестра, она беременна, просила купить для малыша…» — его голос оборвался, а я меня сразил ужас: «Дрянь, последняя дрянь; жена беременная, а он другую заманивает, да еще жениться обещает». И эта дрянь, из-за своей похоти грубо вторглась в мою жизнь, повергла в стресс и разбила зарождающиеся чувства, и все для того, чтобы сломать меня. Значит, вот каковы мужчины, готовы на преступление, чтобы спустить свою дурь, а утром тебя выбрасывают, как использованный презерватив. Вот значит, какая она, эта мужская правда! Жутко вспомнить, в момент слабости я едва не сдалась. Я вымазана грязными лапами, и эта грязь проникает внутрь и разъедает. К горлу подступил ком, в глазах потемнело, в ноги ударила слабость, я схватилась за дверной косяк и едва устояла.

— Что с тобой, ты побледнела? Приляг, — предложил он испуганным голосом.

На языке вертелось: от твоего насилия и лжи сознание теряю, но я почему-то выдавила:

— Очень устала, не спала.

И вдруг в голову ударило, а ведь схватка была опасной, мог изнасиловать. От этой мысли накатил жуткий страх. Я пыталась успокоиться, уговаривала себя, что все обошлось, что я выстояла, но нервы продолжали вибрировать. Переведя дух, я подумала, что должна вести себя как победительница, что смущен и чувствует вину. Но я не ощущала победу, на душе было гадко, на собственной шкуре убедилась: кобели они, а я еще не верила. Скорее к себе, отмыться от грязных лап, от зловонья и лжи! Но надо отыграться.

— Если ты передумал, я без претензий, — иронично бросила я.

— Я же сказал, завтра… — но мужской неуверенный голос сорвался.

— Да-да, перевези в отдельную комнату, буду очень ждать, — со смехом подтвердила я.

— Извини, не могу проводить, но тебя доведут до остановки.

Я возмутилась про себя, он бы еще изнасиловал, а потом бы извинялся. Залепить бы пощечину, но опасно, как же отомстить за поруганные чувства? Однако моя фантазия не могла ничего придумать, и с язвительной улыбкой сказала:

— Буду ждать, непременно приезжай!

Бежать отсюда и забыть эту гадкую историю, успокаивала я себя. Утро было солнечное, пахло сосновой свежестью, ночной кошмар постепенно рассеивался. Меня сопровождал приятный парень, я попыталась заговорить, но парень держался подчеркнуто холодно. Это задело за живое: считает меня гулящей. А он, похоже, умный и воспитанный, но всем своим видом выражает презрение. Захотелось крикнуть: ничего не было! Я не такая, я вообще девочка и даже очень наивная, пострадала от простодушия, моя вина в неопытности. Интересно, а могла я понравиться этому парню? Жаль, что его не было вчера, он, кажется, интеллигентный и ответственный, на подлость не способен. Наверное, я уже не могу понравиться хорошему парню, я поступила легкомысленно. Даже не в нем дело, перед собой стыдно: едва приласкали, и я помчалась неизвестно куда. Но как же я могла спороть такую глупость, отчего не послушала голос разума, ведь он шептал: не езди?! Не иначе, как меня опоили, может, любовь так и начинается — с опьянения? Так ведь и не было никакой любви — вот что обидно, только показалось. Как я могла опростоволоситься, когда всегда была тверда, когда с теоретической механикой и даже сопроматом справилась? Есть только одно оправдание этому поступку: я обретаю опыт. И теперь четко уяснила: если мужик приглашает куда-нибудь, пусть под самым благородным предлогом, это означит одно — тебя хотят вы… ть! Я не победила, а обманулась, в первый же миг, когда поверила в любовь, и наказана за легковерие. Бежать в отель, отмываться, если меня еще не выгнали, а вдруг выгнали, куда идти, когда от усталости с ног валюсь?

Администратор гостиницы предложил мне продлить пребывание, и моя досада поднялась с новой силой: если бы знать это вчера! После отдыха и сна тяжелые впечатления улеглись. Я пыталась переварить происшедшее и зашла в тупик, как же встречаться с мужчинами, если они тащат в постель? Даже Жанет, который восхищался и взирал на меня, как на богиню, и тот записал в гулящие? Шаповалов меня оболгал, это ясно, но неужели Жанет поверил? В конце концов, дело не в Жанете, а в том, как найти мужа, если любовь только мерещится, а вокруг ложь и похоть? Но неужели с мужчинами всегда так путанно и гадко? Я хочу до конца разобраться, до самой сути — где ложь, а где правда! Мне кажется, что Жанет придет, он не может поверить оговору. Несколько дней во мне бродило чувство несправедливости, а на третий оно взыграло.

Нельзя оставлять ложь без ответа, решила я, хочу глянуть в бесстыжую рожу и посмеяться — что, раздумал жениться? Представляю, как этот змей завертится. Пусть извинится за обман и насилие, пусть расскажет Жанету, как все было. Наверное, у нас ничего и не получится, но истина должна восторжествовать! А если будет отпираться, пригрожу заявлением за попытку изнасилования. Если мужчина не сумел за меня постоять, постою сама за себя. Я им покажу, как меня записывать в шлюхи! Но главное, хочу Жанета спросить, что же было в тот вечер, чтобы впредь не обольщаться. Если такие страстные взгляды на самом деле лживая игра, то надо найти противоядие, чтобы в другой раз знать — это не любовь, а кобелиная похоть! Конечно, стыдно что-то выяснять, даже идти стыдно, сама оплошала, уши развесила. Ради правды надо перешагнуть через стыд, прощать хамство нельзя. Я выведу их на чистую воду, и пока не разберусь — не успокоюсь. Хоть не поступила в юридический институт, но сидит следователь во мне, не умер, вот и проведу расследование. Стыдно должно быть ему, а не мне. А если вдуматься, то стыдиться надо не мне, а им, потому как они вели себя подло и лживо. Я была полна решимости, но, оказавшись у коттеджа, оробела и потерялась: кого спросить? При мысли, что увижу Шаповалова, меня затрясло от отвращения, конечно, я пришла к Жанету, только боюсь произнести его имя. Да и о чем нам говорить: он не пришел, значит, поверил в оговор, а я должна еще и оправдываться?