На осколках гордости

Ольга Савченя, 2022

Оказаться в чужом мире и не растеряться, сразу же требуя покровительство великого и ужасного? Может, и можно, но история тогда пойдет не обо мне. У меня хватало причин, чтобы гордиться собой, и не нашлось бы таких ошибок, которые пробуждали бы ненависть к себе. Но все осталось в прошлом… Фадрагос не заключает сделку с чужаками, не прощает наивность, пользуется слабостями и отбирает все, что нам дорого. Могу ли я смириться и остаться тут? Нет. Но чем еще я пожертвую, чтобы вернуться домой?

Глава 6. Самопожертвование или целеустремленность… Эпизод первый

Несмотря на бессонную ночь, еще до рассвета я привела себя в порядок и сжала камень, оставленный Дариэль. Она пришла почти сразу и была сильно удивлена.

— Во дворце еще все спят, — как-то тихо произнесла эльфиорка, словно боялась нашим разговором разбудить спящих. — Правители проснутся только через шаг солнца.

— И это мешает мне посетить библиотеку? — изумилась я.

— Ни в коем случае. Пойдемте.

Я тщательно запоминала каждую лестницу и бесконечные повороты коридоров, следуя за Дариэль. Мы подошли к огромной двери и остановились.

— Дальше меня не пропустят духи. Прикоснитесь к кругу, метка позволит вам пройти.

— Спасибо, — поблагодарила я.

Проводила ее взглядом до первого поворота и посмотрела на круг с какими-то символами, который находился там, где должна быть замочная скважина. Дотронулась до него и отпрянула от двери — она скрежетнула и приоткрылась. Я все еще осторожно присматриваясь, толкнула ее — она легко отворилась.

Огромная библиотека сильно отличалась от той, что я видела у мудрецов. Книжные столы стояли у окон. Вся остальная часть находилась в полумраке. На каждом шкафу висели дощечки с вырезанными надписями на шан’ниэрдском языке. Я не понимала ни слова, но держала в руке маленькую записку Ивеллин. Мне нужно было отыскать полное совпадение символов и искать книги в том разделе. Только через несколько пролетов я едва не рассмеялась от счастья, когда обнаружила нужный шкаф. Книг на общем языке нашлось немного, но еще хуже, что среди них практически все приходилось отставлять. Я не понимала нужны ли они мне. «История Ивентона Акриеда», «Драконья пустошь. История и ресурсы», «Правители ариэрского периода»… Как разобраться, что из этого может содержать подсказки об Энраилл или архимагах?

Я пролистала две книги, с трудом вчитываясь в текст, когда духи замерцали перед глазами и сформировали символ. Пора было возвращаться и искать большую столовую. Но искать не пришлось — Дариэль ждала за дверью библиотеки. Она улыбнулась и позвала за собой. Три любовницы с лиловыми метками вышли из-за поворота, и я невольно остановилась, отступила дальше от них, опасаясь повторения вчерашнего эпизода. Но девушки не обратили на меня никакого внимания, словно не существовало никого, кроме них. Светлый зал с широким, длинным столом полнился приглушенным гамом и вкусными ароматами. Правители сидели во главе стола и о чем-то негромко переговаривались.

— Вам выделили место тут, — вежливо произнесла Дариэль, указывая на замыкающий стул.

Я поблагодарила ее и присела, мгновенно столкнулась со взглядом Волтуара. Правитель тепло улыбался мне, и я улыбнулась в ответ, едва заметно кивнула, приветствуя его. За завтраком поняла, что он имел ввиду, когда говорил, что любовницам разных правителей не принято дружить между собой. Три девушки с лиловыми метками сидели рядом, полушепотом переговаривались, отвечали правителям на вопросы, но совершенно не замечали меня и двух девушек второго правителя. Эльфийка с зеленой меткой, сидящая на соседнем стуле, ни разу не заговорила со мной, не бросила в мою сторону и беглого взгляда, даже не повернулась ко мне. Правители и к ним тоже обращались. А вот меня все дружно игнорировали, но я только втайне радовалась этому. Позже, правда, заметила на себе любопытные взгляды правителей, а в конце Волтуар подошел ко мне, склонился, окутывая спину теплом своего тела, и произнес:

— Я просил не тревожить тебя, но если захочешь что-то изменить, сообщи мне.

— Благодарю, почтенный…

Я повернула голову и замерла. Зелье действовало гораздо сильнее, чем вечером. Губы Волтуара были слишком близко, и я невольно ждала поцелуя, даже осознавала, что надеюсь дождаться его, но правитель пожелал мне приятного дня и ушел. До обеда я тоже просидела в библиотеке. После призыва духов только и успела переодеться и отправиться в столовую. В этот раз Волтуар словно был чем-то встревожен, как и его названные братья. Они обедали молча и без особого аппетита. Я подумывала из вежливости обратиться к Волтуару, но заметила, что любовницы тоже украдкой с беспокойством поглядывали на своих правителей, однако вопросами не досаждали. На ужин троица не явилась вовсе, о чем я не особо беспокоилась. Метка за весь день никак не дала о себе знать, а я не стремилась звать Волтуара. Зачем, если можно потянуть время?

Последующие несколько дней правители появлялись в столовой по одному, видимо, чтобы хоть как-то проявить уважение к нам. Волтуар пришел на завтрак пятого дня и, растянув вежливую улыбку, кивнул мне. Только после ужина седьмого дня он будто вспомнил о моем существовании. Я была бы не против, чтобы он вовсе забыл обо мне на все четыре периода. Он не был мне противен, но и особой тяги без прикосновений и излишней близости я не ощущала.

Вот только в тот вечер он перехватил меня в коридоре у столовой. Поманил к себе, пожелал доброй ночи правителям и приказал уже мне:

— Следуй за мной.

Я невольно насторожилась, но вопросы не задавала. Чем ближе мы подходили к его кабинету, тем сильнее росла моя паника.

— Можешь присесть, — указал он на диван в кабинете.

— Благодарю, почтенный Волтуар, — не отказалась я от предложения.

Он долго перекладывал какие-то бумаги, хмурился, бесконечно что-то подписывал. А мне только и оставалось, как накручивать себя. Что я успела натворить? Или, наоборот, моя примерность его не порадовала? Я ждала, когда он оторвется от дел и взглянет на меня, но все равно не смогла подготовиться к какому-то уставшему осуждению в его взгляде. Волтуар развалился в кресле и забарабанил по столу, долго и пристально рассматривая меня.

— Исследовательница хочет вернуться, — наконец-то, нарушил он тишину. — Ее помощь в самом деле не будет лишней. Она успела зарекомендовать себя перед Аклен’Ил, поэтому мы не стали отказывать.

Опять надолго замолчал, пока я старалась сдержать бурную радость. Без ребят у меня ни в чем не получалось разобраться. Волтуар вздохнул тяжело, нахмурился, приглушая мою радость и вызывая новую волну настороженности. Он спросил очень негромко и теперь, кажется, действительно осуждал:

— Что ты сделала со священной птицей Аспидов?

Я надолго задумалась, вспоминая голубя и все те жалобы, которые он от меня выслушивал.

— Ничего, — растерянно произнесла я. — Кешу у меня быстро отобрали.

— Кешу? — вскинул бровь Волтуар.

— Я его так назвала, — тихо призналась, сообразив, что Дриэн, чертов жадный эльф, что-то придумал.

— Для чего?

— Легче жаловаться, когда знаешь имя молчаливого собеседника, — искренне пояснила я.

Волтуар покачал головой, тряхнул волосами и произнес:

— Попробую с этим разобраться. Вот еще, — отодвинул шуфлядку и вытащил письмо, — это от мудрецов. Они огорчены, что ты не вернулась в Обитель со всеми. Их тревожит твое падение в реку Истины.

— Почтенный, вы читали мое письмо? — вежливым тоном возмутилась я.

Волтуар пристально смотрел на меня, снова молчал несколько долгих секунд, а затем ласково улыбнулся.

— На письмах защита духов, Асфирель. Мудрецы прислали мне отдельное письмо.

— Простите, почтенный.

— Мы вроде бы договорились без вежливого обращения. Ну да ладно, — отмахнулся он, кинув письмо на край стола и продолжая говорить: — Это я должен просить у тебя прощения. Никак не могу найти свободного времени. У тебя все хорошо?

— Да, — кивнула я. — Вам не о чем беспокоиться.

— Тебя никто не замечает во дворце, — заметил он, вновь пробарабанив коготками по столу.

— Потому что в библиотеку, кроме меня, никто не ходит, — пожала плечами.

— А ты только там и пропадаешь. И что читаешь?

— Все, что может помочь мне понять жителей Фадрагоса, — предельно четко и с капелькой важности проговорила я. — У вас многое исходит от войны Предков — в основном ищу истории о ней. Все, что попадается под руку.

— И как успехи?

— Плохо, — продолжала я баловать правителя правдой.

Он опять вскинул бровь, и я приняла это как приглашение. Пусть и он побудет в шкуре Кеши. То есть в перьях. Поэтому вывалила жалобу, ничего не утаивая:

— В библиотеке у вас холодно, а платья на жару рассчитаны. Я не нашла среди нарядов ничего теплого. И книги у вас почти все на шан'ниэрдском, а я даже на общем плохо читаю. Те, что на общем, содержат много координат, а карты у меня нет. А еще много отсылок к неописанным подробно событиям. Будто у вас их с рождения все знают. Раньше мне хотя бы Елрех многое объясняла, а сейчас совсем некому. Вы же ее выставили из дворца… — насупилась и опустила голову.

— Почему ко мне не обратилась?

— Так вы ведь заняты, — взглянула на него из-под ресниц.

Волтуар пропал еще на три дня. Даже в столовой не появлялся. На рассвете четвертого — заявился ко мне и скомандовал следовать за ним. Мы пришли в библиотеку, где он набрал каких-то книг, свитков, пару шкатулочек с самых верхних полок — и с этой кипой молча отправился к выходу. Спокойно вышел с книгами в коридор, пока я стояла и смотрела на открытую дверь. Никакие духи не появились, чтобы остановить его. Совершенно никто не держал его за руки и не требовал вернуть богатства в сокровищницу. В опустевшем проходе снова появилась рогатая голова. Волтуар выжидательно смотрел на меня, а затем с насмешкой поинтересовался:

— Ты собираешься идти, или тебя тоже придется выносить на руках?

Я мигом выскочила к нему и сразу же пояснила:

— Дариэль сказала, что духи не позволят вынести книги из библиотеки, — и нахмурившись добавила: — и я ведь поверила ей.

Волтуар тихо рассмеялся, наблюдая за мной.

— И ты не пробовала вынести?

— А получилось бы?

Теперь он и вовсе расхохотался, сворачивая на неприметную винтовую лестницу. Железная дверь была в самом верху. Тот же узор, что и на кругу библиотечной двери, покрывал всю поверхность, крупные остроконечные заклепки придавали ей устрашающий вид. Волтуар остановился перед ней, склонил голову к груди. Темные локоны упали на глаза, скрывая их. Тихий шепот мгновенно утонул в шелесте ветра, пронесшегося в узком коридоре, пошевелившего волосы и охладившего кожу. Я невольно поежилась, обняла себя и оглянулась.

— Не бойся, Асфирель, — едва слышно произнес Волтуар.

Он не поднял головы, и его глаза светились сильнее обычного в тени. Губы тронула легкая улыбка, совершенно не успокаивающая.

— Тебе придется помочь мне, — громче произнес он, чуть приподнимая стопку книг в руках.

— Что мне нужно сделать? — нахмурилась я.

— Подойди ближе.

Я несмело шагнула к нему, оставляя между нами полметра.

— Еще ближе, — дрогнула его улыбка.

Вдохнула глубже и сократила расстояние, подняла голову и старалась не выдать очнувшегося волнения внутри. Волтуар снова прошептал что-то на непонятном языке, и я отвлеклась на массивный перстень на его руке. До этого мутный бело-серый камень словно раскалился, по нем прошлась рыжая огненная рябь, которую мгновенно поглотило холодное голубое сияние. Я вздрогнула, уловив движение, втянула голову в плечи, но устояла на месте. Волтуар склонился ко мне и прошептал:

— Ближе.

Я знала, чего он хочет. В голове на долю секунды помутнело — и когда я осознала, что тянусь на носочках к нему, уже не могла остановиться. Прикосновение губ перевернуло все внутри, выбило шумный выдох, но руку что-то укололо, отвлекло. Я отпрянула от шан’ниэрда и глянула на метку — синяя.

— Разрешение продержится совсем немного, — обыденно сказал Волтуар. — Открой дверь.

Она поддалась легко, будто совсем ничего не весила. Петли не скрежетнули, не скрипнули — ни единого звука. Сразу же у входа оскалившись нависали две статуи гарпии. В углах стелилась густая тьма, не позволяя рассмотреть, что стоит на полках высоких шкафов. В маленькую, темную комнату сквозь крохотное круглое окно у потолка проникал солнечный свет. Он ровным, немного режущем глаза, столпом падал на высокий постамент и отражался от блестящей поверхности книги.

— Возьми ее, — равнодушно приказал Волтуар. — Только осторожно, не порежься.

Громоздкая, в позолоченной, а может, золотой обложке она казалась неподъемной. Россыпь драгоценных камней предостерегающе блестела острым голубым бисером по углам. В центре раскинуло ветки дерево с изумрудными листочками, но корни были окроплены рубинами, будто напитывались кровью. Пальцы коснулись нагретой солнцем поверхности, метка чуть кольнула холодом руку, но в тот же миг неприятные ощущения прошли.

— Если будет тяжело, скажи — поменяемся.

Я молча кивнула, аккуратно прижимая к груди тяжелую книгу и проходя мимо Волтуара на выход. Оглядывалась с любопытством, ожидая хоть какой-нибудь реакции духов на то, что я выношу книгу из пугающего хранилища, но ничего не произошло.

— Это из-за метки? — поинтересовалась я, спускаясь впереди правителя по лестнице.

— Небольшое отличие небесных от почтенных — нам позволено гораздо больше. Дариэль не солгала: духи придут в ярость, если решат, что ты хочешь обокрасть их, — ответил он. В коридоре обогнал меня, с улыбкой бросая: — В мой кабинет.

По еще пустому дворцу мы шли быстро и молча. Я почти бежала за Волтуаром, а он двигался плавно, гордо — скользил, а не шагал.

В кабинете у дивана стоял маленький, но крепкий столик. Волтуар скинул свою ношу на него и осторожно забрал у меня книгу из рук.

— Присаживайся, — кивнул на диван. — Завтрак сегодня принесут сюда же.

Я скромно присела, до сих пор до конца не понимая, что происходит. Правитель будет учить меня? Читать мне?

И вправду, через несколько мгновений он опустился рядом со мной и потянулся к маленькой шкатулке — она помещалась на его ладони, будто игрушечная.

— История Фадрагоса берет свое начало с пыли бытия и желания духов, — буднично заговорил он, медленно открывая крышку.

Внутри, на красном бархате, лежал крохотный обрывок чего-то светлого. На нем черными точками отображалось дерево — маленькая копия того, что имелось на обложке книги. Только некоторые точки на ветках были соединены линиями, а они формировали символ.

— Жизнь, — произнесла я, узнавая рисунок, который так часто попадался в книгах с легендами Фадрагоса.

— Это было выбито на коже первого правителя шан’ниэрда нашего региона.

— Его кожа? — невольно напряглась я.

Сглотнула, когда Волтуар кивнул, продолжая говорить:

— Древо духов, или иначе древо жизни, огромное. Его крепкие ветви раскинуты широко под землей. Оно удерживает Фадрагос от падения в пристанище мертвецов — в вечную тьму и пустоту, — чуть улыбнулся Волтуар, поднося шкатулку с обрывком ближе ко мне. — Каждый вечер солнце умирает, напитывая почву кровью погибших, чью смерть оно успело застать за свою короткую жизнь. Оно освещает эту кровь светом, помогает ей напитывать древо. В нем мы все едины, Асфирель. Только в нем мы забываем о наших различиях.

Волтуар закрыл шкатулку, отставил на стол и потянулся к небольшой потрепанной и пожелтевшей книге. Он открыл ее сразу в середине и стал листать дальше.

— Луна, в отличие от солнца, живет вечно. Но она заплатила за вечность высокую цену. Замораживающий чувства холод бережет ее память и усмиряет гнев, ненависть. Она видит многое, Асфирель, запоминает, впитывает в себя и не может забыть. Наблюдает за нами даже днем, когда солнце ослепляет нас, позволяя отдохнуть от ледяного взора.

Он прекратил листать, а я задышала рвано, глядя на рисунок знакомого существа. Чувствуя, как холодный страх скользнул вдоль позвоночника, поиграл волосками на шее, затылке. Мурашки по коже. Регион Ночной смерти мне не удалось забыть до сих пор.

— При лунном свете жизнь дается тем, кто способен ее отбирать, — сказал он, а я поежилась, вспоминая шелест чудовищ и звук, будто осыпается песок и камни. Ту боль, которую приносили прикосновения существ из тьмы. — Они приходят из бездны, живут в ней, пропитаны ею, — проводил пальцами под строками, читая вслух…

Я слушал рассказ путника и верил ему. И грязнуля Волк — тоже. Все верили. Только блаженная Тивила снова потягивала свою настойку дурмана. Мы были уверены, что старик прячет в мешке что-то ценное, поэтому терпели несколько часов. Он крепко прижимал его к себе и иногда поглаживал. Мы разобрались бы с ним раньше, но боялись. Гар’хорт, я видел, как огонь тянулся к его крючковатым пальцам и разжигал мудрость в глазах слепца. Разве такое могло быть? Но мы не безумцы! Он не мог видеть нас, но даже бродячий плут Карригар позже признался, что чувствовал, как старик копошится в его мыслях. Он выворачивал что-то внутри нас наизнанку, видел то, что мы прятали ото всех. Сейчас я пишу это и жалею обо всем, что мы сотворили с ним. И этот мешок… Что за тьма была в нем? Но выбора у нас тоже не было. Хоть слепец и не говорил прямо, но он знал. Все знал. Я ненавидел его еще с первых секунд, когда он приблизился к нам. Столько дней мы ждали, когда белый дракон отправится на охоту и оставит деревню без защиты. Никто не должен был узнать о том, что мы собираемся сделать. А старик точно узнал. Мы были уверены, хоть и не знали откуда эта уверенность. Мы оставили его под древом батифриана, а наутро он исчез. Хищники не могли сожрать труп бесшумно! Гар’хорт, впервые в жизни мне страшно, и я сожалею обо всем, что мы творили. Я не писал с тех пор, как мы сбросили с обрыва Валиру, но надеюсь ты разберешься в записях, если нас не станет. Я уверен, это важно. Прочти все, что сказал старик и попробуй разобраться…

Волтуар перевернул страницу, но читать не продолжил. Я подняла голову, встретилась с его взглядом и немного смутилась — заглядывала в книгу, рассматривая небольшие иллюстрации и не заметила, как оказалась совсем рядом с правителем. Как почти прижималась к его плечу щекой.

— Эти истории у нас рассказывают детям. Просто в варианте для них многое убрано.

— Кем они были? — нахмурилась я, забывая обо всем. — Почему в начале записей рисунок лунных охотников?

— А ты видела их? — склонил он голову к плечу.

Я глянула в окно. Дневной свет успокаивал, притуплял воспоминания.

— Издали, — солгала, не желая вдаваться в подробности. Я прекрасно запомнила, как пробирает озноб от каждого прикосновения.

— Они были разбойниками, Асфирель, — тихо сказал Волтуар. — Жестокими и одновременно жалкими. Мы бы не узнали о них, если бы один из них не умел писать и не носил с собой дневник, как память о прошлом. Его вещи — единственное, что осталось целым. Позже эту историю переписывали и распространяли, стараясь ничего не исказить и не заменить. Если слепой старик, Тавирд, снова придет в Фадрагос, его должны узнать. Возможно, трагедию удастся избежать.

— Он, как Анья, да?

— Да, как она. Но Анья только разрушает, а Тавирд меняет наш мир навсегда. Многие не знают об аномалиях, но долго удерживать тайну о них не получится. Вместе с ними Повелители приходят в Фадрагос гораздо чаще. Мне продолжать читать, или ты хочешь позавтракать?

— Продолжайте, — не раздумывая выбрала я.

Он нес какой-то вздор! Говорил, что древо растет под миром. Его корни впитывают нашу смерть, а затем оно пропускает нашу суть через себя, чтобы на его ветвях расцвела жизнь. Наша пролитая кровь позволяет ветвям крепнуть и разрастаться. Старик рассказывал странные, пугающие до дрожи вещи. По его словам, все существа Фадрагоса размножаются и мир тяжелеет. Тяжелеет от каждого существа, от каждого нового ребенка. И древу нужно крепнуть, чтобы мир не рухнул в небытие. Этот слепец пугал своими речами! Только подумай, какую чушь он нес! Древо гниет, если кровь темнее обычной; ветки иссыхают и обламываются, если древо питается порченной кровью. Говорил, что тьма живет в нас. О какой тьме он говорил, если сам притащил ее? Он сам ласкал тьму. Гладил мешок с ней! Сказал, что древу больше нельзя отмывать нас от грязи, что вся чернота должна остаться на поверхности. Что луна подарит нам вечное скитание, запомнит каждого из нас и не отпустит. А если не она, то кто-нибудь другой. Говорил: жадность порождает жадность, а ненависть остается в сердцах даже после смерти. Что ее необходимо побеждать еще при жизни, а не тащить к древу за собой. Тивила хохотала, слушая его, а Волк не позволил ему молвить больше ни слова. Он вырезал скверный язык, пока старик еще был жив. Мы добили его, и Карригар бросил его к корням батифриана с пожеланиями, чтобы безумный старик сам стал кормом безмозглому древу…

Гар’хорт, брат мой, странные дела творятся. Надеюсь, ты доберешься сюда быстрее, чем планировалось, и тебе не придется читать мой дневник. Надеюсь, я сам расскажу тебе о случившемся.

Ночью белый дракон кружил поблизости, наверняка, принюхиваясь, чтобы выбрать направление для охоты. Мы с Волком проникли в деревню за полночь. Слухи правдивы: зелье духа существует! Староста разливал его по склянкам и прятал в сундуки. Мы не позволим увезти его. Только представь, что все остальное тоже правда. Мы станем могущественными, если выкрадем его!

Но меня тревожат тот старик и его речи. С хорошими вестями о драконе нагрянули и плохие. Пару дней назад почки батифриана почернели. Они всегда были как молоко, а тут черные, матовые. Никогда такого не видел! Тивила приглядывалась к ним, а в эту ночь, когда мы с Волком уходили, она попробовала одну на вкус. Ты же знаешь, как она любила поддерживать свой разум в счастье. Карригар клялся, что видел, как она замертво падает к корням, как ее кровь выступает через кожу и впитывается в землю. Он сказал, что и приблизится к ней не успел, а от нее уже остались лишь кости, обтянутые сухой кожей. Мы разрезали ее… В ней не осталось ни капли крови! Труха и кости. Гар’хорт, а если слепой старик был прав?..

Брат мой, сегодня я чудом спасся. Мне трудно писать тебе. Прямо сейчас за мной наблюдают. Я не уверен, что это Карригар и Волк, но клянусь, видел их обращение. Их поглотила тьма. Я не знаю, с чего начать… Мысли путаются. Сейчас мне по-настоящему страшно. Древо раскрыло почки прямо перед нами, но мы успели ускользнуть от черноты, что оно выплюнуло в воздух. Ветер унес ее в сторону деревни. Крики и плач донеслись оттуда спустя несколько минут, а потом стало тихо. Даже кур и коз не было слышно. Мы боялись идти туда, хоть и видели, как дракон улетал на рассвете. Ждали до заката у пещеры. Мне повезло, что я скрывался в тени, и лунный свет не коснулся меня. Он обжег тела Карригара и Волка, испепелил их плоть, но не тронул тьму. Старик был прав: она живет в нас… Прямо сейчас она смотрит на меня нечеловеческими глазами. Они убьют меня, если доберутся в пещеру, но кажется, огонь не позволяет им войти. Если верить словам старика, то они живут только при лунном свете. Я уйду с рассветом, но оставлю дневник тут. Если вдруг ты придешь и прочтешь его — беги!..

Я в отчаянии. Просил прощения и молил старика, но тщетно. Вспоминал всех, кого обидел, и просил прощения у них, но не знаю, поможет ли. Брат мой, Гар’хорт, прости, если я чем-то оскорбил тебя. Быть может, я смогу очистить себя от тьмы. Я искренне хочу этого, но не уверен, что поможет.

В эту ночь я слышал смех и шепот старика. Он назвал свое имя, запомни его и расскажи всем — Тавирд. Он высокий и худой, одет в лохмотья, а длинные седые волосы грязны и спутаны. Его глаза белые от слепоты. Он любил говорить о времени: дни, часы, секунды… Мы тоже часто говорим о времени. Сбереги себя от встречи с безжалостным монстром. Быть может, упоминая время, мы призываем Тавирда.

Пришла глупость в голову, что если отмерять время иначе, чем отмерял его этот необычный старик, то мы будем ступать с ним разными дорогами. Я о многом думал…

Тавирд шептал ночью, что оставит мне выбор на следующую ночь: превратиться в чудовище живущее в камне, заточить себя в сырой тьме или выйти на лунный свет после заката. На рассвете я смеялся, покидая своды пещеры. Но, Гар’хорт, я не сумел выбраться из нее…

Белый дракон вернулся еще до рассвета и, видимо, в деревне все в самом деле мертвы. Ты слышал, как плачут драконы? Я думал, что мое сердце тоже разорвется от тоски. Но я заткнул уши, и это помогло. Я не успел уйти далеко, когда услышал гул пламени. Дракон выжигал черный лес, а затем отправился дальше. Наверное, он успокоится, когда иссушит эту землю навеки, чтобы ни один росток больше не смог пустить тут корни. Мне пришлось спрятаться от пламени в этой же пещере. Больше было негде. Тут все в дыму, а из-за огня снаружи я не могу понять, сколько осталось до ночи. Все пылает багровым цветом. Если не задохнусь от дыма, превращусь ли я в чудовище?..