ПлоХорошо. Окрыляющие рассказы, превращающие черную полосу во взлетную

Ольга Савельева, 2020

Что такое кризис? Это переломный момент, крутой поворот. У этого слова нет негативного смысла, им его наделили мы сами. А ведь переломный момент – это всегда надежда, новые возможности и мечты. Так как же выбрать правильный «поворот»? Как найти в себе силы не цепляться за рухнувшее прошлое и смело взглянуть в будущее? И, в конце концов, как прожить любые трудности так, чтобы они стали точкой отсчета в новой, лучшей жизни? Ольга Савельева собрала множество идей, чем можно заняться в кризис. Каждый из рассказов этой книги назван глаголом и потому не может не побуждать к действиям: мечтать, любить, искать! А с какого глагола начнете вы?

Жить

Мы год копили на семейный отдых.

Полетели втроем в Египет: я, муж и сын.

Море, солнце, ол инклюзив.

Я предвкушала счастье.

Настояла на покупке тура сильно заранее, потому что длительное предвкушение удовольствия тоже входит в стоимость.

Прилетели в Шарм-эль-Шейх, заселились в отель, искупались в море.

У меня тут же сгорел нос, но на концентрацию счастья такие мелочи не влияют.

Вечером взяли такси, поехали гулять в город. Шли по улице и наслаждались местным колоритом.

Сыну было четыре года. Он попросил мороженое.

Веселый смуглый дяденька стоял за прилавком в костюме эскимо. Он наскреб специальным круглым половничком пломбира в вафельный рожок, протянул ребенку мороженое, а к нему — пластмассовую разноцветную ложечку. Очевидно же, что ложечкой есть даже вкуснее.

Мы с мужем шли по другому континенту, по удивительной улице, запруженной необычными, непохожими на москвичей, жителями; впереди вприпрыжку скакал наш сын и ел мороженое.

Я испытывала искрящееся дистиллированное счастье.

Вдруг сын обернулся и что-то спросил у меня, при этом он держал ложечку около рта.

Я заметила, что ложка будто… откусана, в ней не хватает острого треугольного кусочка пластмассы.

А мороженщик точно давал нам целую, я запомнила.

Я бросилась к сыну, схватила его за плечи:

— Ты откусил ложку? Отвечай! Откусил?

— Фто? — напуганные глазищи ребенка наливаются слезами.

— Ты проглотил? Проглотил? Острый кусок пластмассы проглотил?

У меня бешено колотилось сердце. Я представила, как треугольный кусок ложки попадает внутрь и распарывает пищевод моего ребенка. Минута — и внутреннее кровотечение.

А я в чужой стране и понятия не имею даже, как вызвать скорую!

Меня сильно затрясло, муж побледнел, сын ничего не понял, но на всякий случай заревел.

— В отель! Такси бери, мчим в отель, там хоть инет есть, — ору я мужу.

Мы срываемся с места, бежим к машине, прыгаем внутрь, напугав водителя, напряженные, озадаченные, экстренно мчим по пробкам к спасительному вайфаю.

В лобби я пишу гиду сообщение, а потом, не дождавшись мгновенного ответа, звоню.

Я понимаю, что, если скажу обтекаемое: «Кажется, ребенок проглотил кусочек пластмассы», никто не придет и не спасет. Это звучит нестрашно, будто всполошенная мамашка просто кудахчет, создав проблему на пустом месте.

— Ребенку распороло пищевод, — сухо сообщаю я в ответ на беззаботное «алло» гида.

— Что-о-о?

Гид прилетел в отель через 15 минут, мы прыгнули в его машину, схватив с собой деньги и документы, и помчали в больницу.

По медстраховке, которая у нас, разумеется, есть, мы вправе обратиться не в любую клинику, а в ту, что указана в страховке.

«Только бы не ветеринарка», — испуганно думаю я. В голову лезет только страшное.

С врачом мы говорили через гида — он переводил.

Нет, нельзя рентген. Нет, нельзя УЗИ. Нет, нельзя МРТ. Это бесполезно. Такой кусочек не увидим. Ждите от двух до семи дней, как вошло, так и выйдет. Вот таблетки. Нет, не ребенку, а матери. Пусть успокоится. Дети вон стекла глотают и ничего.

Я смотрела на врача, как на пришельца с другой планеты, и никак не могла понять, как он сохраняет такое ледяное спокойствие в экстренной ситуации, когда у ребенка в любой момент может случиться внутреннее кровотечение! Что за уровень медицины такой? Мезозой?

Я вдруг все поняла.

— Миш, он просто не хочет лечить нашего ребенка! — прошептала я побелевшими губами, впадая в отчаяние.

— Скажите ему, что мы дадим денег! — попросил гида напуганный муж. — Взятку или как тут? Пусть не по страховке, а как частников лечат. Обычно с частников дерут даже за ненужные процедуры. Вот пусть узи-шмузи делают…

Гид перевел врачу этот пламенный спич, тот засмеялся.

При чем здесь деньги? Просто наблюдайте за ребенком, приезжайте, если станет хуже. Но это практически исключено. Все само выйдет. У меня следующий пациент, не задерживайте.

Нас навязчиво выставили из кабинета.

На обратном пути в машине было разлито гробовое молчание. Хотя гид был веселый: он трактовал ситуацию как «все обошлось». Я была подавлена. Я трактовала ее как «всем плевать».

Уставшие муж и сын дремали.

В номер мы вошли за полночь.

— Ну, звоните, если что, — сказал гид и сбежал в свою жизнь.

Сын спал, свернувшись комочком. Муж распластался на кровати и храпел.

Меня до макушки затопил страх.

У меня нет запасных детей, только вот этот, самый любимый на свете мальчик. Я слушала дыхание сына и не могла расслабиться. Уровень тревожности на максимуме.

Прикорнула под утро.

Перед тем как заснуть, сходила на ресепшен и раздобыла… горшок. Сыну почти четыре года, и он давно ходит в обычный туалет, но тут другой случай.

Мы теперь ждем. Чуда.

Муж с сыном проснулись бодрые.

— Мы сейчас позавтракаем и пойдем в аквапарк! — заявил муж.

«Нет, я разведусь с этим равнодушным бессердечным человеком!» — со злостью подумала я.

— Какой аквапарк? А если вдруг что?

— Что? — не понял муж. — Ты предлагаешь сидеть в номере и смотреть на ребенка? Поставить отдых на паузу? Нам сказали наблюдать! Вот я и буду наблюдать, как мой сын катится с горки, а не сидит, бледный, в номере.

И они пошли в аквапарк.

Потом на море.

Потом на обед.

Я ходила за ними как тень, но не жила, а ждала.

Это разное. Я не веселилась, была напряжена, без устали высматривала в ребенке признаки бледности. Но сын был весел, счастлив и подвижен, и никаких признаков недомогания не демонстрировал.

Перед дневным сном он сходил на горшок, и я коршуном бросилась на «добычу», искать пластмассу. Но ее не было. Было много переработанного продукта жизнедеятельности, а пластмассы — ни грамма.

Значит, она еще внутри. Продолжаем наблюдать.

На третий день муж предложил съездить на экскурсию в город. Увидев мои расширяющиеся от ужаса глаза, успокоил:

— Ты можешь взять с собой горшок, раз ничего, кроме этого, тебя не интересует.

Муж вышучивал мой страх, как бы обесценивал его. В ответ на мои истерики говорил, что выбирает услышать, что сказал врач, а не внутренний паникер. Что он тоже переживает, но предпочитает концентрироваться на хорошем, а не плохом.

— Просто ни гиду, ни врачу нет дела до нашего сына, — хмуро бурчу я, вернувшаяся минуту назад из туалета, в котором распотрошила горшок с очередной порцией долгожданного г…вна, но не нашла в нем ничего нового.

Мы поехали на экскурсию в город.

Я ничего не запомнила.

Есть такой анекдот про мужика, который прилетел в Голландию и пил там беспробудно. На вопрос друзей, как ему Голландия, он честно ответил: «Ну и пьют в этой вашей Голландии!» Вот и я так.

Я не запомнила Шарм-эль-Шейх и его колоритные красоты, запомнила оранжевый горшок с треснувшей спинкой.

Муж с сыном брали от этого отдыха все. Там рано темнело, уже где-то к 18:00 сгущалась тьма, и они вечерами брали фонарики и шли на экскурсию… по крышам близлежащих отелей.

Это было весело и интересно. Они приходили, взбудораженные приключением, каждый раз с новыми находками: то глиняную фигурку повара принесут, то пойманного сверчка, то забытые кем-то нарукавники.

Я же даже не загорела толком, хотя загорать очень люблю. И купаться.

И радоваться жизни.

Но я была занята более важным делом — страдала. Была бледна и подавлена.

На седьмой день я пошла исследовать утренний стул сына и обнаружила там кусочек пластмассы.

Он вышел! Совершенно спокойно и безболезненно.

Я сползла по стене в ванной комнате и разрыдалась. Меня отпускала паника, сдувалась, как воздушный шар.

Я наплакалась всласть и… пошла собирать вещи — вечером самолет.

Муж с сыном ушли в аквапарк, полетать с горок на прощание.

Я упаковала наши пожитки в чемодан, села на кровать и вдруг осознала страшное: я пропустила отпуск.

Просто не заметила его.

Заметила страх, панические сны, усталость от ожидания.

А солнца и долгожданного счастья — не заметила.

Мой муж жил, а я ждала… г…вна. Вся неделя — тягучее ожидание новой порции.

И все. Все семь дней превратились в это содержание горшка.

Но самое страшное тут даже не это, а то, что я сама это выбрала.

Муж тоже любит сына и тоже волновался. Но он выбрал жить.

Он не превращал свое «сегодня» в «черное сегодня» ожиданием «черного завтра». А я превращала.

Яркий день — в черное, дурнопахнущее сегодня, и завтра, и послезавтра.

Это такая метафора бомбическая.

Вся наша жизнь полна опасностей. Никто от них не застрахован.

Болезни, аварии, эпидемии, пандемии, ДТП, форс-мажоры, цунами, землетрясения, сосульки, падающие с крыш, обстоятельства непреодолимой силы.

Все это может случиться с каждым. И каждый волен выбирать, как ему жить: вжав голову в плечи в ожидании, что в любой момент обвалится потолок, или кирпич прилетит по темечку, или просто жить и радоваться весне.

Означает ли эта тактика, что кирпич не прилетит? Нет. Она лишь означает, что ты сконцентрирован на будничном счастье, а не на кирпиче. На том, что у тебя есть, а не на том, чего нет.

Жить и не ждать г…вна — это знаменатель таланта быть счастливым.

Счастье — это выбор.

Как просто и как мудро.

Я усвоила урок.

Я теперь всегда выбираю счастье, по крайней мере, стараюсь. А если замечаю, что срываюсь в деструктивные мысли, сама над собой шучу: «Опять оранжевый горшок притащила? Он у тебя встроенный, что ли?»

Живите ярко, дышите морем, а не г…вном.

А если вдруг завоняло, то заметьте это и избавьтесь от встроенного горшка с его содержимым.

Помните, счастье — это выбор, который вы делаете каждый день!