От печали до радости или Первая любовь по-православному

Ольга Роман, 2019

Он – словно темноглазый Грэй, она – Ассоль. Первая любовь. На заре XXI века. На последний школьный звонок. Школьная любовь − искренняя и открытая, и такая ненужная и беззащитная в этом мире взрослых. Не всегда ли она, не сплошь ли и рядом – просто горькая беда и недопетая песня, и досадное недоразумение старшим? Первая любовь. В городе камней и бетона. На берегу моря. Все как всегда. «И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет…» (А.С. Пушкин). Так что же она, первая любовь?

Глава 6. Не вернуться, не взглянуть назад

Смена закончилась быстро. Неожиданно и разом, хотя Лина и знала, и вроде ждала. Но все равно не верилось. Не верилось, что все уже за плечами. Эти две с половиной недели стали словно один миг. «Помни последняя твоя и вовеки не согрешишь» (Сир.7:39), — почему-то вспомнила Лина из книги Сираха. Смерть, наверное, такая же. И все обнуляет. Все обесценивает. Поэтому правильно. Смерть лучше помнить. Лучше всегда стараться помнить самой. «Память смертная приучает человека не бояться смерти. Кто всегда приуготовляется к смерти, тот сможет достойно умереть. Ибо, как тот, кто всегда находится в готовности сразиться с неприятелем, уже не страшится, так и мы…»^[23].

Но сегодня Лине было не до смерти. Сегодня у нее было другое горе. А еще сегодня была традиция. Отряд построился и пошел к морю. Бросать монетки и загадывать желания. Вожатая сказала, что уже замечено, загаданные желания потом обязательно сбываются.

Лина отошла в сторону. Кидать монетку — это было не про нее. Православные не кидают монеток. Когда-то платили за это своей кровью, что не кидали чего-нибудь такого на жертвенник чужих богов. Сейчас хорошо, осталась только память. Можно просто встать в стороне.

А среди ребят началось какое-то особое оживление. Это Тим со своими сотоварищами из кубрика придумали кидать монетки не просто так, а кто дальше. Начинание случайно услышала и подхватила вожатая, и теперь это уже было словно спортивное состязание, когда зрители затаили дыхание и ждали. Лина осталась стоять поодаль. Ей здесь было даже лучше. Всё всегда как на ладони, когда чуть издалека. А еще все-таки хорошо было стоять в такой ответственный момент одной. Для нее это ведь были не забава и не смех, как для остальных, она переживала за Тима, чтобы он победил. Это было как пенальти по воротам в добавочное время в каком-нибудь футбольном матче, когда счет 1:1, и сейчас все решится, кто больше забьет мячей. Лина смотрела один год какой-то чемпионат мира по футболу вместе с младшим братом, сейчас ей было уже неинтересно, но тогда она посмотрела и теперь знала: все очень серьезно. И непросто. Потому что второго броска у Тима не будет.

Тим кидал последним. Такой серьезный, спокойный, темноглазый Тим. И это была победа. Решительная и бесповоротная.

— А теперь похлопали, — услышала Лина звонкий, торжествующий голос вожатой.

Ребята захлопали.

Вожатая улыбнулась:

— А теперь похлопали, как себе!

Странное дело — всегда в подобных случаях все было понятно, что все хлопали искренне и честно. Любому сопернику. Потому что дружно, потому что громко. Но когда звучало это напоминание — и откуда тогда брался такой гром аплодисментов. Тим попытался отмахнуться, что он ничего не сделал. Но это был «Океан». Здесь так было принято. Аплодисменты и овации. Выиграл ты или проиграл, достал ли с неба луну или просто закинул дальше всех эту монетку в море. Но Тим все равно не понимал. И тогда он отошел в сторону. Лина улыбнулась. Это был Тим.

— Глупость какая-то, — сказал он.

А она просто стояла. Стояла и улыбалась. «Океан — это я! Океан — это мы! Океан — это Тим!», — невольно подумала она сейчас на строчку из знакомой песни.

А потом берег снова стал обычным. И почему-то печальным. Лина посмотрела на море. Это было обычное море. И обычный день. Только какая-то печаль. Какая-то грусть. Словно она и здесь, и не здесь. Словно стоит не перед морем. Словно над степью в полночь. Не вернуться, не взглянуть назад.

Мы, сам-друг, над степью в полночь стали:

Не вернуться, не взглянуть назад.

За Непрядвой лебеди кричали,

И опять, опять они кричат…

На пути — горючий белый камень.

За рекой — поганая орда.

Светлый стяг над нашими полками

Не взыграет больше никогда^[24].

«Доспех тяжел, как перед боем. Теперь твой час настал. — Молись!» — наверное, как-то по-особенному и словно самим сердцем поняла Лина сейчас эти блоковские строчки.

Опять над полем Куликовым

Взошла и расточилась мгла,

И, словно облаком суровым,

Грядущий день заволокла.

Примечания

23

Серафим Саровский.

24

А.Блок. На поле Куликовом.