Наследники Византии. Книга вторая

Ольга Ранцова

Если ты сын Великого боярина, будущее твое предопределено и завидно. Высокое положение, и неотторжимые вотчины, и своя дружина даны тебе с рождения. И… жена богатого боярского рода?! А думаешь ты о той, что осталась где-то там, в невозвратном далеком детстве.Мы сбежали от современного мира в 16-й век. Эта книга – терапия для тех, кто устал от неопределенности современных отношений, от размытости понятий добра и зла.

Глава 4 Материнская молитва со дна моря достанет

«Жена да учится в безмолвии

со всякою покорностью»

Первое Послание апостола Павла

к Тимофею 2, 11.

Шли дни, недели, год миновал, и второй… В ту далекую страшную ночь Анна Микулишна выслушала смятенные слова Иллариона, и больше испугалась слез в глазах дворского, чем непонятному для неё слову «Наливки».

В христианском понятии брака муж роднее детей. Муж — это часть тебя самой, это — ты, а дети — дар Божий. Они вырастают, уходят… И в особенности Михаил, который всегда по своему бойкому нраву, по положению отцова любимца, почти не общался с матерью. Только его почтительная нежность скрашивала эту отчужденность. Анна Микулишна ничего не знала о его учебе, о ратных занятиях, о прочитанных книгах. Более всего боярыня боялась, чтобы средний неугомонный сын ничего не сотворил во время длительных отлучек Семена Ивановича, и ей не пришлось отвечать за это перед господином своим.

Анне Микулишне всё казалось, что эти «Наливки», гнев мужа ненадолго. Сколько уже раз Семен Иванович строжил Мишу, а после всегда прощал его. Но шел час за часом, день за днем — тяжелая суровость не сходила с лица мужа, Федя испуганно взглядывал на мать, холопы отводили глаза. Приближался день Федоровой свадьбы. Должен же Михаил приехать на свадьбу брата! Анна Микулишна теперь почти не разговаривала с мужем. Только скажет слово — два о хозяйстве, о нуждах домашних и услышит в ответ: « да», «нет». Семен Иванович перестал ночевать в их общей супружеской спальне.

Прошла и свадьба. Гости даже не прошали о Михаиле, понимая, что ни так-то легко вырваться из «проклятущей Москвы». И только брат Анны Микулишны, Николай, тихо, уже после всего, как прощались, спросил:

— Что с Семеном, Аннушка? Будто мертвый ходит.

Тут Анна Микулишна и дала волю слезам, зарыдала в голос, царапая щеку о золотое шитьё братнего выходного кафтана.

— Илларион сказал — выгнал его! Сама ничего не знаю. За «Наливки» какие-то. Со мной и слова не молвит, молчит…

— Как Мишка в «Наливках» оказался? — спросил встревожено Николай Микулич, а сам тут же подумал: «молебен о Михаиле заказать надо». Что такое «Наливки» он хорошо знал — и в Москве бывал, да и так земля слухом полнится.

— Анна! Дело худо. Дело козней дьявольских. Ежели Семен не одумается, не вернет его — погибнет сын. Душу навеки погубит.

Смертельным страхом застужила душа Анны Микулишны, и этот страх пересилил страх перед мужем. Тем же вечером, когда боярин благословил младших детей на сон грядущий, Анна Микулишна не повела Настеньку и Ваняту в терем, а, отдав их няньке, сама осталась в Крестовой палате. Замялась у порога:

— А если… Миша… уйдет из «Наливок» этих… Пок…

Не успела и слова договорить. Как топором рубанул, оборвал её муж:

— Я чтобы в доме моем имени этого не слышал. Он мне не сын. И ты не смей просить! Пусть живет, как знает. Пусть делает, что хочет. Вольному воля!

Не разорвалось материнское сердце. Кровью засочились её молитвы. Год, второй… Дела, заботы… все тяжче и тяжче становилось в Воронцовском дому. Бывает так… тучи сойдутся, ползут медленно — медленно, а уже дышать нечем. Потом всю землю накроет тьма. Ничего не радует. Только горе вокруг. У Ульянии, молодой невестки, выкедень стался, потом еще один. Муж совсем стал чуждаться Анны Микулишны.

А сердце материнское болит. Болит, будто это его порвали осколки взорвавшейся выборгской башни. Ничего не знала Анна Микулишна о сыне, только чувствовала. И молилась. Читала «Жития»: Самуил благодаря обетам и молитвам своей матери, стал человеком Божьим и великим строителем государства и церкви. И святая Моника ходила за сыном по пятам, когда он впал в грех…

И вот в один из дней у Великой княгини узнала боярыня Воронцова такую весть: царевич Василий — Гавриил заточен под стражу, а его детей боярских и наливковцев бросают в тюрьмы, пытают страшно за пособничество царевичу в злоумышлении на государя. Готовится им лютая казнь. С Великой боярыней стался обморок. Упала она в княжеских хоромах.

А в это время рязанское войско готовилось к походу на Мстиславль. Вел войско Семен Иванович Воронцов. Идти боярину в поход, а жена лежит в болезни. Зашел он в терем, склонился к ложу, она слабо перекрестила его…

— Хранит тебя Господь от меча и стрелы.

Надо уходить. Во дворе ждут дружинники. Строится войско за городским Посадом. Князь Великий ожидает своего боярина.

— Семен…

Семен Иванович обернулся от двери.

— Будешь на Москве… Узнай о нем… а то уж не знаю… свечу за здравие ставить… за упокой ли…