Лёшенька. Часть вторая

Ольга Пустошинская, 2020

Продолжение истории о Лёшеньке, мальчике с необычными способностями, и о других героях первой книги.

Хлеб

Под вечер прибежала взволнованная Анисья в наброшенном на плечи тулупчике и сбившемся платке. Вера мыла посуду после ужина в большой лохани, глянула на белое Анисьино лицо и застыла у печки, только с рук грязная вода капала.

— Идут! Эти… из продотряда!

— Матерь Божья! Полинка, поди с Лёшей поиграй в комнате, — поспешила она спровадить младших подальше от греха.

— А можно твои бусы взять? — оглянулась в дверях Полина.

— Бери, бери… Ну, что там слышно?

— В Окунёвке они пока… — Анисья тяжело опустилась на лавку и перевела дух. — Сегодня, поди, уже не придут, а завтра с утра пожалуют. Много солдат, все с оружием… Ты хлеб спрятала?

— Н-нет…

— Так что же ты? — досадливо поморщилась Анисья, даже кулачком по столу пристукнула. — Ждёшь, когда последнее отберут? Весной что сеять будешь?

Вера стала белой как полотно:

— В прошлом годе у нас не брали.

— И у нас не забрали, а сейчас, сказывают, у всех берут!

— Да ведь не всё же отбирают…

Отбирали-то не всё, оставляли сколько-то на посев, сколько-то на прокорм семье, но… Крестьяне перестали сажать больше, чем требовалось — толку спину гнуть, если всё одно забирают? — и тогда продотряды, с которых трясли план, изымали совсем не лишнее. За пуд ржаной муки платили семьдесят семь рублей, за пуд пшеничной — восемьдесят шесть, но разве это деньги? Курям на смех. На рынке зерно и мука стоили куда дороже. Кончится свой хлебушек — новый не укупишь. Поэтому припрятывали, чтобы не протянуть ноги. Если находили спрятанное, то забирали уже безо всяких денег. И не только зерно, но и картошку, яйца, мясо, птицу, но главное — хлеб. Прежде чем посылать продотряды, с населением проводилась разъяснительная работа. Мужики и бабы слушали, мрачнея лицами, а дома давали волю чувствам:

— Ишь чего! Мягко стелют, да жёстко спать!

Агитаторы зачитывали газету, где был нарисован пузатый мужик в жилетке и лаковых сапогах, сидящий на мешках с мукой, чем-то похожий на Ульяна Петровича. Волосатыми толстыми руками он загораживал своё добро. До чего противен был этот похожий на паука мужик, даже надпись у него над картузом подтверждала: «Хлебный паук». У такого-то не убудет: эвон сколько мешков, у Сапожниковых столько сроду не водилось. В будние дни, поди, белые булки с изюмом трескает.

Агитаторы уехали, оставив после себя расклеенные по стенам сельсовета плакаты. Яшка с Ванькой подходили поглазеть на них.

— «… Отдашь ли ты во власть голода рабочих, кующих оружие? Оставишь ли ты без куска хлеба детей и женщин?.. Никакой милости утайщикам хлеба!..», — шёпотом читал Ваня.

— «Выполнил ли ты, брат крестьянин, развёрстку? Спеши! Не медли!» — продолжил Яшка.

И баба на плакате, прижимающая к груди младенца в пелёнках, и рабочий в фартуке, и солдат, указывающий пальцем прямо на Яшку с Ванькой, смотрели, казалось, с укором. Хлеба! Хлеба! Всем нужен хлеб.

Вера запричитала:

— Да куда же мне прятать?

— Я знаю, — подал голос Яшка. На правах старшего сына и главного мужика в доме он никуда не ушёл и слышал весь разговор.

— Ну вот и ладно, — подхватилась Анисья. — Надо ещё Белкиным и Тараскиным сказать, побегу…

— Что ты придумал? — спросила мать, после того как закрылась за соседкой дверь.

— Около нужника закопать, туда, чай, не сунутся.

— Нет, сынок. Земля мёрзлая — не удолбишь, да и видно же будет, что копали. В лесу спрятать разве?.. Не ровен час, наткнётся кто-нибудь и заберёт.

Яшка подумал, почесал затылок и пошёл одеваться. В сарае нашёл лом да лопату, расчистил снег у нужника и, надев рукавицы, стал долбить ломом мёрзлую землю. Дело шло медленно. Яшка возился до темноты, а углубил яму всего-то на аршин. Что тут спрячешь, один мешочишко разве… Он притащил из амбара тощий мешок ржи, засыпал землёй и закидал снегом. Эх, видно… Одна надежда, что не сунутся солдаты к нужнику.

Яшка вернулся в дом. Мамка запихивала завязанные верёвками мешки в сундук и шкаф.

— Ты что, здесь в первую очередь искать будут.

— А куда же? — растерялась мать. — Что же за жизнь такая… Бьёшься-бьёшься, чтобы вас прокормить, самой ноги не протянуть, а толку нет.

Лёшка оторвался от уроков и сказал:

— Мама Соня велела несколько мешков ржи в угол амбара сложить, а в ларях муку не трогать, пусть там и остаётся. Они не заметят.

У Яшки от изумления глаза на лоб поползли.

— Вот балда! С тобой в прятки хорошо играть: даже искать не надо, сам на блюдечке подносишь.

— Вона! А помнишь, как ты меня летом целый час искал и найти не мог, а я в двух шагах стоял?

— И что?

— И то. Я тебе мысленно глаза завязал — ты меня и не видел! — торжествующе ответил Лёша.

— Так ты мухлевал? — ощетинился Яшка. — Никогдашеньки больше с тобой играть не буду.

— Тихо, детки, — мать не смогла сдержать улыбку, — сделаем так, как Лёшенька говорит.

***

Продотряд из тридцати человек прибыл в Василёвку рано утром. Мать в это время жарила лепёшки с припёком и увидела, как возле дома остановилась каурая лошадь с санями. Послышались чужие голоса и громкий стук в ворота.

— Хозяева, открывай!

Выгнулась дугой, зашипела испуганная Зайка. У Яшки чай затвердел в горле, он поперхнулся и раскашлялся. Мамка метнула быстрый взгляд на Лёшу, набросила тулуп и пошла открывать. В окно братья увидели, как во двор зашли двое молодых солдат в полушубках и с ружьями за плечами. Козырнули, поздоровались.

— Где хлеб храните?

Мать охнула и слегка побледнела:

— В амбаре…

— Пройдёмте, хозяюшка.

— Трое деток… мужа убили… — лепетала мамка.

Лёшка сорвался из-за стола, натянул валенки и тулупчик и выскочил за порог. Яшка опомнился и метнулся за братом.

Солдаты деловито вошли в небольшой темноватый амбар с маленьким окошком под самым потолком, откинули крышку ларя. Оттуда пахнуло пустотой, холодом и мучной пылью. Внутри ларя со слабым попискиванием бегал из угла в угол серый мышонок.

— Пусто, — разочарованно протянул солдат.

— Нам к такому не привыкать, — хмыкнул другой. — Где зерно и мука?

Испуганная мать указала в угол амбара, где стояли мешки с зерном.

— Это что, всё? Не богато.

Солдаты штыками протыкали земляной пол, пытаясь нащупать спрятанный хлеб, искали во дворе, в сараях, в подполе… Забрали два мешка зерна, лукошко яиц, приготовленное мамкой для продажи, и полмешка картошки из погреба.

— Держите. Не за так берём, государство платит, — сказал солдат и подал мамке выписанную квитанцию. — А где у вас уборная?

У Яшки кровь отлила от лица. Сейчас продотрядовец пройдёт в отхожее место, увидит следы вчерашних раскопок и догадается, что это неспроста. Вот тогда они будут искать гораздо внимательнее.

— Я покажу! Идёмте, дяденька, — потянул за рукав Лёшка, — вот по этой дорожке идите…

Солдат пошёл по расчищенной тропинке и скрылся за дверью деревянного туалета, не оглядываясь по сторонам, — действительно, захотел по нужде.

Продотрядовцы загрузили в сани мешки с зерном, картошкой и отъехали.

Яшка сплюнул и с досадой сказал:

— Замёрзнет у них картоха в такой-то мороз, даже сеном не накрыли.

— В школу опоздали, — вздохнул Лёша.

— Ничего, поднажмём — ко второму уроку успеем.

Со дворов доносился бабий вой, наверно, солдаты нашли у кого-то спрятанный хлеб.

— Я так и обмер, когда они крышки откинули, — признался Яшка. — А сам смотрю: ларь пустой, а по дну мышь бегает.

— Я всем глаза завязал, — улыбнулся Лёша, — чтобы вы с мамкой себя не выдали.

— А два мешка таки забрали. — Яшка вспомнил печальные и полные укоризны глаза рабочего и женщины с плаката и махнул рукой: — Ничего, мы же не хлебные пауки, можем и поделиться с голодающими…