Будни ветеринарного врача. Издание 2-е, исправленное и дополненное

Ольга Овчинникова

Книга основана на реальных событиях и содержит описание случаев, с которыми сталкивается ветеринарный врач частной клиники. Простым, эмоциональным языком автор рассказывает о своей профессии: сложностях, возникающих при постановке диагноза, отношениях между людьми, нелёгкой борьбе за здоровье и жизнь животных. Книга будет полезна тем, кто собирается посвятить свою жизнь ветеринарии, а также владельцам собак и кошек. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 8. Панлейка

Разница между разумом и эмоциями заключается в том, что разум приводит к выводам, а эмоции приводят к действиям (Donald Brian Calne).

Выхожу работать в ночь, с Вероникой.

Она у нас красавица: миловидное, улыбчивое лицо с красивыми чёрными глазами, пухлыми губками и румянцем на щеках, а также женственная фигурка делают её привлекательной и обворожительной. Но больше всего подкупает её неистощимый оптимизм: с жизнерадостной улыбкой Вероничка будет стоять и старательно брить гнилые уши у коккер-спаниеля, подготавливая его к операции; выколупывать пинцетом шевелящихся опарышей из какой-нибудь гнойной раны или с умилением отмывать обдристанного котёнка, ласково приговаривая:

— Ах ты ж мой хороший… Где ж ты так уделался-то?

Я так не могу: мой вечный хронический пессимизм стоек и неубиваем, поэтому Вероника меня тоже конкретно компенсирует.

…Осень щедра на парвовирус. У собак он вызывает парвовирусный энтерит, у кошек — панлейкопению. И то, и другое сопровождается рвотой с изнуряющим и, в запущенных случаях, кровавым поносом.

В полночь раздаётся нетерпеливый звонок в дверь, открываем: в клинику врывается женщина в махровом халате и с мокрой головой, — как будто только что выскочила из душа.

Трясущимися руками она аккуратно кладёт на стол и торопливо разворачивает большое полотенце, в середине которого обнаруживается тельце котёнка-подростка, — он лежит безнадёжной тряпочкой, в ступоре, на боку.

— Бегом… бежала… — на глаза у женщины наворачиваются слёзы, но она мучительно берёт себя в руки и произносит: — Его вырвало.

Температура — ниже некуда. Носик извлечённого термометра испачкан в кровянистых густых испражнениях с характерным парвовирозным запахом: это как бы запах полупереваренной крови и жидкого кала одновременно. Молча переглядываемся с Вероникой. Женщина понимает наш бессловесный диалог верно.

— Спасите его, умоляю… — она больше не сдерживается, начинает плакать и заикаться. Говорит что-то бессвязное.

Недолго мучаю её сбором анамнеза, в процессе которого узнаю, что отравиться ничем не мог, прививок нет, и всё началось внезапно.

— Очень похоже на кошачью чуму⁴⁶, — отвечаю ей. — Шансов практически нет, но мы попробуем его спасти.

Женщина кивает, узкими ладонями размазывая по лицу слёзы.

Слово «попробуем», выпавшее изо рта безнадёжным булыжником, означает, что мы проиграем: слишком острое течение болезни.

Представляю, как женщина вышла из душа и увидела своего блюющего котёнка — даже волосы сушить не стала. Точно бегом бежала: полузастёгнутые сапоги обуты прямо на голые ноги.

Ставим котёнку внутривенный катетер. Еле попадаю — вены спавшиеся; обезвоженность и токсический шок дают о себе знать.

— Тёплую воду и инфузомат, — прошу у Вероники.

— Бегу, — отзывается она; очень быстро приносит и то, и другое.

— Давай ещё грелку, но упакуй её, — мы обе знаем, что нужно не только согреть этого пациента, но и не дать заразиться через неё всем последующим: слишком уж заразен и живуч вирус панлейки.

Вероника кладёт грелку в пакет, который плотно запечатывает скотчем.

Женщина продолжает тихо плакать, зажимая ладонью рот.

Нужно абстрагироваться от эмоций и заняться делом.

Котёнок лежит на боку. Помимо панлейки, у него врождённые аномалии: мордочка ассиметрична, глаза разного размера, — вот почему ещё он заболел так резко! Вполне возможно, что его иммунная система и внутренние органы тоже недоразвиты, что значительно уменьшает мою и так мизерную надежду на его излечение. Смотрю, как в вену медленно идёт тёплый раствор и понимаю — всё зря. Какой бы чудо-препарат не влился в него сейчас, котёнок не справится сам: иммунная система не успеет отреагировать на агрессивный вирус и быстро выработать антитела. У него нет шансов. Совсем.

Чужие антитела могли бы дать шанс — мизерный, почти никакой.

Внезапно меня озаряет воспоминанием о недавнем сне, где я видела точно такого котёнка — с ассиметричной мордочкой… Даже диагноз там прозвучал: панлейка… Мистика какая-то!

— Ему нужен донор, — говорю я, слегка пришибленная ощущением де-жа-вю. — Переболевший панлейкопенией или хотя бы многократно привитый кот. Не родственник.

Кровь от родственников, даже дальних, при переливании вызывает непереносимость и демонстрирует все признаки несовместимости. Переливание было и остаётся крайне рискованной процедурой.

У животных несколько групп крови, и есть тесты на их определение. Однако, они настолько сложные, что на практике применяется перекрёстная проба на совместимость⁴⁷. Это выглядит так: кровь донора и реципиента, взятая с антикоагулянтом, центрифугируется в двух пробирках; плазму сливают на предметные стёкла и к ней добавляют эритроциты друг друга. Реакцию оценивают под микроскопом.

Эритроциты имеют тенденцию примагничиваться друг к другу и образовывать столбики — на стекле это норма. Но если они образуют конгломерат, который не распадается при постукивании — то есть агглютинацию⁴⁸, — или если происходит разрушение эритроцитов, то есть гемолиз⁴⁹, — то кровь несовместима. И ещё момент: даже если у донора и реципиента группа одинаковая, смертельные реакции после переливания не исключаются, так как у кошек ещё бывают аллоантитела⁵⁰, — именно поэтому перекрёстную пробу делать необходимо.

Если всё в порядке — приступают к биопробе. В вену пациенту вводят небольшое количество донорской крови и несколько минут оценивают реакцию. Если не появляется рвоты, учащённого дыхания, дрожи, покраснения кожи, мочеиспускания и прочих признаков несовместимости, то медленно — но не дольше, чем за четыре часа — переливают остальной объём. И затем вводят препараты, нейтрализующие реакцию на антикоагулянт, с которым производился забор крови у донора. Практика показывает, что в первый раз переливание обычно проходит спокойно, особенно у собак, а вот в последующие риск несовместимости с каждым разом всё возрастает. Животное, которому влили кровь, в доноры потом лучше не брать.

У кошек три группы крови. Группа А является доминирующей — её находят у большинства кошек, особенно беспородных⁵¹. Группа В присуща меньшему количеству⁵², а группа АВ встречается крайне редко⁵³. При переливании крови группы А донору с группой В происходит разрушение эритроцитов — гемолиз, — и животному плохеет прямо во время процедуры, вплоть до летального исхода. Если перелить кровь группы В пациенту с группой А, то такая реакция может наступить на вторые сутки.

Гемолиз проявляется повышением температуры; сердцебиение и дыхание учащаются, животное начинает дрожать, происходит рвота и предкоматозное состояние, — тогда переливание прекращают и форсируют диурез капельничкой, но это часто не помогает. К счастью, такой реакции мне наблюдать не доводилось.

Перед самим переливанием кошкам биопробу делают трёхкратно с интервалом в три минуты: вводят пробную порцию донорской крови.

Помимо несовместимости, донорская кровь может быть источником возбудителей различных вирусных болезней — в том числе неизлечимых, — и паразитов: например, гемобартонелл и личинок дирофилярий. Иными словами, постулат «не навреди» тут уместен, как никогда. Но найти бы донора для начала.

— Донор? — тоскливо переспрашивает женщина, всхлипнув. — Где же его искать-то?

Она в халате, на улице ночь, все спят. А у нас счёт идёт на минуты. Не уверена даже, успеем мы влить ему все эти препараты, набранные в шприцы или он умрёт раньше. Где найти донора? Можно, конечно, взять старый журнал и обзвонить людей, чьи коты болели панлейкопенией год назад. Но есть риск позвонить тому, у кого кот не выжил, да ещё и разбудить его посреди ночи. И с какой стати человек должен нестись в клинику со своим котом? Скорее всего мы даже не успеем взять эту кровь и влить её, даже если вдруг чудесным образом повезёт, и такой донор найдётся молниеносно, — вот прям сиюминутно…

— Возьмите мою кровь! — женщина закатывает рукав халата. — Мою!

— Ваша точно не подойдёт, — говорю я. Её самоотверженность увеличивает моё и без того растущее чувство беспомощности.

Раньше на такое предложение — перелить кровь животному от другого биологического вида — я бы только снисходительно посмеялась. Но потом узнала про единичные, правда, случаи, когда кошкам с тяжёлой степенью анемии вливалась собачья кровь. Да, подобная процедура чревата анафилактическим шоком, и второе такое вливание однозначно будет убийственным. Да, после вливания чужие эритроциты предсказуемо разрушаются и вызывают желтуху, и история умалчивает о количестве не выживших после подобной процедуры, но всё это делается для того, чтобы выиграть у смерти время — дня три — за которое можно найти подходящего донора уже из числа кошачьих.

Вариант с женщиной я не рассматриваю: во-первых, тыкать в вену человеку чревато для меня обмороком, да и проводить какие-либо манипуляции с людьми ветеринарам строго-настрого запрещено. Во-вторых, очевидно, что ксенотрансфузия⁵⁴ человеческой крови в случае панлейки совершенно не оправдана: там нет нужных антител.

Вот бы придумали волшебный препарат, заменяющий цельную кровь, который мог бы храниться долгое время, а не эти несчастные трое суток, после которых кровь, даже в холодильнике, становится непригодной. Эритроциты не заморозишь в морозилке.

Котёнок.

Следуя странному порыву, открываю холодильник, словно там может быть ответ на мой вопрос и… вижу на полке большой шприц, наполненный кровью. Словно в тумане, беру его в руку. На шприце чёрным маркером написано два смачных слова: «Кошачья кровь».

Вот это чудо! Я смотрю на потолок, словно этот шприц только что упал с неба. Почерк Танин — она сегодня работала в день. Несмотря на поздний час, ей и звоню:

— Тань, привет. Прости, что так поздно…

— Да ничо, — сонным голосом отзывается она. По всей вероятности, я её разбудила: — Что случилось-то?

— Скажи мне, что за кровь в холодильнике? Когда брали?

— Ах это… — Таня облегчённо вздыхает: — Сегодня днём. Здоровый, мордатый котяра приходил. Отличный донор.

— О-о-о! Можно взять? У нас тут… — я едва не произношу «смертник», но что-то останавливает: — … Котёнок…

— Да конечно бери, — разрешает Таня, мучительно зевнув, и повторяется: — Отличный донор… Мордатый… Проверенный…

Прощаемся, вешаю трубку.

Котёнок, который к этому времени находится в могиле уже хвостом и тремя с половиной лапами, получает ещё один шанс — чужие мощные антитела от мордатого здорового донора. Перемешиваю эритроциты с плазмой, бережно качая шприц в руке. Перекрёстная проба; биопроба. Подключаем в инфузомат. Опускаю часть трубки в тёплую воду — тут главное не переборщить с температурой. А то есть ещё «умники», греющие кровь в микроволновке…

Через час котёнок переваливается на живот и принимает позу «поживу чуть-чуть, так и быть»… и достаёт из могилы одну из лапок.

Четыре часа, пока медленно капаются остальные жижки, женщина сидит, держа его на коленях. Под конец у котёнка случаются судороги, — это похоже на гипокалиемию, которая нередко является следствием поноса. Судороги или подёргивание мышц также бывают как реакция на антикоагулянт, который используется при взятии крови у донора — он снижает кальций в крови, и при слишком быстром переливании не успевает инактивироваться внутри организма⁵⁵.

Интуитивно корректирую содержимое капельницы — определить содержание электролитов возможности нет. В пять утра отправляем женщину с котёнком домой, заливаем всё дезраствором и ставим кварц: церемониться с вирусом не приходится. Сами ползём на второй этаж, в ординаторскую, где и валимся на разобранный диван.

— Как думаешь, выживет? — спрашиваю у Вероники.

— Ну… — тянет она задумчиво и не заканчивает фразу.

— Вот и я так думаю, — соглашаюсь с очевидным, недосказанным.

Не успеваю я задремать, как звонит телефон. Нащупываю его рядом с подушкой:

— Ветклиника…

— Алё! — звучит пьяный и женский голос. — У меня тут пищщанка!

«О, Господи… Кто?» — мой внутренний голос просыпается тоже.

— Простите… Кто? — хочу уточнения я.

— Песчанка! И она… Смотрит! — поясняет женщина, озвучивая причину своего волнения.

— Смотрит? — будить меня в пять утра ради песчанки, которая смотрит… это бесчеловечно!

— Вы не понимаете! — убеждённо произносит женщина.

Не понимаю.

— У меня песчанка, и она смотрит! — от того, что женщина повышает голос, он становится ещё более пьяным.

— Минутку, — говорю ей, после чего шёпотом спрашиваю проснувшуюся от звонка Веронику: — Ради всего святого, Вер… Что такое песчанка?

— Хрен знает, — испуганно шепчет Вероника. — А что случилось-то?

— Фа-а-ак… — мозг очухивается ото сна и выдаёт мне скудную информацию о том, что, кажется, это нечто, похожее на мышь, только с хвостом белки. — Там песчанка, и она смотрит.

— Смотрит? — задаёт всё тот же вопрос Вероника.

— Алло! — я возвращаюсь к женщине. — А ещё жалобы есть?

Та надолго зависает: видимо её удивляет тот факт, что смотрящая песчанка для меня — аргумент скудный и недостаточный. Советую ей подойти по записи к специалисту по грызунам, которым не являюсь. Нас в академии вообще учили с грызунами обходится только одним способом — дератизацией⁵⁶.

В надежде, что к утру или женщина протрезвеет, или же песчанка прекратит её гипнотизировать, снова пытаюсь уснуть.

«Ставлю на песчанку!» — радостно восклицает внутренний голос.

Следующий звонок раздаётся через десять минут. Звонит мужчина:

— У меня кот упал с подоконника.

— Жалобы? — я едва ворочаю языком.

— Теперь он хромает на ногу.

— Днём будет ортопед, приходите на приём, — о, сжальтесь, дайте хотя бы часик поспать! Умоляю!

— А запишите меня, — мужчина на том конце отвечает таким бодрым голосом, словно сейчас не ранее утро. Да кто-нибудь вообще спит? Или все бухают, практикуют гипноз и падают с подоконников?

Я лежу наверху, журнал, соответственно, внизу, и для начала надо совершить подвиг под названием «поднять жопу с дивана». Говорю:

— Ну… Вы готовы подождать миллион пятьсот часов, пока я спущусь? — я умоляю не проделывать со мной столь изощрённой пытки.

— Вы не хотите вставать? — хочет уточнения мужчина.

Нет, блядь, всю ночь только об этом и мечтала — выползти из-под тёплого одеялка и ползти вниз ради этой самой записи в журнал…

— На завтра к ортопеду почти никого нет, — уверяю его, включив всё своё обаяние. — Вас примут даже в порядке очереди. Или как на счёт того, чтобы позвонить после девяти и тогда уже записаться?

Потому что после девяти приходит дневная смена и, собственно, сам ортопед. Мужчина соглашается, но напоследок говорит:

— Я вам, если что, через полчасика перезвоню, — и вешает трубку.

…Остаток ночи я ожидаю его звонка, но он так и не перезванивает.

В восемь утра ночной котёнок снова у нас. Женщина, на этот раз одетая в повседневную одежду, разворачивает всё то же полотенце. Подозрительно заглядываю туда: живой.

Это чудо. Этого не может быть, просто не может быть! Да, открылся кровавый водянистый понос, и это ещё одно доказательство в пользу диагноза «панлейка», но он жив. Температура по-прежнему низкая.

— Начал пить, — сообщает женщина полушёпотом хорошую новость. Улыбаться суеверно боится. Понимаю.

Подключаю котёнка к тёплой капельнице. На это раз он переносит её нормально, без судорог, лёжа на животе.

Пока собирается дневная смена, мы успеваем принять ещё нескольких утренних пациентов. Сначала приходят повторники: два кота, Беня и Боня, тоже с панлейкой. Сначала заболел один, а через три дня — второй. Переносят легко, потому как уличные, и какой-никакой иммунитет наработан. Боня поблёвывает. Беня уже ест, рвоты нет.

Оба они смешные. У Бони на морде человеческое выражение лица, на котором совершенно отчётливо читается недовольство фиксацией и вливанием жидкостей. Периодически он по-кошачьи матерится, но терпит. Как бы говорит: «Да вы достали уже, пустите! Пусти уже, говорю!» и дёргает лапой, но всё это с таким интеллигентным терпением, какое бывает только у уличных, стрессоустойчивых котов.

После них приходит молодой кобель овчарки с порезанной лапой, замотанной двумя вафельными, когда-то белыми полотенцами: несмотря на перевязку, он оставляет на полу сочные кровавые следы.

Сонная, лохматая, я наклоняюсь к кобелю и дружелюбно говорю:

— Привет.

Он прыгает, разинув рот, словно косатка, и на меня стремительно летят сверкающие белизной зубы, каждый величиной с палец, — еле успеваю отпрыгнуть. Всю сонливость снимает как рукой! Вместо чашки кофе — доза адреналина? Легко!

«Хорошо, что хозяйка его за ошейник держала, а то бы щас…»

Вот ты мне ваще не помогаешь! Хоть бы предупредил!

«Я спал», — оправдывается голос внутри головы.

Выясняется, что во время утренней прогулки кобель напоролся лапой на бутылочные осколки и знатно рассёк себе крупный кровеносный сосуд. Делаю ему смирительный укол, заваливаем на стол. Наркоз. Обезболиваю местно. Промываем. Слегка опухшая от недосыпания Вероника, спустившаяся сверху, ассистирует, пережимая вену: молчит, жмёт изо всех сил побелевшими от напряжения пальцами с обеих сторон от разреза и при этом мечтательно улыбаясь… Вероника — это, конечно, лучезарное нечто! Обкладываю рану стерильным оперполем.

Шить приходится быстро, так как собака большая и наркоза «кушает» много. Стягиваю кожу, чередуя швы: одни, чтобы кожа легла ровно; другие — чтоб не прорезались. Из-под потревоженного сгустка щедро сочится кровь. Главное, что сухожилия целые. Накладываем давящую повязку. Снимаем катетер. Свободен.

…Обычно когда смена заканчивается, я долго не могу собраться, но сегодня адреналинчик изрядно меня взбодрил. Был большой шанс самой заиметь и швы, и брутальные шрамы, причём на лице.

* * *

Котёнок пропал, и мысленно я его похоронила: всё, что могли, мы сделали. В какой-то тощей надежде листала журнал, желая увидеть, что они приходили, но — нет. Всю неделю — никаких новостей.

Я уже перестала думать о нём, как ко мне подошла наша Аля:

— Там в холле хотят поговорить с тобой.

И эта фраза может значить всё, что угодно.

Выхожу. Женщина… улыбается… протягивает назначение… мой почерк… из-за пазухи бойким чёртиком высовывается моська котёнка, в ассиметричных глазах которого играет здоровое любопытство. С превеликим трудом узнаю в нём ночного смертника.

— Он что… — задаю вопрос на полнейшем автопилоте, — жи… вой?

— Да-да, живой, — женщина даже не обижается на столь бестактный вопрос. — Мы делали капельницы по вашему рецепту! Я приходила за препаратами, и дома их делала!

Смотрю на котёнка, как на привидение. Делать капельницы дома, без корректировки, было очень рискованно: одни судороги тогда чего стоили. Однако, факт налицо — он жив! И вполне себе бодр.

— Я пришла спросить, можно ли снять катетер?

Задумчиво киваю:

— Да, можно.

…Спасибо тебе, мордатый донор, за жизнь, за кровь…

Кот в переноске.

Примечания

46

Кошачья чума — она же панлейкопения.

47

Перекрёстная проба — смешивание донорских эритроцитов с сывороткой реципиента и эритроцитов реципиента с сывороткой донора.

48

Агглютинация (от лат. agglutinatio — «приклеивание») — слипание эритроцитов.

49

Гемолиз — разрушение эритроцитов.

50

Аллоантитела — антитела, образующиеся в организме в ответ на внедрение чужеродных компонентов.

51

Группа А встречается у 75—95% кошек.

52

Группа В встречается примерно у 1—10% кошек мейн-кунов и норвежских лесных кошек, 11—20% абессинских, сомалийских, бирманских, персидских, шотландских вислоухих кошек и 20—45% экзотических короткошерстных кошек, британских короткошерстных, корниш-рексов и девон-рексов.

53

Группа АВ (она же группа С) встречается у 0,4% кошек. Породы: сомали, британская короткошерстная, бенгальская, абиссинская, бирма, домашняя короткошерстная и другие.

54

Ксенотрансфузия — переливание крови от другого биологического вида.

55

Так наз. «цитратная интоксикация», — входит в комплекс «синдрома массивных трансфузий», включающего также ДВС-синдром, ацидоз, нарушение гомеостаза и др.

56

Дератизация — комплексные меры по уничтожению грызунов.