Бед нет. Новеллы

Ольга Милованова

Новеллы сборника «Бед нет» – это лирические истории о людях, живущих сегодня рядом с нами. Они такие разные. Но их объединяет одно – все они ищут и находят свой путь в жизни, обретая гармонию.

ТАНЬКА

I

Танька умирала. Она лежала на своей узенькой кроватке у окна уже полгода и ждала смерть. Худенькая, жилистая, за свою долгую жизнь она ничем серьёзно не болела, её просто покинуло желание жить.

Мир сузился сначала до размеров домашнего хозяйства. Она перестала выходить за ворота, потому что на родной с детства улице не встречала больше ни одного знакомого лица. Да и сама эта улица изменилась до неузнаваемости. Невесть откуда на ней наросли каменные дома, резные наличники заменили пластиковые стеклопакеты, а цветущие палисадники замуровали глухими заборами.

Потом во дворе ей тоже стало скучно. Дочь и внучка успевали несколько раз обернуться с делами, пока она только собиралась задать корм курам.

Все вокруг постоянно куда-то спешили. Им было не до долгих обстоятельных разговоров, которые хотелось вести Таньке. Её сознание не поспевало за их быстрой речью, новыми непонятными словами, и она перестала их слушать. Родные решили, что у неё проблемы со слухом, и говорили с Танькой громко и отчётливо, как с сумасшедшей.

Еда потеряла вкус, и Танька ела, только если ей напоминали об этом.

Даже солнце, как будто потускнело, и больше не грело старые Танькины кости.

Танька ещё какое-то время бесцельно топталась по дому, переходя от окна к окну. Она неизменно останавливалась на пороге комнаты, не входя и не выходя, и, молча, наблюдала за домашними. А их ужасно раздражали и её молчаливое любопытство, и постоянное препятствие на пути. Тогда Танька и решила лечь, чтобы никому больше не мешать. Но смерть не спешила за ней.

Дочь — сама уже пожилая женщина — ещё работала, силясь прокормить изрядно разросшуюся семью. Младшая внучка Олька, наконец, развелась со своим непутёвым мужем и вернулась в отчий дом, приведя с собой трёх ладных белоголовых пацанят-погодков. Пятое поколение семьи прочно обосновалось в стенах крепкого, построенного на века дома, наполнило его живой суетой и гомоном детских голосов. В Танькиной голове их лица смешались между собой, с лицами младших братьев и сыновей, когда-то таких же ладных и белоголовых. Она постоянно путала их, называя именами ещё живых или давно ушедших родственников. Для мальчишек это стало новой увлекательной игрой. Они нарочно спрашивали старую бабулю, как их зовут, а когда та в очередной раз ошибалась, шумно веселились. Танька замолкала и отворачивалась к стене. Маленьким озорникам доставались подзатыльники от матери или бабушки. Но это не помогало, и вскоре игра начиналась заново.

Радовали Таньку только сны. Всё теперь было там: детство, юность, молодой влюблённый муж, дети, подруги. Невзгоды и предательства за давностью лет забылись, затёрлись. Прожитые годы казались необыкновенно счастливыми, наполненными событиями и добрыми, понимающими людьми. Она погружалась в эти сны, путая их с явью. Реальная жизнь казалась серым бесконечным кошмаром, от которого только там можно было укрыться.

II

Дом отец построил перед самой войной. Танька хорошо запомнила тот день, когда он торжественно запустил в новые, пахнущие свежеструганным деревом сени, чёрного котёнка с жидким хвостиком. К слову сказать, этот задохлик вырос в красивую, полную достоинства кошку. Мурка оказалась умницей и отличной мышеловкой. Каждое утро она гордо демонстрировала на крыльце свой вклад в семейный бюджет — задавленную мышь. Все попытки детей поиграть с ней она пресекала шипением или осторожным ударом лапой с втянутыми когтями. Но если вдруг хозяйка набрасывалась на своих провинившихся чад с руганью. Мурка громко мяукала и легонько кусала мать-кормилицу за ноги, заступаясь за сорванцов.

Отец очень любил единственную дочь, жалел, по возможности баловал. И всегда называл невзрачную русоволосую Таньку «своей красавицей». А она отвечала ему искренним теплом своего маленького, преданного сердца. Наверное, поэтому, провожая отца на фронт, она рыдала громче всех.

Отец перецеловал мальчишек, крепко прижал к груди жену.

— Берегите себя! Ждите!

Потом повернулся к дочери, легко поднял её и защекотал прокуренными усами в самое ухо:

— Не плачь Танька! Я обязательно вернусь!

Поставил дочь на землю и, отвернувшись, чтобы не размягчиться и не дай Бог пустить слезу, быстро побежал к ожидавшим машинам.

— Я ещё спляшу на твоей свадьбе! — последние слова он прокричал любимице из кузова, тронувшегося грузовика.

Третий младший брат родился, когда отца уже забрали на фронт.

Война добралась до их дома в конце октября. Она громко заявила о себе сначала грохотом тяжелых орудий, от которых они прятались в глубоком погребе за домом. Потом бесцеремонно встала на пороге группой шумных офицеров в серых добротных шинелях. Немцы расположились в доме, выселив хозяйку с детьми в сарай.

Они не были злыми эти чужие люди. На глазах у Таньки они героически расправились только с десятком кур, которые оставались в хозяйстве, пустив их на жаркое и суп. Впрочем, жилистого петуха, они благородно отдали хозяйке, кормить детей. Рыжий веснушчатый фриц с выпирающим кадыком на тощей шее внимательно осматривал дом и постройки, одобрительно приговаривая: «Gut, sehr gut»¹. Иногда он даже брал в руки топор и колол дрова, желая размяться. Другой не старый, но уже седой пару раз передавал матери бутерброды с колбасой, покормить маленького, чтобы тот не кричал. Третий просто не замечал их существования, занимая своё свободное время чтением книг и написанием писем. Впрочем, иногда по вечерам Танька видела, как оставаясь один, он расхаживал по комнате и что-то громко ритмично говорил, помогая себе резкими и взмахами правой руки. Танька догадывалась, что это стихи. Но, поскольку, её школьного курса немецкого хватало только на «Ich heiße Tanka»², она не смогла понять, чьи они. Себе она придумала, что немец читает свои стихи. Впрочем, у неё не было времени особенно об этом заботиться.

Остальные слишком часто менялись, чтобы их запомнить. Одни отправлялись на передовую, другие ехали на короткий отдых в тыл.

Мать стирала немцам бельё, топила печь и мыла полы в доме. Работы было много. Незваные гости не обременяли себя заботой о чистоте, оставляя везде окурки, огрызки, ошмётки грязи с сапог. Она вынуждена была брать с собой Таньку. Хотя той шёл уже четырнадцатый год, из-за своего малого роста и чрезвычайной худобы, она выглядела совсем ребёнком. Но мать всё равно, опасаясь взрослых мужиков, давно оторванных от дома и семьи, прятала худые Танькины ноги под длинными бесформенными юбками, и низко до самых бровей надвигала ей платок на лицо. К счастью, ни изработанная до черноты мать, ни дурнушка-дочь не вызывали похотливых желаний у постояльцев. Они скупо, но исправно платили за работу, обычно продуктами. Жестяные банки с консервами, брикеты галет и шоколад мать прятала. А из крупы варила кашу, изредка добавляя в неё кусочки мяса.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Хорошо, очень хорошо — (нем.)

2

Меня зовут Танька (нем.)