Рвите розы пока не поздно!

Ольга Мерк, 2023

Жизненные рассказы про любовь и её побочные эффекты. Жиза, как она есть.

Сначала умерла надежда.

Жена Сергея, Лена, посмотрела на часы, чтобы зафиксировать час смерти:

девять часов, пять минут. Воскресенье. 12 сентября.

Она села на скамейку у воды и стала ждать.

"Должно же что-то произойти в честь усопшей… Гром, молния или град", — подумала она.

Непонятно, почему она так решила — ни в одном из романов и ни в одной из сказок нет прощальных салютов по умершим надеждам.

Только мелкая рябь на поверхности серой воды небольшого пруда в городском парке оживила застывший пейзаж.

Прохладный ветерок закружил и опустил к её ногам желтые листья, похоронив под ними надежду.

Рассматривая отражение неба в воде, представила, как бы смотрелась она из-под воды, на зеленой скамейке, в утреннем тумане на фоне осенних деревьев…

Почему-то скамейка представлялась без неё, без жены Сергея, но очень живописно припорошенная первым снегом на фоне черных стволов и кружевных веток.

"А зимой здесь каток и скамейку со дна не видно. Музыка, коньки, цветные шапки и шарфы…" — подумала она и осмотрелась.

На краю спинки скамейки висели большие серые старомодные очки для ныряния, забытые кем-то во время купального сезона. Забытые и теперь бесполезные, как она сама. Никчёмная и не нужная жена Сергея…

Полчаса назад, по пути к кафе, она встретила Игоря, бывшего коллегу её мужа.

Он спросил, как дела у Сергея. По всей видимости, он не был в курсе, что Сергей уехал на все выходные к нему, к Игорю, на дачу помогать строить веранду…

Гараж у школьного друга Миши был якобы в прошлом месяце успешно отремонтирован…

Удержавшись от вопросов и сославшись на спешку, она отказалась выпить с Игорем кофе и, шагая, куда глаза глядят, оказалась в этом парке. В парке, где сейчас лежала её бездыханная надежда под кучей жёлтых листьев у серой воды, в которой сейчас утонет жена Сергея.

Открыв сумку, Лена испугалась, что забыла телефон. Вытряхнув всё: кошелёк, пустую пачку сигарет, зажигалку, очки, ключ и всю экипировку типа"крем — лак — пудра — помада", и убедившись, что телефона нет, она решила, что как-то глупо умирать, не покурив и не отправив последнее видео в сеть. И вообще…

Лене вдруг ужасно захотелось есть.

"Пусть тонет" — подумала она и, покидав всё обратно, сидела ещё долго, мысленно произнося надгробную речь.

Утреннее сентябрьское солнце наконец-то умудрилось пробиться сквозь туман, живенько и мастерски расписав пейзаж весёлыми красками.

"Жаль, телефон забыла, вот было бы классное фото, — подумала Лена, — И вообще… надо прийти сюда порисовать с Верой и Любкой. Давненько не виделись!"

Убрав пару пожухлых листьев с черных лаковых ботинок, она решительно встала, и, зачем-то надев очки для ныряния, зашагала вокруг пруда к выходу из парка.

Мокрые ботинки блестели на солнце.

Очки для ныряния отражали осенний пейзаж.

Первые прогуливающиеся появились на дорожках парка.

"Инопланетянин", — с восторгом сказал ребенок папе, указывая пальцем на Лену в уродливых очках. Папа, сдерживая смех, развел руками, как бы извиняясь за невоспитанность сына.

Лена сняла очки и протянула их мальчику:

"Очень нужная вещь. Иногда надо нырнуть до дна, чтоб не утонуть", — сказала она.

"Это точно", — сказал папа, взял очки и долго смотрел ей вслед.

Она его не узнала.

Да и он не сразу вспомнил, где они пересекались.

В Вене! На мастер-класс по живописи!

Он тогда для неё даже стих написал, но она сказала, что это совсем и не стих, потому что нет рифмы:

Сколько всего случилось за эти полминуты,

Когда мы первый раз целовались на оживлённой улице в Вене!

Свет пролетел тридцать раз между землёй и луной,

Сто двадцать новых людей родились,

Две тысячи терабайт протекли через интернет,

Пятьдесят тысяч килограмм шоколада было съедено….

И куча разной прочей статистики…

АЛЕВТИНА И ЕЛИЗАВЕТА — ДВА АНГЕЛА

Проснувшись на диване в углу застекленной веранды, служившей ей рабочей комнатой, Алевтина повернулась на другой бок и зажмурилась от света низкого осеннего солнца.

Голова трещала, хотелось пить.

Сев на диване, она увидела, что на куче желтых листьев в саду лежит женщина. Подойдя к окну, она вспомнила события вчерашнего дня, и испугалась, что не помнит, как он кончился.

***

Вчера после обеда Алевтина поехала в город, чтобы забрать деньги за аренду её однокомнатной квартиры.

Заболтавшись со съёмщицей и пропустив электричку, на которой она планировала ехать обратно, решила зайти в парикмахерскую, чтобы не ждать целый час на вокзале.

— А можно подстричь кончики и чёлку без очереди? — спросила она, войдя в ближайший салон.

— Да. У практикантки. Ждите здесь, — парикмахерша указала на кресла у входа.

Едва Алевтина погрузилась в кресло, дверь распахнулась, и в салон ворвалась крупная женщина в длинном пальто нараспашку.

Элегантный шарф. Шпильки. Перчатки.

— Всем доброго вечера! — объявила женщина с улыбкой конферансье, объявляющего победителя конкурса пианистов. “Аплодисменты” не заставили себя ждать — весь пятиглавый персонал салона разразился приветствиями:

— Елизавета Петровна! Добрый день! Выглядите прекрасно!

Алевтине захотелось стать подругой этой женщины.

— Не вижу Нинель, — сказала женщина, оглядевшись.

— Ну, как же, как же… Ждёт вас уже четверть часа!

Нинель вылетела как ошпаренная из-за шторки между подсобкой и салоном.

— Клиент попался нудный, извини за опоздание. Мне на выставку в восемь. Успеем? — не удостоив Алевтину взглядом, женщина прошагала к Нинель.

— Да всё о'кей, всё о'кей, сейчас кофе сделаю, — защебетала Нинель.

— Давай, кофе мне сейчас очень кстати. Кстати, твои проблемы с разводом я уладила. Суд двадцатого.

— Спасительница вы наша, сначала на прическу или на маникюр?

— Прическу. Маникюр уже не успеем.

Практикантка закончила взбивать фиолетовые волны на голове у пенсионерки с собачкой в руках и кивнула Алевтине на соседнее с Елизаветой Петровной кресло.

Нинель принесла кофе.

"Я, как хронически «серая мышь», никогда не получаю кофе в сфере услуг" — подумала Алевтина, и ей вдруг ужасно захотелось кофе.

— Хороший у них здесь кофе? — пропищала она, обращаясь к отражению Елизаветы в зеркале.

Елизавета зафиксировала её взглядом, медленно отделив от окружающей обстановки как самостоятельный говорящий элемент интерьера.

— Девушке кофе принесите, — повелела она практикантке.

Практикантка понеслась в подсобку и вернулась с чашечкой ароматного эспрессо.

Елизавета впилась глазами в своё отражение и критически сморщила нос.

Недовольное созерцание было прервано звонком телефона.

— Да. Слушаю. Да. Маринина Елизавета. Да, адвокат по разводам. Телефонных консультаций не даю. Запишитесь у секретаря по другому телефону. Да. Да. Да….

Бросив телефон в сумку, она вздохнула и посмотрела пристально на Алевтину.

— Извините, но я, может, тоже решила развестись, — выдала вдруг Алевтина, осмелевшая от кофе.

— Извиняю. А изверг уже знает о вашем решении?

— Почему"изверг"?

— А потому что у моих клиенток все"бывшие" — изверги. А у клиентов или дуры или шлюхи.

— Мой не изверг. Он в принципе просто… скучный… нет, он не скучный, а… да, он в принципе милый, но его вообще ничего не интересует кроме его работы…

— Меня тоже ничего не интересует кроме работы. Давай я его заберу? — хохотнула Елизавета.

Головы им мылили одновременно. Но Елизавете намного дольше — масса бальзамчиков, оттеночных шампуньчиков и конденционеров основательно втиралась и вмассировалась, а температура воды контролировалась услужливыми вопросами ежеминутно.

Но, в конце концов, она водрузилась в кресло и Нинель покрыла её плечи бордовой накидкой.

Алевтине же досталась выцветшая синяя.

В контрасте с величественным бордовым мокрые редкие волосы Елизаветы казались жалкими. Ей было неприятно, когда кто-то видел ее без укладки. Это позволено только Нинель, близким родственникам и подругам.

Непонятно, в какой разряд она занесла Алевтину, но, скривив рожу зеркалу, Елизавета вдруг повернулась к Алевтине, и с завистью осмотрев её кудри, заявила:

— Пойдешь со мной на открытие выставки. Расскажешь про изверга.

— Когда?

— Сейчас прически накрутим и пойдем!

— Да я только челку и кончики подрезать…

— Накрутим тебе такую как на этом фото, — Елизавета показала на голливудскую красавицу на фото рядом с зеркалом! Как раз для твоих волос!

Алевтина опешила и туго соображала: отказаться, покраснев, или согласиться с восторгом?

— Согласна? — спросила Елизавета, и, посмотрев на красные кеды Алевтины, прикусила нижнюю губу, пытаясь не рассмеяться. — Если да, то крутим тебе прическу. Я заплачу, не плачь, — она всё же не удержалась и рассмеялась, — так да или нет?

— С удовольствием, — пискнула Алевтина.

Волшебница Нинель, позвенев и посверкав ножницами над головой Елизаветы, наколдовала ей двумя фенами-расчёсками пышное каре.

Потом, отстранив практикантку, замострячила Алевтине на затылке"якобы небрежную элегантность", даже лучше, чем на фото.

Елизавета, полюбовавшись на Алевтину, как на свое собственное творение, сунула Нинель крупную купюру в карман фартука.

К двери Алевтина прошлась зигзагом по всему салону, чтобы увидеть себя во всех зеркалах.

***

— Пошли пешком, тут рядом, один квартал за углом, — приказала Елизавета, маршируя на полшага впереди. Её высокие каблуки скользили на подмороженных лужах — но она не сдавалась и не сбавляла шаг.

Алевтинины кеды ловко справлялись с проблемой равновесия, но она всё равно держалась на полшага сзади.

— Как тебя зовут? — спросила Елизавета.

— Алевтина. А как Вас зовут я уже знаю…

— Давай на ТЫ, Алевтина! Нно не вздумай называть меня Лизой! Ильз — можно.

— А меня не надо, пожалуйста, сокращать до Тины.

— Хорошо, будешь Лёвой. Да нет, шучу, мне нравится Алевтина, как Валентина в Зазеркалье!

— Забавно. А что это, кстати, за выставка?

— Выставка картин Тимофеева, моего бывшего клиента. Выставка как выставка… Мне знакомая журналистка дала сегодня два приглашения, сказала, что там будет пресса. Понимаешь, хочу на фото с подписью"Среди гостей молодая и успешная адвокат Маринина Елизавета!"Ну и вообще, Тимофеев не плохо рисует. Мне нравится. Знаменитость на взлёте, так сказать.

***

Народ стекался в галерею, блестя, благоухая и позируя.

На входе их пропустили с улыбкой, лишь бегло, но укоризненно глянув на старые красные кеды — но, очевидно, шик причёски крыл козырем ущербность обуви."Или просто потому что с Елизаветой…" — подумала Алевтина

— Елизаветочка Петровна! — раздался сзади крик радости, когда они уже поднимались по лестнице.

Старый пижон в ярко синем пиджаке, жестикулируя и сопя, пытался их догнать.

— Семён Се… — Елизавета резко развернулась и, оступившись на ступеньке, упала, подвернув ногу.

Сняв туфлю, с искривленным от боли лицом, опираясь на Алевтину и на плечо пижона в синем, она доковыляла до стула, ни на секунду не переставая улыбаться выражающим сочувствие местным знаменитостям.

Кто-то из обслуги принес бинт и лодыжка была плотно забинтована.

— Алевтина, какой у тебя размер обуви? — спросила Елизавета, когда сочувствующие рассеялись

— 39

— Давай, меняемся обувью, на этих каблуках я сегодня не ходок…

— Давай!

Без каблуков Елизавета оказалась на 20 см ниже Алевтины на каблуках и казалась не крупной, а толстушкой.

Прическа добавляла Алевтине ещё сантиметров десять и ей было почему-то неловко за это"возвышение"над Елизаветой.

Но в то же время новая роль"мадам на шпильках"была пьяняще волнительной.

— Обезболивающее — сюда! — сказала Елизавета, схватив с подноса, пробегавшего мимо парня фужер шампанского и выпила залпом. — Алевтина, ищем Тимофеева в толпе. Высокий, моложавый, но лысый. В очках. Наверняка с шарфиком в клетку, — добавила она, опершись на руку Алевтины, и они подались в эпицентр происходящего.

— Ищем… да… — Алевтина гордо понесла прическу в свет люстр и вспышек фотокамер, улыбаясь направо и налево и чувствуя себя как Золушка на балу.

Внезапно остановившись как вкопанная, Елизавета, казалось, перестала дышать.

Сделав быстрый и неловкий шаг в сторону, она толкнула парня с подносом, и шесть фужеров со звоном разбились вдребезги на каменном полу.

Все уставились на место происшествия: Елизаета в красных кедах, с забинтованной лодыжкой, раскрасневшись от шампанского, и…

"… и под руку со мной, высокой красоткой на шпильках!" — подумала Алевтина.

Ползающий у её ног и собирающий крупные осколки парень дополнял мизансцену.

Фотограф пытался заснять как всю сцену, так и непосредственно прическу, что поначалу смутило Алевтину, но, будучи профессионалом своего дела, и неожиданно оказавшись по эту сторону занавеса, она дала фотографу возможность заснять её в идеальном ракурсе: подбородок чуть вверх, к источнику света, поворот, наклон, намёк на улыбку.

Мужчина, который был причиной внезапного торможения Елизаветы, быстро убрал руку с талии женщины с большим носом, но остался рядом с ней.

Женщина смотрела в потолок, поджав губы, и было видно, что она желает провалиться сквозь землю и как раз об этом молится:

— Ильз, — промямлил он, — это… боже мой… как так? Что с тобой?

— Я в полном порядке, — сказала она, бегло глянув на свои кеды в луже шампанского. — Ты Тимофеева не видел?

— Нет. Но… Я тебе…

— Ничего ты не мне. Ничего, — она резко развернулась.

В эту секунду микрофон был готов для торжественной речи:"Раз, два, раз, два…"

Движение толпы в сторону говорящего перемешало действующие лица, и, оглянувшись, Алевтина не увидела ни мужчину ни его спутницу.

— Алевтина, мы уходим. Тимофеева завтра поздравлю, — сказала Елизавета, схватив с буфета ещё два фужера. Выпив один, она протянула другой Алевтине. Вызвав такси, она направилась к выходу.

— Ты где живешь? — спросила Елизавета, борясь с дрожью в голосе.

— Я на даче живу, а квартиру сдаю. Иначе не получается. В принципе, там у нас полно народу даже зимой, а осенью вообще весело. Так что мне на вокзал надо.

— Я отвезу тебя на дачу.

— Да нет, до вокзала хватит.

— Тебя украдут с такой прической и в таких туфлях, — рассмеялась Елизавета.

Такси подъехало почти сразу. Пока ехали по городу, Елизавета делала вид, что смотрит в окно. Когда такси выехало из города, она развернулась к Алевтине, и полчаса они философствовали на тему бывших подруг, конкуренток, соперниц, недальновидных мужчин, похожих на сапожников носатых женщин, скучных супругов и про всю эту суету вокруг дивана.

Вспоминали смешное и стыдное и многое другое, о чем могут говорить и хихикать две только что познакомившиеся, но уже пережившие взлёт и падение, подвыпившие женщины.

— Ты можешь переночевать у меня, — сказала Алевтина, когда такси вырулило на дорогу к поселку.

— Отопление есть на даче? Я мерзлячка.

— Есть, конечно.

На даче Елизавета получила мягкие ботинки и плюхнулась сразу в одно из трех старых огромных кресел перед камином. Внимательно осмотрелась.

— Да уж, дача… Шале с отоплением и камином! Моя мечта! А ты вообще кто по профессии? И где"изверг"?

— Сейчас. Подожди, — Алевтина быстро поднялась по лестнице наверх и, почти сразу вернувшись, ответила:

— Муж на чердаке в компьютере. Работает. Не покладая… А я свадебный фотограф.

— Забавно.

— Что тут забавного?

— Забавно, что ты запечатлеваешь рождение семейной жизни, а я выписываю ей смертный приговор! Два ангела брака и сочетания! Фиксируем начало и конец. Мне кажется, мы нашли друг друга! — Елизавета рассмеялась.

— Да, верно, такая у нас работа. — задумчиво ответила Алевтина. — Нам надо что-то съесть, — добавила она и ушла на кухню.

Елизавета закрыла глаза и подумала, что два часа назад мир был ещё в порядке:

как нога, так и иллюзия были целёхоньки, мечта попасть на страницы глянцевого журнала грела сердце.

В дверь позвонили, потом постучали, потом она просто распахнулась, и вошел парень с котом в руках.

— Привет… Алевтина, твой кот опять у меня был…

Кот спрыгнул и устремился к другому креслу перед камином.

Елизавета уставилась на вошедшего. Его нога, так же как и у неё, была перевязана над ботинком, что, почему-то, её рассмешило.

Хромая, он прошел в комнату и молча сел в кресло напротив Елизаветы.

Алевтина вошла с большой миской винегрета и хлебом на подносе. Увидев молчащую троицу в креслах, она хотела уже представить Елизавете нового соседа, но он её перебил:

— Кто эта добротно-качественная женщина? — спросил он, не отрывая глаз от Елизаветы.

Елизавету смутил его откровенный взгляд и формулировка, данная её формам, но покраснев, она улыбнулась.

— Это Елизавета. Мы были в городе на открытии выставки. А сначала мы были в парикмахерской! И представь себе…

— Знаете, вы реально Е-ли-за-вета. Вас как-то не возможно назвать Лизой, — перебил парень, проигнорировав попытку Алевтины привлечь внимание к своей прическе.

Елизавета, продолжая краснеть, спросила:

— А вы кто будете?

— Разрешите представиться, — парень встал и театрально выпрямился, — Серов Юрий. Новый сосед Алевтины, архитектор по профессии, в настоящее время интендант гимназии им. Шаляпина. Холост. Люблю животных. Не храплю. Поэт, кстати…

— О… — Елизавета посмотрела с вопросом на Алевтину, ища подтверждение его словам.

— Да, у нас в посёлке есть гимназия. Юра там на все руки мастер. От сантехника до столяра. Стихи он, правда, пишет. И иногда не плохие.

— А я, кстати, в хоре пела, — сказала вдруг Елизавета как-то совсем некстати.

— А я, кстати, пришёл, позвать на небольшой сабантуй у Витьки. Так сказать, спонтанное продолжение празднования дня учителя. Вот вы нам там и споёте, Елизавета, так как подарка у вас нет! Алевтина, бери винегрет и к Витьке. Он-то уж точно обалдеет от твоей прически!

Конец ознакомительного фрагмента.