Пустой город

Ольга Медведева

Роман «Пустой город» больше похож на повесть, рассказывающую о сегодняшних украинцах. В нем изложены факты и реальная жизнь. С наступлением независимости, население Украины бежит в разные стороны с родной земли в поисках спокойной, безопасной жизни для своих семей. Не останавливают их трудности и обман. Они готовы отказаться от традиций, веры, предков, чтобы не возвращаться в ад. Никто не хочет назад в черную дыру Украины. Тяжело осознавать, что этот трудолюбивый народ никому не нужен.

10

Оксана вечером поехала на работу. Соседки вместе поужинали, выпили чая. Пожелав сама себе удачи, вышла с квартиры. Таисия тоже стала готовиться на работу. Она вертелась ещё некоторое время на кухне, готовила себе завтрак на работу.

Не прошло часа, как открылись двери. В квартиру вошла её соседка и тут же объявила, что на работе карантин на неопределенное время.

— У всех ещё раз взяли номера телефонов и отправили нас домой. Начальство сами не знают, насколько это затянется. Ужас. Что я заработаю, если буду сидеть дома? Чем платить за квартиру. Пока ехала, в голове была только одна мысль: может, как наши соседи, тоже поехать домой. Визу жалко. Отвалила столько денег за неё. Уборка квартиры — тоже теперь под вопросом.

Оксана замолчала. Соседки смотрели друг на друга. Глубоко вздохнув, Тася проговорила.

— Давай чай выпьем. Я на завтрак бутерброды приготовила. Сыр остался, надо его доесть.

— У меня тоже лежат в сумке. Не понадобились. А чего так тихо в квартире? Где наши ещё одни постояльцы?

— Не знаю. Они ещё не приходили.

Постояльцы словно ждали, когда их вспомнят. Двери открылись и в квартиру вошли муж с женой. Озабоченные проблемами, открыли комнату и исчезли. В руках были пакеты и огромная сумка с продуктами. Через несколько минут оба пришли на кухню. Открыв холодильник, засунули пакет, не выкладывая из него ничего. Поздоровавшись с соседками, объявили, что завтра едут домой. Автоперевозчик довезет только до границы, а там, как Бог даст.

Соседки снова молчали. На душе становилось тревожно. Неопределенность завтрашнего дня не просто пугала. Это было что-то необъяснимое. Ещё месяц назад ни кто представить не мог, что останется без работы, без средств существования.

В природе ничего не менялось. Солнце всходило, за ним начинался день. День прибавлялся. Пока солнце светило — хотелось жить, планировать ту самую жизнь. Будильник звонил по указанному ему времени для тех, кому дозволили работать. Остальные могли спокойно спать. Им не надо торопились на свои предприятия. У них не запланированный отпуск.

Таисия встала в половине пятого утра. Собралась и тихо вышла с комнаты, прошла до холодильника за бутербродами. К назначенному времени, стояла на остановке в ожидании автобуса. На остановке было непривычно тихо. Она одна там стояла. «Где люди»? — Задала себе вопрос. Посмотрев на время, опустилось сердце в пятки. Автобус должен был приехать 3 минуты назад. Его не было. Сердце стало чаще биться. Посмотрев на расписание, оно не было заклеено. По идеи, должен быть. Наконец, он появился с опозданием на 5 минут. Подъехав к остановке, открыл двери. В автобусе было четыре пассажира. Сердце снова замерло. Что ждать, от сегодняшнего дня? Через 20 минут она вышла с него и пошла пешком до магазина. Ещё издали видела, что в магазине горел свет. Подойдя к служебным дверям, позвонила. Старший продавец открыла ей двери. Агнешка пила кофе. Тася переоделась и пошла на своё привычное, рабочее место. В магазине не было больше ни кого. Почти следом за ней, пришла Агнешка.

— Где остальные?

— Сегодня транспорт плохо ходит. Наверное, опаздывают.

Агнешка сообщила о корона-вирусе, который упал на весь мир, попросила выкладывать товар только в рукавицах, часто мыть руки, как можно реже дотрагиваться до товара. Внимательно посмотрев на Тасю, поинтересовалась о ее планах ехать домой. Услышав, что она остается здесь, с облегчением вздохнула.

— Ты себе сделала запасы?

— Какие запасы?

— Непонятно, что будет дальше. Нас могут закрыть. Ты купи себе макарон, рису, всего остального. Вчера, вечером, разобрали всю туалетную бумагу. Сейчас откроется магазин, люди толпами повалят. Говорят в крупных магазинах, почти всё скупили.

— Ужас. Пойду, возьму с полки макароны, ещё посмотрю, что взять, пока ни кого нет. Агнеша, а мы будем работать?

— Пока, да. Руководство — молчит. Наверное, цены пойдут в гору. Кассир придет, ты отбей свой товар. После 9 часов, могут прийти новые цены.

— Хорошо. Спасибо.

Таисия ходила по магазину, сбрасывала себе в корзину крупы, каши, макароны. Видела, как привезли мясные продукты. Эльшбета приняла товар. Сразу отложила себе и Таисии мясо и куриное филе. Ещё не открылся магазин, а народ стал собираться около него. Тася рассчиталась за товар, пока ни кого не было. В 6.30 двери в магазин открылись. Первыми посетителями стали пенсионеры. Они не разбирались, что клали в корзины. Их руки гребли всё подряд, уже ни кого не интересовали цены. Многие постоянные посетители, рассказывали как в больших супермаркетах, толпы людей стояли перед кассами с большими тележками. Народ готовился к 3-й мировой войне. С полок уходили товары первой необходимости: соль, крупы, каши, мука, дрожжи. Запасались туалетной бумагой и мылом. Теперь очередь дошла до маленьких магазинов, где ещё можно было купить то, что в больших, уже не было. Тася со старшим продавцом не успевали выносить товар и расставлять его на полки. Товар уходил в тележки покупателей. Склад быстро пустел. К вечеру на полках остался товар, без которого каждый мог прожить. Сейчас было не до маслин, не до сухих помидор.

Отработав свои 10 часов, Таисия ехала на квартиру. Хотелось отдохнуть. Ноги гудели, руки были как камень от тяжелой работы. Она несла сетки с продуктами. Хотелось оставить половину на работе, вот только уверенности, что завтра она будет, не было. Поэтому надо сегодня всё принести. От остановки до подъезда, был добрый кусок дороги. Уже виднелся угол дома, сетки становились ещё тяжелее, ноги еле передвигались. Она шла около соседнего дома. Двери подъезда открылись. Вынеслась огромная собака, почти сбившая Тасю с ног. Тася вздрогнула и остановилась. Собака, отбежав несколько дальше, снова подбежала к пакетам Таси.

— Заберите собаку. — Попросила Тася женщину, которая не торопилась выходить с подъезда.

— Она не кусается.

Собака стала рычать. Тася ещё больше напугалась.

— Собаку заберите. — Она смотрела то хозяйку, то на собаку.

Женщина стояла и молчала, помахивая поводком. Тася ещё раз попросила. Она не ожидала такого услышать.

— На Украине пусть собак убирают. Наши собаки не трогают своих.

Женщина развернулась и пошла по дорожке, собака тоже не задерживалась, отошла от Таси и шла сзади хозяйки. Тася стояла, как вкопанная в землю. И так было тошно от всего, а тут ещё тебя на родину отправляют. Очнувшись от шока, тихо прошептала: «А ты ей что, зубы удалила. Не кусается».

Конечно, отношение поляков к животным, совсем не такое, как на Украине. Здесь в каждой квартире собака, а то и две. Животным отдают внимание, приучают детей к такому же обращению. Но, кто знает, что у собаки на уме? Это собака. По Закону, она должна выгуливаться в наморднике и на поводке, а не идти за пять метров от пьяного хозяина. За нарушение Закона предусмотрен штраф в круглую сумму злотых. За этим тоже ни кто не смотрит. Закон нарушается на каждом шагу. Правда надо отдать должное полиции, их много катается на автомобилях и теперь они смотрят только за особами без масок.

В квартире было тихо. Теперь две комнаты были свободны. Жильцы не скоро появятся в них. Ванная комната тоже стала просторней. В ней исчезли личные принадлежности бывших соседей, а вместе с ними — запахи дезодорантов, зубных паст, стирального порошка. Теперь на дверных крючках висело только два полотенца.

В комнате дремала Оксана. Услышав, как отрылись входные двери, ждала соседку, не поднимаясь с кровати. Тася прошла на кухню с пакетами. Поставила их на стул, не разбирая. Без особого настроения открыла двери в комнату.

— Привет. Еле дотащила пакеты. У нас в магазине полки пустые. Раскупили даже дорогой макарон. Я тоже набралась. Кто знает, что завтра будет. Пока будем работать. Что у тебя нового?

— Хозяйка приходила, посмотрела комнаты. Я ей сказала, что у меня нет работы. Вроде, снизит немного оплату. Она смотрела новости. Сказала, что на границе народу больше обычного. Толпы. Люди стоят на ногах. Они сами добирались, без автобусов. Надо посмотреть новости.

— Откуда взяться автобусу. Их не пускают сюда. — Тася сидела на стуле, повернув голову к окну. — Что будешь делать? Хочешь, я поговорю с директором, может, возьмет на работу в магазин?

— Нет, не хочу. Нам сказали на работе, те, которые здесь остались, заплатят за то время, которое будем не работать. — Она немного помолчала, потом добавила. — Я звонила хозяйке на квартиру, она сказала, чтобы я не переживала. Буду ездить к ней 2 раза в неделю, убирать квартиру. То, хватало раза на две недели, а сейчас все дома, мусору прибавится. Её соседка тоже просила приезжать. Теперь наши уехали, оставшимся прибавилась работа. Ещё квартира намечается. С работы женщина тоже едет домой. У неё тоже была квартира для уборки. — Она поглядела на Тасю и глубоко вздохнула. — Должны выжить.

Наступило молчание. Каждая по-своему переживала. Наступило время, в котором не было уверенности ни в будущем, ни в настоящем. Каждый жил одной минутой. Что будет через полчаса, ни кто не знал. Ни кто не знал, где вершатся те самые судьбы, которые заставляют бросать родные, нажитые места и уезжать. Кому поклоняться, кому и во что верить — тоже ни кто не знал. Наступило время уничтожения людей.

Сейчас все молчали. Народ ежедневно получал информацию, что Он обязательно будет болеть этим вирусом, возможен и другой исход. И это страшно. Назывался возраст. Казалось, с прибавлением возраста все мы думаем о Всевышнем. Теперь, ты туда попадешь на полчаса раньше. Эта дурь проникала в серое вещество со сверхскоростью. Очень мало ученых вспоминали о гриппе, как об инфекции, которым болеет основная часть населения весной и осенью.

Оксана встала с кровати со словами, что надо поесть и выпить чая. «Карантин, вирус — это хорошо, только пойдем на кухню. Ты с работы, а я весь день лежу в раздумье. Вот, вот голова треснет. Тоже ещё толком ничего не ела. — Проговорила она. — Сегодня домой звонила. Мне мой муж сказал, если буду ходить на уборки, чтобы здесь оставалась. — Она посмотрела на соседку. — Боится, что его кусок хлеба съем. Живет на моей копейке, а я здесь должна быть. Вот, где сволочь. В мужиках сейчас ничего от мужика не осталось. — Она снова посмотрела на соседку. — Чего ты мрачная? Работа — есть, ребенок — с матерью. Не переживай. Говорят это ненадолго».

От усталости у Таисии не шевелился язык. Опустив плечи, она сидела, ждала, когда разогреется кастрюля с борщом. Про себя благодарила всех богов, что есть работа. После ужина позвонит матери, узнает последние новости, расскажет о своих, поговорит с сыном. Наконец, собрав остаток сил, вымолвила.

— А чего ты здесь? Вроде возраст. Дома надо сидеть. У тебя же внуки.

— Мне мой мужик так надоел, что если бы черт предложил к нему пойти поработать, я бы согласилась не задумываясь. Веришь, хуже смерти надоел. Разводиться — поздно. Какая не есть, жизнь прожита. Хотя, ничего хорошего вспомнить нельзя. Поженились, немного пожили и он стал пить. То пиво, то самогон. Знаешь, как в селе. — Она вздохнула, слегка опустив глаза. Разговоры о муже давно не радовали душу. Душа не болела, внутри была обида на прожитую жизнь. Оксана говорила равнодушно, иногда грустно улыбалась. Время не повернешь, а с ним всё прошло. Оставшиеся воспоминания совсем не греющие душу. — У нас в селе бухгалтер был. От него ни кто слова грубого не слышал. Всегда приветливый, чистенько одет. Так он помер, сорока ещё не было. А этот сволочь живет, ни какая холера его не берет. Когда уже подохнет? Ни кому не нужен: ни мне, ни детям. — Оксана подняла глаза на соседку. — А ты давно уже здесь?

— Да. Скоро 5 лет. Я первый раз приехала, мне один мужик сделал приглашение. Работала далеко от Варшавы, на конфетной фабрике. — Она сосредоточилась, словно думала: продолжать дальше или нет. — Как город назывался? Помню за Вроцлавом. Впрочем, теперь уже не важно. Там руководство, как фашисты. Директор фабрики, женщина. Ну, прямо-таки гестапо. Когда она входила в цех, все ждали, кого сегодня казнят. Все эти бригадиры… Им только кнута не хватало в руках, чтобы нас по плечам бить. То ещё гестапо. Я не знаю, как выдержала этот фашизм. Понимала, что сына оставила с мамой, что надо работать. Я там работала почти 4 месяца. Приходила в общежитие и падала. Ничего не хотела. А потом приехала в Варшаву, хотела устроиться на работу. Опять пошла в то же самое бюро. Работы не было, уехала домой. А через день пришел мужик. И он с меня столько потребовал… — Она замолчала, закрыв глаза, слегка прикусила губы. — Пусть он будет здоров, а вот его внуки, пусть дохнут, как мухи.

Снова было больно. Свою горечь обе женщины запивали чаем и тихо вздыхали. Внутри не работало ни первое, ни шестое, ни десятое чувство. Не только душа, тело устало от напряжения, хотело отдыха.

Оксана была женщина в возрасте. Ещё не было пенсии, но она ждала тот день, который был не за горами, если опять не придумают что-то новое и не передвинут возраст. Был ещё один вариант — могли совсем отменить. Таисии было 30, приехала из областного города, который, как и большинство городов Украины, размерами был чуть больше села. Прожив без оформления брака, с молодым человеком, разбежались. На руках молодой женщины остался ребенок, без всякой поддержки его производителя. Он, папаша, не планировал заводить ребенка. Хотя, заводят собаку. Таких теперь много. Ни кто не хочет ответственности. Теперь всё проще: сошлись, разошлись. Европейский стандарт.

— Слышь, Тась, может тебе здесь мужика поискать?

— Где? Мне что на себя табличку надеть: «ищу мужика». Ты, думаешь, они здесь есть? Я ещё ни одного поляка не видела, чтобы выходя с транспорта, он своей девушке, женщине, протянул руку и помог выйти. Наушники одел, полный рот жвачки и вот этот мужик идет, отец будущих детей, мотня по колено. Противно смотреть. Они здесь вообще, атрофированные. Молодые, а уже ни какие. Хочу мужика, а не то, что ходит в штанах. У меня они тоже есть, может, я тоже мужик. И потом, — она помолчала, отвернув голову, — на меня сегодня собака бросилась с соседнего дома. А хозяйка сказала, чтобы я ехала домой и там просила убрать собаку. Оказывается у них собаки, поляков не кусают. Вот так они «любят». Это только в кино есть герои. Хотя, я не видела ни одного фильма путного за последние лет 15. Пока росла, ходила в школу, нас всё больше американскими боевиками пичкали или сериалами в миллион серий.

Вспомнив сериалы, Оксана стала посмеиваться, перечислять их. Говорила, как весь день ждали этой чепухи, чтобы обсудить очередную серию на следующий день с соседями.

Оксана всё реже вспоминала своих двух родных братьев, проживающих с семьями в России. Они, ещё при Союзе, были призваны в Армию, служили там. Там и остались, женились. У них было по двое детей. Она их видела, когда ещё беспрепятственно, можно было ездить в гости. В подсознании, хотелось увидеть, услышать их. Семейные проблемы не давали покоя, было не до братьев. Проблемы тянули на дно быстрее, чем хотелось бы. Дети давно выросли, имеют свои семьи, но их уже Оксана не видела. Расстояние отдаляло родственные чувства, редко вспоминались братья, ещё реже их жены и дети. Ни кто не помнил, когда последний раз поздравляли друг друга с праздниками, днями рождения. А время пробежало после последней встречи, минуло 25 лет. В чужой стране, работая по ночам сама, теперь могла позволить вспомнить о ближних.

Вспоминая ближних, помнили о предстоящем празднике Пасхи, который приближался. Все говорили, что в этом году на службу в костел придет мало народу. Ни кто не хотел рисковать здоровьем. Во всех информационных сообщениях говорилось, чтобы люди не выходили из дома без особой нужды. Следом за католическим праздником приходил и православный. Русская церковь обычно в такие дни была переполнена народом. Сейчас все праздники были под большим вопросом.

Лежа, каждый на своей постели, Оксана снова заговорила. Эта тишина с нервами пополам разламывала голову.

— Тась, скоро праздник. Хочется посвятить пасочку, хотя бы купленную в магазине. Я уже набрала шелуху от лука, сварю в них яйца. Как ты думаешь, поляки пойдут в костел?

— Не знаю. Мы на эту тему не разговаривали на работе. Сейчас всех просят дома сидеть. Может, ни кто и не пойдет. Тем более, старших людей запугали этим вирусом. Чуть ли не все, после шестидесяти, завтра помрут. Наша церковь тоже, наверное, будет закрыта. Или будут пускать по 3 человека с расстоянием между ними 2 метра. Честно, я ни куда не хочу.

— А я хочу. Я после церкви, дышу свободнее. Понимаю, что наши батюшки грешат больше, чем весь люд людской. Грабят народ. Всё равно хочется сходить, постоять около иконы.

Наступило молчание. Было слышно, как по дороге пронесся транспорт с мигалкой. Скоро шум затих.

— Знаешь, — проговорила Тася, — я работала на другом магазине. У нас работала кассир Клементина, она была на год младше меня. Так вот. Я напросилась с ней в костел на праздник Пасхи. Купила корзинку, наложила в неё всё по чуть-чуть, что у нас полагается и приперлась. Стою, жду подругу. Идет. У неё в руках маленькое лукошко с одним яйцом. Всё. Другие тоже так пришли. Было много детей и тоже с такими лукошками. На фоне их лукошко, моя маленькая корзиночка выглядела огромной. Короче, я была, как баба с базара. Но, это ни что, по сравнению с тем, что я видела. С боку костела стояли ветки, палки, приготовленные для костра. Знаешь, как в вашем пионерском лагере. Выходит Ксёндз, зажигает спичку, знаешь, такую большую для костра и бросает её на эти палки. Палки, может, до этого облитые бензином, тут же разгораются. Пожалуйста, божий огонь готов. Я там чуть не упала. Это не было удивление. Это было что-то другое. Ну, а потом, всё, как у всех. Вынесли ведро, давай веником махать, святить лукошко. Я от этого шока, отошла в сторонку и ждала свою подругу. Уже, на обратном пути, когда вышли с автобуса, я её спросила: что это было? А она мне: ну, это же всё чисто символически. То есть, она дала мне понять, что они верят в бога, потому что так сказали. Но, для них, в общем-то — его нет. Вот тебе верующая страна. Поэтому я никуда не пойду: ни в свою церковь, ни в их костел. Вот тут в комнате подниму глаза к небу, помолюсь, поклонюсь. Вот и всё.

— Ужас. Всегда считала, что они набожные. На работе от полячек только и слышно, что была в костеле.

— В костеле. Они во дворе костела стоят курят и анекдоты рассказывают. А с языка только и слетает «курва». — Она вздохнула. — Это их проблемы.