День рождения

Ольга Марголина, 2022

Ольга Марголина, нетипичный представитель «серебряного возраста», автор многих книг, в том числе о великих гидростанциях Советского Союза, которые она строила, о своих коллегах гидротехниках, о любимом Петербурге, о своих путешествиях и приключениях в десятках стран мира, знакомит читателей новой книги с памятными днями биографии. День рождения каждый человек проводит по-своему, одни уединяются и осмысливают свою жизнь, другие с нетерпением ждут по телефону поздравлений от друзей и родных, третьи обязательно отмечают этот день в кругу семьи. Автор книги старался проводить этот день по возможности в необычном месте или необычным способом. Дневники, которые она ведет всю жизнь, помогли собрать эти особенные «красные» дни и выстроить их в хронологической последовательности за десятилетия. Во всех историях привлекается малодоступная информация о «нетипичных» местах, что делает их интересными, а использование диалогов между участниками «дней рождений» оживляет текст, наполняя его юмором и лиризмом. У читателя появляется возможность следить за изменением (или стабильностью) характера автора на фоне меняющейся эпохи. Условия жизни в XXI веке позволили автору – явному оптимисту – расширить горизонты увиденного и понять, что мир прекрасен повсюду, наша задача – его сохранить.

1976 год

Узбекистан. Чарвак

Милый друг Олечка!

Сегодня исполняется 23 дня, как я уехала из Ленинграда, и можешь себе представить: за все эти 23 дня я получила только одно письмо от дочки Ирки. А уж от тебя я и вовсе не ожидала, что ты так скоро похоронишь в памяти мой светлый образ и не выдавишь из себя ни строчки. Это при твоей любви к эпистолярному искусству.

Зато я, в отличие от тебя (и от себя тоже), почувствовала вдруг неодолимое влечение к перу и бумаге и по приезде в Братск почти залпом выпустила семь писем в разные адреса. Письмо к тебе, восьмое по счету, было задумано в стихах, но сразу все написать не успела, а потом почему-то ничего не получилось и письмо осталось неоконченным, как симфония Шуберта.

А начиналось оно так:

Мысли вьются, строчки льются

У меня из-под пера.

И стоит стакан на блюдце,

Не допитый со вчера…

Дальше следовали вопросы чисто риторического характера:

Или я себя не холю? Или хлеба ем не вволю?

Отчего же до утра глаз сомкнуть я не могла?

Вопросы должны были подготовить тебя к тем глубоким переменам, которые произошли во мне за последнее время. На эти якобы интересующие вопросы я давала исчерпывающий ответ:

Дело в том, дружок мой, Оля, что я погуляла вволю,

И младая кровь во мне забурлила, как в котле.

Полюбилось мне, как прежде, жить легко и безмятежно,

Без забот и без хлопот — делать, что на ум взбредет.

Но чтобы ты, не приведи Господи, не подумала, что меня нисколько не волнуют производственные вопросы, я сочла нужным пояснить:

(Я тебе, моя подруга, говорю лишь о досуге,

О работе речь пойдет не сейчас, а в свой черед.)

О том, что я не замкнулась на себе, и о разноплановости интересов свидетельствовали строчки:

А вчера в гостях мы были, мясо ели, кофе пили,

Говорили про работу (не было другой заботы!),

Про Залыгина Сергея, про плотину, что на Зее,

Про Пахоменко певицу и про то, кому что снится…

В общем, светский был визит — до сих пор башка трещит!

Дальше было задумано небольшое лирическое отступление, которое, с одной стороны, давало тебе возможность осмыслить и усвоить полученные сведения, а с другой — свидетельствовало о моих романтических наклонностях:

А еще скажу тебе я — от природы я балдею:

От того, что на рассвете воздух здесь прозрачно-светел;

От того, как среди сосен раскидала краски осень;

От того, что каждый вечер дует с моря тихий ветер

И под парусом вразлет яхта стройная плывет…

Эта строфа заставила меня глубоко задуматься о бренности и суетности всего земного — это раз; и вспомнить, что у тебя как раз в этот период, когда будет лететь мое письмо, наступит день рождения!

Милый друг, Олечка! Конечно, я тебя поздравляю с рождением! Ты, легкая и творческая личность, скрашивала и скрашиваешь мою жизнь в институте и в командировках! Как интересно, хотя и не без твоего постоянного нажима на мою свободолюбивую натуру, мы провели эту весну в Чарваке! Сколько сотворили нужного узбекским людям! Мы старались дать им свет и цивилизацию, — кажется, оно получалось.

Свети всегда, свети везде — до дней последних донца!

Свети — и никаких гвоздей! Вот лозунг мой (и Маяковского!).

Поздравление тебе от Славки. Он работает здесь как одержимый. И мне приходится соответствовать. Вчера, например, измеряли температуру на правом берегу. А собственная температура при этом упала явно ниже нуля. Достаточно сказать, что в тот день шел снег. И был сильный ветер. И руки потом еще долго не сгибались и ничего не могли удержать. Но я не жалуюсь, потому что в остальном все хорошо. Прекрасная квартира, две плитки, горячая вода при холодных батареях, четыре кастрюли и в большом количестве капуста, из которой я готовлю закуску, первое, второе и десерт. Из прочих продуктов есть сметана, сахар, масло, сыр, молоко, чай и кофе. Мясных продуктов не было за все время ни разу. Зато есть разная замерзлая рыба, ее мы едим в разных видах, как и капусту.

А вот с Чарваком дело обстоит хуже. Знаешь, где жили наши коллеги после нас? В Гызылкенте, в доме колхозника на площади, где автостанция. А на ГЭС ежедневно ездили на директорском автобусе. По тому, с какой брезгливой миной сопровождалась эта информация, я поняла, что в доме колхозника комфортом не пахнет, а если пахнет, то чем-то противоположным. Для нас, если мы собираемся работать с изотопами, такой вариант и вовсе не подходит. Что ты на это скажешь? Как мы там будем писать отчет, а?

Завидую твоему светскому образу жизни: кино, филармония, слайды… Правда, будь я в Ленинграде, я бы все равно никуда не ходила, но ты бы мне передавала свои впечатления в лицах и красках, мне бы этого было вполне достаточно.

А что нового в твоей личной жизни и в институте? Как твои музыкальные успехи?

Как отметила Д. Р.? Напиши, Олечка, если успеешь до нашего возвращения. Или передай Ольге Николаевне (она скоро к нам приедет) вместе с графиками и таблицами по Братской ГЭС. Да, попроси ее привезти полкило вареной колбасы за 2,20 руб. (умираю, хочу колбасы!).

P. S. Напиши, что у вас стояло на праздничном столе!

Будь здорова, целую тебя, привет от Славки.

Это письмо пришло как раз в день моего рождения. Галка, Галина Федоровна, случайно попала в цель, притом что письмо могло идти от восьми дней до месяца, уж я, бывалая командировочная сибирских ГЭС, знала это не по наслышке. А тут такая снайперская точность. Праздник мой проходил в традиционном стиле — утром в Летнем саду я провела час, — ходила по дорожкам и вспоминала разные моменты из жизни, после чего пошла домой и начала готовиться к приему родных и друзей в количестве 18 человек… В это же время звонил телефон и отрывал от готовки… Словом, все, как обычно. Но Галино письмо вызвало шквал недавних воспоминаний. Именно недавних — апреля этого года — нашей первой с ней командировки на новый объект — Чарвакскую ГЭС.

Летали мы вдвоем, но мысленно там часто обращались к своим ближайшим коллегам — Ольге Николаевне и Славе. Ольга Николаевна — наш руководитель, доктор технических наук (кстати, единственный д.т.н. во ВНИИГе, и не только), умнейшая женщина (и не только), моя муза (и не только).

Мы славим Вас в Ваш день рожденья,

Совсем не строгий стройный вид,

И речи плавное теченье,

И знаний прочный монолит.

Награды ваши, вклад научный

В создание больших плотин,

На лабсоветах голос звучный,

Который разгоняет сплин,

Внимать которому мы рады.

Еще не ясны ваши взгляды,

Но всем понятно, что светла,

Как солнце, ваша голова.

Вы на заре и в тьму ночную

Творить способны чудеса:

Одна заря сменить другую

Спешит, дав ночи два часа.

Мы любим вас, когда, по йоге,

Вы кланяетесь до земли

Или бежите по дороге,

По лужам или по пыли.

Мы любим Вас и в блеске балов,

И на фуршете небольшом,

Когда из-под полы бокалы

Мы поднимаем под столом.

Мы любим в Вас младую живость,

И звонкий смех, и блеск очей,

Оригинальность всех затей,

Изделий вязаных красивость…

А Слава — коллега по фильтрационным проблемам и муж Галины Федоровны. С ним я знакома еще по вузу, а последние годы ездила в командировки на Братскую ГЭС. Терский был всегда полон научных идей, ими он собирался потрясать человечество и за них получить не меньше как Нобелевскую премию.

Терский наш совсем не злобен,

Он сегодня очень рад.

Песне смех его подобен,

Факелом глаза горят,

Вот, по комнате шагая,

Он ученый принял вид,

Голову чуть наклоняя,

Нам с Галиной говорит:

«Дамы, я привез с Нурека

Потрясающий приказ!

Мненье самого генсека,

Будет премия у нас!

И в Коран запишут вскоре

Метод — термо, метод наш,

Что позволил в честном споре

Урезонить грозный Вахш.

Мы в фильтрации напорной,

Где Дарси с Шези творил,

Будем скорости упорно

Уточнять по мере сил.

Чтоб стоять могли плотины,

Не боясь ни катастроф,

Ни аварии единой.

Я на подвиги готов».

Иногда он срывался с научной стези и позволял себе выпить лишнего, но за этим Галка неукоснительно следила. В той апрельской командировке его с нами не было, как не было и Ольги Николаевны, но они были на связи, когда нам нужна была помощь в понимании сложных процессов вокруг этой плотины.

Чарвакская плотина из камней и земли на реке Чирчик была возведена в предгорьях Западного Тянь-Шаня на высоте 900 м неподалеку от города Ташкента. Издали она смотрелась громадной отсыпанной между склонами каньона «кучей» высотой в 169 м (почти 67-этажный дом).

Склоны и основание плотины сложены из известняков, в которых существует множество карстовых ходов и пещер диаметром до 10 м. Прежде чем возводить плотину, необходимо было основание укрепить. В нижней части «кучи» в бетонной пробке была устроена галерея (потерна), из нее велись работы по цементированию основания и бурились дренажные и пьезометрические скважины. С ними мы непосредственно имели дело.

Денно и нощно подходы к плотине охранял герой узбекского эпоса мужественный Фархад. Гигантского размера юноша, фигурой напоминающий Геракла или Самсона, изо всех сил швырял в реку громадный камень, который перекрыл русло и остановил погоню злых сил за ним и его любимой девушкой Ширин.

Когда мы начали работу на Чарвакской ГЭС, плотина была полностью построена, но принятию проектного напора мешала значительная фильтрация, которую невооруженным глазом можно было увидеть в дренажных штольнях в скале. То есть из водохранилища через плотину или основание вытекали небольшие речки. Где и как они образовывались? С какой скоростью текли? Вот на эти вопросы мы и должны были ответить. Причем ответить убедительно и корректно. На нас смотрела, как говорится, «вся Европа», а вернее, Средняя Азия.

В течение трех лет (1976–1979 гг.) наша лаборатория изучала в подземке температурный режим потоков и скорости фильтрации с помощью солевых растворов и органических красителей.

В первую командировку в маленький поселок гидростроителей ГЭС — Чарвак — мы прибыли весной 1976 года. Я по привычке вела дневник, куда вечером записывала основные события и впечатления. Галина — человек творческий, сидя со спицами на кровати, помогала описывать впечатления в рифмованном виде. Получалось у нас довольно складно, а главное — живо и с минимумом споров. Мы сочиняли на одной волне. Некоторые отредактированные позже стихи вошли в сборник «Несерьезные стишки» и книгу «Люди и плотины». А дневники той весны в маленьком блокнотике вместе с ежедневными стишками я нашла через 45 лет среди своих архивных папок. Считаю, что они по праву могут характеризовать тот период моей жизни и работы — творческое время 70-х годов прошлого века.

30.03. Ташкент. Серо. Мрачно. Деревья голые. Люди одеты тепло. Поселок Чарвак. Днем солнце. Гуляем. Еда — восторг. Поселились в двухэтажной гостинице в номере на втором этаже. Из окна вид на горы со снежниками, под окном растут деревья. Почки на них не набухли. Вечером пошли в кино, смотрели «Комиссар полиции обвиняет» — жуть! 1000 убийств.

31.03. В восемь утра едем представляться в группу КИА (контрольно-измерительная аппаратура) и сразу на катере проводить промеры глубины водохранилища. Целый день на воде (температура +3,5), на воздухе +1 7. Солнце. Горы. Чайки. Первая беседа с начальником гидроцеха — блеск! На воде рождаю стих:

Солнце. Южный ветер. Рейка. Теодолит.

Над водохранилищем белая чайка парит.

Кабель катером тянем вдоль уреза туда,

Где в оголовок туннеля слабо плещет вода.

Разве это море? Разве это волна?

Будет ли паводок вскоре?

Снега в горах ни хрена.

Чем же вращать турбины?

Хлопок чем полить?

……………………………

Нет, не зря здесь сидим мы.

Чарвакскому морю быть!

1.04. Оказывается сегодня перекрытие реки в Ходжикенте. А мы и не знали. Разговор с главным инженером Чарвакгэсстроя откладывается на завтра. В одиннадцать утра вместе с работниками управления едем на народный праздник. Об этом лучше всего сказать стихами:

Первого апреля — серьезное событие,

Хочешь — верь, хочешь — нет:

В Ходжикенте — перекрытие.

С утра к Чирчику спешит весь свет.

Машины, автобусы и самосвалы

На смотровую людей привезли.

Строители, гости, старый и малый

Любуются чудом, стоя в пыли.

Нарпит республики представлен славно:

Плов, мантышницы, люля, шашлык…

Еда для узбеков — дело главное,

Без шашлыка узбек не привык.

Зурнач дудит под самой трибуной,

Ему помогает бубен «там-там».

Под звук зурны грохот валунный

Слышится погремушкой нам.

Перекрытие начали ровно в двенадцать:

Машины с начальством из ЦК,

Ракеты в небо пошли взвиваться,

Скальную массу схватила река.

Проран сокращается медленно, робко,

КРАЗ со скалой, с гравием КРАЗ.

Дальше бульдозер с большой сноровкой

Ровняет землю уж битый час.

Ветер с ног валит в десять баллов,

Чирчик не торопится уступать.

«Нет, не просто, — ворчит бывалый

Гидростроитель, — перекрывать!»

Вечером в честь перекрытия был банкет, а мы напротив ресторана в своем номере раздавили бутылку портвейна.

2.04. В местной газете тоже было стихотворение о перекрытии:

Перекрытие! Перекрытие!

Это слово у всех на устах.

Знаменательное событие —

Как память о славных трудах.

Днем и ночью в любую погоду

Шла работа, гудел котлован,

Нижний бьеф вынимал породу,

Клал бетон и сужал проран.

И в любую минуту дня, ночи

Наш лучший старший прораб —

Был на месте среди рабочих

Вездесущий, недремлющий штаб.

Поработали все на славу,

В поединке с рекой победим

И над старым руслом по праву

Знамя красное водрузим!

По партии нашей веленью

Вся жизнь расцветет окрест.

Мы выполним твои решенья,

XXV партийный съезд!

Погода сорвала все планы. Льет дождь. Вместо обходной фильтрации обсуждали план работ и наши нужды. А после обеда состоялось знакомство с Арутюняном А. В. — главным инженером управления. Он обещал помочь с цементационной потерной. Улыбался.

3.04. Перед сном молились о солнце. Мало. Проснулись — снег. Целый день снег. Планы рухнули: «базар — йок. Чинар — йок. Из-за снега выйти не мог».

Сидим в номере, а ведь суббота — день отдыха. После слов р/с «Маяк»: «в Ленинграде снег, переходящий в дождь…», родился стих:

В Ленинграде снег переходит в дождь,

В Чарваке снег не проходит.

Он идет день. Он идет ночь.

Он глухую тоску наводит.

Он срывает аулам большой базар.

Нет машин в субботу на площади.

Мы не можем узбекский купить товар.

Снег апрельский! ПО-ЩА-ДИ!

Очень хочется плюнуть тому в глаза,

Кто сказал: «Тепло там в апреле».

Ах, зачем я поверил в цветущий сад?

Ах, зачем в весну я поверил?

За окном стеной мокрый снег валит.

Горы он закрыл начисто.

На плотине нам мерить предстоит…

Какое тут, к черту, качество?!

4.04. Целый день непогода. Снег валит. «Ресторан — йок, горячая вода — йок, я голодный, холодный — весь занемог». Мы сидим в номере, читаем, вяжем. Не пьем, едим всухомятку «плюшка здобный». Я смотрю на свою коллегу Галку, Галину Федоровну, — красивую, седую в футболке и черных колготках с быстро мелькающими в руках спицами — и сочиняю стих:

Ты мне нравишься в черных колготках,

Ты мне нравишься в черной футболке.

Не похожа ты на кокотку,

А скорее — на комсомолку,

Молодую, с седою гривой,

Что сидела без света и газа,

Без еды бывала счастливой,

На работе горела в экстазе,

В снег и стужу, как мы, зубами

Лязгала, но не сдавалась,

Не рыдала, не рвалась к маме,

А сквозь слезы с трудом улыбалась.

Да, Галина, в этой футболке

Для меня ты всегда КОМСОМОЛКА!

А потом пишу письмо подруге в Ленинград:

Чтоб ты не думала, подруга,

Что я живу в земном раю,

И веселюсь в часы досуга,

И от веселия пою,

Знай, здесь тоска, какой не снилось

Тебе на Шверника узнать,

Нет света, радио прикрылось,

Воды горячей не достать,

Вторые сутки снег стеною

Валит — не видно ни хрена.

Вот так апрельскою порою

Я гибнуть в Азии должна.

Но мы все-таки в этих условиях по очереди читали серьезную книгу о теплопередаче, после чтения попытались сформулировать суть прочитанного. Получились очень умные строки:

Когда мы ехали в Чарвак, то про тепло задача

Решалась вот примерно так, так, а не как иначе.

Вы стержень и пластина (с симметрией, увы),

В тепловое поле попадете вы.

А теплопередачи к этим двум фигурам,

То есть «лямбды», будет чересчур им.

Зная вашу способность загорать, не советуем на солнце спать,

Сиди в тени и кабель тяни.

В реальной обстановке Чарвака граничные условия пока:

Тепловой поток уменьшился до нуля, под снегом лежит здесь земля,

А мы лежим (и стержень, и пластина) и греемся дыханием единым.

Без внутреннего источника тепла обе фигуры замерзли до бела,

Де Q по де Т стремится к нулю, лежу — курю.

Тепло — йок, свет — йок. Неизвестно, на какой срок.

В таком тепловом поле будем мы жить доколе???

5.04. Мороз и солнце — день чудесный. Мороз днем перешел в тепло. Мы на замерах обходной фильтрации «разнагешились» и выставили морды солнцу. С нами ходит наблюдатель Деля, женщина, которой месяц назад в местной больнице загубили мужа. Лечили его глюкозой от инфаркта, а у него был диабет. Мы ее отвлекаем как можем. После дня ходьбы рухнули в десять и отключились.

6.04. Продолжаем обходную, но уже на машине, так как пьезометры торчат по высоким склонам. Машину ведет узбек Рашид, молодой неженатый парень, который, когда нас не везет, то спит, и так с восьми утра до четырех вечера. А еще ночью. Он из кишлака, про который сам собой слагается стих:

Унылый серый кишлак,

Где свет один — чайхана,

Где за дувалом — мрак

(Дувал — по-русски стена).

Где бабаи в чапанах

Неспешно дуют на чай,

Где почитаем аллах,

(Ты, власть, на них не серчай!)

Где и сегодня калым

Любовь и ЗАГС заменил,

Где над мангалом дым

Путников в дом заманил.

Женщина где не в чести,

Кормит гостей в чачване

(Чачван, ты меня прости —

Намордник, как в страшном сне).

Вот ведь каким был кишлак

Тот, где родился Рашид.

Шофер наш, как видно, дурак-

В кабине всю жизнь он проспит.

К вечеру мы опять без сил, наверно, от воздуха. У Г. Ф. голова болит от насморка, у меня — от забот. Нестабильны показания прибора, я в волнении. А погода и сегодня хороша. Утром мы в ватниках, днем можно загорать в трусиках.

7.04. День в работе. Вечером тихий отдых был испорчен депешей из ВНИИГа, полной расстройств. Мы возбудились и в ответ послали телеграмму на 40 слов, где снимали с себя все обвинения.

8.04. Днем на легком катере «Волга» со скоростью 75 км/час в обществе за-за-заикающегося моториста Володи ездили на Чаткал и Пскем мерить температуру воды. Тепло. Хорошо. Пейзаж — Рерих: вода, горы… Ощущение — блеск! Загораем мордами, мечтаем о полном разнагешении. Но работа прежде всего. Завтра рано утром едем в СЭС в Ташкент, где говорят — тепло и зелено.

Весна пришла с опозданьем,

Криком с утра ишака,

Птиц — над окном щебетаньем,

Гор зелененьем слегка.

Почки так толсто набухли,

Вот-вот взорвутся цветком,

Сапоги заменили на туфли,

Редис продают с лучком.

Солнце с утра далекое

Так днем распаляется,

Что к обеденному сроку

В земле можно жарить яйца.

Местные шубы скинули

И ходят в деми-плащах,

А мы оголенные спины

В солнечных жарим лучах.

9.04. Пятница. Накануне долго спорили: ехать — не ехать, быть или не быть нам в Ташкенте. Я победила: документы для СЭС прибыли, мужчин в цемпотерну в пятницу не дают, значит надо ехать. Г. Ф. долго сопротивлялась, ворчала, говорила, что я ее задавила. Но в 7:30, полные планов на два-три дня, деловых и развлекательных, с набитыми сумками мы ехали навстречу теплу и солнцу в зеленый Ташкент (там +20). Дальше лучше в стихах:

Устав от недельной заботы,

Выбрав удачный момент,

Сняв ватник, платок и колготы,

Собрались на week-end в Ташкент.

Наметили планов немало:

Гидропроект, ОблСЭС,

По старым пройтись кварталам,

С камерой или без,

Поехать к Сережиной маме,

Домой сувениров купить,

Ташкентских родных и знакомых

Посылками одарить,

Письмо на Главпочте проверить,

В экскурсии побывать,

Шубу из норки померить

И плов в «Купалах» пожрать.

Наметив программу эту

В трехдневный выполнить срок,

И, нагрузившись пакетами,

Вышли мы за порог.

В 10 — Сережина мама,

В 11 — ОблСЭС,

В полдень по старым кварталам

С камерой бродим и без,

В час — в «Купалах» побывали,

В 2 забежали в «Проект»,

К 3 всем родным и знакомым

Коробки роздали конфет,

Ровно в 4 с Главпочты

Письма послали домой,

В 5 — посмотрели на шубу

И закричали «Бог мой!»

В 6 — в турбюро мы узнали,

Что посмотреть нам и как,

И, не купив сувениров,

В 7 — возвратились в Чарвак.

Оглохнув от шума Ташкента,

Устав от его кутерьмы,

В горах конец week-endа

Продолжить решили мы.

10.04. Суббота. Проснулись под серым небом. Черт побери! А как же загар? Но днем хилое солнце все-таки показалось. На полу комнаты утроили солярий. Ноги торчат с балкона, сами на ковриках мерзнем, но принимаем воздушные ванны. На базаре — мура. День прошел тихо-мирно. Вечером наконец познакомились с нашим живым будильником — ишаком, что будит нас в шесть утра и ревет под окном по вечерам. Умилились до слез, такой он был худенький — черненький лапочка. Дали имя ему Лагман (не путать с узбекским кушаньем!). Про него тут же созрел стишок:

На горной тропке на крутой

В вечерний час под светом лунным,

Подобно статуе немой,

Стоял у скал ишак бездумный.

В его неразвитом мозгу

Всплывали пестрые картины:

Вот он пасется на лугу

В семье ишаче-лошадиной,

С ним рядом и отец, и мать,

Что не дадут его в обиду.

И жалобно тогда поржать

Он был готов лишь так, для вида.

Людей он знал издалека,

И не имел он с ними дела.

Работал ишачок слегка,

Да и считался неумелым.

Потом он вспомнил про нее,

Про серую свою подругу,

С кем радостно делил житье,

Трудился и бродил по кругу.

Она упала прошлый год,

Когда овса гнилого съела.

Ох, как он ржал — несчастный скот,

Как звал, как плакал неумело!

Все это вспомнилось опять

В вечерний час при свете лунном…

Вот почему раскрыл он пасть

И звук с трудом исторгнул трубный.

Потом ревел «И-А» с надрывом-

Наш славный черненький ишак.

А нам, девицам не плаксивым,

Заснуть не удалось никак.

11.04. Воскресенье. Весь день льет дождь. Урюк расцвел. Заведующая гостиницей сообщила, что ишаки кричат, когда сексуально озабочены. Сегодня прочла «Холстомер», «Неточку Незванову», Нагибина…

12.04. Понедельник. Нам надлежит работать в потерне. По закону подлости солнце целый день. Одержана победа — делаются деревянные лестницы на наклонных участках потерны, там шла работа в субботу и воскресенье, то есть записка Арутюняну возымела действие. Но зато нам не дали в помощь мужчин — не можем туда идти сегодня, только завтра.

Сегодня решаем оргвопросы по запуску флюоресцеина, а себя окрашиваем ультрафиолетом на балконе. По всему Чарваку цветет и благоухает урюк! Хочется выразить эмоции, что довольно сложно.

1. Вокруг кипят термальны воды, (подземные воды в Чарваке)

В приборе нашем полный штиль. (термистор)

Страшась непознанной природы,

Готовы сдать его в утиль.

Ведь ноль ползет, как черепаха,

А должен он стоять, как член.

Едва не дали с ним мы маху,

Попав в сопротивлений плен. (показания прибора)

Но, шевельнув слегка мозгами,

Взяв в руки ведра и топор,

Его исправили мы сами,

И чем гордимся до сих пор!

2. Видели вы, как цветет урюк

Бледно-розовым, сиреневым цветом?

Стояло голое дерево, и вдруг

Дерево сказочным стало букетом.

Один букет снежный, другой — роза чайная,

Третий — сирень нежная, бледная и печальная.

А все вместе — это божественный сад,

Где грешным людям делать нечего.

Если ты грешен — ступай лучше в ад,

А рай не выносит запаха человечьего.

Урюк пахнет нежностью, светится счастьем,

Будто девушка спешит к причастью.

Видели вы, как цветет урюк

Бледной, розовой, сиреневой сказкой?

Если есть у вас близкий друг,

Ведите его — пусть будет обласкан!

13.04. Мрачный день. Хотя начался он бодро. Нам дали мужиков, сапоги, каски, фонарь, наблюдателя Таню, и мы отправились вниз через здание ГЭС, штольню — прямо в цементационную потерну. Опустили датчик в первую 50-метровую скважину, стрелка отклонилась и трах, зашкалила. Мы — то, мы — се, не помогает. Обратно вверх, решили, что пробило провод, ерунда. Оказалось — хуже. Погиб термистор — мой верный друг по Карелии, по лаборатории… Другого здесь нет! А нам мерить и мерить еще! Я в панике. Остальное время в сырости мерили температуру воды в скважинах простым градусником. Что будет дальше, пока непонятно.

Умер термистор. Хвалу ему поем.

Умер термистор. О нем мы слезы льем.

Как теперь нам мерить? Как другому верить?

Умер термистор. Оставил нас вдвоем.

Сколько с ним было здесь связано хлопот.

Год он хандрил, потом работал год.

В скважину влезал. Градус показал.

Громко кричали в восторге: «Во, дает!»

Бедный термистор однажды в дождь промок,

Старый термистор не в шутку занемог,

Он чихал и кашлял, и режим домашний

Бедному нашему другу не помог.

Он умер. Безумно жаль его!

14.04. Вечер накануне закончился интересным знакомством с товарищем из Нурека, с Нурекской ГЭС (Таджикистан). С ним провели и часть ночи, заполняя емкости с флюоресцеином в ван ной, будем с их помощью определять скорости фильтрации. В первой же скважине застрял ударник, который полдня вытаскивали. После обеда нам переделывали ударник. Солнечный день перешел в дождливый вечер, который мы провели в обществе нового знакомого в ресторане. Узнали много веселых анекдотов. А завтра он уезжает. Начало знакомства выразили потом в следующем стишке.

Ежевечерне ровно в девять

Садились мы играть в трик-трак,

Чтоб этим способом проверить,

К кому придет успех и как.

И вот однажды в день злосчастный

(Не ладились тогда дела)

Ответ игра дала неясный,

Ничейный результат дала.

Мы толковать были готовы,

Задумались, стук в дверь, и вот:

«Вы разрешите на два слова?» —

Пред нами рыцарь предстает.

Красив, интеллигентен, строен,

Как денди лондонский одет,

В соседнем номере устроен,

Нурекский представлял он свет.

Отметив нас средь прочих сразу,

Зашел он, будто невзначай.

Мы, угадав и такт, и разум,

Его оставили на чай.

С учтивостью, достойной лорда,

Он не заметил весь наш срам.

Был человеком он не гордым

И принял приглашенье дам.

К пустому чаю он добавил

По плитке «Мокко» и коньяк,

Чем много радости доставил

Нам, не избалованным так.

И не было конца застолью,

И тост был поднят не один,

Но перед нами, пусть невольно,

Маячил… флюорецеин.

Разлить его нам предстояло

В цветные детские шары,

Но любопытство нас пугало,

И ждали мы ночной поры.

Когда за окнами стемнело,

В свои права вступила ночь,

Мы в ванной принялись за дело,

Наш гость пытался нам помочь.

Испачкал в красной краске руки,

В зеленой вымазал жилет.

Его взлюбили мы за муки,

А он за это — нас в ответ.

Пока он делом занимался,

(При этом вспоминая мать),

Наш друг без номера остался,

Сосед с ключом улегся спать.

Сочтя себя всему виною

И благодарности полны,

Пожертвовав своим покоем,

С ним ложе разделили мы.

15.04. Плохая погода. Мы запустили флюоресцеин и ходим под дождем, его караулим ниже по течению. Весь вечер прошел в обсуждении результатов опытов и сочинении стиха про нового знакомого.

16.04. С утра льет дождь как из ведра. Холодно. Цитирую себя: «Он идет день, он идет ночь, он глухую тоску наводит». Но нам плевать. Мы целый день в цемпотерне — с восьми утра до 16:00 без обеда, завтрака, перекуса. Только перекуры — в основном от холода. Мы с Г. Ф. корячимся, вокруг три узбека, стоят и смотрят, ждут, чтобы что-то делать. Так они простояли три часа до своего обеда. Удивительно. А утром в гидроцехе паника. После дождя (выпало 10 мм осадков — 0,1 годовой нормы) наконец начался паводок, уровень воды в водохранилище поднялся на 2 м! Во все штольни с потолка и стен хлынула вода, мутная и прозрачная, разной температуры. Надо было выяснить — что это? Откуда? Оказалось — инфильтрация. Мы ходили по штольням и мокли, а потом гнили в цемпотерне.

Потерна! Сравнить ее хочется мне

С сифилитичной девицей,

Снаружи она красива вполне,

А изнутри — гноится.

По шатким и скользким ступеням вперед

Средь хлама, досок и цемента

Идет, спотыкаясь, рабочий народ,

Вдыхая пары экскремента.

Здесь снизу — вода и сверху — вода,

Вода сочится сквозь стены,

По стенам, намокнув, висят провода,

И сумрак царит бессменно.

В таких подземельях гноили когда-то

Врагов царской системы.

А в нашем светлом веке двадцатом

Здесь вахту несем все мы.

17.04. Да простит нас Бог! После вчерашнего мрачно-напряженного дня сегодня день отдыха. Красная суббота.

Горы. Чимган. Солнце.

Воздух. Снег. Трава.

Каракуль на ножках пасется,

Бычки — к голове голова.

Две головы: седая

И темная у камней.

Поджариваются, сгорают,

За пару часов (ей-ей).

Четыре ноги в кедах

Дороги мерят уклон,

Редиской с луком обедают…

Может, все это сон?

Горы. Чимган. Солнце.

Воздух. Снег. Трава.

Каракуль на ножках пасется.

Красные рожи. Жара.

18.04. Воскресенье. Опять дождь.

Мы снова в номере, а за окном дожди.

Кто с Богом в сговоре, тот солнца жди.

Оно — на западе, оно — над неграми,

К ядреной матери ушла энергия.

Мы Богом прокляты, мы черту брошены,

В холодной мокряди гнием — не спрошены.

Получила письмо из дома.

Любит меня подполковник,

Любит меня — лохматую,

Синюю, словно покойницу,

С маленькою зарплатою,

Любит меня, старушечку,

С зубками дырявыми,

С ногами — лягушечьими,

Холодными и корявыми…

19.04. Дождь еще пуще. Уровень воды в водохранилище поднимается на 2 метра в сутки — уже 6 м подъема. В гидроцехе аврал. Самое горячее время. Мы — солдаты наравне со всеми. Измеряем, запускаем, ходим вверх-вниз, вверх-вниз по потерне 100 ступеней между створами, по нескольку раз… Поём: «Еще немного, еще чуть-чуть, последний путь — он трудный самый, а я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму!» Кряхтим из последних сил.

Азия, дождь, мрак,

Горы, узбек, шашлык —

Так смотрелся Чарвак,

Когда предо мной возник.

К скале по потерне вниз,

Туда, где вода по грудь,

(Фонарь на груди повис),

Медленный держим путь.

В узком проходе — тьма,

В мокром проходе — жара,

Ватник промок дотла,

Скинуть его пора,

Только нельзя никак.

Ждет от нас умных слов

Горная ГЭС Чарвак,

Мудрый начальник Швалев.

После обеда дождь наконец закончился, и вся влага стала испаряться. 100 % влажность. Билеты на самолет нам взяли, 27-го отчаливаем. Ура!

После вкусного обеда в ресторане (едим один раз в сутки — некогда и не хочется) гуляли по цветущему поселку. Сады. Запахи. Восторг! Как в России в июне.

А вечером в гостинице нечаянные встречи (конечно, в сортире!)

Сортир гостиничный, ты долго будешь сниться,

Где «М» и «Ж» смешались в простоте.

Как не войдешь, знакомые все лица,

Или зады сверкают в темноте.

Кто ноги моет там, где мы пьем воду,

Кто мочится, не прикрывая дверь,

Мужскую демонстрируя породу,

А кто кряхтит, как из берлоги зверь.

Там происходят радостные встречи,

Знакомства, флирт, все познаем мы там.

В исподнем мужики бегут под вечер,

Нисколько не стесняясь голых дам.

Там происходят светские беседы:

«Как спали Вы? Чем заняты сейчас?

Что подавали вкусного к обеду?

И как Салямов нынче принял вас?»

Оттуда наблюдали мы в субботу,

Как будки с тряпками въезжали на базар.

И к удовольствию узбекского народа

В них обувь — бар, да и клеенка — бар.

Скажите, где, да и в каком романе

Вы можете познать реальный мир

Воочию, не в розовом тумане?

Да здравствует гостиничный сортир!

20.04. Утро. Штольня № 1, вода в ней теплая — +22 градуса, заливается в болотные сапоги. Темно, но не страшно. Одеты мы легко, так как здесь и в воздухе тепло.

В гидроцех пришли в юбчонках и произвели фурор среди женщин, да и мужчин. Ведь все привыкли к нашим штанам. Днем озаботились посылкой домой лука. Тара — йок, следует ее добыть. Пока не добыли. В 18 часов казалось, что на воздухе 50 градусов, а как же тут летом? Ужас!

21.04. Погода продолжает оставаться жаркой. Сегодня камеральный день. До обеда идем в сай (долина).

За далью — даль,

за саем — сай!

Быстрей-ка, Галь,

вперед шагай!

Разнагешись,

мой друг, пора!

Жара и к нам

сюда пришла.

Пусть все узбеки

здесь в шерсти

(Аллах их, голых,

не простит!),

А мы — свободны,

мы — вольны,

Мы загореть

вовсю должны.

Лежим под персиком

мы тут,

Нас склоны

в облака влекут.

И только козы,

да пастух

Увидят нас,

заблеют вслух,

Когда заглянут

в этот рай,

Что тут зовется

словом САЙ.

22.04. Очень продуктивный день. До обеда измеряем температуру воды в водохранилище. На поверхности уже +12, а когда-то было 3,5. Пока добираемся по солнцепеку до ресторана, издыхаем от жары. В тени, наверно, 30, а на солнце черт-те что! Это не мешает нам провернуть операцию «лук» на почте, купить яблок в Ленинград, сделать маникюр, подстричься, починить босоножки и сдать книги в библиотеку.

Да, сай даром не прошел — у нас солнечно-тепловой удар. Полночи не спали. Тошнило. Было плохо. Надо скорей смываться. А Г. Ф. к тому же укусил, видимо, тарантул. Нога распухла, красная, болит.

23.04. Последний рабочий день на ГЭС, последние данные. Последние слова, разговоры с начальством. Отчеты. Прощание с группой КИА. Последняя стычка с директором Салямовым, когда отмечали командировки. Самая яркая фигура на ГЭС, конечно, начальник гидроцеха Игорь Ильич Каминский, о котором можно говорить только стихами:

Верят в него подчиненные, его уважает начальство.

Дамы из КИА влюбленные (и это ничуть не бахвальство)

Ходят на ГЭС красивые, ходят на ГЭС с улыбками,

На службу едут счастливые, редко грешат ошибками.

«Игорь Ильич посоветовал, Игорь Ильич разрешил,

Игорь Ильич посетовал, Игорь Ильич пошутил».

Здесь на каскаде он с первыми, с теми, кто двигал скалами,

С теми, кто крепкими нервами выдержал битвы немалые.

Сейчас их на ГЭС единицы. Строителям — новые стройки.

Они — перелетные птицы, в своих увлечениях стойки.

А Игорь Ильич остался, Игорь Ильич как на грех

В зам-глав-инжи подался. Это ступенька наверх.

Походка его стремительная, профиль его орлиный,

Смех его заразительный, юмор его насрединный —

Гордость чарвакской плотины, радость для гидроцеха,

Где в коллективе едином место есть шутке и смеху.

Игорь Ильич нам нравится, с ним мы готовы дружить,

Чтобы с задачей справиться, его похвалу заслужить!

24.04. И снова льет. А мы прощаемся. Суббота. Все как полагается. Вода и свет — они, конечно, йок. Но нам плевать. Мы, брат, смываемся.

Вперед, в Ташкент!

25–26.04.

Последние впечатления этой командировки в Узбекистан.

Мы в Ташкенте. Завтра исполняется 10 лет землетрясению. За последние годы построено 50 юбилейных зданий, строили всем миром. Даже французы. 20 вузов. Первый ректор ташкентского ГУ Абрам Львович Бродский. В эпицентре или просто в центре построили красивый ресторан «Голубые купола», в его чайхане мы чаевничали. Площадь Ленина, ее отстроили, самая большая в Европе — 8 га. Ташкент — пятый город по озеленению. Метро появилось в 1971 году, 6 станций…

У нас последние два дня роскошная жизнь в отличной гостинице Саехат, номер за 5.50 руб. в сутки — с питанием, душем, неработающим телефоном, балконом, фонтаном и садом под окном. Мы — буржуи. Но еще буржуистей ташкентцы, у которых мы сегодня были в гостях. В самом центре города первые дома после землетрясения построили в саду, где растет виноград, вишни, яблони и другие плодовые деревья. В большой четырехкомнатной квартире есть балкон с двух сторон длиной 15 м и веранда с третьей стороны 14 кв. метров… а дом четырехэтажный.

А эти впечатления Галина Федоровна прислала мне из Сибири в ожидании нашей следующей командировки в Чарвак.

Мне снятся ночами вершины в снегу,

Мне снятся ночами долины в цвету,

Тюльпаны в букетах, тюльпаны на склонах

Ближайших холмов и холмов отдаленных;

Отары овец и баранов стада,

Бредущих все выше и выше, туда,

Где снегом умытая новая зелень

Сквозь мерзлую твердь пробивается еле;

Туда, где самой мне бывать не дано

(Плохой я ходок, и здоровье не то).

Мне снится густое Ташкентское небо

(Его не представишь, коль в Азии не был);

Мне снятся мечети седой Бухары,

Мне снятся ручного плетенья ковры;

Мне снятся… мне снится… Но хватит ли спать?

Так можно, пожалуй, Чарвак прозевать!

Мы ничего не прозевали и еще пару лет ездили в эти симпатичные места.