Тринадцатая редакция. Найти и исполнить

Ольга Лукас, 2011

Как известно, проблемы ненавидят одиночество и потому всегда приходят в гости большой веселой компанией. В Санкт-Петербург с недружественным визитом приехал известный писатель, знаменитый прежде всего своим склочным характером. А еще по непонятной причине в городе стало просто не продохнуть от носителей желаний. Почуяв легкую добычу, к ним начали подбираться шемоборы. А разгребать эти радости жизни, как всегда, придется сотрудникам Тринадцатой редакции. Еще больше желаний. Еще меньше времени на их исполнение. Еще одна неделя из жизни сумасшедшего филиала издательства «Мегабук».

День второй

Когда руководство компании «Мегабук» подписывало долгосрочный договор аренды на Мёртвого Хозяина Дом, владельцы честно предупредили, что этот симпатичный обшарпанный особнячок если подо что и сгодится — так разве под склад, и то не всякий, а такой только, который придётся по вкусу местному привидению. «Да-да-да», — с понимающим видом покивали москвичи, приятно обрадованные смехотворной платой, за которую им досталось просторное и, в целом, удобное помещение. «Ни черта в коммерции не смыслят эти питерцы, — рассказывали они потом своим московским друзьям, — надо было наценку за приведение сделать, а они, видишь ты, скидку дали!»

Поскольку особнячок Тринадцатой редакции располагается аккурат в центре жилого двора, то каждый визит грузовой машины с книгами превращается в целое приключение: её надо довольно оперативно разгрузить и отправить обратно, покуда особо нервные жильцы не начали вызывать милицию. Милиции, конечно, нечего предъявить Даниилу Юрьевичу и его команде, тем более что почти все местные милиционеры выросли на страшилках про Мёртвого Хозяина Дом и связываться с его обитателями не собираются, но мунги стараются без необходимости не возмущать эмоциональный фон вокруг себя, потому что работа у них и без того нервная.

Разгрузка книг в Тринадцатой редакции — это всегда немного праздник и немного карнавал, и участвуют в ней самые разные люди: от сотрудников до соседей по двору, от практикантов до случайно танцевавших рядом кришнаитов. В план бюджета на год Константин Петрович исправно вносит такую статью расходов, как «работа грузчиков». Однако профессиональных грузчиков приглашают потрудиться лишь в редких случаях. В этих самых случаях Цианид, бранясь, как одесская хозяйка на Привозе, торгуется с ними во дворе, пытаясь отделаться словами благодарности и совсем-совсем незначительными суммами. К счастью, профессиональные грузчики — парни серьёзные, спокойные, и, поглядев минуты две на этот шоу-балет, они медленно и плавно засучивают рукава — после чего моментально получают оговорённую заранее сумму.

На этот раз к разгрузке книг решено было приставить Наташиных поклонников. Всё равно у неё их много — чуть ли не половина института, — и все эти парни вечно поджидают её вечером после лекций и предлагают понести сумку с книгами. «Если уж вам так не терпится книги потаскать, — заявила она сгоряча, — то приходите как-нибудь к нам на разгрузку! Всем найдётся дело!» Разумеется, когда до парней дошло, что Наташа и не думает шутить, от целой армии поклонников осталась только небольшая группа самых преданных и верных фанатов, но и этого вполне хватило.

Наташа стояла неподалёку от чёрного хода и зорко приглядывала за тем, чтобы её войско работало, а не пялилось на своего главнокомандующего.

— Ну вот, теперь-то вы больше не будете предлагать мне свою помощь! — насмешливо заявила она, когда дело подошло к концу и всё содержимое грузовика, предварительно описанное и пересчитанное сестрами Гусевыми, переместилось на склад.

— Да ты что! Зови нас всегда! — невпопад завопили парни так громко, что самые впечатлительные жильцы из соседних домов в едином порыве распахнули форточки и дружно метнули в нарушителей тишины тяжелые и малопригодные в хозяйстве предметы (ни один не достиг цели). Впрочем, это только жильцам они сгоряча показались малопригодными.

— Потом всё это надо будет собрать, описать и отнести в кладовку! — распорядился Константин Петрович, указывая Наташиным поклонникам на выпавшие из окон вещи, и побежал дальше. Всякий раз перед началом разгрузки он переодевается в рабочий комбинезон, припасённый специально для подобных целей, но физического труда как-то умудряется избегать: носится туда-сюда от кабины водителя до самого отдалённого складского закоулка и раздаёт ценные указания, а чаще просто мешается под ногами у тех, кто действительно работает.

— Вот — отличные работники, все бы так, — заявил он, в очередной раз пробегая мимо Наташиной армии. — Поработали хорошо, уважаю.

— Сами знаем, — неприязненно отозвались те. Этот потенциальный конкурент мозолил им глаза с самого утра, и парни даже решили подкараулить его после того, как всё закончится, и отлупить, чтоб неповадно было.

— Не обращайте внимания, Константин Петрович вечно хочет, чтобы всё получилось очень хорошо, и поэтому ведёт себя очень плохо, — пояснила Наташа. — Это у него вроде шаманских плясок с бубном, понимаете?

— Понимаем, — сразу успокоились поклонники. Вряд ли шаман с бубном может составить им конкуренцию, даже если вместо бубна у него — прозрачная пластиковая папка с документами.

Когда машина опустела и сестры Гусевы подписали все накладные, а Константин Петрович перепроверил их и тоже подписал, хотя его подпись совсем не требовалась, все участники регаты, сроднившиеся за полчаса совместного труда на свежем воздухе, пожали друг другу руки и даже обнялись на прощание, так что особо впечатлительные жильцы из окрестных домов умилились и решили, что звонить в милицию они сегодня не станут.

— Никогда не видел такого, а уж сколько лет работаю, — всхлипнул даже водитель.

Его автомобиль сентиментально бибикнул на прощание. Вороны снялись с мест и, растроганно каркая, стали выписывать над крышами мёртвые петли. После чего из некоторых форточек вновь вылетели ненужные в хозяйстве предметы.

— Вы посмотрите, что делается! Ценный же антиквариат выбрасывается! Так, мне нужно три человека, чтобы всё это собрать! Три человека! — высунулся из недр складского помещения Константин Петрович.

Его коллеги, молча переглянувшись, припустили к парадному входу, чтобы избежать позора. Если Цианиду так приспичило стать счастливым владельцем старой кастрюли, треснувших конторских счётов и какой-то расписной жестяной банки, то пусть сам всё это и подбирает.

— Хорошо бы, чтобы такая разгрузка была каждый день! — произнёс Денис, пока они с Виталиком и Шуриком поднимались по лестнице на второй этаж. — Вам совершенно необходимы физические упражнения!

— Да-да, — с притворным энтузиазмом заявил Виталик, — совершенно необходимы! Жаль только, что, пока мы там разгружаемся, здесь работа сама за нас не делается. А мне Петрович с утра дел накидал так, что будь здоров.

— Закаляйся, если хочешь быть здоров! — невпопад брякнул Шурик, как всегда задумавшийся о чём-то своём.

К слову сказать, закаляться мунгам совершенно не обязательно, потому что они не простужаются. Есть у них такое замечательное преимущество перед прочими людьми. Легенда гласит, что когда-то, очень-очень давно, некому мунгу то ли третьей, то ли даже четвёртой ступени захотелось поглядеть, как там работают на Земле младшие сотрудники. Прикинулся он обычным человеком и с удивлением обнаружил, что работать-то ребята работают, изо всех сил, можно сказать, стараются, только вот силы их на исходе по причине простудных заболеваний, подкосивших весь коллектив. Старший товарищ, давно уже позабывший о таких мелочах жизни, как насморк, кашель и температура, как, впрочем, и о самой жизни, сначала разгневался, а потом потребовал от мунгов второй ступени, чтобы они придумали способ избавить младшеньких от этой напасти. Слишком уж на них большая ответственность лежит, некогда им болеть. Впрочем, Денис считает, что закаляться всё равно следует — для того, чтобы быть выносливее, например.

— Я следил за тобой, — попенял он Виталику. — Ты запыхался через пятнадцать минут! Что же с тобой будет лет через двадцать?

«Надеюсь, что через двадцать лет я буду миллионером и отцом семейства, и книги будут разгружать мои малые детушки, желая таким образом выслужиться перед папенькой и получить побольше наследства», — подумал Виталик, но вслух ничего не сказал. Чтоб не сглазили. Или чтоб не засмеяли.

Не услышав возражений, Денис гордо прошествовал через приёмную и исчез в коридоре, чтобы вернуться к рабочим делам. Шурик с Виталиком переглянулись и дружно шагнули в сторону кофейного автомата.

— А вот кому конфет? — весело спросила Наташа, заходя в приёмную. — Представляете, ребятам так понравилось книги разгружать, что они вот целую коробку мне притащили. Даже неудобно как-то.

— Только Цианиду об этом не говори, — не отрываясь от панели кофейного управления, предупредил её Виталик, — а то он решит, что разгрузка книг — это такой офигенно увлекательный аттракцион, и начнёт продавать на него билеты. А ответственной назначит тебя.

Нацедив себе самую большую чашку кофе, Техник скинул обувь и развалился на диване, всем своим видом показывая, что он уже практически в раю. Шурик тяжело вздохнул и поглядел на коробку, которую Наташа поставила на край своей конторки. Было в этом что-то неправильное: поклонники подарили конфеты его бывшей девушке, а он собирается их бесцеремонно слопать.

— Кушай-кушай, — ободряюще улыбнулась Наташа. — А тебе что, правда нравится «Tokyo Hotel»?!

— Угу, — ответил Шурик, набивая рот конфетами.

— Но это же позор! — возмутилась Наташа.

— Пошему?

— Потому что такой музон нравится только малолетним придуркам.

— Но я же не малолетний придурок, — пожал плечами Шурик и на всякий случай засунул в карман ещё пару конфет.

— Вот и тем более странно, — со значением произнесла Наташа.

— Странно — да. Будто я мало странных вещей делаю. Но не позор же.

— О, смотрите-ка, дезертир трудового фронта к нам пожаловал! — громко объявил Виталик.

Из коридора в приёмную мрачно глядел Лёва, заросший щетиной, хмурый и весь какой-то помятый, будто всю ночь он провёл на своём рабочем месте.

— Ты сейчас что-то сказал? — рыкнул он так, что Виталик тут же вернулся из райских кущ на грешную нашу землю и моментально вжался в самый дальний угол дивана.

— Я говорю, — льстиво улыбнулся Техник, быстро натягивая кеды, — что вон сколько парней пришлось нагнать, чтобы заменить одного тебя. Это хорошо ещё, что у Наташки поклонники такие сговорчивые.

— Не понимаю, как можно всё бросить и по первому свистку явиться разгружать книги на морозе, совершенно задаром, — поскрёб подбородок Лёва. — Гордости у них, что ли, нет? Или вот когда ты на презентации девиц своих подтягиваешь — я не понимаю, зачем им-то это надо?

— Во-первых, не девиц, а девушек, — поправил его Виталик, — во-вторых, не только своих, но и вместе с подругами, сестрами и так далее. Девочки же никуда поодиночке не ходят. А в-главных, есть всё же некоторая разница. Этим милым девушкам достаются от меня не только слова благодарности.

— Но и слова неблагодарности! — мрачно подытожил Лёва.

— Ты совершенно не умеешь общаться с женским полом, — покачал головой Виталик. — Я тебя как-нибудь научу. Потом. Когда настанет твоя очередь. Но ты уже можешь записаться на приём. Твой номер третий — за Константином Петровичем будешь!

— Я вот сейчас кому-то внеочередной урок борьбы без правил устрою! — взревел Лёва и, засучивая рукава, пружинящим шагом двинулся в сторону дивана.

— Ой, совсем забыл, — хлопнул себя по лбу Виталик. — Меня же Гумир просил к нему зайти, там у него срочное что-то. Ну, берегите себя.

И сбежал от возмездия. Впрочем, сбегая, он чуть не сбил с ног Константина Петровича, бережно прижимающего к груди какую-то непонятную штуковину.

— Вы посмотрите только, какую вещь выбросили! — воскликнул тот, легко увернувшись от Техника. — А, это ж надо! Пепельница! Старинная, хрустальная! Антиквариат! Винтаж! Хорошо хоть она в сугроб упала, не разбилась. Ну чего ротозейничаете? Вон видите, Виталик побежал, он всегда делом занят, а вы трое что?

— Мы что? — рассвирепел Лёва, проверил, ладно ли засучены его рукава, сжал покрепче кулаки и сделал один только широкий и уверенный шаг вперёд.

Константин Петрович малодушно прикрылся хрустальной пепельницей в надежде если не откупиться от противника, то хотя бы стукнуть его этим винтажным антиквариатом как можно больнее и подлее.

— Отставить драку, — спокойно произнёс Даниил Юрьевич, материализуясь между противниками как раз в тот момент, когда, казалось, ничто уже не могло спасти коммерческого директора от расправы. — Неужели я пропустил что-то интересное?

— Он говорит, что я бездельничаю, — наябедничал Лёва и указал пальцем на Константина Петровича.

— Пальцами показывать — нехорошо, — покачал головой шеф. — Ты мне лучше скажи, где у нас Йозеф Бржижковский?

— Йозеф… Бржижковский? — Лёва с ужасом понял, что пару минут назад вышел в приёмную вовсе не для того, чтобы славно подраться, а затем только, чтобы накинуть куртку и бежать на вокзал, искать своевольного писателя, вздумавшего самостоятельно, без провожатых, добраться до Тринадцатой редакции. Добираться тут, понятное дело, недолго, самое большое минут за двадцать пешком можно дойти, но вдруг он заблудился во дворах и переходах? А у него через час — прямой эфир!

— Кстати, а где этот симпатичный дедуля, который помогал разгружать книги? — поинтересовался Константин Петрович, поглаживая дважды спасённую пепельницу.

— Какой ещё дедуля? — отмахнулась Наташа. — Нет у нас в институте дедуль, даже сторож — и тот бабуля!

— Нет, там ещё был дедуля! — упрямо гнул своё Цианид. — Подошел, спрашивает — это у вас тут издательство, мне сказали утром подойти. Ну я его и погнал на разгрузку.

— Дедуля — такой невысокий мужичок с испитым лицом, с эспаньолкой и седыми кудрями до плеч? — вкрадчивым тоном уточнил шеф.

— Он самый, — кивнул Константин Петрович. — Нормальный такой, интеллигентный дед. Даже с некоторой претензией на богемность.

— Где он сейчас? — завопил Лёва. — Куда ты его дел, гадина?

— Никуда не девал. Велел собрать то, что жильцы из окон повыкидывали, и сложить в кладовку.

— Я тебя самого сейчас в кладовку сложу! Только сперва на куски порву! — снова кинулся в драку Лёва, и теперь даже Даниил Юрьевич не смог бы спасти своего бестолкового заместителя, если бы в этот момент в приёмной не возник вышеупомянутый «дедуля».

— А вот и я! — важно заявил он. — Ваше поручение выполнил — что мог, пригрёб и отнёс в чуланчик. Дальше у нас что по плану?

— Здра… здравствуйте! — поперхнулся приветствием Лёва и сделал неуверенный шаг навстречу писателю. — Вас что же, заставили книги разгружать?

— Ну кто ж меня заставит, сам подумай, — усмехнулся дедок. — Прихожу — а тут все работают. Мне, что ли, помочь трудно?

— Костя, ты обратил внимание на то, что отправил нашего дорогого гостя разгружать книги? — уточнил Даниил Юрьевич. То, что шеф обратился к своему заместителю по имени, не предвещало ничего хорошего, но были ещё шансы спастись.

— А… мм… Так вы и есть господин Бржижковский? — Цианид решил прикинуться на редкость простодушным, но милым парнем. — А я думал, иностранец приедет. Который по-нашему не понимает.

— Я по-нашему понимаю такое, чего ты пока что даже представить себе не можешь. Но ты мне всё равно нравишься. Приятно, когда в лицо не узнают, почти так же приятно, как лет двадцать назад, когда узнавали. Но ещё приятнее, когда узнают, а продолжают вести себя по-человечески. Мне вообще у вас уже нравится. Знаете, когда я приехал в ваше московское представительство, там вокруг меня начали бегать целые толпы бестолковых каких-то девочек и мальчиков. Буквально на части рвали. Одна говорит — пойдёмте, я вас чаем угощу. А я вообще-то чай не очень, но из вежливости согласился, к тому же у меня бутылёк заветный всегда в кармане. С чаем то есть пойдёт. Едем мы, стало быть, на скоростном лифте, через три этажа на четвёртый — чай пить. Девочка бедная не знает, как меня развлечь, того гляди заплачет. Я её выручать не собираюсь — сама придумала чай пить, сама и расхлёбывай. По дороге нас, впрочем, перехватывают — нет, говорят, вам срочно надо ехать на телевидение. А как же, говорю, чай? А чай — потом. Когда вам пять отборных жёлтых журналистов перекрёстный допрос устроят. Ну положим, это я им устроил, надолго они запомнили, но мне быстро наскучила эта Москва. Главное, никто не знает точно, что же именно от меня надо. А тут — пришел, получил задание, покидал книжки на свежем воздухе.

— Он вас ещё и на улицу отправил? — схватился за голову Шурик.

— Я сам себя на улицу отправил, — отрезал писатель. — Там какие-то парни бестолковые топтались — кто ж так машину разгружает? Я-то, например, грузчиком работал, знаю, как надо.

— Ну если что не так, извините, — подмигнул автору Константин Петрович. — У меня уж такое правило. Если все работают — то работают все.

— Вот и у меня тоже, — подмигнул автор в ответ. — Если уж я наливаю, то все пьют. Для начала — за знакомство. У меня с собой пара бутылочек припасена, а до эфира ещё как раз время остаётся, правильно я понял?

— Но… — встревоженно взглянул на часы Лёва.

— Успеем, — спокойно кивнул ему шеф, поворачиваясь к писателю. — Давайте только переберёмся в мой кабинет, а все желающие — с нами.

— Вот я запомню, кто с нами сейчас пойдёт, и стану их любить и называть по имени-отчеству, а остальных буду игнорировать! — капризно заявил Йозеф Бржижковский, скрываясь в кабинете Даниила Юрьевича. — К барышне это не относится. Её я уже люблю.

— А ты что же не пошел со всеми? — спросила Наташа у Константина Петровича, когда «желающие» дружной толпой покинули приёмную. — Он же теперь тебя будет игнорировать.

— Тем лучше для меня. Судя по первому впечатлению, дядя не из приятных. Вот пусть Лёва и отдувается. Виталика только жалко. Старикан же и его теперь из вредности замечать не будет.

— А может, Виталику, наоборот, — повезло. Так и не узнает, каков его кумир на самом деле.

— Добрые мы с тобой какие-то, это неправильно. От нашей доброты финансовое благосостояние компании не улучшится, — покачал головой Константин Петрович. — Ну ладно, ты тут работай, улучшай благосостояние, а мне надо сходить ненадолго в кладовку. Посмотрю, что нам на этот раз принесло прибоем. Может, удастся чего в антикварный магазин пристроить, сейчас люди вообще стали падки на всякую старую дрянь. А нет — так подарю кому-нибудь. А пепельницу я так и так Даниилу Юрьевичу отдам.

— Действительно, очень разумно, — серьёзно кивнула Наташа. — Он же как раз не курит. Так что можно будет при случае ещё кому-то передарить.

— А я о чём! — обрадовался Цианид. — Со временем из тебя выйдет толк!

Последнюю фразу коммерческий директор произнёс, уже выбегая на лестницу, — его ждали сокровища!

С самого детства Костя любил разбирать случайные находки и придумывать им применение. Началось это давным-давно, когда родители впервые вывезли его летом на юг. Так получилось, что берег неподалёку от дачи, на которой семейство Рублёвых снимало комнату, каким-то особенным образом то ли вдавался в море, то ли, наоборот, выдавался из него, так что шторм именно туда предпочитал выбрасывать добрую половину потерянных отдыхающими вьетнамок, купальных шапочек, ласт и очков для подводного плаванья. После каждого шторма маленький Костя вприпрыжку бежал на берег, чтобы первым собрать, рассортировать и каталогизировать дары моря. И даже сейчас, став взрослым, солидным и обеспеченным человеком, он не может отказать себе в детском удовольствии перебрать находки сразу же после того, как их прибило к его берегу. Сомнительная честь выпить по рюмашке с известным писателем (пусть даже за его счет) не идёт ни в какое сравнение с этим детским счастьем.

Ещё в конце осени, спасаясь от приближающегося зимнего авитаминоза, Анна-Лиза велела выкрасить свой джип в ярко-алый цвет, а затем украсить его ослепительно-белыми черепами со скрещенными косточками. Ей казалось, что так автомобиль выглядит гораздо живее и радует глаз другим людям. А что может быть лучше, чем радостные люди? Радостный носитель всегда подпишет договор с большим энтузиазмом, чем грустный, потому что радость делает людей доверчивыми и простодушными. Во всяком случае, так думает Анна-Лиза.

Джордж называл столь дивно преобразившийся джип не иначе как «адова божья коровка» и старался проходить мимо этого весёленького, в черепушках, автомобильчика, отвернувшись или зажмурив глаза, не подозревая, что своей популярностью среди местных школьниц он обязан именно этой машине!

Заметив сие чудо современного промдизайна, умненькие девочки сложили два и два — и решили, что загадочный красавец бармен из ближайшей кофейни — никакой не бармен, а самый обыкновенный бог смерти. По ночам он разъезжает на этом расписном катафалке по городу, режет людей катаной и отбирает у них души, чтобы утащить их прямо в ад. А в кофейне он работает для конспирации. О том, что души у людей отбирают яркая, шумная и живая Анна-Лиза или неприметный Дмитрий Олегович, они, конечно, не подозревали.

«Адова божья коровка» въехал в Санкт-Петербург ровно в 12.00, как раз в тот момент, когда на Петропавловской крепости выстрелила традиционная полуденная пушка. Вот только экипаж чудо-автомобиля этого выстрела конечно же не услышал. Во-первых, стреляли в центре; во-вторых, в салоне играло радио; в-третьих, Анна-Лиза вновь прервала молчание, воцарившееся с последнего привала.

— Егорушка, сынок, передай-ка маме прикуривалку! — проворковала она. Нет, ну правда же, очень смешная шутка! Она повторила её уже раз тридцать, и каждый раз смеялась.

Дмитрий Олегович, велевший положить его на заднее сиденье и не кантовать до приезда в город, недовольно заворочался, но промолчал. Всю дорогу эти двое мешали ему грамотно страдать от похмелья. Тяжелейшее похмелье с господином Маркиным приключилось впервые в жизни, и он хотел пережить этот опыт на все сто процентов, чтобы хоть немного понять людей, охотно испытывающих это сомнительное удовольствие чуть ли не каждое утро.

— Следи за дорогой, мы в населённый пункт въехали! — сквозь зубы процедил Джордж и уставился в окно. Он впервые возвращался в родной город из пусть непродолжительной, но эмиграции, и тоже хотел пережить этот опыт на все сто процентов. Но Анне-Лизе плевать было на духовные поиски компаньонов, тем более что прямо по курсу маячила внушительных размеров пробка, и надо было как-то развлечь себя, чтобы не разозлиться и не поехать по тротуарам, давя пешеходов и сбивая автобусные и троллейбусные остановки. Будет ещё повод покуролесить, а пока что Димсу велел вести себя прилично. Для разнообразия.

После вчерашней выдающейся попойки шемоборы, приговорившие на голодный желудок бутылочку виски, прикончили Джорджевы запасы пива и решили, что ехать в славный город Питер, где развелось много непуганых носителей, надо не просто «срочно», а прямо-таки «сейчас».

— Я хочу с вами, но у меня работа! — вмешался Джордж.

— Ты благородно жертвуешь себя в нашу пользу, — похлопала его мимо плеча Анна-Лиза. — Собирайся, мы тебя уволим и поедем.

— Вы не имеете права меня увольнять! Я должен пойти к хозяину, написать заявление на отпуск, через неделю его рассмотрят, ещё через неделю…

— Не будь рабом, будь мужчиной! — возмутилась Анна-Лиза. — Они не имеют права лишать тебя свободного передвижения!

— Да пусть остаётся, проблем-то, — пробормотал из своего угла Дмитрий Олегович. — Нам без него только спокойнее будет. А то, представляешь, придётся ещё отчитываться перед его родителями за то, что мы увезли ребёночка неизвестно куда. Как бы нас в киднепинге не обвинили.

— Обожаю киднепинг! — с чувством воскликнула Анна-Лиза. — Давай его снова похитим!

— Я уже что, не имею права голоса? — возмутился Джордж.

— Имеешь, имеешь, — успокоила его Анна-Лиза. — Ну, говори свободно: «Я еду с вами!»

— Я еду с вами, но надо же хотя бы… ну, не знаю… уволиться, чтобы не подводить этих милых людей.

— Я зря поверила, что ты мой романтический герой, — с сожалением произнесла Анна-Лиза. — Неужели тебе не хочется напоследок немного развлечься?

— Кстати, почему бы и не развлечься? — снова подал голос Дмитрий Олегович. — Мы — родители этого чуда природы и имеем право забрать нашего ребёнка с работы, поскольку он не успевает в учебе.

— Так, этому не наливать! — распорядился Джордж, но тщетны были его слова. Во-первых, наливать было уже нечего; во-вторых, шемоборы его даже не услышали — у них созрел план! Дмитрий Олегович, глядя несколько в сторону и вбок, неторопливо и обстоятельно объяснял Анне-Лизе суть интриги.

— И вот этот сын-негодник сбежал в Финляндию, к матери, наврал ей с три короба, только чтобы не учиться. Пил, курил, гулял, торговал наркотиками. Соблазнил школьниц всего района. Но вот из России приехал строгий отец и сейчас же заберёт паршивца с собою.

— Мать полна солидарности с решением отца, — с чувством воскликнула Анна-Лиза, — мальчик должен получить родное образование! Мать даже поедет за вами сама в глубокие рудники Сибири, чтобы проследить за этим недоростком!

— Какой я вам мальчик, вы что, рехнулись оба? — затрепыхался Джордж, но шемоборов уже ничто не могло остановить. «Сынулю» запихали в такси, выведав у бедняги (с применением самых бесчестных шемоборских приёмчиков), где в это время можно застать его супервайзера, и с песнями промчались по Хельсинки, побуждая редких прохожих плюнуть на завтрашние скучные планы и поскорее бежать в ближайший бар, пока тот ещё не закрылся. Излишне будет говорить, что Джорджа немедленно уволили, выплатили ему остатки жалованья и даже внесли беднягу в чёрный список, чтобы больше никто не взял на работу этого симпатичного, исполнительного, но склонного к безудержному пьянству типа. Безудержный пьяница безмолвно наблюдал за тем, как рушится его блестящая карьера, потому что поделать уже ничего не мог и хотел сохранить хотя бы некое подобие лица. Анна-Лиза и Дмитрий Олегович, безобразно кривляясь, поблагодарили супервайзера за помощь, подхватили Джорджа под руки и умчались прочь — продолжать веселье.

Ранним утром Анна-Лиза, успевшая выспаться, плотно позавтракать и принять контрастный душ, жестоко разбудила своих соседей и напомнила им, что вчера они, в довершение безобразия, позвонили в агентство, предоставившее им квартиру, и сообщили, что съезжают сегодня утром. Она не стала уточнять, кто сделал столь смелое заявление, хотя Дмитрию Олеговичу стало почему-то неуютно: даже его трезвый словарный запас не позволял сделать такое заявление вежливо или хотя бы просто грамотно.

Таким образом, этот маленький дружный дурдом, ещё вчера утром и не помышлявший о том, чтобы покинуть Финляндию, мчался навстречу новым приключениям, потому что все мосты, которые по первоначальному замыслу следовало всего лишь временно развести, были безжалостно сожжены.

По пути из Хельсинки в Санкт-Петербург Джордж молчал, Дмитрий Олегович дремал, и лишь Анна-Лиза была бодра и полна оптимизма. Ей очень хотелось, чтобы милый Йоран улыбнулся её шутке, ну или хоть как-то на неё среагировал. Наконец, цель была достигнута: Джордж сорвался и ответил что-то грубое. Ну вот и славно — значит, он не так уж и сердится.

— Хами матери сколько угодно, но прикуривалку-то дай! — продолжала развлекаться Анна-Лиза.

— Может, хватит уже? — резко спросил Джордж. — Во всякой шутке должно быть чувство меры.

— Чувство — меры? — задумчиво повторила Анна-Лиза. — Кто только придумал использовать чувство вместо измерительного прибора?

— Сынуля! — жалобно простонал Дмитрий Олегович. — Там влажных салфеток в бардачке не осталось?

— Да пошли вы к чёрту оба! — рассердился Джордж. — Ещё одна шутка на эту тему, и я выхожу.

— Если мы прямо сейчас оба пойдём к чёрту, — задумчиво произнесла Анна-Лиза, — то ты пойдёшь вместе с нами, потому что это будет означать, что мы попали в автомобильную катастрофу и все умерли.

— Он выживет, его сошьют по кусочкам, — раздался слабый голос с заднего сиденья. — Кусочек от тебя пришьют, кусочек от меня. И будет он жить, чувствуя свою вину перед погибшими товарищами, слыша, как мы зовём его по ночам тихими призрачными голосами.

— Мы тоже будем жить, — постановила Анна-Лиза. — Кстати, ты говорил, что здесь мы будем жить безвозмездно. Я хочу знать — где?

— Как где. Как обычно, у Джо… Что??? — Дмитрий Олегович моментально перестал притворяться нездоровым, вскочил с места, ударился макушкой о потолок и снова со стоном повалился на заднее сиденье.

— Если вы думаете, что мы поселимся у Соколовых, то извините, господа, ошибочка вышла, — мстительно сказал Джордж. — Вряд ли папа примет нас с распростёртыми объятиями. И вообще я не хочу, чтобы он знал о моём возвращении.

— Боишься, что тебя в угол поставят? — тут же уцепился за любимую тему Дмитрий Олегович. — Погулял, сынок, и хватит — пора за дело приниматься? И ты, конечно, побежишь на задних лапках туда, куда укажет папенька!

— Очень может быть, — спокойно кивнул Джордж. — Сам понимаешь, это не в моих интересах. Надо поднакопить силы.

— К слову о накоплениях, — вкрадчиво промурлыкал его добрый друг, — как ты понимаешь, нас с коллегой ждёт в Петербурге неплохая прибыль. Но пока что мы почти на мели. У тебя, дружище, я помню, есть целых две волшебные карточки с нетрудовыми накоплениями. Было бы здорово, если бы ты внёс всю сумму за аренду нашего будущего жилья, а мы бы потом постепенно вернули тебе нашу долю.

— Его ещё найти надо, жильё это, — покачал головой Джордж.

— Верхние этажи отменить, туалет в ванне не предлагать, хрущёвый район отказать! — капризно сказала Анна-Лиза.

— Каждому отдельная комната, и кухня побольше. В центре, но не у всех на виду. Предпочтителен дом дореволюционной постройки. И чтобы там был уже проведён Интернет, и телефон-автомат поблизости, — добавил Дмитрий Олегович.

— Чувство меры, друзья, это такое полезное чувство… — деликатно начал Джордж, но понял, что вежливостью этих двоих не проймёшь. — Ну допустим, мне удастся найти и снять нам такое жильё. Но первый, кто назовёт меня «сынуля» или «сынок», вылетит за порог без разговоров.

— Сынуля, обещаю, если, сын мой, ты найдёшь для папы и мамы подходящий флэт, то, сыночка, мы, как твои любящие родители, обретём чувство меры и навсегда забудем о наших, сыночек, родственных отношениях! — пообещал Дмитрий Олегович.

«Боже мой, какой я ловкий, удивительно ловкий, а ещё — хитрый и изворотливый, — самодовольно думал Виталик, вприпрыжку поднимаясь по лестнице на второй этаж. — Нет во всём мире такого хитроумного парня, как я, и такого милого, и умного тоже — да, я ведь к тому же чертовски умён, и ещё не будем забывать про обаяние, которое мне тоже свойственно!» Только что этот образец скромности вытянул из Гумира теоретическое решение задачи «Где зарождаются желания, обрушившиеся на нас в последнее время?». Самому Технику оставалось теперь додумать самую малость — понять, как использовать эту парадоксальную идею на практике.

Вбежав в приёмную, которую он планировал проскочить на полном ходу, даже не делая остановку около кофейного автомата (тренировка силы воли!), Виталик, тем не менее, затормозил возле дверей, прирос к полу, уронил челюсть на грудь и даже, кажется, вытаращил глаза так, что стал похож на слабоумного школьника-переростка, почётного второгодника в седьмом поколении.

На диване сидели Даниил Юрьевич и — совершенно очевидно, сомнений быть не могло — Йозеф Бржижковский, такой же, как на фотографии, разве что живой, настоящий. Он небрежно перебирал какие-то бумажки, в которых Виталик довольно скоро признал Лёвино досье на журналистов, и выслушивал шефа, который пояснял, каких вопросов следует ожидать от того или иного кадра.

Оказалось, что господин писатель терпеть не может, когда с ним пытаются нянчиться — встречать на вокзале, заселять в гостиницу, водить его за ручку на телевидение, устраивать ему встречи с журналистами и так далее. «Вы договорились обо всём? Отлично. Нисколько не сомневаюсь в вашей компетентности. Ну и вы не сомневайтесь в том, что я смогу приехать куда надо и сказать то, что посчитаю нужным. Давайте сюда список дел, и я пошёл. В случае чего — созвонимся!» Лёва чуть в драку с автором не полез, доказывая, что без него всё немедленно рухнет; к счастью, рядом сидели Марина с Галиной, которые по едва заметному знаку шефа мгновенно обездвижили парня и оттранспортировали в свой кабинет — немного поостыть и успокоиться. Писатель даже ничего не заметил.

— Ну и как закончишь с этим — приезжай сюда, сходим в «Петушки» — это тут такая рюмочная есть рядом, ты оценишь, — панибратски улыбнулся Даниил Юрьевич. Виталик даже представить не мог, что тот так умеет. Сам шеф тоже, если честно. Но чего не сделаешь ради того, чтобы обеспечить настоящему живому гению комфортную и удобную обстановку. По лицу гения было видно, что он очень доволен приёмом.

Даниил Юрьевич, в отличие от своих московских коллег, которые были младше его лет этак на сто, давно уже уяснил, что каждый человек по-своему представляет уют, и не нужно ни в коем случае судить по себе, иначе получится чепуха какая-то, а то и конфуз. Так что он взял на себя ответственность за происходящее, отобрал у Лёвы все пароли и явки и позволил событиям происходить так, как им удобнее. Пусть бегут неуклюже, но всё же бегут, а не завалятся в первую попавшуюся лужу и вопят оттуда нестройным хором: «Вытащите нас, мы больше не будем бегать!»

— Данила, слушай, а вы прямо кого попало с улицы к себе пускаете? — тем временем небрежно спросил господин писатель у своего собеседника — отличного, мирового парня, хоть и начальника.

— В смысле? — не сразу понял шеф. — Кто «мы», куда «к себе» и что ты подразумеваешь под словом «улица»?

— Ай, хорошо! — восхитился формулировкой вопроса Йозеф Бржижковский. — Вон, смотри: у двери какой-то дурачок стоит. На фаната похож. Точно, фанат — видишь, краснеет, бледнеет, сказать ничего не может. Ты знаешь, они меня поражают. Сначала прибегают к неслыханным хитростям и уловкам только ради того, чтобы с тобой пообщаться, так что даже кажется, что они неглупые ребята. Но потом стоят столбом, вот примерно как этот, и молчат.

— Если вы обо мне, то я, конечно, ваш фанат, не без этого. Только я не с улицы, я здесь работаю, — сиплым голосом сказал Виталик — и тут же почувствовал наигранность, неестественность этой фразы. Он совсем по-другому представлял себе первую встречу с любимым писателем.

— Работаешь, значит? — внимательно посмотрел на него любимый писатель, так, что Техник чуть не бухнулся на колени, вопия: «Простите меня за то, что три года назад я на форзац вашей книги переписал расписание пригородных автобусов, я не со зла, честное слово, просто больше некуда было!»

— Да наш это, наш, Виталик, — подтвердил шеф.

— Тот ещё работничек, как я посмотрю. Во время разгрузки я его не видел, и пить он с нами отказался. Наверное, бережешь свои силёнки и своё здоровьечко? Потому что гниловат изнутри, а?

Виталик только руками развёл и головой помотал, и ещё рожу скорчил смешную, чтобы как-то разрядить обстановку, но получилось ещё хуже. Йозеф Бржижковский окончательно решил, что этот парень будет назначен официальным болваном, на котором можно срывать зло — даже хорошо, что он здешний, не надо будет за ним постоянно посылать, сам придёт.

— Воздух ртом хватаешь, а сказать-то и нечего! — постановил он, посмотрел на часы, объявил, что теперь-то ему точно пора в телевизор, пообещал Даниилу Юрьевичу, что постарается вернуться пораньше, и удалился, даже не удостоив Виталика взглядом.

— За что он меня так? — жалобно спросил бедняга у любимого шефа, тут же вновь принявшего привычный облик: лицо бесстрастное, взгляд чуть задумчивый, ни тебе панибратской улыбочки, ни тебе циничного прищура.

— За то, что ты, как и многие, не желаешь видеть в нём живого человека, а видишь только талант, славу, популярность.

— Ну вот, увидел я живого человека, мне не понравилось, — признался Виталик. — Он этого добивался, да?

— Он ничего не добивался. Просто сцеживал яд, а ты как раз под руку подвернулся. Будешь в другой раз думать, прежде чем творить себе кумира.

— Понял, больше не творю! — козырнул Виталик. — И всё-таки обидно-то как, а! Он же меня впервые в жизни видит.

— Ты тоже довольно часто делаешь вывод о человеке по первому впечатлению, — пожал плечами Даниил Юрьевич, критически осмотрел шкаф, к которому так никто и не удосужился привинтить отвалившуюся ещё вчера дверцу, кивнул своим мыслям, как бы говоря: «Нуда, примерно так я и предполагал», — и, почти не скрываясь, прошел в свой кабинет напрямик, сквозь стену.

Вернувшиеся через десять минут Шурик с Наташей — довольные, весёлые, по уши в шоколаде — обнаружили потрясающее, почти что цирковое зрелище. Виталик стоял на стремянке возле получившего производственную травму шкафа и методично вправлял ему дверцу.

–…договорились встретиться после работы. После её работы, разумеется, — пояснил Шурик. Разговор, видимо, начался ещё на лестнице, а то и в ближайшем гастрономе, в котором совсем недавно отгородили под кондитерскую небольшой уголок, где продавались булочки со взбитыми сливками и горячий шоколад. Булочки Наташа с Шуриком авторитетно отвергли, а вот шоколад признали условно годным, хотя и не дотягивающим до среднерайонного эталона.

Конец ознакомительного фрагмента.