Золушки на грани

Ольга Лукас, 2012

Герои этой книги – сказочные персонажи, существа и вещества, шагнувшие из одного мира в другой – быть может, менее сказочный, зато более абсурдный. И очень похожий на наш. Золушка сражается с дедлайном. Гадкий Утёнок рассказывает добропорядочным лебедям сказки из своей порочной городской жизни. Орфей заключает выгодный контракт с адским импресарио. Бездельница-Золушка треплет нервы своей добродушной мачехе. Снегурочка поселяется летом в обычном коттеджном посёлке. Прометей похищает кое-что у людей и приносит на Олимп. Познания в области маркетинга позволяют королю выдать замуж некондиционную принцессу. Злое Зло покушается на средневековый домик, находящийся под охраной ЮНЕСКО. С двенадцатым ударом часов принц превращается в пьяного придурка. Мастер по волшебным палочкам переключается на изготовление волшебных зубочисток. Фея-крёстная улетает в Тибет.

У самого синего моря

Возвратился старик ко старухе (ну, после того, как она захотела стать владычицей морской, а рыбка ничего не ответила, хвостом по воде плеснула и ушла себе в синее море). Видит — перед ним его старая землянка, на пороге старой землянки сидит его старая старуха, перед ней разбитое (и старое) корыто, жизнь, кажется, не задалась под самый занавес — и тут вдруг — бац — глядит старик на старуху и понимает, что у неё зрачки вовсе не человеческие, а какие-то кошачьи, продольные такие. Старик запаниковал, побрёл обратно к синему морю, стал кликать золотую рыбку. Рыбка не вернулась, зато из моря, не очень далеко от берега, вынырнула странная посудина из желтого металла, наподобие огромного яйца, только с оконцами круглыми. А из этого яйца — труба торчит самоварная, словом, пора драпать, пока не началось.

Старик повернулся спиной к синему морю, и побежал, быстро-быстро перебирая ногами, а вслед ему с диковинной лодки кричали по-ненашему: «Run, Forrest, run!» Старик добежал до противоположного побережья, развернулся и побежал обратно. Прибегает к своей старой землянке, видит разбитое корыто, на пороге сидит старуха — но не его, а какая-то посторонняя совсем. Старик в ужасе рот рукой прикрыл, потом за лицо себя пощупал — и ахнул! Пока он бегал — у него борода до пола выросла, и сам он на 100 лет состарился, а эта, новая старуха ему вовсе даже внучкой приходится (что странно — детей-то у них с его собственной старухой не было). Старик струхнул, побежал снова к морю — правильному, тому, в котором золотая рыбка жила — добежал до берега, потрогал себя за лицо — а никакой бороды-то у него и нет вовсе, и вообще он стал молодым красавцем. Да и в море поверх текучих вод лебедь белая плывёт. «Тьфу ты, опять перестарался!» — сплюнул старик и медленно, степенно, как старикам и положено, пошел обратно к своей землянке.

— Ну, наконец-то ты вернулся! — воскликнула старуха. Вроде по виду — своя, родная, но старик всё же навострил уши: а где привычное «Дурачина ты, простофиля!»

— Я уже все сети расплела. Днём сплету — ночью расплету. Женихи неладное заподозрили, хотели дозорного оставить, но тут ты как раз и вернулся.

— Какие ещё женихи? — загремел старик, — Кто на мои сети позарился? Где они, гады, убью их всех!

— Во-он там они сейчас, пируют, — указала пальцем старуха, и старик поплёлся во-он туда — убивать женихов. Но пришел снова — к синему морю.

— Дурачина ты, простофиля, — сказала ему рыбка, — Чего тебе ещё не хватало?

— Где женихи? — тупо спросил старик.

— Возвращайся назад, будут тебе женихи, — посулила рыбка.

Делать нечего — побрёл старик обратно к землянке. А вместо землянки стоит изба какая-то незнакомая, а на улице отчего-то зима, снегу нападало, собаки из сумерек гавкают, а в избе вместо старухи сидят два разбойника, пьют зелено вино из горла и интересуются: «Доцент, ты где был?»

— Рыбу ловил! — с перепугу признался старик.

— А шлем куда дел? — продолжали допытываться разбойники.

— Ой, точно! Шлем-то я и забыл! — обрадовался старик и дал дёру. Снова к синему морю прибежал, стал кликать золотую рыбку.

— The subscriber is not available now! — высунулась из синего моря его старуха и снова скрылась в волнах. Видимо, сама угодила в услужение к золотой рыбке за вздорный свой характер.

Делать нечего. Побрёл старик обратно. Всю жизнь ведь туда-сюда бегать не будешь, тем более, сколько ему жить-то осталось, будь, что будет, от судьбы не уйдёшь.

Подошел старик к своей старой землянке (старухи отчего-то нигде видно не было), оттолкнул ногой разбитое корыто, пригляделся — а это и не землянка перед ним, а так, одна видимость, доска размалёванная. Обошел старик эту доску, а за ней — хоромы царские, точь-в-точь такие, в которых старуха царствовала. Но и хоромы не всамделишные были. За ними боярский терем скрывался, тоже на доске рисованный, за теремом — снова землянка, и корыто рядом с ней обнаружилось хорошее, новое, но и корыто, и землянка, опять оказались фальшивкой. Так старик снова дошел до синего моря — уж оно-то было настоящим, мокрым, подвижным, изменчивым и простиралось до самого горизонта. Покликал старик золотую рыбку, и она приплыла к нему — к самым устам сахарным на высокой волне прикатила. Старик, не долго думая, поцеловал рыбку — после всего, что ему довелось повидать, такой поступок вполне естественным казался — а рыбка, не будь дура, оземь ударилась и превратилась в прекрасную девушку. Поглядел старик на своё отражение в воде (море сразу затихло, стало неподвижным, как по заказу) — а он и не старик уже, а добрый молодец.

— Дурачина ты, простофиля, — ласково сказала девушка.

— Уф! — успокоился старик (уже не старый), — Теперь полный порядок!

— Да, — улыбнулась девушка, — Заклятье спало. Только больше не называй меня ни рыбкой, ни золотцем, а то оно опять вернётся.

— Хорошо, зайка моя, — машинально ляпнул старик и съёжился, ожидая неминуемого превращения. Но в первый раз прощается. Даже корыто сделалось новое, хорошее, совсем как на свадьбу дарили.