Заметки pro* бунтарей и мечтателей. Из дневника эмигрантки: США, Карибы и необычный российский проект

Ольга Лу

Реальная и очень личная история поиска лучшей версии себя. Хроника удивительного открытия, потери и реанимации собственного «я» за тридцать лет жизни и невероятных приключений в культовых местах за границей: сказочный Аспен в США, легендарный Тулум в Мексике и сумасшедшая Гавана на Кубе. А под занавес – неожиданное приглашение в странный российский проект, который вдохновляет думать иначе и верить – возможно всё.Все персонажи и события этой книги настоящие, даже имена оставлены без изменений.

Америка

Из окна черничной фермы

Июль 2022. Я сижу за кухонным столом в маленьком доме старого друга. Он родом с Аляски — это важно. Потому что народ там, как наши сибиряки, надёжный, непоколебимый. Для меня это особенно ценно после многолетних приключений среди латиноамериканцев; мой редактор Танечка ненароком предложила хлёсткое название итогу тех приключений — «карибский кризис»… Об этом я напишу чуть позже, когда осядет пыль из-под колёс самолетика, доставившего меня сюда, на черничную ферму в окрестностях Сиэтла, штат Вашингтон (не путать со столицей, это вообще на другом побережье). Старый друг пригласил погостить forever, и билет я купила в одну сторону…

Мне предстоит не только стряхнуть пыль с башмаков, чемодана и просто вещей. Я хочу прояснить свой взгляд на… американские ценности, составить будто список-каталог «The very best of…» И тут я спотыкаюсь, так было всегда. Пожалуй, лучше вспомнить давний разговор моей сестры с нашей мамой в Питере:

Сестра: «А почему бы тебе не съездить в гости к Ольге?»

Мама: «Я боюсь Америки».

Сестра: «Так она в Аспене! Это не Америка!»

Ну вот, разобрались. Только для меня Аспен и есть Америка — я прилетела туда и осталась. Там я себя чувствую дома, в своей тарелке, в своём элементе, в своём теле и духе. Не оттого, что прожила там больше двадцати лет, нет. Как раз наоборот: я прожила там столько лет, потому что это моё. Окружение верное. А почему же тогда уехала? Время пришло — так, кстати, сказала моя повзрослевшая дочь: «Mom, it’s time to leave Aspen». Не в бровь, а в глаз, я и забыла за столько лет, что решила когда-то всеми силами остаться в этом правильном, хоть и дорогом месте именно ради неё. Mission accomplished — теперь она сама хочет привезти из Франции свою новорождённую дочь пожить там…

Из окна черничной фермы Аспен видится, как ни странно, ещё более своим, даже аэропортишко местный напомнил об этом. Своей неспешной задушевностью. И вот именно в таком настроении я хочу полистать каталог воспоминаний «The very best of А…» — поставь страну или город сам, читатель. Для меня это место, давшее образ громадной мечте, несусветно дерзкой, наивной, красивой и бесконечной. Придумать мечту больше, чем жизнь, научили… американцы на том самом Курсе в 1991 году. А что за мечта-то? Я хотела, чтобы люди вокруг улыбались…

Черничная ферма располагает к идиллии, не так ли? На ум приходит Пушкин с его болдинской осенью. Правда, там была няня и как минимум кухарка. У меня же пока куры, цыплята-индейки, кормушки для диких птиц и трактор для стрижки травы (черника ещё не созрела). Хозяин-друг убыл на Аляску, оставив не только велосипед, но и несколько машин — концы на ферме немалые. Но тишина здесь невероятная, на книжных полках хозяина много стихов, а на окне лежат горкой элегантные перья — точно, как Пушкин! Я надеваю льняную рубаху и жалею, что купила поршневую ручку с картриджем, а не чернильницей… Ну что ж, читатель, всё равно садись поудобней и приготовься к волшебству — мы отправляемся в Аспен. Только сначала — небольшое отступление.

Как это по-русски?

Serendipity favors the believing.

Krystl Campos

Я просто обязана сделать отступление в лингвистику, иначе будет нечестно и стрёмно. Речь пойдёт об одном слове из английского, которым я пользуюсь постоянно и теперь имею честь предложить вам по-русски — why not? Придумывает же кто-то такую нелепицу, как «тичеры»… Я придумала серендипию, поменяла лишь окончание — прошу любить и пользовать!

Слово serendipity мне нравилось всегда. Во-первых, просто по звуку, есть у меня такая слабость. Например, я переехала в мексиканский Тулум практически из-за названия. Да, там Карибское море, шаманы и потрясающая еда, но в соседнем Плайя дель Кармен я бы не купила дом. Мне ближе короткие, односложные названия мест, где я согласна жить: Питер, Аспен, Тулум… Из этой закономерности выпадает Гавана, но её вроде можно поменять на Кубу и двигаться дальше. Типа. А не потому ли я сбежала оттуда в итоге? Хм, интересно…

Так вот, serendipity для меня звучит мистически-сладко, очень сродни эффекту, которое это слово и описывает. Словари вам дадут такой перевод: «интуитивная прозорливость». Даже технически неверно, а звучит вообще коряво и скучно, как если бы романтическую фразу to make love переводить как «иметь половой контакт»… И если вы пока не говорите на английском, всё равно признайтесь, что serendipity ласкает слух больше, чем длинное русское описание. Так что для меня serendipity сродни чуду. Обыкновенное такое чудо, которое приходит к тем, кто верит в его потенциал. Об этом и цитата-эпиграф в начале по-английски. Это феномен, когда тебе вдруг является что-то, чего ты сознательно не искал, но подсознательно всегда желал. Та неожиданная, мистическая сладость, которая сопровождала, например, открытие пенициллина или изобретение микроволновой печи — оба этих и много других гениальных открытий были сделаны вроде случайно. Об этом вы сами можете почитать, если интересно. Я же предлагаю заглянуть в происхождение этого словца.

Serendipity пришло в английскую речь из арабской версии старого имени острова Цейлон — Серендип. И не просто из учебника истории — из персидской сказки о трёх принцах, постоянно натыкавшихся на изумительные открытия, которых вовсе не планировали. Принцы жили в этом самом Серендипе. Дело было в XVIII веке, и красивое словечко перекочевало впоследствии во многие языки, но до русского не дошло. Пока. Редактор Танечка предложила мне «серендипность». Уже теплее, но не то, я продолжала искать и слушать интуицию. И в каком-то странном источнике мелькнул перевод на… испанский! Ну, конечно! Как я сразу не догадалась — serendipia!!!!

Сама я узнала это слово в Аспене из американского фильма с одноимённым названием, Serendipity. Там играет любимый актёр John Cusack и дело происходит в любимом Нью Йорке, где при мистически-сладких и очень неожиданных поворотах сюжета разворачивается история любви. Если после этой книги вам не станет ясно значение серендипии, я уйду на пенсию, а вы всё равно сделайте себе одолжение, посмотрите этот фильмец!

И ещё — внимание! Задумав эту книгу, я представляла серию интервью с аспенцами и начала было список. Однако мой самый первый респондент Кевин, местный старожил, абсолютно случайно всплыл на моём горизонте сам и начал свой рассказ об Аспене именно такими словами: «The history of Aspen is a serendipity case…» Старожила я знаю очень давно, он муж подруги. Отчаянный каякер, путешественник-экстремал, знакомый с Ричардом Брэнсоном и снявший много щекочущих нервы эпизодов для National Geographic, он был в моём представлении самым маловероятным не только сторонником, но даже пользователем этого слова… Так что теперь я думаю — это счастливая случайность была или интуитивная прозорливость? И то, и другое. Серендипия то есть.

Совсем немножко истории

История Аспена пестрит серендипиями ещё с ледникового периода. Именно тогда в окрестностях удачно сползли два ледника, расчистившие на своём пути достаточно места для строительства посёлка на ровной плоскости, живописно и стратегически окружённого горными вершинами в очень правильной пропорции. В том смысле, что горы создают атмосферу райской безопасности, но не давят психологически. На той же плоскости уместился впоследствии даже аэропорт — роскошное удобство для такого маленького городка. И, как бы завершая ощущение элитной принадлежности, прямо за окончанием ВПП^1* дорога делает резкий изгиб, следуя очертаниям громадной скалы, — взгляду открывается следующее пространство, и дышать становится легче. Здесь заканчивается территория Аспена и начинается посёлок-спутник Snowmass, в принципе, родной его брат — открытый, только более широкий и бесшабашный. Тут нет оперы, зато есть родео, поле для запуска воздушных шаров и простор для верховой езды.

Однако Аспен — это не просто город, точка на карте; это идея. Такая же смелая, как элегантная и крутая.

Всё началось с серебряной лихорадки в 1870-х годах. Идея шахтёров-любителей и всех, желающих попытать счастья, была гениально проста: в таких трудных местах удача им обязательно улыбнётся. И пожалуйста — именно в Аспене был добыт самый крупный из когда-либо найденных серебряных слитков весом 830 кг. Потом от смены политических и других ветров город-шахта чуть не стал призраком, но магически возродился после Второй мировой войны уже как курорт. Я сравниваю Аспен с Питером — оба города неповторимой красоты, изысканной культуры и неописуемой энергетики были, по сути, созданы гениальным предвидением смелых мечтателей. Пётр Первый был царь, ему проще. Зато в Аспене в дело опять вмешалась серендипия! Представь себе, читатель, одетых в белое альпийских снайперов на деревянных лыжах во времена World War II… Среди них была и американская дивизия, а тренировалась она перед забросом в Альпы… Правильно, рядом с Аспеном! И надо же такому случиться: одним из снайперов оказался бывший австрийский лыжник-чемпион, удачно сменивший гражданство лет за пять до того. Когда закончилась война, он вернулся в Аспен, чтобы основать лыжную школу. Деньги на это «организовала» серендипия, отыскав правильных людей в далёком Чикаго. Весьма кстати пришлась и железная дорога, напрямую связавшая Аспен с этим городом ещё с рудниковых времён… Об Аспене, его истории и людях написано так много, что один поиск в Google займёт пару дней, а в местной аптеке есть целая секция книг. Но вот что я нашла в «черничном» настроении этих дней:

«Если вы выедете из города по извилистой дороге… перед вами откроется потрясающий вид на долину… на лыжные трассы… и на огромное небо, которое властвует над всем. Легко поверить, что это свойство почвы, терруар Аспена, или его удобная близость к небесам, которая дала городу такие грандиозные устремления. Даже грозы, проносящиеся по долине, кажутся предназначенными для глубокого созерцания: заходящее солнце имеет тенденцию придавать самым тёмным тучам яркую серебряную канву…»

Но, конечно же, это не так. Интеллектуальный климат Аспена — то, что стало известно как «Аспенская Идея» — был сформирован одной энергичной и богатой семейной парой, которая привезла сюда не просто тонны чикагских денег, но и уникальную преданность. Начав в 1949 году с фестиваля ко дню рождения Гёте (?!?), мечтатели-гуманисты² приступили к превращению Аспена в место с определённой миссией. Они хотели сделать город пунктом назначения для тех, кто ищет обновления своего духа, тела и ума. Причём круглый год.

Так появились Аспенский институт (где я познакомилась с Обамой, когда он лишь баллотировался в сенат); международная конференция дизайна, Аспенский музыкальный фестиваль, примечательный не только мировыми исполнителями, но и гениальной «музыкальной палаткой» — архитектурным шедевром с продуманной акустикой, но возможностью романтично улечься на травке по соседству и даже выпить-закусить; ежегодная конференция писателей; фестиваль современного балета и невероятно популярный Shortfest — один из главных фестивалей короткометражных фильмов в Северной Америке.… Не говоря уже про регулярные Кубки мира по горным лыжам и собирающие толпы зимние Игры экстремалов/ X Games.

Прошлым летом я вернулась в Аспен на два месяца поправить себя от «карибского кризиса» и почувствовала каждой клеточкой тот самый идеально задуманный создателями Аспена неподражаемый дух обновления. Через тотальное погружение во вдохновляющее и заряжающее энергией сообщество — яркое, устремлённое в будущее, которое привлекает самых страстных в мире артистов, спортсменов, вдумчивых лидеров и энтузиастов жизни вообще.

И сейчас, собирая весь этот материал, я было подумала: «А зачем я оттуда уехала???» Один ответ — время пришло. Другой… Чтобы добраться наконец до черничной фермы в окрестностях Сиэтла и обнаружить на прикроватной тумбочке маленькой спальни полную коллекцию рассказов Хемингуэя, моего идеала в искусстве пера. Причём особое издание, Finca Vigía — так называлась ферма писателя в окрестностях Гаваны — городе, где я жила и мечтала стать женской версией великого мастера. Серендипия? А то!

Пикантные подробности и не очень

Аспен (aspen tree) в переводе значит «осина». Если бы названия переводились, то городок стал бы Осиновкой. Собственно, тут и думать нечего: осины здесь растут элегантно и густо. Осиновый лист в форме сердечка — эмблема Аспена. Каждой осенью эти сердечки наполняют всё вокруг сказочной красотой плавно переходящих оттенков от бледно-жёлтого до багряно-красного. На фоне кристально прозрачного неба цвета кобальта эта картина завораживает, не зря по осени сюда слетаются фотографы всех мастей. Иногда бывало нелегко даже подъехать к Аспену со стороны перевала: ошарашенные туристы бросают машины чуть ли не на проезжей части узкой дороги, переполненные чувством момента и желанием ухватить его на плёнку. Эта часть шоссе недаром входит в список Top 10 scenic drives в Америке. По осени я любила прыгнуть в свою красную спортивную машину и дать по газам на серпантине, ведущем к перевалу… Однажды обогнала аж пять машин на прямом участке, дорогу знала наизусть…

Но это было потом, а для сюжета вернёмся в 1991 год.

Помнишь, читатель, как на Курсе я создала огромную мечту? Такую, как если бы ни деньги, ни возраст, ни здоровье — ничто вообще не было бы препятствием? Даже сейчас, оглядываясь на множество невероятных голливудских поворотов судьбы и подарков жизни, я не совсем понимаю, откуда в моей голове появилась эта безумно-красивая идея, чтобы люди на улицах улыбались. Стоп! Написала это и вспомнила: не потому ли, что все американцы на Курсе — инструкторы, ассистенты — постоянно улыбались, что было неслыханно для нас в те времена? Кстати, заехавшие примерно тогда же в Питер американские сектанты поразили меня не только религиозной преданностью (они раздавали брошюры на наших вокзалах при любой погоде), но и шикарными улыбками просто так.

Второй частью создания мечты было задание написать, что лично ты намерен сделать, дабы осуществилась эта огромная мечта. И я написала: «Начну улыбаться на улицах сама. Потом выучусь на инструктора Курса и других научу».

Сказано — сделано. Став первой выпускницей первого в Питере Курса, я начала работать с американцами и несколько увлекательных месяцев спустя встретила будущего супруга Марти. Который был (и сейчас есть) из Аспена…

Отступление в тему

Пусть слово «первый» не режет тебе слух, читатель. У меня не наполеоновский комплекс. Просто я родилась второй из близнецов и чуть не умерла. Не то чтобы я помню себя в инкубаторе роддома, но лишь на Курсе после трёх часов разбора полётов мне удалось встать во весь рост и сказать Я. Гордо и не оглядываясь на сестру. Точнее, не дожидаясь её разрешения. Ощущение свободы и лёгкости бытия, посетившее меня наконец после намеренной тренировки садиться в центр групповых фото, — это вещь. Выученная на Курсе фишка, fake it till you make it…^3*

Мечта у каждого выпускника Курса, разумеется, была своя, а вот стать инструкторами хотели все. Время было такое: старое рушилось, будь то Берлинская стена или СССР, новое было неясным, но возможным казалось всё. И мы полетели в Америку. Мы — это группа выпускников, что прошли серьёзный отбор. Те самые американские ассистенты голосовали за каждого из нас и выбрали 33 человека — магическая цифра создателя Курса с хорошим именем Билл. Помнится, в разговоре с одним из ассистентов я случайно упомянула, что в русском алфавите 33 буквы. Реакция была моментальная: «А Билл знает?» Без серендипии и тут не обошлось!

На собранные американцами деньги Билл привёз всех нас на своё ранчо в Техасе. Сразу оговорюсь: никаких стереотипных ковбоев там не было и в помине. Скорее — база отдыха в окрестностях изумрудного озера. Обучение было суровым. По раскалённым углям не гоняли, но бегать по утрам в гору (commitment hill), медитировать, танцевать каждое утро и работать публично с детскими душевными травмами, большей частью в слезах и соплях — это да. Здесь тоже не обошлось без ассистентов-добровольцев: кому-то нужно было вытирать русские слезы! На это подписались многие из тех, кто уже приезжал в Россию, Марти в том числе. Наш роман полыхал по всем законам жанра, поэтому неудивительно, что из лагеря в Техасе он пригласил меня в Аспен. Визы нам всем дали на три месяца, why not?

Все эти подробности я рассказываю намеренно. Полезно вернуться в то состояние — the sky is the limit⁴ — чтобы сделать калибровку. Да и для сюжета важно, в каком состоянии я появилась в Аспене, о котором не знала ничего и даже не слышала вообще…

How are you…

Как хорошо, что я понятия не имела, что Аспен — это дорогущий курорт, где по улицам разгуливают голливудские звёзды. Прилетев на игрушечном самолётике в крошечный заснеженный аэропорт в горах, удобно расположенный буквально через дорогу от дома Марти, я окунулась в неспешную жизнь маленького городка, где люди здороваются на улице, знают соседей и не запирают входные двери. Но было там ещё что-то, абсолютно новое и завораживающее для меня тогдашней: все спрашивали, как я поживаю, how are you?

На курсах английского в Ленинграде в начале 1980-х нас учили британским штучкам, в том числе правильному ответу на вопрос «How do you do?» Оказывается, вежливый англичанин не станет описывать свое состояние, а спросит в ответ: «How do YOU do?», сместив фокус на вас… Британские штучки меня не раз коварно подставляли в Аспене, порой бывало совсем не смешно, а ведь курсы английского длиной в три года я закончила с красным дипломом! Про идиомы и говорить не стану, жесть. Тяжко давались на слух даже американские цифры по телефону, когда не видишь собеседника…

А вот когда видишь, как тебе шикарно улыбаются и спрашивают «How are you?», что происходит в голове? Правильно! Любой уважающий себя препод вам заметит, конечно, что вопрос риторический, но для меня в Аспене он таким абсолютно не был. Я верила, что всем действительно интересно, как у меня дела. И говорила. Кроме языковой (американской!) практики мне он давал возможность улыбаться в ответ. Осуществлять мечту, пусть даже и в магазине Chanel, который я тоже видела впервые в жизни. И не только это — я прибыла в Аспен в очень правильное время. Никто не понимал, включая русских, что творится в России, но в дружелюбном маленьком городке, куда народ съезжается для обновления, космополитичные ветра приветствовались всегда, а тут живая англоговорящая русская, да ещё и улыбается. Конечно, всем хотелось знать, как у неё дела!

Марти до сих пор владеет франшизой Global Relationship Centers — детище Билла, объединившее нас — и неудивительно, что круг его аспенских друзей состоял из людей, продвинутых духовно, метафизически. Осознанных, как теперь принято говорить. Нас приглашали на вечеринки каждую неделю, я стала вроде знаменитости и на вопрос «How are you?» всегда имела развёрнутый ответ, подкрашенный уже рождественскими огнями Аспена (дело было в конце ноября, когда начинается лыжный сезон и город по вечерам наполняют волшебные гирлянды несусветной красоты)…

Отступление в тему

Много лет спустя в Мексике мне встретилась молодая семейная пара из Индии. Они снимали мой дом, так что времени для душевных бесед выпало достаточно. Отпечатались они в памяти именно своей душевностью и поразили меня двумя откровениями. Во-первых, это были первые живые доказательства того, что брак по договорённости / arranged marriage работает. Я читала, как в Индии принято договариваться родителям новобрачных, почему им следует заключить этот союз. Так закладывается фундамент долгосрочных отношений без временных затмений ума любовной химией-физикой. Теоретически мне всегда нравилась эта идея, теперь появился шанс увидеть её плоды и потрогать, образно говоря. Ребята честно рассказали, как всё было, и красота динамики гармоничного взаимодействия в этой паре запомнилась мне.

Во-вторых, они задали поначалу шокировавший меня вопрос, не боялась ли я потерять personal identity, переехав в США (куда они сами только что перебрались). Как видишь, читатель, в Аспене мне такая опасность не грозила, очень даже наоборот! И лишь годами позже я мысленно вернулась к тому разговору, анализируя своё потерянное ЧСД = приобретённый чужой страх за другой границей. Об этом поговорим отдельно, во второй части книги.

В тот короткий приезд в Аспен моя самоценность укрепилась со всех сторон и пустила добрые корни, как правильно посаженное дерево. Я даже умудрилась заработать официально! Отдам должное Марти — как инструктор Курса, он задал мне в одно январское утро правильный вопрос:

— А не будет-ли здорово вернуться домой при деньгах? Причём заработанных самостоятельно?

Положил передо мной газету с объявлениями и ушёл. Вернувшись, спросил, нашла ли я что-нибудь.

— Нет, везде требуется опыт торговли, — во мне наперебой кричали комплекс честности и советский отдел кадров с его записями в трудовой книжке…

— А кто на базаре арбузами торговал?!

Отступление в тему

В студенческие годы мы с сестрой и подругой Ларой подрабатывали на киргизском (восточном!) базаре. Сестра подружилась в своём вузе с прелестной девушкой, родители которой владели бахчой. Да, именно. С наступлением сезона на сбор урожая арбузов бросают всех. А тут питерская студентка без дела бродит: в первое лето сестра приехала лишь погостить. На бахчу её не отправили, там местным сподручнее. А вот на базаре постоять красиво на фоне арбузной горы — другое дело. Вернулась сестра не только с приличными для студентов деньгами, но с невероятными историями и хорошими шмотками. Так что на следующее лето мы полетели в Киргизию втроём, уже на заработки.

Я вспоминаю те времена как sheer fun и не больше. Американцы же мыслят иначе: широко и без комплексов. Назавтра Марти привёл меня в небольшой магазинчик, где можно было взять напрокат беговые лыжи, починить и смазать свои собственные, купить одежду и взять урок. Про опыт торговли никто не спросил, достаточно было моего акцента. Короче, меня наняли on the spot — российские лыжники тогда были всемирно на слуху, а я бегала по молодости за «Зенит», классическим ходом. Так что получилось нечто вроде «arranged marriage», а сильные чувства с обеих сторон — меня и работников магазинчика — последовали за респектом.

Об этой работе я вспоминаю не просто с уважением — с восхищением: где ещё можно было одновременно и запросто учиться не совать в микроволновку пирожки в фольге, брать оплату кредитной картой без дрожи в советской руке, понимать скользкие американские шутки и быть при этом единственным человеком, который действительно изучал английский язык? «You are the only person here^5*, Olga», — сказала мне одна из сотрудниц, Лора. Впрочем, «сотрудница» — это не про неё. И не про тот лыжный центр. А возможно, не про Аспен вообще. Лыжные гонки — командный спорт (некоторые говорят — лошадиный, но что он воспитывает характер, это точно). Трудно найти эквивалент чувству локтя в эстафетной гонке, а посему лыжники-гонщики — особая порода, и в том маленьком магазинчике это чувствовалось. И ещё кое-что мне оттуда пригодилось на всю жизнь.

Американцы вообще одновременно щедры и щепетильны, когда дело касается имён, но в том лыжном центре это было особо заметно. От той же Лоры сначала, а потом и от других я слышала всё время: «How are you, Olga?» или «Что новенького, Ольга?» и так далее. Надо ли говорить, какой это имело эффект? Легко предположить объяснение: меня всю жизнь путали с сестрой. Но скорее, не так всё банально. Ведь не зря американец Дэйл Карнеги писал в своём легендарном пособии «Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей», что имя человека — самый сладкий звук на любом языке. Точно помню, что в том аспенском лыжном центре я отметила и взяла на вооружение простой, но совершающий чудеса lifehack — называть собеседника по имени. Любого. Попробуй и увидишь — начни с кассирши в супермаркете…

И ещё вот что: писать и думать «Я» с большой буквы, равно как и спросить у прохожего «How are you?» в Аспене получается естественно и легко.

P.S. Много лет спустя со мной на горном подъёмнике разговорился мальчишка лет десяти. Я сидела тихо, он сам начал и поведал, что объездил уже много лыжных курортов, но больше всего любит Аспен.

— Это почему же? — мне действительно стало любопытно.

— Да потому что тут голливудские звёзды!

Прошло минут двадцать, я съехала вниз на сноуборде и направилась в раздевалку. Народу на парковке было мало, поэтому не заметить идущего навстречу человека было невозможно. Поравнявшись, он глянул мне в глаза и дружелюбно сказал:

— Hi! How are you?

Лицо его показалось знакомым, но сообразила я лишь post factum — это был Джек Николсон.

Что лучше: дарить или спасать?

Ничто не обходится нам так дёшево и не ценится так дорого, как вежливость.

Мигель де Сервантес Сааведра

Опять вспомнилась Лора. Ничем особо не примечательная, кроме саркастичного юмора, она останется в моей памяти как образец очень персональной благодарности. Благодаря за каждую мелочь, она ещё и добавляла всякий раз моё имя, как вы уже поняли: Thank you, Olga.

Пожив на Карибах, я бы сказала, что мексиканцы более щедры на благодарность, чем американцы. Но эта благодарность другого качества. Разница между мексиканским gracias и американским thank you такая же, как между «благодарю» и «спасибо».

Отступление в тему

Удержаться от небольшой пробежки в Google было сложно. И я сбегала — вот что понравилось, цитирую:

«Спасибо означает — Спаси Бог! Резонно у людей возникал вопрос — от чего спасать, да и с какой стати. Поэтому на спасибо раньше отвечали — „не за что“, то есть — я ничего плохого не сделал тебе, чтоб меня спасать… Говорили и говорят воспитанные люди — „БЛАГОДАРЮ“. То есть вы делитесь частью своего блага. Вы лично, а не кто-то за Вас, отвечаете добром на добро…»

Это размышления русского человека. Там же, в Google, мне попались и комменты на английском такого содержания:

— Do americans say «thank you» too much?⁶

— Why do americans write thank you notes? (?!?)^{7 **}

Давайте вместе поразмышляем!

Америка остаётся страной иммигрантов, возможностей и оптимизма. И разве удивительно, что День Благодарения ежегодно празднуют именно там? И вовсе не удивительно, что записки-открытки Thank You я впервые увидела в Аспене, в ящике письменного стола Марти. Меня поразила сама идея, что кто-то держит наготове аккуратную стопочку таких открыток с координированными по цвету конвертиками. Разумеется, в детстве старательно учили говорить волшебное слово. Но вот искренне, щедро, иначе благодарить меня научил Аспен, то есть Америка.

Прикольный случай: на заре американской жизни подъехали мы как-то на бензозаправку. Пока Марти заливал бензин, я оглядывалась по сторонам. Будучи рьяным любителем всё читать, тем более в новой культуре, я обратила внимание на маленькую табличку при выезде — Thank you for your business — и ошарашено спросила у вернувшегося Марти:

— Откуда они знают, какой у меня бизнес?

Он сначала не понял, потом расхохотался. Оказывается, этим трюком владелец бензоколонки поощрял водителей отдать ему деньги снова, в другой раз. Слово «бизнес» означает доллары, а спасибо — так доброе слово ж и кошке приятно!

Подобные таблички я видела потом по всей Америке, особенно на дорогах, где шёл ремонт. Очень простенько — Thank you. Kelly Construction. Лишь теперь понимаю: это была реклама, маркетинг. И здесь вроде уместно привести данные опроса: американцы действительно так часто говорят спасибо, что слово потеряло изначальный смысл. Вроде. Как и sorry. Но я помню эту табличку до сих пор. Потому что у меня память визуальная или потому, что мне спасибо сказали? Эмоциональная память тоже вещь.

Тут грешно не вспомнить случай из жизни до отъезда в Америку. Знаменитый 1991 год, Москва. Мы с друзьями приехали на ночном поезде из Питера в только что открывшийся McDonalds. Отстояли очередь длиной в километр, но она всё время двигалась, в отличие от обычной советской. Внутри было красиво и чисто, еда казалась божественной на фоне талонов на мясо и не только, а тут даже искусственные цветы в горшках выглядели абсолютно настоящими (я потрогала!). Ошарашенно стараясь найти хоть что-то знакомое по общепиту, я затаила дыхание, когда подошедшая девушка-работница принялась ловко протирать соседний столик. Пусть хоть тряпка будет грязная… Нет, она была ослепительно-белой. И так далее. Но самое потрясающее случилось на выходе. В дверях стояли девчонка и парень, которые не просто улыбались на прощание всем. Они сказали: «Спасибо, что пришли» — и я заплакала…

Эту историю я рассказывала множество раз в Америке. В контексте, разумеется. Потому что в Аспене, допустим, бесплатные автобусы, и все говорят водителю Thank you не просто так. Делятся радостью, что доехали бесплатно, с комфортом. И к волшебному слову там тоже другой подход. Своими глазами наблюдала невероятную сцену в раздевалке бассейна, где одевались мама и малыш лет двух. В какой-то момент малыш отвлёкся, как и положено малышам. Вместо энергичного окрика мама наклонилась и спокойно сказала:

— Будь любезен, закончи с ботиночками.

И когда малыш вставил ножки в свои ботинки, мама искренне добавила:

— Thank you!

Возможно, русское «благодарю» прозвучало бы здесь высокопарно, но дело уже не в выборе слова. Тогда я не раздумывала о философском смысле благодарности, просто энергия мне была знакома. Оказавшись в райском Аспене после коммуналки, я чувствовала себя… благодарной. Не Золушкой, нет. Эта благодарность была деятельной, тем самым благом, которым хочется поделиться.

Приходит на ум случай из той же американской молодости, когда Марти привёл меня в очень хороший ресторан; я борюсь со словом «дорогой», потому что фактически он был дорогим, но дело не в этом. Посмотрим правде в глаза: для русской туристки в 1992 году любой американский ресторан с накрахмаленной скатертью должен был выглядеть дорогим. Посетителей было мало, нас обслуживали аж три любезных персонажа. Тот вечер остался в памяти как первая любовь, когда нет конкретных ожиданий, лишь череда волнующих эмоций-сюрпризов. Элегантность состояла не столько в изысканном интерьере, сколько в безупречном обслуживании. Казалось, персонал двигался бесшумно и возникал из ниоткуда в самый правильный момент — ни раньше, ни позже. Годы спустя, работая в дорогих ресторанах, я выучила трюки официантов-профессионалов, но тогда мне казалось волшебством появление кудесника в жилетке именно в тот момент, когда я ставила на стол почти опустевший бокал. Или когда его коллега уверенно-вежливо просил разрешения забрать тарелку, только что отодвинутую мной. Опять же много лет спустя узнала, что по статистике в США 70% посетителей приходят в ресторан за обслуживанием, а не за едой. А тогда в этом первом элегантном ресторане не только моей американской жизни — жизни вообще я поклялась себе поработать когда-нибудь официанткой. Не ради денег — чтобы подарить это ощущение волшебства другим. В знак благодарности.

P.S. На том же русском форуме^* Google прочла занимательный факт. Строго грамматически надо было бы говорить «спаси Бо (г) ” ваС, и «благо дарю» ваМ. Прикольно?

P.P.S. Английское Thank you! — трансформация изначального «I think of you kindly». То есть дарю вам часть своего блага, по сути.

Hugs, anyone?

Сейчас об этом знают даже школьники: обнимашки и физические прикосновения помогают нам вырабатывать окситоцин. А это гормон, без которого мы обречены на депрессию. Или просто не выжили бы: природа сделала так, что он вырабатывается во время родов и кормления грудью. То есть с молоком матери впитывается. Написала это и подумала об инкубаторе роддома — может, я потому такая tactile, что пролежала там два месяца совсем одна и теперь всю жизнь пытаюсь наверстать? Жесть.

А может, и нет — у нас в семье вообще не принято было обниматься. А потому я некоторое время пребывала в шоке, увидев на Курсе американцев, которые запросто обнимали нас, советских. Не совсем уж с порога, но и не дожидаясь, чтобы непременно утешать. Как бы это получше описать? Они распахивали руки и делали шаг тебе навстречу. Ощущение было такое: давали понять, что мы все сделаны из одного теста. Причем и мужчины, и женщины. Это не было панибратством. Наоборот, своего рода приглашением в клуб.

В Аспене народ тоже обнимался. Это уже не шокировало: кроме инициации на Курсе, я ещё и на продвинутом этапе обучалась обниматься, total immersion в техасском лагере прошла. И там впервые примерила на себя вызвавшее поначалу недоумение (мягко говоря) равенство полов. То есть никто не парился по поводу «мальчики — направо, девочки — налево». У такого бесполого отношения к жизни есть свои минусы. Например, был у меня в Аспене случай, когда я открывала тяжёлую входную дверь собственной рукой, как вдруг в неё попытался совершенно беспардонно втиснуться подошедший было парень. Я офигела и… отпустила дверь. У него перед носом — я не за такое равенство полов. Был ещё момент, когда я поддела Марти насчёт джентльменских жестов типа подать руку при выходе из машины (она действительно была высокая). На что он заметил философски:

— И при этом твоя зарплата всегда будет меньше. Это ты тоже хочешь?

Мужчин в Аспене, по статистике, всегда было больше, чем женщин: добывать серебро всё же дамам не так сподручно. И шахтерский дух — мужественный кураж? — продолжает витать в воздухе. Но в сегодняшней Америке женщины научились себя оберегать: нужно было видеть пачку бумаг, выданных школой семилетней дочке в первый день занятий. Там описывались сексуальные домогательства всех видов и мастей, и я рада, что дочь знает свои границы. А вот чем Аспен покорил меня в первый приезд — это было ощущение безопасной непринадлежности к одному полу (по-английски пол — просто sex). То есть обнять не «своего» мужчину — почтальона, учителя, владельца ресторана и т. п. в момент душевного импульса не выглядит странным или неуместным. Конечно, в маленьких городках своя динамика: здесь, на черничной ферме, я тоже обняла водителя UPS^8* — уже темнело, а ему предстояли ещё 10 доставок тем вечером… Но ведь это то же самое, что поделиться благом, разве нет? Разумеется, спросив разрешения.

Вспомнила тоже, как, прожив в Аспене лет пять, я стала часто летать в командировки на один завод в белорусской провинции. У завода был стенд на ярмарке во Франкфурте, то есть познакомились мы в культурной обстановке. Но главный инженер, с которым я была на «вы», столбенел, завидев мои открытые руки в аэропорте Минска. Равенству полов он только учился, у меня… А директор, в кабинете которого по-прежнему висел портрет Ленина, оторопел, когда я отказалась от водки:

— Спасибо, я не пью.

— Только не надо мне говорить, что вы были трезвая, когда мы виделись в столовой вчера.

— А почему вы сомневаетесь?

— Да уж больно вы были счастливы!

Для того чтобы так спокойно делиться благом, его нужно сначала заиметь. Достать, приобрести, добыть, верно? И да, и нет. Потому что благо культивируется внутри, обнимашки поддерживают его в рабочем состоянии. Через добрую порцию окситоцина… И это не обязательно должен быть человек, чтобы обниматься… В Аспене собаки законно приходят с хозяином в офис или Музыкальную Палатку… А в холле городской больнице есть целая стена с портретами собак-медбратьев — они лечат больных через те же обнимашки и виляния хвостом. Выигрывают все. Кстати, в Аспене действительно собака — друг человека. На вершине горы, куда прибывает подъёмник-гондола, всегда есть миски с водой для четвероногих. Ведь воздух в Колорадо очень сухой, тут одними обнимашками не отделаешься!

Глядя из окна черничной фермы, мне вдруг стало ясно, что Аспен кормил меня не столько окситоцином, сколько всем набором гормонов счастья, коктейлем вкуса жизни: серотонином, эндорфином, дофамином… Не спеши бежать в Google, если пока не знаешь о них — очень скоро объясню на пальцах. На историях из аспенской жизни.

Свобода быть собой

Сегодня в Америке праздник, День Независимости. Американцы вообще любят всё сокращать, и это длинное название осталось, пожалуй, лишь в заголовке нашумевшего когда-то фильма с невероятными спецэффектами. Ну да, в Wikipedia тоже. Народ же зовёт праздник коротко и ласково: четвёртое июля. И не только американский народ — запросов на дату в Google больше миллиона, а на название дня — ровно половина. Может, поэтому в российских СМИ промелькнуло сообщение: американцы якобы и не помнят, от кого стали независимыми в 1776 году. По мне, так фейк: дочь закончила американскую школу, там явно учат. А для остальных — это день рождения США, начало новой жизни без королевского британского двора за спиной. По масштабу я бы сравнила этот праздник с седьмым ноября в СССР (молодёжь, Google вам в помощь!).

Привыкшая видеть каждое четвёртое июля яркое, отлично продуманное, но трогательно-домашнее шоу на главной улице Аспена, где следом за колонной домашних собачек непременно ещё и сюрприз какой-то будет вроде парашютиста с американским флагом, я накануне стала теребить местных, где тут празднуют нарядно. Черничная ферма расположена не так уж далеко от города с аэропортом, а посему мне казалось: парад обязательно должен быть… Местные, однако, не знали. Google тоже не шибко помог, нашёл лишь фейерверк, который видно с моего крыльца… Может быть, подсознательно не очень-то я и хотела? Трудно соперничать с бесцеремонным по духу, но всегда насыщенным vintage-классом праздником Аспена. Однако случилось кое-что получше: местные спросили, что этот праздник значит для меня. Я задумалась на несколько минут, а потом засучила рукава и написала этот очерк.

В Америку я переезжала в два этапа: сначала одна как туристка-выпускница Курса. Погостив в Аспене два месяца, я вернулась в Питер. Полгода спустя приехала для участия в конференции, но прихватила дочь (как нам дали визы — отдельная история). Гениальным жестом судьбы мы прибыли в Нью-Йорк как раз третьего июля, накануне этого самого дня. Тогда я понятия не имела о парадах, но сохранилась фотография нас с дочкой на фоне Twin Towers, легендарного и разрушенного потом террористами World Trade Center. Для многих в то время, включая меня, силуэт двух идентичных небоскрёбов уже был символом свободы… А тут ещё и Statue of Liberty с её терновым венцом — мне казалось, все тернии она уже взяла на себя, оставив мне только звёзды! В День Независимости мы отдали ей честь с борта катера. Потом весело обследовали Манхэттен, объедались пиццей, заблудились в нескончаемом нью-йоркском метро, где видели самых жирных в мире крыс, и примкнули к толпе очарованных зевак на динамичной Times Square. Чувствовала ли я себя независимой и свободной? Absolutely! Первый раз я была в Нью-Йорке на пути домой из Аспена, а посему пьянящий эффект небоскрёбов уже примерила, и было захватывающе любопытно наблюдать теперь за реакцией дочки. То есть я пьянела от того, как пьянела она, но шестилетний ребёнок не пьёт. Она просто была собой, шкодной рыжей киской, и мне доставляло громадное удовольствие купаться в осознании того, что этот подарок — Америку — ей сделала я. Сама. Одна.

Венцом того вечера, нашего первого и настоящего Дня Независимости, стал поход в Центральный Парк, где не иначе как именно для нас выступал New York Philharmonic. А перед сном мы наблюдали из окна отеля сказочное представление — праздничный фейерверк над чёрной гладью реки Гудзон…

Здесь уместно вспомнить гормон серотонин, он вырабатывается в организме от чувства гордости за себя, за свои достижения и является одним из ингредиентов коктейля вкуса жизни, помните? Тогда я об не знала и не думала, но вкус новой жизни мне был точно по душе.

Второй раз, когда я отчётливо запомнила этот вкус… Нет, стоп — это был уже третий раз… Какая разница! Главное, он связан с Днём Независимости. Вернее, с чувством праздника, свободы и независимости, хоть и не четвёртого июля. Дело было так.

Оставшись в этот раз в Аспене надолго, я скоро придумала другую мечту, американскую: купить красную спортивную машину и отправиться на ней в Калифорнию. Вдвоём с сестрой. Кто смотрел голливудский шедевр Thelma and Luise, поймёт без слов. Для всех других, молодых — это гимн badass феминизму, свободе духа, независимости женщин. Через триллер. Все эти элементы я и намеревалась осуществить поездкой-мечтой. На покупку машины пришлось копить деньги три года; сестра не смогла тогда прилететь, но мечту я не забросила. Договорилась с приятелем Марти в Санта Барбаре пожить неделю в его доме, посадила дочку в новую машину, купила правильную музыку и нажала на газ… До сего дня помню запах в саду того дома — запах долгожданной, невероятной, иллюзорной и таинственной Калифорнии… Я смотрела тогда на океан из сада на горе и чувствовала, как разливаются от мозга по всему телу приятные волны серотонина…

Но вернёмся к свободе и независимости, тем жизненным ценностям, которыми так гордятся американцы. И отклонимся от точных дат — это были весенние каникулы в школе, spring break. В отличие от Тельмы и Луизы из фильма, нашу поездку в Санта Барбару мы продумали детально — не пускать же мечту на самотёк! Обойти здесь ностальгию никак не получится: я скучаю по нормальным бумажным картам-атласам, которые можно было заказать в AAA, ассоциации автопутешественников, и я заказала! На твоё имя приходит пакет, открываешь его, а там… Жёлтым фломастером от руки нам проложили маршрут на страницах перекидного атласа, а в специальном буклете — советы-лайфхаки насчёт мотелей, ресторанов и прочих необходимостей. Теперь всё это делает GPS, скучища… А тогда был азарт поиска сокровищ и никак не меньше!

Вот с таким настроением, под чудный аромат Калифорнии, где-то на третий день мы с дочкой приехали в Sea World — там были дрессированные киты (диких мы к тому времени уже посмотрели в океане с лодки). Зрелище в обоих случаях впечатляющее. И в какой-то момент по огромному стадиону с открытым бассейном вместо футбольного поля объявили, что дети приглашаются вниз, к бортику. Для чего именно, никто не помнит, но моя маленькая девочка вдруг вскочила и побежала, глянув на меня лишь мельком — феминизм, свобода и независимость в чистом виде.

И пока она бежала по ступенькам вниз, на весь стадион заиграла песня Брюса Спрингстина Born in the USA… Я смотрела на дочь, ловко действующую в толпе американцев, вдыхала морскую свежесть Калифорнии, представляла свою красную машину — fast and sexy — самую красивую на любой парковке и… рыдала. Не совсем белугой^9*, но на оба глаза точно.

Прошло много лет. В Калифорнию мы съездили на машине не один раз. А потом и на другое побережье, тоже не один. Ещё одна мечта стала явью. Америка подарила мне много-много серотонина, как и чувство независимости, свободы от мнения других. Вот только не плакать от счастья я училась чуть дольше и в другой стране… Но это уже другой гормон, эндорфин — он вырабатывается от лёгкого преодоления себя, как на тренировке в спортзале. Об этом у меня тоже есть пара историй — stick around!

Есть такое место

Вернулся с Аляски мой друг, хозяин черничной фермы. По всем параметрам достойный мужик, он вдруг сморозил за ужином полную чушь, я прямо на стуле подпрыгнула! Разговор свернулся на Аспен — наверное, он поинтересовался, о чём я пишу.

— I hate Aspen! — произнёс вдруг человек, который читает поэзию, наблюдает за кратерами Луны в бинокль, мешками покупает птичий корм и носит на ферме дорогую итальянскую обувь. Про Хемингуэя я уже писала.

— А ты там был???

— Нет, но я знаю двоих, которые там работали один сезон и не скажут ни одного хорошего слова про Аспен.

— А я прожила там почти 25 лет и не скажу ни одного плохого слова. Ты кому больше поверишь?

Сколько раз я слышала от американских обывателей, что Аспен — это показуха для миллионеров; что на улицах одни снобы и нормальных там нет и т. д., и т. п. И пришла к грустному выводу: так говорит народ с жизненной философией «Лучше пусть моя корова сдохнет, чем у соседа будет две». Но мой друг не из тех, и для него я села на своего конька и понеслась на нём, как экспресс на зелёный свет, подпрыгивая от возбуждения (на стуле). Вот что он услышал.

Этой зимой я каталась на сноуборде в Шамони. Захотелось мне попить, воды нигде не раздобыть, кроме бара. Денег я не взяла, пошла на пару часиков (дочь ждала внизу). И — о чудо! — вижу будку лыжного патруля. Прямиком туда попросить воды. И что я слышу? У них, видите ли, нет. Я офигеваю и не могу сдержаться:

— В Аспене кругом бесплатная вода, даже миски для собак. Это же высокогорье!

Парень хватает меня за руку и зачарованно шепчет:

— Так вы из Аспена? Подождите, пожалуйста! У нас тут работает Стефан, он был в Аспене и никак не может перестать говорить о нём!

Зовёт Стефана, и я узнаю, что тот был один сезон у нас по программе обмена лыжными патрулями между городами-побратимами… Мы ностальгируем о знакомых спусках и общих начальниках — Стефан даже в Шамони носит бейдж Аспенской Лыжной Компании, ASC.

— Эта была самая лучшая работа моей жизни! — на висках у него элегантная седина, и я знаю, что он имеет в виду. Для меня это тоже так. И я рассказываю ему, как в один бесснежный сезон ASC давала каждый вечер бесплатные ужины для ребят, приехавших заработать, но простаивавших из-за голых спусков. Президент ASC Майк убирал тогда грязную посуду со столов…

— Таких начальников вообще больше на свете нет! — восклицает Стефан.

Мы сделали селфи, которое я отправила Майку — он знает многих инструкторов лично. Через день получила ответ: «Ольга, вот это да! Я переслал твою историю всем патрулям Аспена!!! Thank you, Olga».

Пожалуй, можно опускать занавес. Но я выйду на сцену перед ним и расскажу ещё вот что, как эпилог.

Закончив три семестра в колледже Аспена по классу испанского, я намерилась развивать слушание и набрела на один замечательный подкаст, @coffeebreakspanish. Чисто-просто шедевр, с любой точки зрения, но особенно потому, что автор давал и кастильское, и латиноамериканское произношение. Я слушала, крутя педали на велике в спортзале зимой, а иногда и просто для поднятия настроения. Так вот, на продвинутом этапе там есть один эпизод, где разговор идёт о subjuntivo, сослагательном наклонении по-русски. Ведущие подкаста обсуждают идеальное место, в котором они хотели бы жить. Приятный мужской голос перечисляет важные для него моменты при выборе будущего ПМЖ: чтобы природа вокруг была красива; чтобы люди были милы и приветливы; чтобы не дождило постоянно, как в Шотландии; чтобы поблизости были театр, музеи и вообще культура; чтобы на улицах было безопасно; чтобы вокруг были возможности для спорта и воздух был чистым; чтобы добраться туда можно было просто и т. п. — получается утопия, верно? И тут ведущий поясняет: «Неспроста я употребляю „бы“/ subjuntivo. Разумеется, на свете есть много мест, где люди милы и приветливы; есть много мест, где солнце светит 300 дней в году; есть места красивые и безопасные; есть очень даже много мест с театрами и музеями… Но я не уверен, что существует одно такое место, где есть это ВСЁ». И мне захотелось немедленно крикнуть: «Такое место есть! Оно называется Аспен…»

The happiest Russian

Жизнь как зеркало; улыбнись ей, и она улыбнётся тебе в ответ.

Peace Pilgrim

Про американскую улыбку мы знали даже за железным занавесом: какие-то фильмы в советском прокате появлялись, да и живые американцы по Невскому ходили иногда. Тогда казалось, что они все счастливые, богатые и всегда хорошо пахнут, отчего же им не улыбаться? Пожив на американском континенте, я выстроила в голове другую теорию. Наверное, больше похоже на научный эксперимент, только опыты я проводила на живых людях. Да ещё и без их согласия — какой ужас… Однако спешу уверить, что никто не пострадал, кроме меня, да и то как сказать. Судите сами!

Отступление в тему

Мало кто знает, что изначальный смысл рукопожатия — это демонстрация простого факта, что человек пришёл с пустыми руками. В смысле не укрыл за спиной ножика, камня или другого оружия. То есть не опасен. Так древние (начиная с IX века до н. э.) обозначали мир и согласие. Но давайте посмотрим правде в глаза: те древние за океан не плавали, жили себе оседло и более-менее представляли, что может выпасть из рукава человека, если хорошенько потрясти его ладонь. А в недавно открытой Америке, за океаном, неизвестно какие могли посыпаться на тебя томагавки. То есть туда приехали люди очень разных обычаев и культур, от французов с их тремя поцелуями до японцев, которые вообще не прикасаются друг к другу. И как тут выжить?

Улыбаться. Лично я предпочитаю думать, что улыбка незнакомых переселенцев в неосвоенной Америке — тот же самый жест, которым в Старом Свете обозначали мир, только дистанционно. Я не то чтобы очень рад тебя видеть, незнакомый сосед, но ведь как-то мне надо показать, что я не опасен? С соседями всегда полезно дружить. C объятиями могут не понять, испугаться и… We don’t want to find out^10*. Улыбнусь-ка я на всякий пожарный, может, уцелею…

Так родилась американская улыбка, от необходимости. За 250 лет истории этой нации (всего-то!) она трансформировалась, конечно, стала более широкой, открытой и белоснежной. Да, по большому счёту народ здесь богаче, зубы у них здоровее, и жить тут проще. И сейчас мне грозит быть закиданной камнями со стороны латиноамериканцев, которые считают американскую улыбку fake, поддельной. Ну да, по сравнению с индейцами майя — так оно и есть. Подробнее об этом во второй части книги. Но я не боюсь латиноамериканских камней и открыто заявляю: я примерила на себя доктрину «fake it till you make it» ещё на Курсе, а недавно отыскала и научные данные: «Даже если вам плохо, заставляя себя улыбаться, вы принуждаете свой мозг думать, что происходит что-то позитивное, и улучшаете своё настроение».

И это ещё не всё! В одном исследовании, проведённом Университетом Кардиффа в Уэльсе, люди, которые не могли хмуриться из-за инъекций ботокса, были более счастливы, чем те, кто мог хмуриться. С другой стороны, те, кто лечил свои crow feet/ морщинки вокруг глаз, чувствовали себя более подавленными, потому что это мешало им улыбаться искренне, начиная с глаз. Ничего себе!

И теперь я думаю: а может, это наоборот всё? Американская улыбка стала брэндом, и мир видит американцев счастливыми именно оттого, что 250 лет назад они заставили себя улыбаться для выживания? Вполне возможно. Но точно знаю, что, оказавшись в Аспене в невесёлое для русских людей время, я сразу почувствовала себя дома… Тогда я не рылась в научных исследованиях и не докапывалась до причин — мне просто было легко в том окружении. Сейчас не помню даже, отдавала ли себе отчёт, что I was living my dream. Но точно помню разговор с сестрой, которая навестила меня в последний раз в Аспене в трудное для себя время, и мне очень хотелось обновить её дух! А она всё хмурилась, жаловалась и ворчала…

— Улыбнись, сестра! — не выдержала я в какой-то момент.

— Тебе легко говорить, ты в Аспене живёшь!

— Нет! Это всё как раз наоборот: я в Аспене живу, потому что когда-то решила улыбаться.

Интересно работает наш мозг. Тогда, во время нашего разговора, я не задумывалась и не готовила мотивационную речь, разумеется. Ответ сам из меня выпрыгнул, как бывает у детей. А вот сейчас, написав это, вдруг поняла, что забыла эту простую истину-аксиому на какое-то время и говорила обычно, что приземлиться в Аспене мне было предназначено судьбой. И это тоже, только за судьбу кто отвечает? Правильно (смотри эпиграф)! А название этого очерка я выбрала со слов очевидцев. Так называли меня весёлые сотрудницы отдела частных уроков лыжной школы Аспена (здесь и далее — S3, от Ski & Snowboard School):

— You are the happiest Russian we have ever seen!^11** — они имели дело с богатыми туристами со всего мира и пребывали под несгибаемым впечатлением, что русские не улыбаются. Их можно понять: меня саму мама называла в детстве Schweiger Mutter (пусть не взыщут знатоки немецкого), в свободном переводе «злючка-мать». На детских фото я почти всегда с нахмуренными бровками, сестра же была хохотушкой…

И коль скоро речь зашла о частных уроках, не рассказать про один из них было бы преступлением. Тем более, что дело касается улыбки и мечты.

Сидела я как-то в лобби шикарного отеля Аспена, одетая в форму инструктора. Она была крутая, по-другому не скажешь: чётко продуманный для visibility в любую пургу кровавый оттенок куртки имел тонкую ассоциацию с цветом модного дома Valentino и внушал уважение. Форма была и суперфункциональной, с великим множеством стратегически продуманных карманов, молний, липучек и других фишек. За право одеть инструкторов S3 Аспена бились не только киты спортивной одежды вроде Salomon, но и модные дома вроде Gucchi и Ralph Lauren. Зачем я это говорю? Чтобы всем было ясно, что пройтись в этой форме по улице было в кайф — инструктор в Аспене всё равно что бог. Инструктор — это по-русски тренер; в моём случае — сноубординга. Так вот, я провожала семью любимых русских клиентов, все катания были позади, они назавтра улетали в Москву, и мы просто неспешно беседовали. Технически, клиентом был сын, родители катались на лыжах, причём весьма хорошо, но семья была на удивление дружная, и мы провели вместе множество счастливых часов. Особенно любопытным для меня был отец — высокопоставленный чиновник с двумя очень разными образованиями, выдержанный и остроумный, он рушил у меня на глазах стереотипы о русской «элите». И на плюшевых диванах отеля он между делом спросил, как я попала в Аспен.

Сколько раз я отвечала на этот вопрос за 13 лет работы инструктором! Но спрашивали преимущественно по-английски и под другим углом: «How did you choose Aspen?«^12*** И ответ у меня был отточен до совершенства: я его не выбирала. Аспен сам меня выбрал. Но тогда на плюшевых диванах то ли потому, что разговор шёл на русском, то ли по тому, как задан был вопрос, то ли чёрт знает ещё почему, но я просто сказала, что сама до сих пор не понимаю:

— Столько лет прошло, а я каждое утро себя щипаю, чтобы убедиться, что это правда. Чувствую себя, как Золушка на балу, и недоумеваю, как это мне так дико повезло…

— Нет-нет, — сказал мой дорогой клиент. — Просто так не бывает. Что-то Вы в жизни сделали правильно…

Love story по-колорадски

Жениться мой будущий бывший муж не хотел. О чём заявил весьма прямолинейно:

— It’s not you, Olga. I just do not want to be married…^13*

Уже потом, годы спустя, я узнала от психоаналитика, как это называется по-американски — а non committal guy. Оказывается, есть такая категория мужчин, ха-ха — они постоянно держат одну ногу в дверном проёме. На случай быстрого отступления. Быстро не получилось, мы прожили вместе семь лет. До психоаналитика дошли, когда семейная лодка заскользила к разводу. Не было бы счастья, да несчастье помогло, в самом прямом смысле. Я судилась с одним известным банком, инкассаторский танк которого въехал в багажник моей красной ласточки на светофоре. За причинённый моральный ущерб полагалась психотерапия, а тут как раз уже разводом попахивало. И тебя вылечат, как говорится в советской киноклассике…

Я и сама бы не вышла за него, не будь он американцем. Из Аспена. Любовь-морковь дело хорошее, и она явно присутствовала первое время. Но даже тогда, месяца через три после нашего с дочкой переезда в Аспен, Марти сказал легендарную фразу:

— It’s not my job to take care of you^14**, — и попросил меня платить половину квартплаты. Для протокола: я была нелегалом с ребёнком на руках. От алиментов отказалась при разводе с отцом ребёнка, мне не нужно было от него ничего, только бы ушёл из нашей жизни…

Я бралась за любую халтуру: сажать цветы, шить, убирать. Зимой меня снова взяли в любимый лыжный центр, но с ограничением: без разрешения на работу больше 600 долларов за сезон мне не полагалось. Потом мы ударили по рукам с хозяином мебельной мастерской — ему нужна была швея. Это всё я делала днём, а по ночам… Работала на Марти — он начал совместное производство с питерским кооперативом, из-за разницы во времени переговоры всегда приходилось вести ночью. Инструктором Курса Марти был гениальным, из-за чего я и влюбилась в него, а вот бизнесменом никаким. Это совместное производство он разваливал на моих глазах. Но зарплаты от него я не получала, на квартиру и ребёнка нужно было зарабатывать днём, поэтому я старалась не ввязываться, а просто переводить, чтобы добраться наконец до подушки… Работа в лыжном центре была прикольная, но целый день на ногах, уставала я конкретно. Да и спина начала болеть не на шутку. Всё это происходило на фоне безобидной, на первый взгляд, но капавшей на мозги действительности: Марти своим поведением постоянно напоминал, что не хочет жениться. При каждом удобном случае отправлял нас с дочкой пожить в пустующих домах друзей и однажды отстранил меня, когда я хотела его поцеловать на парковке перед супером, чтобы никто не увидел, город-то маленький… А как же любовь, спросите вы. А вот так, одной ногой — почему-то я притянула в свою жизнь именно такого…

Отступление в тему

От инструкторов Курса я узнала про Луизу Хей и прочла её самую главную книгу «You can heal your life», которую потом обнаружила на книжной полке в доме Марти, очень удачно. Эту книгу я зачитала до дыр, покупала всем в подарок и теперь ношу с собой приложение в телефоне. Почему-то во мне очень резонировали её истории о психологических травмах детства и советы по исцелению не столько тела, сколько души. Я видела в ней добрую, любящую маму и очень рада, что мы друг друга нашли. Сама Луиза давно ушла из жизни, но её голос звучит во мне из медитаций на YouTube и действует лучше валерьянки. Самая главная мысль, подаренная мне Луизой, заключалась в том, что любую болезнь можно исцелить внутренней работой над собой, если намериться и не лениться. Она сама излечила себя от рака. Из той же книги я узнала, что рак буквально разъедает человека изнутри, когда он долго живёт с подавленным негодованием, resentment…

Я испытала это на себе. Какое чувство может зародиться и вырасти до опасных размеров в теле женщины, когда она молчит, вкалывает, на всё соглашается и делает вид, что всё прекрасно, только чтобы удержаться в том месте, где непременно должна вырасти её дочь?

В конце концов мы поженились, только Марти не упускал возможности объяснить друзьям-знакомым, что это брак ненастоящий. По иронии судьбы иммиграционное интервью для получения green card, разыгранное по всем законам жанра в разных комнатах и с вопросами типа какого цвета зубная щётка супруга, мы прошли без сучка, без задоринки. Марти завоевал сердца сотрудников иммиграционной службы рассказом о том, как я ненавижу TV, потому что мой первый супруг зарабатывал в перестройку починкой электроники в нашей двенадцатиметровой комнате, и звук самовыпадающей из аппарата видеокассеты по ночам до сих пор бросает меня в дрожь…

Лишь только мне дали разрешение на работу, я закончила со случайными заработками и вырезала меланому на груди. Не сама, конечно — специалиста нашла. Но даже хирургу пришлось вызвать меня на повторную операцию, чтобы удалить уж точно всё — негодование пустило во мне приличные корни. Я заплатила наличными и вышла из кабинета с твёрдым намерением не допустить его в своё тело, а значит — жизнь, никогда больше. Я точно знала, что со мной этого не будет: Луиза Хей научила to hold people accountable. Кстати, она же предлагает воспитывать в себе веру, что все нужное появляется всегда. Это к вопросу о болях в спине: они от боязни денег и недостатка материальной поддержки. Тот самый уважаемый банк, чей инкассаторский грузовик так удачно въехал в меня на светофоре, заплатил не только за психотерапевта, но и за операцию на позвоночнике. После этого я записалась в бассейн и убрала спинные боли из жизни, по большому счёту. Теперь, как только в спине возникает дискомфорт, я сажусь в удобное кресло, закрываю глаза и спрашиваю себя, что происходит… Ещё я научилась ездить на велике без рук — очень помогает укреплять пресс, а значит, бережёт спину.

Легендарная фраза Марти стала не только первым гвоздём в гроб наших романтических отношений и первым ростком негодования в форме рака. Она не оставила мне иллюзий на предмет необходимости стабильного заработка, и я благодарна ему. Вскоре я нашла не просто идеальную работу, но и познакомилась с потрясающим человеком, ставшим для меня не просто другом, ментором и объектом делового восхищения. Он оказал самое значительное влияние на становление во мне американской бизнес-леди. Его зовут Ричард.

Марти не случайно не хотел жениться: супруг из него был тоже никакой. У нас не было общей мечты или даже цели, и наши пути заметно разошлись, когда я стала неплохо зарабатывать, а потом и открыла своё дело. Но это не помешало ему быть прекрасным отчимом для моей девочки, которая выросла в райском Аспене благодаря ему. И не только это: она дружит с его сыновьями, которые зовут её little sister. Мы все дружим, включая его первую жену, мать сыновей. Марти мне как брат. И сейчас, с высоты прожитых лет, я обнимаю его символически, в знак уважения к тем ценностям, которые он передал моей дочке. Писать записки Thank You, например. Готовить потрясающий салат Цезарь. Не путать I’m sorry c I apologise — он и меня этому научил с первых аспенских дней:

— Возьми ответственность и скажи «Я приношу извинения» вместо безликого «Мне жаль…»

Наверное, стоит привести случай из жизни. Была я как-то в командировке в Польше, где моя местная коллега поинтересовалась, кто присматривает за дочкой во время моих поездок.

— Марти, мой муж.

— А ты не боишься оставлять с ним дочь?

Этот вопрос поверг меня в ступор. Никогда и ни на одну секунду он не давал мне повода заподозрить что-то неладное: на Курсе он работал со всякими детскими травмами, и с такими тоже… Наоборот, когда дочь уже была взрослая, он как-то признался, что жалеет об упущенной возможности быть с ней более touchy-feely, но тут же добавил, что его собственные родители были в этой теме антигероями: он не видел ни одного поцелуя между ними за всю жизнь…

Когда дочь заканчивала университет, мы все были на выпускном в Вашингтоне, включая новую жену Марти и двух его сыновей. Позвонил из России первый муж, поблагодарить за то, как я воспитала нашу дочь. И я хочу поделиться этой благодарностью с Марти — он сделал всё, что мог.

Как я играла в бейсбол

Ещё будучи нелегалом, как уже было сказано, я работала в мебельной мастерской. Точнее, это было место, где мебель перетягивали — не с места на место, а из одной одёжки в другую. По-английски upholstery shop. Замечу, что в американском английском слово shop давно утратило своё книжное значение «магазин», как вам с радостью поведает любой словарь. Ну, например, в Амстердаме заокеанское coffee shop вообще указывает на продажу марихуаны… Ладно, вернёмся в Америку. Там это слово означает, скорее, мастерскую. Судите сами: bike shop — тут вы не только можете купить велосипед, но и починить его, настроить, и тур какой организовать помогут. Я запомнила это словечко на всю жизнь после вот такой истории. Марти, которому медведь на ухо наступил, как и мне, в средней школе записался в хор — детям на выбор предлагаются креативные классы. В конце четверти учитель-хормейстер отвёл его в сторону, положил руку ему на плечо и дипломатично посоветовал: «Next year, Marty, take shop» — так называют столярное ремесло. Сейчас только сообразила, что с этим у Марти всё супер, не зря он с хором завязал!

Так вот, в мебельной мастерской я в основном сидела за машинкой, шить я умела всегда. Поэтому и зашла туда в поисках работы. Владельцем был интересный персонаж по имени Стив. Маленький человечек с весёлыми глазами, очень длинными, тонкими пальцами рук и хорошим чувством юмора. Своё дело он знал прекрасно, к тому же имел подход к богатым женщинам, а потому дела в мастерской шли хорошо и работы было полно.

В один прекрасный день раздался телефонный звонок, и Стив, поговорив пару минут, призадумался. Потом оглянулся вокруг, уставился на меня и сказал в трубку что-то вроде «Сейчас разберусь». После этого между нами произошёл следующий разговор:

— Ты в бейсбол умеешь играть?

–?!?

— Да нет, это женская версия, мячик помягче. Называется softball.

— А что?

— Да я тут спонсирую местную команду, мы состоим в лиге, и завтра полуфинал. Одного игрока не хватает. Вернее, игральщицы — это женская лига.

— А это надолго? У меня ведь ребёнок.

— Нет, часа полтора максимум. Ребёнка можешь взять с собой, я подвезу. Играть будете в городе, рядом с автовокзалом.

— А что делать-то?

— Я тебе на месте объясню. Завтра в 18:00, выручай!

Найти более подходящего выручальщика ему было просто невозможно: зря я выросла в СССР, что ли? Какая разница, во что играть и с кем сражаться — главное, команду не подвести. Сейчас уже не помню, думала ли я тогда о перспективах карьерного роста или прибавке к зарплате — наверняка нет. Во-первых, некогда было. А во-вторых, во мне пробудился командный азарт моментально. Не стадное чувство, нет — именно азарт. Из советской молодости, когда я бегала на лыжах за «Зенит». Да и вообще, мне трудно, что ли?

На следующий день Стив принёс на работу огромную страшную перчатку, то есть веерообразную конструкцию из жёлтой кожи, с которой я поиграла во время перерыва на обед. То есть надела и пошевелила пальчиками. С трудом, впрочем, но это так и задумано, чтобы не переломались. Наверное, Стив мне что-то рассказал о правилах, не помню. Но это было абсолютно неважно. В парке, куда меня привёз после работы Стив, я познакомилась с другими девчонками. Одна из них, Молли, работала в библиотеке и пять лет спустя оказалась моей соседкой, когда я купила дом. Другая работала банкиром и сделала мне потом хорошую ипотеку, когда я тот самый дом покупала…

Но тогда меня поставили в дальний правый конец поля, куда мяч практически не долетал, и я очень обрадовалась: так я могла «играть» весь вечер! Стоишь себе в одной перчатке, поглядываешь на других, которые машут битой и бегают. Каково же было мое удивление и животный ужас, когда через несколько минут выяснилось, что нужно меняться, то есть позиции игроков не закреплены. Карамба! В конечном итоге подошла моя очередь подавать. Вы когда-нибудь видели бейсбольную биту? Говорят, они хорошо продавались в постсоветском пространстве в качестве оружия, которое невинно позволялось возить в багажнике авто. И было почему: эта самая бита весит будь здоров. Но по ширине она тоньше черпака хоккейной клюшки. Вот и попробуй размахнуться ею так, чтобы не только попасть по мячику МЕНЬШЕ теннисного, но и шарахнуть его как можно дальше. Чем дальше улетит, тем больше у тебя времени на перебежки по базам (бейс — база; бол — мяч. Baseball то есть).

Всё это я выяснила уже потом, на тренировках. А тогда пошла подавать на деревянных ногах и успела помолиться — моя дочка сидела на траве в качестве зрителя, промазать я не имела права. И что вы думаете? Я не только попала по мячу, он ещё и улетел куда-то в… Далеко, короче. Ура!

Меня взяли в эту лигу навсегда, я и сама хотела. Потому что главное здесь было не счёт или победа. И даже не просто участие. Главное — to have fun, чтобы весело было. Американцы в этом деле впереди планеты всей, в чём я много раз убеждалась. А тогда я не просто научилась играть в софтбол (якобы). Мне необходимо было помахать этой битой, врезать по мячику, побегать и подурачиться. Читала где-то, что любая игра с мячом — это лекарство от стресса. Прикидываете? А тренером у нас был брат Молли, Мик, ставший впоследствии мэром… Стало быть, I hit a home run — американская идиома, напрямую пришедшая из бейсбола. По-русски вроде «попасть в десятку». А как иначе?

Лотерея

Была в советское время такая фраза на крышах высотных зданий, там, где теперь реклама: «Всё для блага человека». Это тоже была реклама, только продавала она не продукт или сервис. Она продавала государственный строй, социализм. По факту это называется пропагандой. Но дело не в названии. Дело в том, что тогда в СССР никто не понимал, о каком благе шла речь и кто был этот самый человек. Переехав в Аспен, я поняла и то, и другое. Этим человеком была я. И всё вокруг действительно было для меня и моего блага. Без пропаганды.

Тут опять помогла Луиза Хей. Рассказывая о воспитании самоценности, она приводит в пример одного старого еврея из Нью Йорка. Он гулял по Park Avenue на Манхэттене и смотрел на шикарные витрины, дорогие машины да роскошные апартаменты не с чувством зависти или неполноценности, а наоборот. Он вдыхал этот воздух изобилия со словами: «Это всё для меня, это всё для меня!» История затронула мою душу ещё в России, примерить на себя её концепт хотелось немедленно. И я не просто примерила — приобрела и стала носить. Оказалось, мне к лицу.

Дело было на горе, на уроке сноубординга. Когда подъёмник везёт наверх 15 минут, много интересного можно узнать. Однажды студентка поделилась, что её свёкры владеют домом в Аспене, она там всегда останавливается, но чувствует себя неловко в обстановке богатства и роскоши. Я спросила адрес дома — это был не самый дорогой район… Мы поднялись ещё на несколько сотен метров. Открылся панорамный вид Аспена, и я, как обычно, стала рассказывать о городе, показывать концертный зал, школу, бассейн, рестораны и оперный театр. С подъёмника также отлично видно как раз и самый дорогой район, о чём я и сказала. Тут моя студенка внимательно посмотрела на меня и спросила:

— Don’t you feel intimidated by all this wealth?

Я намеренно не перевожу каждую английскую фразу в этой книге, читатель: это нарушит ритм и течение мысли. Лучше продолжать читать, используя интуицию, а уж если она забуксует, перевести всё в конце зараз. Но здесь я уже отступила от ритма, поэтому переведу, заметив между делом, что глагол to intimidate носит более узкий смысл, чем «запугивать». Смотрите сами:

— Вас не пугает всё это богатство? — смысл понятен, но я бы перевела иначе: «Вы не комплексуете от такой роскоши?» Мой ответ нетрудно угадать:

— Нет!!!! Это всё для меня!!!!

Я действительно в это верила. И выиграла в лотерею аспенский дом.

Историей про лотерею я намерена закрыть две темы: «всё для блага человека» и… actions speak louder than words. Вторую философию-мысль я услышала от подружки по бейсболу, той, которая банкир. Она имела в виду мужчин, говорящих одно, а делающих совершенно другое. Но мне эта мысль понравилась вообще — мы все уважаем людей, у которых слово с делом не расходится, верно?

Отступление в тему

Аспен по праву считается не просто одним из самых желанных мест для жизни в США, но и одним из самых дорогих. Многие годы, по статистике, он и был самым-самым по цене дома на одну семью (не будем про резиденцию Абрамовича или принца Бандара). Именно поэтому в городе родилась гениальная идея/программа affordable housing — ведь простые люди, которые работают в индустрии люкс туризма, должны где-то жить! Причём жить хорошо, чтобы не быть intimidated, не копить негодование и обслуживать состоятельных туристов с душой, профессионализмом и гордостью, а не просто за чаевые.

Программа эта следит за постоянным наличием и ассортиментом жилья для простых людей на райском курорте и уже поэтому легко подпадает под лозунг о благе человека, разве нет? И ещё проводит лотерею, в которой разыгрывается это жильё. Позволить себе жить в Аспене решится не каждый, а вот те, кто отважился, очень даже могут стать счастливчиками в лотерее — она проводится регулярно. Важное уточнение: вы не выигрываете бесплатный дом, а лишь право на покупку такого, который можете себе позволить. В лотерейном пуле обычно много вариантов для всех размеров семей и кошельков. С потолком — годовой доход не может превышать $200,000. Значит, миллионеры отдыхают. А вы, в отличие от них, не имеете права владеть другой недвижимостью в Аспене. Всё справедливо, это действительно для блага рядового человека, который хочет остаться тут надолго. Есть условия: нужно подтвердить четырёхлетний трудовой стаж в Аспене и жить в этом доме девять месяцев в году. Цена такой недвижимости не зависит от рынка, она повышается лишь на четыре процента каждый год. Чтобы не было спекуляции. Короче, гениальная программа.

Что я когда-нибудь выиграю лотерею, я знала всегда. И билетики покупала. Насчёт суммы не заморачивалась — полюбить, так королеву! Выигранный мной дом на free market стоил бы тогда миллионов шесть долларов только из-за земли. Технически, мы выиграли лотерею вдвоём — развод догнал нас следом. Но физически Марти и в городе не было. Увидев объявление в газете, я знала, что это мой шанс. Потому что за год до этого поставила намерение иметь дом в двухтысячном году… Я не только собрала все необходимые и в случае Марти — не существовавшие до этого вещдоки трудовой деятельности — я подошла к этому очень серьёзно, как будто показывала высшей силе, что достойна этого выигрыша. Лотерею мы выиграли командой: трудовая история Марти длиной в 18 лет (когда-то он был хиппи, жил с братом в школьном автобусе и принимал души на работе в ресторане) удачно скооперировалась с моим твёрдым намерением и талантом не сдаваться. Синергия в чистом виде.¹⁵*

Итак, с благами для человека разобрались. Пора сказать ещё несколько слов об actions speak louder than words — дочь не даст соврать, это для меня руководство к жизни вообще, не только к выбору спутника. Итак, в выигранном доме Марти жить не хотел, через год я переписала его на своё имя, заплатив отступные. А ещё через двенадцать решила перебраться из Аспена к морю — подробнее об этом позже. Я отправилась путешествовать, а Марти переехал в дом как квартирант. И мы стали думать, как провести сделку официально. За год до этого он успешно обанкротился, потеряв надежду на кредит, в том числе по ипотеке. Что он приобрёл, это смертельную болезнь. И место в очереди на пересадку печени…

Чего греха таить, на меня находили моменты отчаяния: с арендной платой бывали перебои; друзья в голос твердили, что я останусь без дома и без денег… Я не святая, хоть так меня назвала банкир, чудом сделавшая Марти ипотеку в конце концов, но что-то я опять сделала правильно. Сдаётся мне, это было намерение вернуть дом Марти как жест благодарности, а не просто слова. Не могу не сказать тут две важные детали: в какой-то момент я благодушно назвала срок, в течение которого была готова ждать, — один год. Тогда мы ещё не знали про смертельную болезнь. В итоге так и получилось — на поиски ипотеки у Марти ушёл ровно год. Так что всегда нужно думать, что говоришь! Второй момент — я помню, где была и что делала, когда на меня прямо-таки спустилось осознание, что дом должен остаться за Марти. И я это сделаю, чего бы мне оно ни стоило (до этого я даже к ясновидящей ходила в Питере — та сказала, что дом уйдёт с молотка… Ага). Ипотеку он добыл буквально через пару дней после этого, и я рада, что вернула кармический долг — actions speak louder than words. Технически мы сделали не куплю-продажу, а рефинансирование внутри семьи. Всё верно, ведь моя дочь выросла в Аспене, и лотерею мы выиграли вместе…

P.S. Печень Марти пересадили. Он живёт в том самом доме, а дочь прошлым летом, когда мы вернулись в Аспен на несколько дней, остановилась в своей бывшей комнате.

P.P.S. А номер дома — 57, год моего рождения. Это уже даже не серендипия, это судьба.

Про красные куртки и дофамин

Defy ordinary.

Слоган-кредо города Аспен

Что такое кредо? В переводе с латинского — «верю», а в обиходе — мировоззрение человека. Получается, что мировоззрения у города быть не может, не один же там человек живёт. А вот и может. Фраза «брось вызов обыденности/ defy ordinary» как раз об этом, потому что в Аспене так оно и есть. Сам город приглашает бросить вызов заурядности, а это особое мировоззрение. И поскольку современный Аспен прочно связан с лыжной компанией, ей и карты в руки. Опять.

Про красную куртку инструктора вы уже слышали от первого лица. А до этого я семь лет была сноубордическим чайником (опять семь?!). Хранила в кармане другой куртки статью из журнала Skiing (журнал Snowboarding тогда ещё не выходил) о том, как нарезать тонкой линией офигенные повороты доской freestyle, и гордилась своими линиями на снегу. Но всякий раз, завидев с подъёмника группу в этих красных куртках, я хотела спрыгнуть и быть среди них. С благоговением: они казались небожителями, эти инструкторы. И не столько от красоты начерченных линий, рискованных трюков или эффектной «хоккейной» остановки с веером снежной пыли. Нет. От них веяло магической синергией — казалось, с ними возможно всё…

Хоть я и оттачивала пируэты одна, как чайка по имени Джонатан Ливингстон^16*, покупать билет на подъёмник приходилось, как и всем, дорого. Пока в дело не вмешалась серендипия. В гостях у подруги, как зверь на ловца, на меня набрела её соседка в той самой красной куртке, которая возопила, услышав о трудных буднях сноубордиста:

— А почему ты не пойдёшь работать инструктором?

Вот так просто стать небожителем? Быть не может! Но платить за подъёмник даже кредитной картой становилось накладно. Да и обмундирование стоит немало, так что я пошла. Через неделю, стоя в кругу только что нанятых инструкторов, на первой тренировке я услышала:

— Почему вы хотите эту работу? — спросил самый главный тренер.

— Потому что я сам хочу лучше кататься — сказал мой сосед по кругу, как будто ударил под дых. «Америка! — только и подумала я — Сам кататься не умеет, а других будет учить…» Небожителем я пока не стала, но чайником уже точно не была. И скоро поняла, что хорошо кататься и хорошо учить — вовсе не одно и то же. Конечно, ты должен владеть своим телом, стоять ровно и смотреть, куда едешь. Но даже это не столь важно, как оказалось: годы спустя услышала от шефа потрясающую философию поиска инструкторов: сначала мы ищем хороших людей, которых потом учим сноубордингу. Эти гениальные слова принадлежат Марку, или Wilko, как он сам себя прозвал, сокращенно от Wilkinson. Он был директором отдела сноубординга, если можно так сказать, на одной из четырёх гор Аспена, Buttermilk.

Про Марка, инструкторов сноубординга и гору Buttermilk можно написать отдельную книгу. Или даже поставить телесериал — так прикольнее. Но сейчас скажу вот что: гормон дофамин регулярно вырабатывался у всех без исключения подопечных Wilko, потому что мы вставали утром и шли на работу в предвкушении невероятного. Начиная с очень неформальной ежедневной планёрки в ресторане — это было Comedy Club шоу, импровизированное и неповторимое день ото дня. Где первым вопросом зачастую было: «Кто сегодня хочет работать?»

В родном Сиднее Wilko водил автобус — это для денег, а для души — судил матчи регби. Возрастом чуть помладше меня, детей он не имел, а потому относился к молодым пацанам-инструкторам как к своим детищам. Именно детищам: не просто любил — он их лелеял и пестовал. Как будто рассаду из лейки аккуратно поливал. А методичный водитель-рефери в нём всегда искал справедливость и безопасность. Добавим сюда чувство юмора со здоровым сарказмом и получаем на выходе идеального шефа вообще.

Как-то на планёрке, пока небожители пили бесплатный кофе/чай/горячий шоколад, Wilko зачитал письмо, пришедшее по почте и написанное от руки. От мамы мальчишки, что был на уроке сноубординга у нас на Buttermilk. Инструктором мальчишки был Райан, специфичный персонаж для красной куртки — умом он не блистал. Но мальчишки летели на него, как мотыльки на свет: импозантный, высокий, он здорово прыгал и не морочил им голову. Пару лет он снимал у меня комнату; его папа присылал замороженные стейки, чтобы Райан с голоду не склеил ласты. В раздевалке инструкторы недоумевали, а по мне так идеальный жилец: кроме стейков он не готовил ничего, слушал меня всегда уважительно и дома практически не бывал.

Так вот, в письме та мама подробно описывала, как её тоже недалёкий сын не просто научился тормозить и поворачивать на сноуборде, но как это достижение перевернуло его жизнь (дофамин в квадрате, плюс серотонин). Внимательно и неспешно дочитав письмо, наш любимый Wilko окинул притихших инструкторов хитрым взглядом поверх очков и сказал фразу, запомнившуюся мне на всю жизнь:

— Если кто-то не пожалел времени, чтобы сесть за стол и написать от руки такую благодарность, значит, Райан действительно made a difference. Давайте признаем его заслуги аплодисментами.

После этого я стала писать Wilko открытки Thank You в конце каждого сезона. Он вешал их на стену над рабочим столом, они смотрелись там как небольшая, но дружная стайка птиц. Нет, как группа небожителей в красных куртках, сидящих на снегу перед финальным спуском в superpipe^17**. Потому что этот немолодой лысый австралиец в дорогой шляпе и легендарных дурацких шортах, которые он надевал по весне, сумел превратить школу сноубординга на небольшой горе Buttermilk в дружное семейство весёлых, лояльных, преданных и надёжных головорезов, с которыми не страшно ничего.

Сноубординг для меня не просто спорт — это образ жизни. Где есть столько же места адреналину, сколько эмпатии и осознанию твоей бренности. Головорезы тоже люди, которые могут умереть на твоих глазах, и случилось такое однажды в школе S3 на горе Buttermilk. Что и как сделал из этого Wilko, трудно описать в рамках небольшого очерка, и я долго ходила вокруг да около. Потом пересмотрела несколько своих видео тех времён и решилась — пусть об этом узнает мир.

Один из нас, супер badass^18*** в красной куртке, врезался в дерево на огромной скорости и умер на месте. Это видели с подъёмника — он оглянулся назад и… caught an edge. Тем, кто никогда не видел пластиковую доску с острым металлическим краем, объяснить трудно: как если резать замёрзшее масло, а нож вдруг соскочит — жуткая вещь в сноубординге. Размер трагедии словами не передать, он был опытным профессионалом, душой любой компании и экстремалом по жизни, знавшим её вкус. По инициативе Wilko тот день был сделан ежегодным праздником жизни: шеф подыскивал временных инструкторов для проведения уроков, а нас, головорезов, после минуты молчания у того дерева сажал в автобус детской лыжной школы с рогами огромного лося над ветровым стеклом, сам садился за баранку и вёз всех в тихий пригород Аспена в часе езды. Там погибший головорез начинал карьеру инструктора, где в лесу ему построили мемориальный шалаш (shrine). Мы катались на сноубордах, а по закрытии горы перемещались в бассейн с горячими источниками по соседству. Весь день полагалось пить и курить марихуану, начиная с утра, в том самом ресторане, где проводились планёрки. Однажды менеджер ресторана выдал нам в девять утра бутылку рома; шампанское же мы по традиции открывали в автобусе. Для джакузи припасались непрозрачные бутылки, куда заливался джин с тоником или что-то похожее. Сам Wilko, ессно, не пил — он вообще непьющий, я же не курю траву, но это не мешало общему веселью и невероятным приключениям идти своим чередом. День заканчивался ужином в ресторане, и под занавес шеф привозил нас всех назад на Buttermilk. Более ярких поездок на автобусе я не припомню за всю жизнь, хоть и объездила на них Среднюю Азию, Мексику и Латинскую Америку.

Марк ушёл из жизни внезапно и моментально (heart attack) уже после того, как я закончила карьеру инструктора. Да, это была не просто работа — карьера и даже эра. И хорошо, что вышло именно так. В моём сердце навсегда останется как стикер или гравировка: Buttermilk + Wilkо = семья.

Не в деньгах счастье

«Я сделал это ради денег», — сказал в одном интервью Чарли Чаплин. А я чем хуже? Ничем, с одной лишь разницей: я никогда не ставила цель заработать миллион. Возможно, это ошибка. А возможно, и нет. Слово «заработать» можно поменять на «получить», допустим… Но мне не хочется рассуждать о глаголах и миллионах. Лучше уточнить кое-что из другой области, нематериальной.

В том кругу вновь нанятых инструкторов-небожителей я сказала, что хочу больше быть среди людей, не подозревая, насколько пьянящим окажется этот коктейль из гормонов счастья. Любой из инструкторов подтвердит: это не тренерская работа, это entertainment business вперемежку с коучингом и мотивацией. Да, приходилось и под дождём, и на трескучем морозе, и по бесснежной жидкой грязи вперемешку с травой учить сноубордингу студентов всех возрастов и национальностей, но переоценить пользу энергетического обмена в такие моменты невозможно никак. И не только от студентов: весь контингент инструкторов — это сплошные ходячие гормоны счастья! А потому я и не заметила, как из внештатного сотрудника превратилась в трудоголика…

На одну зарплату в Аспене прожить может лишь бездетный и непьющий холостяк. Среди головорезов-инструкторов Buttermilk была всего пара человек, не работавших по вечерам в ресторанах, барах, клубах или на частных вечеринках. Курортная жизнь сезонна, и нужно успеть заработать, пока турист плывёт косяком, образно выражаясь. Да, кроме престижных курток инструкторы S3 получают самую высокую зарплату в индустрии лыжного спорта США, это факт. Но жизнь в Аспене стоит дорого не потому, что там красиво и безопасно. Там красиво и безопасно, потому что город расположен в конце одной-единственной узкой дороги. Если ты преступник, бежать некуда: пока доберёшься до междугородней трассы, тебя поймают. Но этот факт рикошетит — доставка чего угодно стоит дороже, чем на большой дороге. А значит, надо крутиться.

Отступление в тему

В обиходном американском слово trade означает обмен, бартер. Например, свой первый сноуборд я получила в обмен: магазину нужно было сшить из альпинистских ремней особую штуку — органайзер, вроде огромной сетки. А я сидела за швейной машинкой в мебельной мастерской — что тут думать? Мы с магазином сделали trade. Конечно, я не выбирала цвет и фасон, но тогда это не имело значения. Главное было начать!

Другой исторический trade был сделан позже с парикмахером. Я сшила ей занавески для всего дома, она потом меня стригла-красила больше года… В Аспене это обычное дело.

А теперь перемотаем историю вперёд лет на десять. За это время я не только отучилась от вредных привычек сноубордиста-одиночки. Я примкнула к небожителям, переломав несколько костей и пройдя несколько уровней профессиональной подготовки с поездками в другие города, экзаменами и сертификатами. В моём бумажнике до сих пор хранится визитка: OLGA LOU. CERTIFIED SNOWBOARD PROFESSIONAL. ASPEN, CO как свидетельство наибольшей дозы серотонина в моей жизни. Впрочем, эндорфин, дофамин и окситоцин — эта визитка и о них тоже. Потому что это вообще не визитка — это диплом специалиста в производстве гормонов вкуса жизни. Но настал момент, когда я поняла, что этот вкус мне уже приелся, пора пробовать другие…

Со стороны всё выглядело нарядно: я зарабатывала приличные деньги, делая почти то же самое, что и инструктор Курса: помогала студентам преодолевать себя. Моя ипотека за двухэтажный дом с участком была меньше, чем арендная плата за однокомнатную квартиру на свободном рынке. Вокруг была неописуемая красота и очень сильное окружение, которое ценило меня — друзья предлагали пойти в мэры…

Но при более пристальном взгляде было видно одинокую good looking женщину, образованную и амбициозную, говорящую на трёх языках, кокетливую и… неудовлетворенную. Не только в том смысле, о котором подумали вы: профессионально и духовно я упёрлась в потолок. Дочь поступила в университет и уехала в Вашингтон. Я же осталась одна в огромном доме, который нужно было содержать, живя там девять месяцев в году. По меткому выражению подруги Инны, знавшей прекрасно мой дом, он стал мне золотой клеткой, и я долго мучилась… Интуиция кричала: «Уезжай!», но я задвигала её беспроигрышным аргументом — второй раз так не повезёт… Однако мне «повезло», причём скоро и дважды: сначала я умудрилась повредить колено, неудачно приземлившись после прыжка на сноуборде. И выбыла из строя головорезов за неделю до Рождества. Как торговля зарабатывает в это время 70% годового дохода, так и инструкторы лыжных школ делают львиную долю своих заработков во время зимних каникул. Финансово я пролетела, как фанера над Парижем, но не сдалась и нашла вечернюю работу в бутике, где между делом встретила Шварценеггера… Однако умница-жизнь сдаваться тоже не собиралась и организовала мне пропажу сноуборда, который я забыла на автобусной остановке, вернувшись в строй. Это в Аспене-то, где входные двери не запирают… Да-с, не заметить такое послание небес было трудно. Я заметила и уехала наконец в Мексику, где в перерывах между ночными заплывами и дневными велоприключениями начала вести свой ЖЖ — самый первый мой блог и предвестник будущей книги. Другой, но для сюжета неважно.

Примечания

1

^* ВПП — взлётно-посадочная полоса, распространённый термин среди авиапутешественников.

2

^** Walter and Elizabeth Paepcke.

3

^* Притворяйся, пока не добьёшься.

4

^** Предел лишь небо.

5

^* Ты тут единственная.

6

^* Правда, что американцы слишком часто говорят спасибо?

7

^** Почему американцы пишут благодарственные письма? (?!?)

8

^* Международная курьерская служба. В Питере тоже есть. Как DHL.

9

^* Реветь белугой в русском языке значит громко и безутешно рыдать. По-английски же слово beluga означает не только осетра, но и белого полярного дельфина, способного реветь. Или полярного кита белого цвета, по-русски белуха — поди разберись!

10

^* Мы не хотим это выяснять.

11

«Ты самый счастливый русский из всех что мы видели!»

12

^*** А как ты выбрала Аспен?

13

^* Дело не в тебе. Я просто не хочу быть женатым вообще.

14

^** Это не моя работа — заботиться о тебе.

15

^* Лотерея аспенской программы использует специальный алгоритм, присуждающий больше шансов за каждый трудовой год после десяти. Это круто и демократично, если вдуматься.

16

^* «Jonathan Livingston Seagull» — притча-новелла, автор Ричард Бах.

17

^** Superpipe — огромная конструкция в форме полутрубы длиной примерно 150 м и высотой примерно 6, специально и тщательно выполненная из спрессованного снега для экстремальных зимних видов спорта.

18

^*** badass — не поддаётся переводу. Книга американской писательницы Джен Синсеро «You are a badass» вышла в России под заголовком «Ни сы». Я скажу, что это словечко отлично описывает того, у кого кишка не тонка.