Камертон

Ольга Лисенкова

Живешь спокойно и скучно: учишься на последнем курсе консерватории, снимаешь квартиру, подрабатываешь, и тут в один прекрасный день, когда ты едешь домой на позднем троллейбусе, тебе в объятия падает самая настоящая фея – точнее, волшебная сильфида. Такое чудо случается только раз в жизни! Правда, сама сильфида вовсе не считает вашу встречу судьбоносной… Но она ошибается.«Получилась чудесная сказка. Очень светлая, почти прозрачная» (писательница Анна Вислоух).

Часть 1

Глава 1

Троллейбус тряхнуло, когда Эля собралась вытащить из кармана смартфон и проверить время. Пришлось ухватиться за поручень двумя руками. Чуть не упала, даром что обувь без каблуков. Да, дороги в России оставляют желать лучшего. Она попыталась, вытянув шею, подглядеть время на экране телефона, который держала сидевшая рядом женщина, но цифры были слишком мелкими. Ну ничего, перемещаться быстрее она все равно сейчас не сможет. Едет в троллейбусе — значит, едет в троллейбусе. Торопиться некуда.

Впереди тянулся длинный участок дороги вдоль гаражей и частных автомастерских, там не было пешеходных переходов, почти не светили фонари, и водитель на этом участке привычно разгонялся. Как назло, смартфон в кармане тренькнул, и Эля полезла за ним как раз тогда, когда троллейбус на полной скорости вдруг резко остановился: токоприемники слетели с проводов. Кто-то матюгнулся. В салоне стало темно. Эля не устояла на месте, по инерции промчалась по проходу вперед и, врезавшись в сидевшего против хода парня, приземлилась ему прямо на колени. Он тут же обхватил ее руками. Она окунулась в ненавязчивый аромат его одеколона — что-то древесное.

— Простите, — выдавила Эля, встала и выпрямилась.

— Ничего, — вежливо отозвалась черная тень — невидимый в полутьме незнакомец. — Поделом мне. Надо было уступить девушке место.

Водитель приладил токоприемники к проводам, и салон вновь залил желтый свет. Эля, прищурившись, посмотрела на парня сверху вниз: почему он называет ее девушкой, слепой, что ли? Обычная, не слишком молодая тетка, уставшая и недовольная по окончании рабочего дня.

Он глядел на нее, вопросительно подняв угольно-черные брови: уступить или все же запротестуешь? В знак уважения он даже вытащил из уха один из наушников, второй проводок убегал под прядь темных волос. Каре-зеленые глаза, кажется, смеялись. Но самым приметным на его лице был длинный нос — не слишком крупный, просто длинный, он хорошо вписывался в это длинное лицо. Сама не зная почему, Эля на нем залипла и ничего не ответила.

Тогда он вытянул длинную руку — белая манжета вылезла из-под рукава плаща, — уцепился за поручень и стал вставать. Водитель тем временем завел мотор, но что-то разладилось, бухнуло, треснуло, и на них опять навалилась темнота, только пролетали за окном фары легковушек и горели в отдалении окна многоэтажных домов.

— Садитесь, — сказал незнакомец ей в ухо. Эля отшатнулась и едва не упала. Он поймал ее за талию. — Извините, не рассчитал. Попробуем еще раз…

Ловкое движение отправило ее на освободившееся сиденье. Эля сердито подтянула к себе колени.

— Ухохочешься, — проворчала она еле слышно.

Если он теперь свалится на нее, травм, наверное, не избежать. Тень склонилась к ней.

— Вы правы, — прошелестел голос. — Все это никуда не годится. Фейри не падают к ногам мужчин. Все происходит с точностью до наоборот.

Она закатила глаза. Наглец. Да еще и в теме. Вот какая вероятность была наткнуться на такого типа — в позднем троллейбусе? Нахальный полукровка, с этой его манжетой, с этим наушником, с этой челкой.

— Не понимаю, о чем вы, — раздраженно отрезала она, отворачиваясь к окну.

— Троллейбус вообще идет дальше? — выкрикнул дядька в камуфляже.

— Двери открой! — попросила пожилая мадам.

— Где он тебе откроет, тут до ближайшей остановки еще полкилометра!

Эля не поднимала головы. Вспомнила о смартфоне, но смотреть, кто ей пишет, не стала: длинноносый тип возвышался над ней и наверняка без труда прочитал бы все ее сообщения. Повезло так повезло.

— Может, искорку подкинете? — вкрадчиво поинтересовался нахал.

— Что?

— Троллейбус, может, подтолкнете?

— Я?

— Для вас легко, а народ страдает. Опаздывает.

— У вас тут разрешено в открытую размахивать магией перед людьми? — поинтересовалась Эля.

— У нас?

— В вашем воображаемом мире, где живут… как вы их назвали? Феи? Эльфы? Такие маленькие, да, с крылышками, как в «Дюймовочке»? Вам сколько лет — вы детсадовец?

Эля не смотрела в его сторону, но услышала, да-да, услышала, как он улыбнулся. Подняла взгляд, чтобы проверить: в салоне как раз опять зажегся тусклый натужный свет. Улыбка у него тоже была какая-то удлиненная, косая и при этом неожиданно приятная. Она восполняла и уравновешивала асимметрию неровной челки.

— Мне следует извиниться и заткнуться, — проговорил он, помолчав. — Но разве я когда-нибудь поступаю как должно?

Голос у него был под стать улыбке.

— Троллейбус дальше не идет! — объявил водитель.

Переругиваясь, охая и вздыхая, люди потянулись к выходу. Нахал подал Эле руку. На одном из длинных пальцев она заметила серебряный перстень с черным камнем.

— В темноту, холод и неопределенность, — пригласил галантно он.

Эля проигнорировала его жест, встала сама, взялась за поручень. Тогда парень отправился к дверям, не пропуская ее вперед. Сбежал по ступенькам, а там обернулся — и вовремя. У Эли подвернулась нога, и она, как глыба подтаявшего снега с крыши, рухнула прямо на нечаянного собеседника.

Он достойно выдержал удар и не дал ей упасть. Она со свистом втянула воздух.

— Еще раз! — с явным удовольствием прокомментировал чудной тип.

— Как вам не стыдно, — выговорила она брюзгливо. — Поставьте меня уже на место. Сколько можно.

— Сколько понадобится, я к вашим услугам.

Эля отстранилась и посмотрела на него еще раз. Пассажиры уже пошли вдоль обочины к ближайшей остановке, и они остались вдвоем в пятне грязно-желтого света. Потом двери троллейбуса схлопнулись.

Парень поднял бровь. Челка съехала, закрывая глаза.

— Ты похож на собаку, — непроизвольно сказала она. — У кого там шерсть завешивает глаза? Тибетский терьер.

— Афганская борзая, — подсказал он.

— Ну да, — прыснула она.

С его удлиненной физиономией, вытянутыми конечностями и глубокомысленным выражением лица это было, пожалуй, самое точное попадание.

Тяжело вздохнув, троллейбус потащился прочь. Машины проносились мимо со свистом.

— Ты чего прицепился-то, а, молодой? — безнадежно сказала Эля.

— Я прицепился? — изумился он. — Не вы ли упали мне как снег на голову вот уже два раза?

— Ну и…

— Вы упали на меня, — напомнил он. — Дважды. — Вытянул вперед ладони, продемонстрировал длинные пальцы пианиста или скрипача. — Прямо ко мне в руки. Я, конечно, туповат, и мои занавешенные шерстью глаза видят лишь то, что им дозволено видеть. Но когда я осязаю… я понимаю, что показывают мне не то, что есть на самом деле. И делаю вывод. На такой вывод ума хватит и у болонки.

Эля прищелкнула языком от досады. Парень тихо засмеялся.

— Ты сама не старше меня! — провозгласил он. — Тут больше никого нет, так что маскировка ни к чему. Признаюсь честно, я с таким еще не сталкивался. О, сколько нам открытий чудных… Покажешься, нет?

Воздух между ними поплыл, как над костром, но ничего не произошло.

— Нет, — отрезала Эля.

Глава 2

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Потом кромешница отступила назад, достала из кармана смартфон и уткнулась в засветившийся экран. Непроизвольно ойкнула от досады.

— Что такое? — поинтересовался Ян.

— Да съемная квартира… куда я еду. Там прорвало канализацию. И сломался унитаз.

Он закашлялся, чтобы скрыть смешок. Мимо пронеслась машина и окатила их грязью. Сентябрь, а по погоде как конец ноября. Кромешница с отвращением провела рукой по пятнам на куртке, притопнула ногой.

— Значит, ты туда не едешь, — уточнил он. — Смысла нет. У тебя там вещи?

— Какие вещи?

У нее не было с собой даже маленькой сумочки. Предположим, паспорт во внутреннем кармане, смартфон и деньги — что еще надо. Н-да.

— Меня зовут Ян, — сказал он осторожно. — Я живу один. На дворе ночь, довольно холодно, мы все в грязи. Напрашивается вариант — пригласить тебя к себе.

— И ты думаешь, что я поеду?

Ян пожал плечами.

— Ты кромешница. Я нет. Если что-то пойдет не так, ты выкинешь меня из окна одним взмахом ресниц. Между прочим, шестнадцатый этаж.

Он внимательно наблюдал за ее реакцией — она глянула опасливо, прикусила губу. Странно: ему показалось, что ее заставили изменить мнение слова «шестнадцатый этаж», а не довод разума. Лицо закаменело, а взгляд вдруг стал острым и пронзительным.

— Не трогай меня руками, — предупредила она.

— Руками — окей.

— Да чтоб тебя. Ничем меня не трогай.

— Так нечестно. Что я получу за то, что ты проведешь у меня ночь?

— То, что я проведу у тебя ночь.

Он склонил голову.

— Я шучу. Разве не понятно?

— Понятно, — согласилась она. — Шестнадцатый этаж — весомый аргумент. Не будучи кромешником, костей ты не соберешь.

— Я не имел в виду…

— И не сомневайся.

— Я просто хотел сказать, — перебил Ян, — было бы справедливо, если бы ты показалась мне в своем истинном виде. Хоть на минутку. Я же почувствовал…

Он осекся. Ее облик вновь ослепительно ярко вспыхнул перед его внутренним взором, взрывом сотряс все сенсорные каналы. Еле уловимый морской бриз. Свежесть мяты. Стройный гибкий стан в его объятиях. Самым краешком глаза он будто видел ее настоящую, но не мог рассмотреть! Она ускользала, ускользала, ускользала. И все равно это — даже это — было самым сильным чувственным переживанием, которое ему только довелось испытать в своей жизни.

Перед ним стояла заурядная женщина лет сорока, а то и пятидесяти, в заляпанной грязью объемной куртке, и на лице ее не читалось ничего, кроме раздражения пополам со смирением.

Ян не знал наверняка, сделала она что-то или нет, оставалось только предположить, что это и был ответ на его вопрос — точнее, просьбу. Он сунул руки в карманы и прочистил горло.

— Как к тебе обращаться?

— Эля.

Он беззвучно повторил: «Эл-ля», отметив, как ласково язык дотронулся до альвеол. Похоже, она не соврала. Разве что полное имя звучит иначе, ведь у кромешников все не как у людей. Наверное, какая-нибудь Эльфина или Эльфтруда.

— Поймаем машину? — сказала она.

— Нет, я лучше вызову такси. Ты в таком виде, чтобы безопаснее было по ночам в нашей глуши? Или… агент под прикрытием?

Эля не ответила.

В машине они тоже хранили молчание, молча вошли в подъезд и долго поднимались на лифте. Шестнадцатый этаж все-таки. Они стояли по разным углам кабинки, но лифт есть лифт, и их дыхание волей-неволей смешивалось.

На лестничной площадке, когда Ян уже вытащил из кармана связку ключей, Эля его неожиданно остановила.

— Ты знаешь, что означает слово «кромешник»? — спросила она.

— Я… то, что в англоязычных странах именуют fairy? Волшебные…

— Однокоренные слова можешь назвать?

— М-м… «Кроме»?

— Да. «Кромка». — Эля чиркнула пальцем в воздухе у него перед носом, и ему послышался свист, как если бы она взмахнула саблей. — Кромка — это край. А кромешники — те, кто за краем. Понимаешь?

Ян пожал плечами.

— Ну и что?

— Тьма, например, кромешная. Беспросветная. Беспросветная… Я должна спросить. Ты отдаешь себе отчет в том, чтó ты сейчас приглашаешь в свой дом?

Лампочка на лестничной площадке реагировала на движение, поэтому, когда они замерли друг напротив друга, свет померк. «Как в плохом кино, — мелькнула у него мысль. — Спецэффекты за сто рублей». Эля, возможно, и хотела его напугать, но Ян топнул ногой, и свет зажегся снова.

— Не «что», а «кого», — поправил он. — Я полагаю, да. Хотя, не для протокола, ты первая кромешница, которую я в жизни встретил.

Эля недоверчиво склонила голову.

— Ты же полукровка, — резко сказала она. — Я вижу. И ты сам…

— Вот такой необыкновенный полукровка. — Он провернул ключ в замке. — Прошу!

Глава 3

К счастью, дома было прибрано — в целом, — и краснеть Яну не пришлось. Он быстро закинул в шкаф кучу одежды, сваленной на стуле, собрал раскиданные по дивану книжки и сложил их стопкой на полу у изголовья. Эля, неторопливо разувшись и сняв куртку, прошла вперед и окинула квартирку скептическим взглядом.

Квартира располагалась, как Ян и говорил, на шестнадцатом этаже и попадала в «башенку» на фасаде, поэтому комната выглядела необычно: пластиковые окна были встроены в полукруглую стену. На город открывался впечатляющий панорамный вид; когда Ян смотрел в окно вечером, он неизменно вспоминал о блуждающих огнях.

— Одна комната? — сказала Эля пренебрежительно.

— Простите, — развел руками Ян, — не подготовился к вашему приходу. Не велите казнить.

— И кухня прямо тут же? И прихожая.

— Это называется квартира-студия. Сейчас очень модно.

— Хоть в ванной стенка есть?

— В ванной стенка есть. Но санузел совмещенный.

Эля брезгливо сморщила нос. Яна ее реакция забавляла: она и правда вела себя как принцесса, и это ей невероятным образом шло, несмотря на ее заурядный внешний вид. Впрочем, насколько он мог судить, она и в этом не настоящая: надменность и высокомерие «с чужого плеча». Ему становилось все любопытнее.

— И куда ты собирался… Ты же думал, наверное, раз наступила ночь, что мы оба теперь ляжем спать?

Ему хотелось ее подразнить, но он сдержался. Шагнул вперед и положил руку на спинку кресла.

— Это кресло раскрывается. Кресло-кровать. Можешь выбрать, где тебе постелить, я обычно сплю на диване, но охотно его уступлю.

— Спать в одной комнате.

— Это называется квартира-студия.

— Сейчас модно, я поняла.

— В ванне спать неудобно. Лично я не стану.

Эля вздохнула.

Она не отказалась от легкого ужина: тосты с вареньем, пара вишневых йогуртов, а вот на светскую беседу была явно не настроена, и Ян решил ей не досаждать. Предложил полотенце, когда она отправилась в душ, а сам разложил кресло-кровать и постелил чистое белье.

У него была смутная надежда, что из ванной Эля появится в своем истинном облике, но нет. Все та же немолодая усталая женщина, лицо которой невозможно запомнить.

— От кого ты пытаешься защититься? — поинтересовался Ян непринужденным тоном, устроившись на своем диване.

— Что? — Она подняла глаза и посмотрела на него так, что любой благоразумный человек на его месте уже проглотил бы язык. Резкими движениями взбила подушку.

— Эля, здесь никого нет, меня можно не принимать в расчет. Зачем ты продолжаешь поддерживать эту иллюзию?

— Все кромешницы молоды и прекрасны, да? А ты не думаешь, полукровка, что иллюзия как раз их молодость и красота? — Она метнула в него неприязненный взгляд.

Ян честно поразмыслил.

— Это возможно, — признал он наконец. — Да, я много знаю о кромешниках, но мои знания чисто теоретические. Я впервые беседую с кромешницей, впервые столкнулся лицом к лицу. Поэтому обобщать не стал бы. Я же говорю только о тебе. Ты два раза на меня свалилась. По своей инициативе.

— Как?

— Ладно-ладно, я имею в виду, я со своей стороны для этого ровным счетом ничего не сделал. Это судьба.

— Судьба?!

— Всё-всё-всё. — Он выставил вперед ладони. — Не судьба, пусть будет воля случая. Все же это был непосредственный контакт. И я просто знаю, что ты не такая.

Эля села и погладила рукой белый край пододеяльника.

— Я… — проронила она, не глядя на него. — Я такая. Мне не столько лет, в этом ты прав. Но я такая. Спокойной ночи. Где у тебя выключается свет?

…Уснуть не получалось. Ян старался не шевелиться, дышать ровно и не открывать глаз, но сон не шел. Слишком сильными оказались впечатления этого необычайного вечера. Когда Эля тихо встала с постели, он против своей воли подсмотрел сквозь ресницы.

Она подкралась к окну и открыла одну из створок. В комнату ворвался холодный ветер. Гостья села на подоконник и перегнулась наружу. Ян чуть не дернулся к ней — шестнадцатый этаж! — но вовремя вспомнил, что Эля кромешница, а значит, не разобьется. Вскоре она выпрямила спину и села, положив ноги на подоконник. Вытянула руку вперед и подняла ладонь.

Ян ущипнул себя, чтобы проверить, не уснул ли он: над ее ладонью завихрились светящиеся завитки воздуха. Стало видно, что Эля улыбается им. Она склонила голову и что-то зашептала. Искрящиеся, как иней, завитушки поднялись выше, а потом схлынули. Эля опустила ноги на пол, повернулась лицом к окну и, придерживая рукой раму, с силой закрыла створку окна — а пальцы забыла на раме.

Ян сморщился и про себя взвыл, представив эту боль. Эля осела на пол бесформенной кучей и наверняка заплакала, но ни единый звук тишину ночи не нарушил.

Глава 4

Утром руки у Эли не отличались одна от другой: у кромешников и кромешниц все заживает очень быстро, особенно если удается поесть и поспать. Спала она в итоге неплохо. Впрочем, это неважно: она тут ненадолго.

Солнце заглянуло на шестнадцатый этаж рано. Гостья сидела за кухонным столом и отстраненно наблюдала, как хозяин квартиры жарит яичницу с помидорами и сыром.

— Но все же интересно, — бодро говорил Ян, — это у тебя черная полоса или ты по жизни невезучая? Я читал, есть такое понятие, как джинкс, нечто, что приносит неудачу. Это же не только человек может быть, может быть и какая-то вещь. Вещей у тебя немного, но вдруг… какая-то побрякушка? Подвеска там злонамеренная, браслетик?

Эля отмахнулась.

— Если ты попала в беду… или приболела, я слышал, кромешники друг другу помогают. Надо взять и разыскать кого-нибудь из кромешников, и они тебя вылечат.

— Вылечат, ага. Не трепись о том, чего не знаешь.

Ян выключил газ и в задумчивости почесал лоб.

— Нет? Если в нашем мире кромешники теряют часть силы, можно же попробовать на время вернуться к своим. Чисто подзарядиться. Ты, кстати, кто? «Выйди и зайди нормально», как говорила моя классная руководительница. В класс, она имела в виду. А ты…

— Заткнись, — устало попросила Эля.

— Или еще есть вариант с проклятием, — оживленно продолжал Ян, расставляя по столу тарелки. — Предположим, кого-то не позвали на крестины, знаешь, забыли пригласить самую злобную ведьму. И тут пошло-поехало.

— Заткнись!

— Нет, ты вспомни: кого твои родители забыли пригласить, когда ты родилась?

Эля поставила локти на стол и переплела пальцы.

— Я тебя предупреждаю в третий раз, — произнесла она медленно. — В последний раз.

Ян разделил яичницу пополам и ловко разложил по тарелкам.

— Угощайся.

— Спасибо.

— Но все же что-то тут не так. Ты как минимум очень грустная, плюс тебе не везет, а вообще ты кромешница: кромешники, как известно, отличаются…

— Всё! — вскрикнула раздосадованная Эля. — Суешь свой длинный нос… Всё! Я превращу тебя в крысу! А сама займу твою — лубяную избушку. Одной тут жить еще можно!

Она щелкнула пальцами, и Ян, стоявший между плитой и столом, немедленно обратился в… собаку. В афганскую борзую, которую они упоминали в разговоре вчера. Собака получилась точь-в-точь такой, какой Эля ее тогда вообразила, — с умными карими глазами, с челкой, ниспадающей на них, лохматая и почему-то веселая. Пес закрутил хвостом, стукая им по дверце духовки, осклабился и ткнул Элю мордой в колени. Эля вскочила. Не переставая вилять хвостом, пес поднялся на задние лапы и постарался водрузить передние ей на плечи, а слюнявую морду радостно сунул ей прямо в лицо, намереваясь поприветствовать ее так, как это делают собаки. Отмахиваясь от его морды, Эля невольно рассмеялась. Пришлось превратить Яна обратно в человека.

— Ты слишком полагаешься на сказки, где заклятье снимает поцелуй, — выговорила она ему.

Ян, ничуть не обиженный, не смущенный и даже, кажется, не удивленный, свалился на табуретку и от души расхохотался.

— Я тоже думаю, что поцелуй — это адаптированная версия, для детей, — доверительно сообщил он. — Возможно, первый шаг, потому что поначалу тут иначе никак, чисто физически — с принцем-лягушкой, к примеру. А вообще, чтобы надежно снять заклятие, как следует, раз и навсегда, поцелуй необходимо полноценно закрепить. Это уже восемнадцать плюс, разумеется, так что… ни в сказке сказать, ни пером описать.

Эля не удержалась от улыбки.

— С крысой-то не получилось у тебя или ты на ходу передумала? — уточнил Ян.

— Не получилось, — честно призналась Эля. — Обязательно получилось бы, если бы ты вчера не упомянул про афганку. Я просто не увидела в тебе крысу! Но имей в виду, обратно в собаку я тебя теперь превращу еще легче, за долю секунды!

Ян пожал плечами:

— Ну и пожалуйста. По крайней мере, с тобой интересно.

— С тобой тоже не соскучишься, — буркнула, помрачнев, Эля.

Ян вытащил из ящика вилки и разлил по чашкам чай. Пристроился напротив гостьи и посмотрел на нее внимательнее.

— От смеха ты становишься моложе, — с удовлетворением заметил он.

— Ты мне надоел.

— Неправда. Мы с тобой пока слишком мало знакомы. Не успел. А знаешь, почему у тебя не вышло превратить меня в крысу?

— Потому что ты благородное животное? — предположила Эля иронически.

Ян покачал головой.

— У тебя слишком много сил уходит на поддержку ложного обличья. Вот этого. Поэтому ты и съехала на привычный образ мысли, на проторенный вчера путь. И поэтому сейчас, когда ты потратила энергию, проглядывает нечто совсем иное. Если ты уверена, что это не заклятье…

Эля свирепо сверкнула на него глазами и сунула в рот кусок яичницы, чтобы ничего не сказать. На лице Яна снова появилась фирменная кривая улыбка.

— А то я к твоим услугам, — любезно предложил он.

— С поцелуем, ага?

— Не только, — скромно потупившись, ответил Ян.

Эля ткнула в его сторону вилкой.

— Не мечтай.

Он вздохнул — шумно, преувеличенно горестно.

— Жаль. Мне говорили, что мою проблему решит ночь с кромешницей. Ночь прошла, ничего не изменилось, чего, в общем, и стоило ожидать. Естественно! Когда люди говорят «провести с кем-то ночь», они не имеют в виду «храпеть каждому под своим одеялком».

— Я не храплю! — возмутилась Эля. — Какую твою проблему?

Ян сосредоточился на своей тарелке.

— Ну уж нет, — проворчал он с набитым ртом. — В мужчине должна быть какая-то загадка.

Глава 5

После завтрака Ян заторопился.

— На работу? — лениво поинтересовалась Эля.

Она, присев на подоконник, смотрела в окно. Ночью казалось, что за окном простирается бескрайнее поле огней, а утром вдалеке протянулась серая ленточка реки.

— На учебу, — отозвался Ян.

— Студент?

Ян помедлил с ответом.

— Я подрабатываю, — с достоинством сказал он наконец. — И уже на последнем курсе.

— Учишься-то где? — не поворачиваясь, спросила Эля.

— В консерватории.

— Дирижер?

— Я скрипач.

— Я так и думала.

Ян кашлянул. Разговаривать с равнодушной спиной было крайне неудобно, даже обидно, и он никак не мог подыскать нужные слова, чтобы вызнать планы Эли. Будет ли она в квартире, когда он вернется? Останется ли с ним еще на один день, на одну ночь?

— Значит, ты обо мне думала, — заключил он с наигранно-самодовольной улыбкой. — Ты остаешься тут? Просто мне… надо идти.

Эля неопределенно мотнула головой.

— Если будешь уходить, дверь можно захлопнуть. Ты дашь мне свой номер телефона?

Она помолчала, потом все же обернулась.

— Я думаю, незачем. Иди, мальчик-зайчик. Я захлопну дверь.

Ян неловко потоптался на коврике, зашнуровывая ботинки, и не прощаясь вышел. Поспешил вынести на лестничную площадку свое расстроенное, разозленное лицо. Помедлил у лифта. Разочарование? Для того чтобы испытывать разочарование, надо, пожалуй, очароваться, а Эля ему изо всех сил не давала этого сделать. С ее стороны это было даже милосердно, она ведь не собиралась застревать у него надолго. И все же от досады стало жечь в груди.

Может, вернуться и выставить ее? Не оставлять незнакомку в квартире? Ни один нормальный человек не поступил бы так, как он. Он не знает об Эле ничего, ничегошеньки. Разве что ее природу: раз она шепталась с ветерками, значит, воздушной природы. Как они там называются? Сильваны? Нет, сильфиды. Ему попалась сильфида, настолько озабоченная собственными горестями, что ей совсем не до него. Их дороги пересеклись случайно и лишь на мгновение.

Добравшись до консерватории, Ян с облегчением нырнул в переплетение разных звуков и голосов: здесь, как всегда, кто-то спорил, кто-то распевался, кто-то искал ноты, а кто-то — аудиторию. Повседневность закрутила его, и через час он сам бы себе не поверил, что у него дома побывала настоящая кромешница.

Вот это и есть его жизнь. Пожилые родители, вложившие в сына всю свою любовь: подвести их немыслимо. Эти стены, повидавшие тысячи лиц, впитавшие миллионы созвучий. Друзья-однокашники и увлеченные преподаватели, с которыми он говорит на одном языке. Партитуры. Каприсы, этюды, концерты. Труд, труд, труд, год за годом, день за днем. Никаких чудес.

Правда, вечером, по дороге домой, воспоминания накатили снова, особенно когда к остановке подъехал троллейбус. Ян невольно всматривался в попутчиц, гадая, не могла ли Эля вновь изменить облик и стать неузнаваемой. Ругал себя за фривольность, легкомыслие и навязчивость.

Как только в троллейбусе освободилось сидячее место, он бухнулся туда, вытащил телефон и стал просматривать городские новости, чтобы отвлечься. В разделе «Происшествия» сообщалось, что неподалеку от стрелки с набережной в воду прыгнула женщина. Прохожий пенсионер поднял тревогу, позвонил по номеру 112, и примчались спасатели, но тела пока не нашли. Учитывая течение и погоду, это неудивительно…

Ян зажмурился. В Солигоре тысяч двести женщин, не меньше, сказал он себе. Почему это должна быть Эля? С какой стати ей нырять с набережной в реку? Нет, в самом деле, она же сильфида. Разве что он ошибся и она не сильфида, а русалка, но и тогда — зачем бы ей кидаться в воду у всех на виду? Разве так поступают приличные русалки?

…Узнает ли он когда-нибудь, что с ней произошло? Или она так и останется осколком сна, и через несколько лет он и сам себе не будет верить, что повстречал и пригласил в свою квартиру сказочную кромешницу?

По пути от троллейбусной остановки до дома Ян успел до нитки вымокнуть под дождем. Уже стемнело, и настроение у него было на нуле.

Открыв входную дверь, он с досадой отметил, что Эля, уходя, не выключила свет. На миг сердце затаилось: вдруг она все же не ушла. Но на вешалке не было ее куртки, на обувной полке не стояли ее туфли. Ян тихо вздохнул, встряхнул мокрый плащ, сунул в промокшие ботинки электрическую сушилку и не спеша прошел в комнату.

У стола сидела незнакомая величественная женщина в ниспадающей мантии, поблескивающей элегантными искрами. Ее серебряные волосы были уложены в высокую прическу, напоминавшую о XVII веке.

Кромешница. Вне всяких сомнений.

Ян замер.

— Э… Вы кто? Вы как вошли? Дверь была заперта, — сказал он, не находя более умных слов.

Дама повернулась к нему и окинула взглядом с головы до пят. Красивое лицо было аристократически холодным. Между пальцев она держала квадратик розовой бумаги.

— Ян? — осведомилась она грудным голосом.

Он кивнул.

— Значит, эта записка адресована вам. — Она протянула ему бумажку.

Ян пристроил на кресло футляр со скрипкой и с волнением принял записку. Там было всего три слова: «Спасибо, Ян. Прощай». Значит, Эля все же решила оставить ему на память хоть что-то, чтобы он не терзался мыслями, не приснилась ли она ему.

— Спасибо, — в замешательстве ответил он.

Поставив локти на стол, дама положила голову на руки, и жест показался ему знакомым.

— Эля? — глупо спросил он.

К счастью, гостья не поняла, что он ляпнул.

— Я по поводу Эли, да, — признала она. — Как вы ее называете. Думаю, как лучше построить разговор, молодой человек.

Ян вспомнил, что он здесь хозяин, встряхнулся и сел за стол напротив кромешницы.

— Давайте как получится, — предложил он дружелюбно.

— Вы простите меня за вторжение, — утвердительно начала она.

— Да не вопрос.

Дама снова внимательно посмотрела на него и кивнула.

— Действительно. Вы, кажется, понятливый и довольно прыткий чело… полукровка, если вы простите меня за такой термин. Хотя и щуплый.

Ян терпеливо ждал.

— Итак. Вы познакомились с Элей. Вы видели, что она несколько… не в себе.

— Я бы так не сказал, — вступился за Элю Ян. — Она была печальна, подавлена, но вполне в себе.

— Хорошо. На самом деле не вполне. Не будем спорить. Сумели ли вы понять, какова ее природа?

Гостья выжидательно приподняла брови. Ян не собирался признаваться, что подглядывал за Элей, но и врать не хотел.

— Насколько я могу судить, воздушная, правда, я не очень опытен в таких вопросах.

— Да, вы правы. Воздушная. Меня зовут Марина. Я русалка, и я, так уж вышло, ее бабушка.

Ян ахнул.

— Вы… очень молодо выглядите, — искренне сказал он. «Тем более если вспомнить, под каким обличьем скрывается сама Эля».

— Благодарю вас. Мне много лет. Эля прожила пока совсем короткую жизнь. Выглядеть мы можем как нам угодно. Это неважно. Важно другое. Эля сегодня сделала глупость.

— Прыгнула в реку, — подсказал уныло Ян.

— Вы что, знали о ее планах?

— Нет. Но прочитал об этом в новостях и почему-то сразу подумал, что это о ней. Значит, о ней. Что с ней?

Марина взмахнула ресницами.

— Она… пока в порядке. Насколько это возможно. Послушайте, Ян. Она воздушной стихии. Ей нечего делать под водой.

— Но это ее решение, — неожиданно для себя проговорил он. — Не думаете ли вы, что его нужно как минимум уважать? Она не ребенок и, наверное, дееспособна. Если вам известно понятие дееспособности. Мне не показалось, что она не в себе. Напротив. И если она сочла нужным…

Кромешница остановила его жестом, и высокомерная маска на ее лице куда-то пропала.

— И вы не хотели бы вернуть ее в свою жизнь? — недоверчиво сказала она, подавшись вперед.

— Простите. У вас сложилось неверное впечатление. Эля никогда не была и не собиралась быть частью моей жизни, — объяснил Ян. — Она просто провела здесь несколько часов из-за накладок со съемной квартирой. Мы вместе ехали в троллейбусе, и…

— Мне не интересно про троллейбус. Она провела здесь несколько часов и оставила тут множество следов. Разговаривала отсюда со… своими. Применяла магию. — Марина улыбнулась, но только глазами, так что было непонятно, была ли она в курсе его метаморфоз. — Поранилась и оставила на оконной раме каплю своей крови. Написала вам письмо. Есть еще один след. Здесь. — Она дотронулась острым пальцем до груди Яна.

Ян растерялся. Он и сам не знал, насколько права его гостья.

— Хотите чаю? — сказал он, вставая. — А то сидим как неродные.

Глава 6

Жара схлынула, сентябрьский вечер в Греции был тих и нежен. Джуд расположился в летнем кафе под открытым небом, ожидая жену из парикмахерской. За соседним столом что-то отмечала большая семья. Старик лет под сто улыбался и качал головой, дети наперебой галдели, вальяжные мужчины спорили, женщины смеялись. Наверное, здесь собрались представители как минимум четырех поколений, и Джуд невольно позавидовал. Смотреть на них было невежливо, но не станешь же из-за этого пересаживаться. Джуд чуть развернул стул.

За ближайшим к входу столиком сидела молодая женщина в белом брючном костюме, этакая элегантная Грейс Келли, но с рыжеватыми волосами. Пялиться на нее тоже было неприлично, однако что-то в ее облике приковало взгляд Джуда. Сердце скакнуло к горлу. «Это глупо, наконец». Она защелкнула сумку и подняла глаза. Несколько долгих мгновений они вглядывались друг в друга, а потом она встала и подсела к нему.

— Здравствуй, Джуд.

— Здравствуй. Мама.

— Вот так, да? — Она нервно усмехнулась.

— Ты ни на день не постарела. Чего не скажешь обо мне. Мы смотримся как ровесники, — заметил он светским тоном.

Именно такую тактику он успел избрать, когда сердце заняло свое законное место: они выглядят как ровесники, и он будет разговаривать с ней на равных, как с обычной знакомой, со всей учтивостью. Пусть эта тактика не оптимальна, но выбора у него нет, у него совсем не было времени, чтобы определиться, только пара мгновений — и много-много лет, когда он представлял себе, как она вернется. Где-то в глубине души хранились все эти бесчисленные варианты: тогда он подбежал бы к ней со всех ног, тогда уткнулся бы ей в колени, бросился бы на шею. И все они остались там, в прошлом.

— Ты вырос, да, — согласилась она.

— С этим не поспоришь.

— Ты меня ненавидишь?

Самый короткий путь — прямой. Джуд помнил, как она говорила ему это, и знал, что с тех пор руководствуется в жизни этим принципом. Он скрипнул зубами. Если бы в нем не было так много от нее, ему было бы легче вести этот разговор.

— Нет. Я просто вырос.

— И мама тебе уже не нужна.

Это уже не «напрямую», а «напролом».

— А зачем?

— Зачем тебе мама? — грустно переспросила она.

— Зачем ты пришла именно сегодня?

Она открыла сумку, громко щелкнув золотым замком, и выудила оттуда круглые зеркальные очки, нацепила их на нос и стала еще больше походить на кинозвезду. Джуд молча ждал ответа. Он не собирался играть роль ребенка или допрашиваемого.

— Как братья?

— Нормально.

— Они бы меня не узнали, если бы вот так увидели.

— Полагаю, да. Не узнали бы.

— Что они думают обо мне?

Джуд неопределенно пожал плечами. Что могут думать дети, которые помнят и мать, и отца очень смутно? У них даже фотографий почти не осталось после пожара, только те, что хранились у бабушки, лиц там было толком не разглядеть. Он не собирался этого говорить, но не сдержался:

— Они едва не погибли в огне.

Мама махнула рукой, перечеркивая воспоминание, определившее всю его жизнь.

— Не погибли бы. Они же мои дети, дети саламандры.

— Могли бы погибнуть. Задохнуться в дыму. Ведь еще мы дети нашего отца, — услужливо подсказал Джуд. — Человека. Который, кстати, как раз этого пожара не пережил.

— Сам же его и устроил.

— Да.

— Я не так себе представляла нашу встречу, — призналась мама.

— А… я тоже.

Она несмело вытянула руку и погладила его по голове. Джуд не отстранился, но и на ласку не ответил. Что-то погибло, когда она ушла навсегда, что-то сгорело при пожаре. Что-то — позже, когда он выживал один в приюте. Когда пытался сладить с трудными близнецами, обиженными на него за то, что он их якобы бросил — их развели по разным учреждениям, — за то, что он им не отец, за то, что он им не мать. Когда он радовался, что близнецы хотя бы есть друг у друга и это неизменно, и понимал притом, что он-то им третий лишний, навязчивый, строгий, нудный «большой брат».

Что-то оборвалось и умерло прямо сейчас, когда он осознал, что она явилась только потому, что ей что-то от него надо.

До него донесся взрыв смеха из-за соседнего стола. Там было все хорошо.

Приблизился официант. Джуд жестом отослал его прочь, скорчив извиняющуюся гримасу.

— Ты знаешь, почему я ушла, — с упреком сказала мама.

Джуд с улыбкой покачал головой. Он мог понять, если женщина уходит от пьющего супруга, сто раз видел, как кромешницы бросают человеческих мужей, знал, но никак не мог привыкнуть к тому, что кромешники считают людей второсортным материалом, а детей от них — побочным продуктом необходимого брака. В семье его родителей таилась загадка. Если кромешница выходит замуж только для того, чтобы задержаться в мире людей, она обычно рожает одного ребенка и летит вперед, к своей цели — роскошной, звездной жизни. У Джуда были младшие братья, близнецы, да, но все же рожденные четырьмя годами позже. Это означало, что что-то удерживало маму рядом с отцом. Джуд был не тем человеком, который принялся бы вопить: «Как ты могла нас оставить?!» Сейчас ему было скорее любопытно. Получается, мать с отцом действительно любили друг друга. Но почему тогда она испарилась, совершенно не заботясь о собственных детях?

Нет, он не станет спрашивать. Хватит уже того, что он затронул тему пожара, нельзя было.

— Если ты снимешь очки, можем сделать совместное селфи, я потом покажу близнецам, — предложил он любезно, вытаскивая из кармана смартфон.

— Покажешь близнецам? — растерянно повторила она.

— Мальчикам. Гелиану и Лину. Они бы тебя не узнали, но я разъясню. Перешлем им фото по вайберу. Ты же с ними встречаться не будешь, так? Это я тебе понадобился. Говори уже зачем, сейчас жена придет.

— Жена? — с таким же недоумением отозвалась мама.

— Моя жена. Я женат. Детей пока нет, так что ты пока еще не бабушка. Если будешь заглядывать чуть чаще, чем… я тебе сообщу; как только — так сразу. Или, может, ты придумаешь какой-то канал связи. Написать записку и положить под камень. Написать записку и… сжечь, я не знаю. Воскурить. Ты ж огненный дух. С особым заклинанием? Только скажи. Чтоб я был в курсе.

— Джуд.

Она смотрела на него странно. Наверное, пыталась разглядеть в его чертах того мальчика, которым он когда-то был. Кромешники живут долго. Люди — значительно меньше. Они растут и взрослеют стремительно. И стареют.

Джуд хотел быть членом такого же клана, какой веселился сейчас за соседним столом. Чтобы шумели вокруг внуки и правнуки, а многочисленные невестки, сыновья, зятья и дочери шутили. У него не может быть никакого клана, кроме того, главой которого станет он сам — в будущем, если повезет. Что до его матери, она хотела на века оставаться столь же юной, прекрасной, нежной и волшебной. Она ушла, чтобы жить своей жизнью. Все это было совершенно понятно. Не давал покоя один вопрос — зачем она появилась тут сегодня. Это никак не могло быть случайностью.

— Я жду, мам, — напомнил он.

— Чего?

— Селфи со звездой. Ты готова? Или, может, ты вначале расскажешь, что привело тебя сегодня в это кафе. Я слышал, ты удалилась из мира людей, значит, не пообедать заскочила невзначай. Если ты хочешь поговорить со мной конфиденциально, говори быстро, сейчас придет моя жена, и отсылать ее я не буду.

— Кто она?

Джуд вздохнул.

— Она такая же полукровка, как и я.

— С огнем в крови?

— Нет, ее мать дух воздуха. Сильфида.

— Мой муж из водной стихии, — поведала мама.

— Поздравляю. — Джуд приподнял бровь. Он не был удивлен: скорей он удивился бы, узнав, что кромешница живет одна, в каком из миров это бы ни происходило. Наконец-то они приступили к делу.

— И у меня есть дочь. А у тебя сестра. Единоутробная. Чистокровная кромешница, я хочу сказать.

— Отлично. Значит, она сильфида. Ты пришла из-за нее?

Мама посмотрела на него укоризненно и подняла очки на лоб. Но ответить ей было нечего, ведь он во всем оказался прав.

— Она потерялась.

Джуд скептически нахмурился.

— Кромешница. Потерялась от других кромешников. Ну ма-ам…

— Она в мире людей, просто она… не вернулась. И не возвращается.

— Она взрослая?

— Да.

— И ты хочешь, чтобы я ее поискал тут. Когда кромешники ее разыскать не могут. Мам…

— Джуд, мы могли бы найти ее, но мы не… Лучше тебе.

— Прекрасно. Лучше мне, хотя мы друг друга в глаза никогда не видели. И сестра она мне лишь наполовину. И я не обладаю кромешничьей магией, и я с ее точки зрения не более чем недоразумение, и…

— Ты не недоразумение, — перебила его мама, на этот раз довольно твердо. — Ты мой сын, а она моя дочь. Ты не обладаешь магией в полной мере, но у тебя есть редкий талант. Ты же Стиратель.

Он откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул.

— Ты хочешь, чтобы я настиг свою сестру, втерся в доверие и стер ей… что? память? эмоции? наносной эффект, который оставили на ее бриллиантово-ограненной кромешничьей личности жалкие людишки?

— Джуд! — воскликнула мама, поднимаясь на ноги.

— Джуд? — вопросительно улыбнулась подоспевшая Фотина.

Джуд автоматически встал, раз уж все дамы на ногах. Свет казался слишком ярким, и он прищурился. Фотина недоуменно смотрела то на него, то на взволнованную кромешницу.

— Это моя жена, — сказал он вежливо, указывая на Фотину. — Дорогая, это твоя свекровь, Грейс.

Фотина ахнула и повернулась к незнакомке, буравящей Джуда пламенеющим взглядом.

— Имя, — бросил он ей.

— Мишель.

— Ma belle¹. — Он не удержался от того, чтобы это пропеть. Всего две ноты. Как-то мало.

— Джуд, я…

Следовало продолжить.

— These are words that go together well. My Michelle.

— Джуд…

–…très bien ensemble.

Мать и Фотина поглядели друг на друга, и кромешница решилась:

— В другой раз. Всего доброго.

Она снова закрыла лицо большими солнцезащитными очками и скрылась.

— Ты не перестаешь меня удивлять, — возбужденно выпалила Фотина, устраиваясь за столиком. — «Свекровь»! Да ты…

Джуд задвинул стул. Его лицо было совершенно бесстрастным.

— Ты ешь, — сказал он сдержанно, — я пока пойду прогуляюсь. Есть расхотелось.

— Сядь. — Она потянула его за руку. — Пожалуйста. Я ничего не буду говорить.

Он опустился на стул. Фотина помолчала, потом ласково провела кончиками пальцев по его щеке.

— Я с тобой, — прошептала она. — Ты это знаешь? Нет? Я всегда с тобой.

Джуд невесело улыбнулся.

— Пожалуй, мне надо об этом напоминать, — согласился он. — Время от времени.

— И доказывать? — подразнила Фотина.

Джуд поднял бровь.

— Доказывать?

— Я… подумала, раз тебе расхотелось есть, и, может быть, тебе не очень приятно здесь оставаться сейчас, и, может быть, ты не настаиваешь на том, чтобы быть одному и чтобы непременно прогуливаться по улицам, то… — Она будто бы смутилась и отвела взгляд.

— Пойти домой и там серьезно поговорить? — попробовал угадать Джуд.

— Пойти, например, домой. И совсем ни о чем не говорить, если ты не в настроении. Мы муж и жена или нет? Неужели нам нечем заняться, кроме разговоров?

Джуд вгляделся в любимое лицо, и в его глазах зажглись задорные искорки.

— Например, попробовать что-нибудь подоказывать, да? Я только за. Погоди, я объяснюсь с официантом…

Глава 7

Кромешница терпеливо ждала, пока Ян наберет в чайник воды и включит газ.

— Вечно у людей диковинные традиции, без которых они ни шагу, — сказала она задумчиво.

— Немного невежливо спрашивать напрямую, мол, зачем вы пришли, — согласился Ян.

— Давай сначала?

— Давайте попробуем.

— Я бабушка Эли. Я русалка. Девочка совершила большую глупость. Она прыгнула в воду и ушла к русалкам. Ей этого делать было нельзя. Она из воздушной стихии, понимаешь? Ей у нас нельзя. Это очень легко понять.

Марина казалась искренней. И вот сейчас Ян увидел, что ей и правда много лет.

— А что с ней будет? — настороженно поинтересовался он.

— Если не выберется, умрет скоро. Кромешники обычно живут долго, по человеческим меркам даже очень долго. Эля такая юная. Но так себя вести нельзя. Как может воздух жить под водой, скажи на милость!

— Так отпустите ее!

— Если бы все было так просто! Мы не можем ее отпустить, мы же ее не держим! — Марина закрыла глаза рукой и горько усмехнулась. — Неужели ты думаешь, что я обратилась бы за помощью к людям, если бы мы могли справиться сами?

— Ну уж точно не ко мне, да. Ладно, хорошо, чего вы хотите-то?

— В футляре что?

— Где? — Ян обернулся и проследил за ее взглядом. — А. Скрипка.

— Твоя скрипка?

— Да.

— Ты играешь на скрипке?

— Да.

— И челка, — она изобразила пальцами, — чтобы походить на Башмета?

Ян хмыкнул. Забавно! Сходство было, а ведь он, как ни странно, никогда об этом не задумывался.

— Э-э… Башмет альтист. И дирижер. А откуда вы его знаете?

Кромешница отмахнулась от вопроса.

— Большая удача. Это хорошо, что ты умеешь делать музыку. Русалки очень это ценят. Смотри. Ты берешь свою скрипку и идешь на дно.

— Что-о, простите?

Она зыркнула на него сердито, и он понял, что лучше не перебивать.

— Ты идешь на дно и играешь музыку, — повторила она медленно, как будто говорила с маленьким ребенком. — Не бойся, ты не утонешь, я тебе гарантирую. Я тебе сейчас дам такую штуку, вокруг тебя будет воздух. За скрипку тоже не волнуйся, не испортится. Потом тебе предлагают за это награду, забираешь Элю и поднимаетесь наверх. Сама она никак не выберется.

— «Садко» на новый лад, да?

— Вроде того.

Ян поразмыслил. В голове звучали тревожные слова: Эля вскоре умрет, если он не вмешается. Но правда ли это?

— Кромешники не лгут, — напомнила Марина.

— Рассказывайте, да. Это слишком уж старая сказка, чтобы кто-то в нее еще верил.

Он споро накрыл на стол, налил гостье чаю, выставил конфеты и печенье.

— Тебе ничто не угрожает, — сказала русалка.

Она достала из кармана мантии круглую подвеску и положила на стол. Пододвинула к нему. Больше всего подвеска походила на грецкий орех, оплетенный серебряной проволокой. К ней прилагался черный кожаный шнур с металлическими заклепками.

— Это надевается на шею? — Ян тронул орех пальцем: на ощупь серебряная проволока была ледяной.

— Да.

— Орех?

— Да, орех. Бывший. В скорлупе воздух, он пустой внутри. Волшебная вещь. Благодаря тому, что там внутри пусто — то есть воздух, — ты будешь окружен воздухом. Спокойно спустишься на дно. Когда тебя встретят, ты сыграешь на скрипке. Что угодно. Что ты умеешь играть?

Ян поразмыслил, перекатывая подвеску по столу.

— Сольное… «Чардаш» Монти? Конечно, без аккомпанемента это не совсем то, но…

— Чудесно. Значит, сыграешь то, что умеешь. Музыки на дне слишком мало — по понятным причинам. Это будет подходящий выкуп. Все займет у тебя не больше часа. Воздушного заряда в орехе хватит. Если все пойдет по плану, ты вскоре окажешься на поверхности вместе с Элей. Это же не слишком дерзко с моей стороны, просить у тебя час твоего драгоценного времени?

Ян несколько раз кивнул, безотрывно глядя на таинственно поблескивающий орех.

— Если все пойдет по плану. А если все пойдет не по плану? Орех треснет и воздуха не останется ни в нем, ни в скрипке, ни во мне? И… Что если Эля откажется следовать за мной? В конце концов, она же сама решила занырнуть, здесь ей плохо. Это очевидно. А вы ей бабушка, вот она и придумала присоединиться к вам.

Марина не отвела глаз.

— Ты слишком рассудочный мальчик, — сказала она насмешливо, но потом посерьезнела. — Смотри. Воздуха в орехе хватит на час. Если ты управишься за час или быстрее, ты вылетаешь на поверхность, и на этом всё. Если ты не управишься за час, воздух в орехе кончится — он в любом случае кончится. Через час. Значит, ты попадаешь на поверхность без Эли. Это нежелательный вариант. Но тебе ничто не грозит, даю слово. Поверь мне. Мне больше не к кому обратиться, понимаешь? Плана Б не существует.

Ян глубоко вздохнул и взял со стола подвеску. Орех показался невесомым, но мертвенный холод проволоки пугал: через пальцы он дотянулся до самых костей, и руки сразу заломило. От одной мысли, что это придется надеть на шею и разместить на груди, Яна передернуло. Черный шнур шевельнулся как змея.

— Когда? — спросил Ян, решительно просовывая голову в кожаную петлю.

Шнур еще раз дернулся и уронил подвеску на грудь. Задержав дыхание, Ян стиснул орех в кулаке и просунул под ворот рубашки. Резкий укол холода — и всё. С глаз будто ушла пелена, зрение стало более острым, а сердце, кажется, забилось чуть медленнее.

— Сейчас.

— Ночью?

— Времени мало, Ян. Если ты согласен…

— Я же уже сказал, что согласен.

— Не сказал, — возразила строгая кромешница.

— Разве?

Ян выглянул в окно: совсем стемнело, и все так же лил дождь. Одежда его собеседницы была сухой, значит, гостья пришла еще до дождя. Долго ли она сидела тут, в его квартире, подыскивая слова, волнуясь, не откажет ли он?

— А… эм-м… этот ваш орех, он меня случайно от дождя не может чуток прикрыть? А то я еще до того, как попаду на берег, стану типичным русалом.

— Может, — неожиданно подтвердила Марина. — Но тогда у тебя будет меньше времени на дне.

— Нет, тогда не надо, вдруг что-то пойдет не так.

Он подхватил футляр и, с отвращением взглянув на мокрый плащ, сунул ноги в ботинки, где хлюпала вода. Делать было нечего. «В темноту, холод и неопределенность» — зачем он только сымпровизировал этот дурацкий девиз? Эх, Эля-Эля. Никаких мозгов в голове.

— И что, я спускаюсь на дно, играю пьесу и говорю: «Подайте мне за это Элю?» — уточнил он. — Я как-то очень плохо себе это представляю.

Кромешница поправила ему мокрые волосы, положила руки на плечи, и одежда мигом стала сухой — ненадолго, естественно, но это было удивительно приятно.

— Я думаю, тебя поймут, как ты ее ни назови, — ответила она, помолчав. — Меня там не будет, нельзя. Я помогу тебе спуститься. Когда ты окажешься на дне, тебя так или иначе спросят, чего ты хочешь: будет понятно, что ты не утопился, раз на тебе амулет. Ни в коем случае не отвечай, потому что ты еще не имеешь права чего-то хотеть или о чем-то просить. Сразу начинай играть. Когда закончишь, аплодисментов не жди. Формулируй как угодно, не бойся, но без Эли постарайся не уходить. — Она снова провела ладонью по его волосам, легко и ласково, как бабушка. — Я обещаю, что это ничем не грозит тебе. Даже можешь не следить за временем, за это в ответе амулет. Не выпускай из рук своей скрипки, чтобы ее не потерять, потому что, когда время кончится, ты окажешься наверху.

— Хорошо, — сказал Ян.

Подвеска ли, уютно спрятавшаяся на груди, делилась с ним этим ледяным спокойствием или у него у самого получилось так настроиться, когда он принял решение, но он не испытывал ни малейших колебаний. Он увидит то, чего не видел никто другой из людей и даже полукровок, и — если это ему удастся — выручит Элю.

— Спасибо, — еле слышно произнесла Марина.

— Пока не за что. Я еще ничего не сделал.

Выйдя из подъезда, Ян вспомнил, что надо было, наверное, оставить письмо на случай, если что-то сорвется и он не вернется. Не хотелось бы, чтобы близкие терзались мыслью, что он покончил с собой.

— Если только… — начал он.

— Нет, — качнула головой кромешница, без слов угадав, что он имеет в виду. — Все будет хорошо. Я тебе гарантирую.

И он ей поверил.

Добравшись до стрелки, они прошли немного вдоль пустой серой набережной, продуваемой всеми ветрами, а потом русалка остановила его, дотронувшись до плеча.

— Закрой глаза, — шепнула она. — Ничего не бойся. Тебе надо хранить уверенность. Это важно.

Ян опустил веки и кивнул: сейчас это почему-то казалось несложным, несмотря на отвратительную погоду, поздний час, черноту воды и более чем необычайные обстоятельства. Все-таки у подвески был побочный эффект! Воздух с экстрактом пустырника вперемежку с валерьянкой, не иначе. И…

Он почувствовал мощный удар сбоку, но это не Марина его толкнула, а будто бы сам воздух. Голова внезапно закружилась, и он с трудом устоял на ногах. Уши заложило, и Ян понял, что он уже не на набережной. Наверное, можно открывать глаза.

Его окружала стена мути, похожей на грязный туман. Вода, в которой он ничего не разглядит. Время пошло. Начинать играть? Нет, надо дождаться вопроса.

Вдалеке засветились огни. Они то вспыхивали, то гасли. Болотные огоньки, воплощение душ грешников? Рыбы-удильщики с фонариками на лбу? У нас они не водятся.

Ян немного постоял и двинулся вперед. Кокон воздуха перемещается вместе с ним, и бояться ему нечего. Он шел и шел, потеряв счет времени, и вдруг почувствовал, что пересек какую-то границу, словно лопнула тонюсенькая струна.

«Кто ты? Куда направляешься? Что тебе надо?» — загудело в голове.

Вот оно.

Ян расстегнул футляр, уронил его к ногам, пристроил на плечо скрипку и взмахнул смычком. Он делал это миллион раз, и хотя сейчас Яну казалось, что он спит, а во сне он вечно забывал и путал ноты, рвал струны, терял смычок или не мог поднять рук, музыка зазвучала как надо. Она обрушилась водопадом, стала рекой, слилась со стихией, где он гостил, и на Яна нахлынуло облегчение: сработало. Теперь надо просто делать свое дело, а это он умел. Просто играть одну ноту за другой. Он закрыл глаза, читая ноты с воображаемого, вспоминаемого листа, и, кажется, не дышал, пока не сыграл последнюю ноту «Чардаша».

Навалилась тишина, тем более оглушительная, что зыбкая муть вокруг колебалась и дрожала. Ждать вопроса или говорить сразу? Теперь он имеет на это право?

— Здра… Здравствуйте, приветствую вас, — громко сказал Ян, опустив смычок. — Я дарю вам свое исполнение этого музыкального произведения. Спасибо за внимание. Сегодня сюда по ошибке попала кромешница, я знаю ее как Элю. Я хотел бы подняться с ней на поверхность.

Глава 8

Вдалеке вспыхнул белый свет, зазмеились, как живые, яркие полоски, и Ян, уложив скрипку в футляр, двинулся по этому импровизированному коридору, воображая, что это не более чем светодиоды. Еще несколько шагов, и он обнаружил себя в каменном колодце. Впереди шеренгой стояли девушки — на первый взгляд, совершенно одинаковые. Ровно семь девиц в идентичных белых туниках. Идеальные фигуры, крутые бедра, темные волны пышных волос.

«Возьми ту, кого ты ищешь, за руку и уходи», — прозвучало у него в голове.

Рост в рост, голос в голос, волос в волос… И ведь он никогда не видел Элю в ее истинном обличье!

Ян потер рукой лицо, покрепче ухватил скрипку и приблизился к девушкам. Все они отличались удивительной красотой, смотрели равнодушно, и встретиться с ними глазами оказалось невозможно. Наверное, они были зачарованы. Точнее, зачарована одна из них — Эля, а остальные, клоны, всего лишь морок. О таком русалка его не предупреждала!

В русских народных сказках что-то такое встречалось. Но как они выходили из положения? Кажется, кому-то на плечо садилась специально подготовленная волшебная мошка. Тут никаких мошек не предвидится. Халявы не будет.

Ладно, время еще есть — не терять надежды. Нужно сохранять уверенность, пусть это и становилось все труднее. Сердце принялось бухать, как набат.

— Эля, — позвал он негромко. — Ты ошиблась. Ты не из этой стихии. Пойдем со мной. Пожалуйста.

Никакой реакции. Глаза у девушек были открыты, но в них не отражалось ни мысли, ни понимания. Подводный музей восковых фигур.

Он хотел было прикоснуться к волнистым волосам стоявшей с краю девицы, но с размаху натолкнулся на невидимое стекло. Интересненько, как он тогда возьмет Элю за руку?

«Ты должен вначале определиться, кого из них ты выбираешь. И лишь тогда… У тебя одна-единственная попытка».

От этих слов, как почудилось Яну, барабанные перепонки болезненно завибрировали. Что же делать, что же ему делать? Они идентичны, как штампованные в Китае куклы, и он никогда не видел Элю настоящей.

Ничего. Он не крыса. Она знает, что он пес, и он ее точно почует. Ничего, что он сейчас в тающем коконе воздуха, а она в речной воде. Это совершенно не имеет значения.

Что он видел, что ощутил, когда общался с ней? Ян встал боком перед первой в шеренге девицей и зажмурился, стараясь вспомнить и вернуть тот наплыв чувств, который заставил его понять, что перед ним кромешница. Неслышный, но явственный девичий смех, будто вплетенный в ее ауру. Смех-колокольчик: такой бывает только у очень юных девушек, которым в рот попала смешинка, смех, совсем не похожий на то, что демонстрировала ему Эля, — пока он не развеселил ее неудавшимся превращением. Слева все было мертво, и он сделал шаг вперед, чтобы оказаться напротив следующей куклы. Потянул за другую ниточку своих слепящих воспоминаний, от которых было больно глазам. Освежающая мята, земляничная кислинка, ледяная вода с капелькой лимонного сока в жаркий день — Эля. Нет, никакого отклика.

Еще шаг, третья претендентка. Ян тряхнул головой, челка упала, и ему показалось, что он слышит голос Эли, с деланым возмущением заявившей: «Ты мне надоел». — «Ну прости, — ответил он мысленно. — Не время помирать. Пойдем. В следующий раз я сыграю только для тебя».

Ян открыл глаза. Третья девушка стояла таким же манекеном, как предыдущие. Конечно, она ему не отвечала, это его внутренний монолог, воспоминания, ничего больше. Рано успокаиваться, рано. Он снова зажмурился и переместился вперед, к четвертой кукле. Сзади будто что-то упало, не нарушив тишины, но его сердце дернулось туда, словно было на привязи. Да, кажется, ошибки нет. Эля — та, от которой он уходит.

Нельзя, надо проверить всех.

Но сколько у него еще времени? Если он не возьмет Элю за руку вовремя, она останется тут и будет обречена. Уши стало закладывать, по коже побежал холодок. Почему он послушал русалку и не посмотрел на часы, спустившись на дно? Болван. Надо же было быть таким болваном.

Ян закусил губу — железистый привкус крови и отрезвляющее жжение. Вызвал в памяти ощущение теплого нежного тела, упавшего с размаху в его объятия. Нет, слева мертво. Сзади — укол в сердце. Еще шаг, девица номер пять. Быстрее. Он метнул влево новый сгусток мучительно-сладких воспоминаний — ничего. Еще шаг, шестая. Проверка. Нет. Седьмая. Голова болела уже невыносимо, звон в ушах оглушал. Ничего.

Все же третья. Ян одним скачком вернулся и встал перед третьей девушкой, но, боясь ошибиться, медлил. Синие глаза девицы казались стеклянными. Без искры, оживляющей взгляд, Ян не мог распознать ее красоту, а ряд клонов внушал безотчетный ужас. Она походила на древнегреческую статую — прямой нос, четко очерченные черты лица и полнейшее равнодушие. «Ты меня не обманешь, — сказал ей мысленно Ян. — Ты не такая».

«Я такая».

«Тебе больно. Я понимаю. Не знаю почему. Но здесь тебе не место. Ты живая».

«Я ненавижу тебя».

Все это она говорила ему раньше — и то, что он ей надоел, и фразу «Я такая». А вот этих слов он от нее никогда не слышал, а значит, она ему отвечает, это не игра его паникующего разума.

«Ты…»

Он глубоко вдохнул, ловя последний глоток воздуха, впитывая несуществующий аромат свежей мяты и соленого бриза, и перед глазами у него почернело. Кислород иссяк. «Ты ненавидишь себя. Пойдем со мной».

Ян ухватил ее за руку в тот самый момент, когда потерял сознание.

Примечания

1

Известная песня группы The Beatles, любимой группы матери Джуда.