Нулевой Архетип

Ольга Куранова

После Первой Катастрофы мир изменился – поверхность земли стала непригодной для жизни и люди ушли – в горные города и на небесные платформы. То, что осталось внизу, скрыто от них за пеленой Сонма и охраняется фантомами. Мало кто отваживается спускаться туда. Но чтобы спасти своего близкого человека мастрессе Анне Кейн придется рискнуть и отправиться к самому сердцу Земли вместе с небесным капитаном Аланом Атресом. Туда, где спят скелеты дирижаблей и старых зданий. Туда, где ждут загадки прошлого и чудовища, которые их охраняют. Туда, где течет непостижимый и таинственный Нулевой Архетип.

Глава 2

В кабинете было холодно, и неприятно тянуло сыростью из приоткрытого окна. На «Трели» ослабили контроль за защитными сферами, стараясь сберечь больше мощности для двигателей, и облачная муть просачивалась на улицы, заливая их туманом.

Кейн было холодно, но она не просила закрыть окно, хотя ее тонкая белая шаль почти не грела.

— Вам холодно, Анна? — спросил инспектор Федерико Тольди, препарируя Кейн взглядом прозрачных, слегка навыкате глаз. Тольди сидел напротив за массивным деревянным столом Линнел и выглядел в точности таким же, каким Кейн помнила его во время их последней встречи два года назад.

Федерико работал следователем в Управлении по расследованию спирит-преступлений и тогда обращался к ней как к независимому эксперту.

— Последствия отравления миражом. Вы сами знаете, как это бывает, — пояснила Кейн, кутаясь в шаль, и чувствуя себя совершенно разбитой. Слабость не проходила вот уже несколько дней и никак не получалось согреться.

Все эти дни Линнел не приходила в себя, и это беспокоило все больше. Доктор Лейбер сделал все, что мог, и добавить ему было нечего. Оставалось только ждать.

— Со мной все в порядке, Федерико. Я готова ответить на ваши вопросы, — Кейн хотелось закончить с этим как можно быстрее.

Тольди не был первым, кто опрашивал ее — изначально аварией в центральном узле занималась местная жандармерия, но все же именно разговора с ним Кейн опасалась больше всего. Федерико был мастрессом на государственной службе. Он разбирался в схемах немногим хуже преподавателей в Университете, и любая нестыковка в показаниях, которую пропустили бы жандармы, для него стала бы очевидна.

— Расскажите все с самого начала. Как вы оказались на «Трели»?

У него была неприятная привычка смотреть словно сквозь собеседника, на которую Кейн никогда не обращала внимания раньше. Но раньше ей не было необходимости утаивать информацию.

— Мне позвонила Линнел и попросила приехать, — лгать об этом не имело смысла, и Кейн сказала правду. Тогда звонок шел по государственной линии, и его легко было проверить. Впрочем, проверять такие вещи у Федерико не было причин.

— Вы часто видитесь? — уточнил он, склонившись над блокнотом. Белесые, почти бесцветные волосы упали Тольди на лицо, и он привычным жестом поправил их, чтобы не мешали.

— Нет, мы не встречались пять лет, — спокойно ответила Кейн.

— Это долгий срок. Вы знаете, зачем она пригласила вас на прием?

— Полагаю, это касается «Трели». Платформа опустилась слишком низко, и у Линнел нет денег на ремонт. Думаю, она хотела обратиться ко мне за помощью.

— Думаете, ее интересовали ваши деньги? — Тольди задавал вопросы так, словно заполнял пункты в списке, размеренно и почти небрежно, но это была мнимая небрежность. Кейн знала его как человека, который никогда не упускал из виду деталей.

— Федерико, вы прекрасно понимаете, что у меня нет таких средств. Но у меня есть связи, и я знаю множество полезных людей. Думаю, Линнел интересовало это.

Тольди сделал еще несколько пометок в блокноте:

— Вы собирались ей помочь?

— Разумеется. Мы с Линнел выросли вместе. Я несколько лет жила на «Трели», когда была ребенком. Это место много значит для меня.

— Вы признаете, что вы пристрастны? — Тольди несколько раз постучал колпачком ручки по блокноту, словно пытаясь найти в ее словах подвох.

— Да, — ответила Кейн. — Я не отрицаю, что для меня это личное. Тем более теперь, когда Джеймс Стерлинг собирается купить платформу, и авария ему выгодна.

Тольди замер на несколько секунд, будто пес, который учуял добычу, а потом подчеркнуто аккуратно перевернул страницу:

— Вы считаете, что он может быть замешан в аварии?

Он спрашивал совершенно бесстрастно, и все же Кейн поняла, что именно в тот момент начался настоящий допрос.

На самом деле она не думала, что Стерлинг стоял за аварией на «Трели». Едва ли он стал бы использовать паразита, пока сам находился на платформе. Тот, кто чуть не разрушил центральную спирит-схему, планировал уничтожить «Трель» вместе со всеми жителями.

Кейн считала Стерлинга ублюдком, но вряд ли он был способен хладнокровно убить несколько тысяч человек.

— Я считаю, что это возможно, — тем не менее, сказала она. — Авария могла снизить рыночную стоимость платформы. У Джеймса Стерлинга был мотив.

— Это серьезное обвинение. Вы уверены, Анна? — перо на кончике ручки тихо скрипнуло о бумагу, будто поставив галочку, а Тольди вопросительно посмотрел на Кейн.

— В том, что считаю так — да, — нейтрально ответила она.

Тольди вряд ли верил ей, но он не имел права игнорировать показания. Тем не менее, он читал отчеты жандармов, и видел остатки медиатора разрушения собственными глазами. Паразит, который проник в валькирию, не был создан, чтобы «снизить рыночную стоимость», он был заточен на полное разрушение центрального узла.

Кейн подозревала, что это все равно было связано со Стерлингом. Купив собственную платформу, он получил бы доступ к новым ресурсам и место в сенате, и многим это не нравилось. Возможно, среди этих людей были те, кто готов был уничтожить «Трель», лишь бы она не досталась никому.

Обвинив Стерлинга, Кейн могла ненадолго помешать его попыткам объявить Линнел недееспособной и купить платформу, а это — пусть косвенно — но могло защитить «Трель» от повторной аварии хотя бы на время.

— Когда вы узнали, что в центральном узле произошла авария? — спросил Тольди, сделав несколько пометок в блокноте.

— Тогда же, когда и все остальные на платформе, я увидела поток спирита в небе.

— Вы сразу поняли, что это авария в центральной схеме? — уточнил он.

— Федерико, я не слишком разбираюсь в механике платформ, — честно признала Кейн. — Но я прекрасно знаю, что если в воздухе колонна спирита — это плохо.

Допрос неизбежно подходил к самой опасной части — к тому, что произошло в центральном узле. Кейн собиралась солгать, выгораживая Атреса, как она уже лгала, рассказывая эту историю жандармам.

Укрывательство схематика было преступлением, и Кейн не была уверена, насколько риск оправдан.

Линнел могла никогда не проснуться, «Трель» все еще могла достаться Стерлингу.

И все же, если был хоть какой-то шанс, Кейн не имела права его упустить. Она никогда не считала себя хорошим человеком, но даже для нее существовали вещи, ради которых стоит рисковать.

Она не могла выдать Атреса, подписав ему смертный приговор и лишив Линнел последней возможности спасти «Трель».

И, если перестать лгать самой себе, ей просто не хотелось быть причиной чьей-то смерти.

Атрес не был виноват: ни в том, что стал схематиком, ни в том, что никто так и не придумал способа лечить это без точки расщепления.

Так что, возможно, дело было не только в «Трели», не в проблемах Линнел.

По крайней мере, когда несколько лет назад перед Кейн стоял точно такой же выбор — выдать схематика или промолчать — она промолчала.

Впрочем, тогда это совершенно ничем не грозило ей лично. Тогда Федерико Тольди не приходил ее опрашивать и не препарировал спокойным, равнодушным взглядом.

— Расскажите, что произошло, после того как вы увидели утечку спирита.

— Когда я поняла, что случилась авария, я скрыла поток спирита миражом, чтобы не провоцировать панику среди гостей, и отправилась к центральному узлу, — Кейн говорила уверенно и четко, потому что именно так она поступила бы, если бы не медиатор времени.

— Вы взяли с собой Алана Атреса. С какой целью?

В ее показаниях это было самым подозрительным моментом, и Кейн знала, что Тольди не упустит его из виду.

Обычному человеку нечего было делать рядом с центральным узлом. У мастрессы архетипа не было причин брать с собой обычного человека.

— Вам кажется это странным? Я просто растерялась, Федерико. Я не знала, что именно произошло — повреждение двигателя или самой схемы. Алан воздушный капитан, в тот момент мне показалось, что он сможет помочь.

Объяснение было слабым, малоубедительным, и Кейн казалось, что Тольди видит ее ложь насквозь, но именно эту ложь он не мог ни проверить, ни оспорить.

— Это единственная причина? — кончик ручки на секунду замер над страницей блокнота, будто на полуслове.

— Да, — ответила Кейн спокойно и твердо, совершенно отчетливо понимая, что совершает преступление, которое может разрушить всю ее жизнь.

— Хорошо, — Тольди поставил точку.

* * *

Сад на «Трели» располагался почти у самого края верхнего яруса, часть его выходила отдельной площадкой наружу, и в ясные дни с нее можно было увидеть клубящийся где-то внизу Сонм. Сейчас все скрывала облачная муть, в которой раз за разом, как тени под поверхностью воды, проступали образы-обрывки схем: фрагмент крыла птицы, наконечник копья, женская фигура на носу корабля.

«Трель» опустилась слишком низко, почти на уровень Грандвейв.

Было холодно, шаль не спасала от сырости, и на волосах оседала мелкая морось дождя. Вход на площадку почти терялся в тумане, и казалось, что облетевшие розовые кусты стирались до белизны, как незаконченная акварель. Пахло осенью и влажной землей.

Сад производил угнетающее впечатление.

Кейн знала о том, что так будет, и все равно после разговора с Тольди пришла сюда. В детстве это было ее любимое место.

Сад был личным проектом Линнел. Заботиться о нем на воздушной платформе было нелегко, и большую его часть закрывали стеклянными куполами, только эта площадка оставалась открытой. На ней почему-то росли только розы — упрямые северные розы, которые почти никогда не цвели, и даже когда они цвели, их бутоны больше напоминали выцветшие белесые плевки.

Теперь и их не было.

Кейн зябко поежилась и потерла плечи. Ее злила собственная сентиментальность, совершенно ей не свойственная, и эти странные приступы ностальгии.

В конце концов, Линнел позвала ее не для того, чтобы вспомнить прошлое. Она обратилась не просто к подруге детства, а к мастрессе Пятого Архетипа, потому что нуждалась в помощи, и Кейн собиралась сделать все, что в ее силах. В ее планах не было места ни для меланхолии, ни для жалости к себе, ни тем более для уныния, в которое приводил один вид этого сада.

Разговор с Тольди прошел настолько гладко, насколько это вообще было возможным, и все же она чувствовала себя беспокойно. Люди, которые попытались уничтожить «Трель», могли повторить попытку до тех пор, пока верили, что платформа достанется Стерлингу. Вычислить, кто именно использовал разрушающий медиатор, было невозможно, но даже если бы удалось, это все равно не решало главных проблем. «Трель» нуждалась в ремонте, и как можно скорее.

Кейн хотелось действовать, но пока Линнел не приходила в сознание, оставалось только ждать.

Время играло против нее.

Она еще не обсуждала это с Атресом, вообще не виделась с ним после того, как пришла в себя в своей комнате несколько дней тому назад, но даже если бы он согласился со всеми условиями Линнел, предстояло еще каким-то образом спасти ему жизнь. Кейн не лгала, когда говорила, что процесс расщепления схематика считался довольно простым, но ему нигде не обучали, и механизм никто не проверял со времен Первой Катастрофы.

Саму затею — пройти Грандвейв и отправиться к узлу Земли — многие назвали бы путешествием в один конец.

Кейн представила себе Линнел, почему-то именно такой, какой увидела ее на полу в центральном узле, и подумала: просыпайся. Просыпайся, ты очень мне нужна.

Без тебя здесь все развалится.

Шаги за спиной заставили ее вздрогнуть. В первое совершенно безумное мгновение Кейн пришло в голову, что это действительно Линнел, хотя даже если бы она пришла в себя, никто не отпустил бы ее гулять по саду.

В тумане вырисовывалась высокая мужская фигура, почти неразличимая в молочной белизне. Она шла по проходу, никуда не торопясь и как будто без цели, словно прогуливаясь.

— Что вы здесь делаете? — спросил Атрес, подойдя ближе.

Он спросил это прямо, почти строго, как мог бы капитан спрашивать своего подчиненного, и это должно было раздражать, но почему-то только вызвало у Кейн улыбку:

— Вы действительно не умеете вести светскую беседу, Алан.

Атрес казался странно уместным там на площадке — строгая черно-белая фигура, словно сотканная из белесой мути вокруг. Голые розовые кусты по бокам дорожки будто обрамляли его в терновую раму.

— Врач советовал вам лежать, — Атрес проигнорировал, что она назвала его по имени, и встал рядом с Кейн, заложив руки за спину.

— Это было несколько дней назад, — пожалуй, глупо было вот так храбриться в его присутствии, потому что она все еще чувствовала себя истощенной, но Кейн просто не хотелось пока возвращаться в комнату. — Вы беспокоились за меня, я польщена.

Она сказала это не всерьез, полушутя, но Атрес все равно ответил без улыбки:

— Я не беспокоился за вас, я осматривал «Трель». Хочу понять, во сколько мне обойдется помощь Линнел Райт. Не думал, что платформа в настолько плачевном состоянии.

Кейн улыбнулась и снова посмотрела на Сонм. Ей показалось, что просвете облаков мелькнул погнутый шпиль высокого здания:

— Вы не знаете, очнется ли Линнел, но уже прикидываете сумму, о которой она попросит?

— Несколько дней назад мы решили, что это «надежда».

Кейн плотнее укуталась в шаль, хотя та совершенно не спасала ни от холода, ни от сырости:

— Вы поверили мне.

— Разумеется.

Он сказал это абсолютно спокойно, просто констатировал факт, и было очень странно думать, что человек вроде Алана Атреса доверился словам Кейн, пусть даже в такой малости.

— Знаете, вам на самом деле очень повезло. С момента Первой Катастрофы у схематиков не было даже надежды. Для всех, кроме вас, независимо от статуса и денег, это все еще приговор.

— Надежда имеет смысл, только если она оправдывается, — спокойно ответил он. Внизу, слева от них в облачном просвете медленно проплывала скошенная вершина какой-то башни. — Вы пока еще не вылечили меня. Линнел Райт пока еще не очнулась, а платформа все еще нуждается в срочном ремонте, — он оглянулся по сторонам и равнодушно пожал плечами. — Угнетающее зрелище.

Умом Кейн понимала, что в глазах постороннего человека «Трель» действительно была просто платформой в аварийном состоянии — старой, обедневшей и не стоящей того, чтобы ее спасать.

— Просто сейчас не сезон, — тем не менее, сказала она. — Когда этот сад зацветет, здесь станет по-настоящему чудесно.

Кейн, разумеется, преувеличивала, потому что даже ей эти розы — маленькие, понурые и очень живучие — не особенно нравились. Шипов у них было больше, чем листьев, и цвели они недолго. Просто она выросла рядом с ними, и только потому они имели для нее значение. Желание доказать их ценность было на самом деле из детства, и, как и многие ее порывы родом из детства, толкало Кейн на глупость. После разговора с Тольди, в котором ей приходилось взвешивать каждое свое слово, наперед просчитывать последствия, даже хотелось совершить эту глупость. Всего одну, безобидную:

— Знаете, Атрес, если бы вы увидели этот сад во всей красе, думаю, вы бы его полюбили.

Он повернул к ней голову, посмотрел абсолютно бесстрастно. Зрачки сливались с радужкой, и от того казались двумя аккуратными дырами:

— Я равнодушен к цветам.

— Вы просто не видели, — улыбнулась Кейн. — Смотрите.

Использовать архетип в ее состоянии было неразумно, и все же она нашла взглядом красное яблоко и потянулась к спириту под поверхностью мира. Мираж плеснул наружу, привычно затопил пространство, и достаточно было всего лишь зачерпнуть, чтобы вытянуть желаемый образ.

Первым она создала запах, он был морозный, очень нежный и почти неразличимый, с едва уловимой нотой соли. Кейн выхватила его из воспоминания: ей тогда было восемь. Весна наступила рано, розы распустились, а потом снова вернулись холода. Кейн пришла на эту площадку, и розы облетали. Лепестки ложились на землю медленно, торжественно и очень тихо. Она так плакала тогда, думала, что цветы умирают. Хотя на самом деле этот сорт оказался по-настоящему живучим.

Атрес нахмурился, обернулся на пустой сад, и Кейн плеснула миражом на дорожки, на колючие, почти черные от влаги кусты. Цветы распускались — нежные, почти светящиеся бутоны. На самом деле эти розы никогда такими не были, они только казались такими в детстве, когда все было больше и ярче.

— Достаточно, — сказал Атрес, и в тишине его голос был четким и безусловным, как выстрел.

Кейн убрала мираж, и он растворился в воздухе, превратившись в обычное воспоминание. Немедленно накатила слабость, и огромного труда стоило не упасть.

— Видите? — спросила она, заставляя себя улыбаться. — По-настоящему чудесно.

Атрес смотрел на нее мрачно и совсем не походил на человека, которому понравилось:

— Я не думал, что вы настолько…

— Романтична? — подсказала ему Кейн, чувствуя, как начинается озноб. Ей действительно не стоило использовать спирит в таком состоянии.

— Глупы, — холодно поправил он, как будто ее глупость оскорбляла его лично.

Это было забавно, и она действительно могла бы засмеяться, если бы ее чуть меньше трясло от холода:

— Алан, я солгала инспектору и согласилась помочь схематику. Я или полная дура, или безумна. Вы знали об этом с самого начала.

Атрес снял китель, накинул ей на плечи, и сразу стало теплее:

— Помолчите. Вы уже достаточно наговорили.

Китель казался тяжелым, плотная ткань еще хранила тепло тела, пахла горьковатой туалетной водой и едва заметно человеческой кожей. Это почему-то смущало, и вместе с тем собственное смущение казалось Кейн почти смешным.

— Теперь замерзнете вы, — сказала она.

— Со мной все будет в порядке, — сухо отозвался он, хотя его белая рубашка, наверное, совершенно не спасала ни от холода, ни от сырости.

— Извините, Атрес. Глупо получилось, — последствия использования спирита стирались быстро, понемногу отступал холод. Впрочем, Мираж все-таки был родственным для Кейн архетипом, он почти не требовал от нее усилий для использования.

— Хорошо, что вы это понимаете. И можете называть меня по имени. Вы и без того постоянно сбиваетесь, звучит совершенно нелепо.

— Вас это раздражает.

— Естественно.

Она снова повернулась к краю площадки, туда, где в белизне угадывались текучие силуэты Грандвейв. Кейн не хотелось видеть глаза Атреса в тот момент. Все-таки у него был очень равнодушный взгляд.

— Вам действительно не понравился сад. Жаль. Мне хотелось, чтобы вы увидели «Трель» красивой. Знаете, это место стоит того, чтобы его полюбить.

— Я равнодушен к миражам, — голос у него был спокойный, совершенно невозмутимый.

— И к цветам. Да, я поняла, — Кейн наконец согрелась и сняла китель, протянула Атресу. — Спасибо.

Он проигнорировал:

— Что вы будете делать, если Линнел Райт не очнется через неделю?

— Подожду еще неделю, — без кителя снова стало холодно, и Кейн плотнее укуталась в шаль. Это не помогло. — У меня не так много вариантов.

— Платформа нуждается в ремонте, чем скорее, тем лучше. Если мы опустимся еще немного ниже, окажемся в Грандвейв.

— И ваше время тоже не бесконечно, — добавила она, хотя и не знала, как далеко зашел процесс. Некоторые схематики мутировали в последнюю стадию годы, некоторым хватало недели. Говоря откровенно, Кейн и не хотелось знать, как много времени у Атреса, потому что пока она все равно ничего не могла сделать.

Она вдруг представила, что они все ждут и ждут, пока проснется Линнел, а Атрес медленно сливается с медиатором, чтобы в конечном итоге превратиться в схему вроде валькирии. В призрака самого себя. Мысль была жуткая и одновременно с тем совершенно нереальная.

Атрес казался очень жестким и слишком настоящим, чтобы представлять его в качестве схемы.

Кейн поежилась.

— Я свяжусь с главным офисом «Скайлинг», они пришлют несколько грузовых дирижаблей, чтобы помочь «Трели» набрать высоту, — неожиданно сказал он. — Я также дам деньги на первичный ремонт. Простейший, разумеется, только чтобы платформа могла уверенно держаться в воздухе. Линнел Райт без сознания и не может принимать никаких решений, но у нее есть управляющий. Его подписи на договоре будет достаточно.

— Это щедрое предложение, — мягко заметила Кейн. — Слишком щедрое, чтобы быть правдой.

— Разумеется, — не стал спорить Атрес. — Компания «Скайлинг» заключит с «Трелью» контракт, а вы отправитесь со мной к точке расщепления. Если после я вернусь живым, моя компания спишет долг и оплатит капитальный ремонт. Если же нет, Линнел Райт придется вернуть все затраченные на «Трель» средства. Если вы согласитесь, мы отправимся в Древние Города сразу, как будут улажены формальности.

Может быть, не безрассудно щедрое, но его предложение все еще было хорошим:

— Вы готовы указать в контракте, что спишите долг сразу, как только вернетесь? — спросила она.

— Верно.

— Вы же понимаете, это, скорее всего, станет известно Стерлингу. Он сделает все, чтобы мы не вернулись.

— Разумеется.

Атрес не боялся. Или не подавал виду.

— Выбор только за вами, — добавил он. — Вы не знаете, очнется Линнел Райт или нет, и насколько риск оправдан. Но вы уже солгали ради меня инспектору и уже замешаны в происходящем.

Кейн улыбнулась:

— Вопрос надежды?

— Да.

— Вы же знаете, я уже дала на него ответ.

* * *

Ричард — а пока Линнел не пришла в себя, управляющим на платформе был именно он — согласился принять помощь «Скайлинг» тем же вечером. На самом деле он ничем принципиально не рисковал, «Трель» все равно катастрофически нуждалась в ремонте.

Уже на следующий день, ближе к вечеру, прибыли грузовые дирижабли — восемь массивных воздушных судов черно-красной расцветки, фирменных цветов «Скайлинг».

Кейн стояла рядом с Атресом на главном воздушном причале и смотрела, как их тросами крепили над ключевыми узлами платформы.

Облачная муть наконец-то рассеялась, и небо было пронзительно-голубым, почти прозрачным. Таким ясным, каким оно бывало только на «Трели».

Атрес следил за процессом молча, привычно заложив руки за спину, и казался до странности уместным, словно кто-то нарисовал его как картинку специально на воздушном причале — строгую, одетую в капитанский костюм фигуру с идеально прямой спиной.

Атресу шли открытые пространства, наполненные воздухом.

Уже через несколько часов «Трель» начала набирать высоту. Сонм отдалился, стал рваной облачной пеленой где-то внизу, и уже невозможно стало разглядеть отдельные схемы. Впрочем, у Кейн и не было повода смотреть вниз.

На следующий день на платформу прибыл адвокат «Скайлинг» и привез с собой договор. Уточнение и подписание его не заняло много времени.

Вечером, через два неполных дня после разговора в саду, Кейн впервые пришла в комнату Линнел.

Было темно, на столе горела одна единственная масляная лампа — Линнел не выносила спирит-светильников у себя в спальне — и пахло лекарствами.

Тяжелые темно-синие портьеры закрывали единственное круглое окно.

Линнел лежала на двуспальной кровати, их с Дэном кровати, и казалась ребенком. Свет лампы ложился на ее лицо, и оно казалось пронзительно ярким по сравнению с чернильными тенями, притаившимися в углах комнаты.

Конец ознакомительного фрагмента.