Слобожанские пасторали. Повесть

Ольга Краузе

Слобожанщина – легендарный край Украины, где переплелись судьбы разных людей. А судьба любого человека всегда интересна, особенно если в его характере прочно сидит неукротимая жажда свободы.Большое спасибо змиёвским историкам-краеведам Ирине и Михаилу Саяным, которые, сами того не ведая, помогли мне довести эту повесть до логического конца.

Налет

Апрель с самого начала выдался теплым, но не настолько, чтоб уж ночевать в летнем домике, но самое время землю под огородные посадки вскопать, обглоданные зайцем саженцы подлечить, да барахлишко на весеннем солнышке перетрясти. В тот день Нелли Николавна подзадержалась в городе и ехала послеполуденной электричкой. Вагон моторный и потому пустой — она, да в уголке, возле туалета, парнишка в черной толстовке с капюшоном на голове. У ней еще мысль промелькнула: «Зачем он там сидит? Ведь наверняка из туалета воняет.» Продавцам-коробейникам в таком вагоне делать нечего, они его насквозь мимо пробегают. Только молочник в белом фартуке остановился перед ней.

— Здравствуйте! А я уж и не надеялся сегодня вас встретить.

— Да, проканителилась дома с утра, то тэ, то тэ. Думала вовсе не ехать, но охота пуще неволи. Хоть чуток в огороде повозиться и обратно.

— Вам повезло! У меня как раз последняя упаковка творога для вас и осталась. Будете брать?

— Ой, спасибо! Теперь уж точно не зря съездила! А я-то как раз переживала, что сегодня останусь без вашего творога. Конечно буду брать. А яйца кончились?

— Штук пять осталось, да вы больше и не брали никогда.

— А куда мне больше, я ж насквозь самостийная.

Обменяли товар на деньги, деньги на товар и молочник дальше по вагонам побежал остатки продавать.

А парнишку в черном капюшоне трясло не на шутку. Его такие ломки одолели, что хоть об стенку головой или, как Анна Каренина, под колеса поезда кидайся. А у бабки в сумочке деньги. Он сам видел, как она у дядьки в белом фартуке чего-то покупала. Сколько там у ней? Хватило бы на дозу. «Сейчас, сейчас» — бормотал он, сжимая в потной ладони монтировку, удачно свистнутую у работяг путейцев на платформе перед посадкой в поезд.

Идет Захарка домой, не идет — на крыльях летит и думает: «До чего работа на чужого хозяина человека портит. Он при этом напрочь забывает, что сам себе хозяин. Ну вот зачем он столько лет вкалывал на этой птицефабрике? Полтора месяца прошло, как на вольных хлебах, а уже кредит скоро отобьет. Люся заработок прислала, он его в том же банке на три месяца на депозит положил. К маю, как все просохнет, будет на что и балки потолочные поменять, и печку поправить, и крышу перекрыть, и стяжку по фундаменту… Идет он по тропинке, траву зеленую, пробивающуюся из под снега, по пути дерет кроликам на угощение, а поперек дороги, лежит окровавленная бабка, та самая, которой он сегодня последнюю упаковку творога продал. И кругом никого.