Театральный кошмар. Несколько дней из жизни начинающего драматурга

Ольга Колодзейская

У начинающего драматурга творческий кризис. Это всегда точка отсчета, поворот к чему-то новому. Все начинается в день полнолуния, когда на помощь приходят персонажи собственных пьес. Одни пришли помочь, другие поспорить. Они доказывают свою правоту, заставляя автора стать участником странных и мистических событий.

ГЛАВА 4

Несмотря на половину бессонной ночи, проведенную за разговором о грехах человечества, я не чувствовала усталости. Я решила, что сегодня хороший день, чтобы поработать. Вчерашний разговор остался в памяти и мне не терпелось начать. Я подумала, что было бы неплохо найти книги, список которых я всегда составляю, начиная работу над новой пьесой. Как вы уже знаете, мои друзья — большие поклонники литературы, особенно русской и к книгам отношение у них трепетное. Им удалось не только сохранить те книги, что оставили родители, но и обзавестись новыми, каждый раз посещая книжные выставки. Я предвкушала работу с книгами и запах старых фолиантов витал над головой. Я наскоро позавтракала и вернулась в спальню в поисках того самого списка. Я знаю, что бываю рассеяна и до неприличия невнимательна, но всегда нахожу утерянное. Потратив время, я решила, что смогу вспомнить хотя бы часть из тех книг, названия которых были в моем списке и направилась в гостиную. Я уже подходила к двери, когда заметила, что комната отсвечивает тусклым блеском и по стене расползлись мутные тени. Ругая себя за свою невнимательность, я повернулась, чтобы выключить забытую лампу (а зачем, собственно, ее выключать, если я как раз за этим и пришла, намереваясь провести время за книгами). Я уже протянула руку, чтобы отодвинуть створку двери, как вспомнила, что уже два дня не писала ни строчки и уж тем более не работала с книгами. Я даже не заходила в гостиную! Все эти догадки ворвались в меня одновременно и я поняла, что снова начинаю путаться в происходящем. Мое состояние было таким же, как и в тот раз, когда увидела Мефистофеля. Теперь я могла поклясться, что его не было ни на кухне, ни в одной из комнат, нигде. Я заглянула за дверь. Снова по телу пробежала электрическая волна и меня обдало холодным потом. Наклонившись к лампе над раскрытой книгой, сидела Вера Ивановна. Она привычно морщила нос, поднимая очки на переносицу. Гостья неторопливо закрыла книгу и посмотрела на меня. В происходящем со мной винить было абсолютно некого, кроме меня самой. Я вынуждена признать, что выражение «горе от ума» в полной мере относится ко мне, точнее сказать от моей фантазии. Вера Ивановна! Не может быть, чтобы она пришла только для того, чтобы помочь мне в споре с Мефистофелем. Я точно знала, что править пьесу уже не буду, тогда зачем она здесь?

— Я нашла ваш список — сказала она.

«Странно, она даже не поздоровалась, это на нее не похоже.» Позвольте объяснить вам кое-что. В пьесе «Мечты», где главная героиня Ольга попадает в старый дом и говорит с душой своей учительницы, таковых две. То есть, две учительницы, две Веры Ивановны. Воплощение ее в последние годы, когда она, возможно, терзалась, вспоминая свою жизнь и ошибки и, безусловно, была готова принять все, как есть. И ее воплощение в молодости, когда главным принципом было научить детей во что бы то ни стало. Это воплощение, точнее молодая Вера Ивановна, была непримирима и переубедить ее в чем-то казалось делом совершенно невыполнимым. Представьте только, ко мне пришла именно она, молодая Вера Ивановна, со всем своим набором убеждений, против которых невозможно устоять. Был в этой пьесе еще один секрет. На помощь Ольге, главной героине, пришла Оля — ее собственное воплощение в возрасте восьми лет. Так что битва была равной, теперь же я была одна. Как мне нужно было сейчас появление Мефистофеля! Иногда наше сознание играет с нами и выделывает трюки, каких совершенно не ожидаешь. Я решила найти злополучный градусник, тот самый, с отсутствующим ртутным столбом и уже сделала шаг в сторону, намереваясь вернуться за ним в спальню.

— Не спешите — железным тоном произнесла гостья.

Наверно способность удивляться скоро совсем покинет меня и я, по-моему, вполне к этому готова. Вера Ивановна протянула мне совершенно нормальный термометр и моя надежда на помощь Мефистофеля растаяла. «Зачем она здесь? Просить править пьесу, финал? Спорить, о чем?» Главное, сдержать шквал атаковавших меня вопросов.

То ли во мне прорезается писательское чутье, то ли это заслуга моего шизоида, в последние дни явно уставшего от меня, но мне удалось скрыть все то, что бушевало и резвилось внутри. А резвиться, поверьте, было чему. Вопросы, сомнения и страхи бегали в подкорке моего разума и, от осознания полного надо мной контроля, выкидывали все мыслимые и немыслимые штуки, какие могли.

Вы еще здесь, не устали? Подозреваю, что есть люди, которые совсем не читают современных авторов. Если речь идет о классиках, вы правы, они — лучшие. Можете спорить, но ограничение себя чтением классиков подобно тоске по умершему дедушке. Никто не думает заменить его, соперничать с его талантами или заставить вас не любить и не вспоминать его. Если вы живете, то лишь для того, чтобы узнать больше, попробовать, почувствовать и запомнить, а не хоронить себя вместе с ним.

Вера Ивановна? Пусть сама все расскажет. Решение было лучшим и мы отправились на кухню пить чай. На правах хозяйки я усадила свою гостью на то самое место, где я еще недавно поглощала сатанинские блины. Я смотрела на нее и меня не оставляло ощущение, будто мы не на кухне, а в учительской советской школы, годах, эдак, шестидесятых. Вера Ивановна сидела, вытянувшись по струнке, как наверно и учила сидеть своих несчастных учеников. Я не могла уловить, но в ее движениях проглядывало некое мещанство, в сочетании со строгостью и определенной чопорностью. Она легко подхватила чашку и сделала глоток.

— Деточка… — едва успела она начать.

Скажу сразу, что в пьесе моей героине едва ли больше лет, чем мне сейчас (простите, обойдемся без уточнений). Пожалуй, даже на пару лет меньше, но это обращение абсолютно гармонировало с ее образом и манерами, так что оно ничуть не смутило меня. Мы наслаждались чаем, цветочным медом и бисквитами, так любезно запасенными Мефистофелем накануне. Я представила будущий разговор Мефистофеля и Веры Ивановны. Перед моим взором ясно предстала картина начала их спора с традиционного «деточка», обращенного к Мефистофелю. Признаюсь, с этого момента я была в полном нетерпении, предвкушая увидеть выражение лица князя тьмы и так полюбившуюся мне удивленную бровь.

— Я читала вашу книгу.

Голос учительницы звучал строго и уверенно. Железные нотки недвусмысленно требовали ответа. Я промолчала.

Конец ознакомительного фрагмента.