Анечка и конец света. Теория выживания

Ольга Колбина

Простые люди, такие же, как мы с вами, живут своей обычной повседневной жизнью, и вдруг в мире что-то быстро и непоправимо меняется. Всё более явно проступают страшные симптомы надвигающейся беды.Как пережить глобальную катастрофу? Как выжить, когда умирают родные и друзья, исчезают любимая работа и бытовой комфорт, а многие ценности больше ничего не стоят? Это и предстоит решать героям книги. Группами и в одиночку пытаются они осмыслить и принять новую жизнь, не теряя человечности и надежды.

V

Следующим утром пришлось долго ждать маршрутку. Начинался рабочий день, но машин на улице мало. «Как в выходной», — подумала Анечка. Когда она забралась в подошедшую, слава богу, машину, пассажиров там оказалось непривычно мало, учитывая, сколько пришлось ждать. Люди выглядели нездоровыми, кашляли, часто доставали носовые платки. Но Анечка всего этого не замечала. Она думала о Вале. Каково ей сейчас!

Валя была матерью образцового семейства. Эту подтянутую, стройную, миниатюрную женщину с короткой мальчишеской стрижкой никому бы и в голову не пришло назвать матерью семейства. Однако у Вали было два взрослых сына, муж, большая квартира и маленькая собачка. Валя была старше Анечки на несколько лет. Она не работала, как и принято в образцовых семьях, деньги зарабатывал муж. Младший сын Женя учился в музыкальном лицее и собирался стать скрипачом, старший Артём был студентом престижного питерского университета. Валя вела светскую жизнь: посещала театры, выставки и другие культурные мероприятия, почти каждый день ходила в модный спортивный клуб, увлекаясь то фитнесом, то йогой, то индийскими танцами. Не забывала о парикмахерах и косметических салонах, благодаря чему её внимательные тёмно-карие глаза смотрели на собеседника из-под модной рыжего цвета челки, а свежести лица могла бы позавидовать любая десятиклассница. Но Анечка подозревала, что большую часть своего времени Валя проводит с тряпкой. В Валиной квартире даже с микроскопом нельзя было найти ни одной пылинки, а ведь там обитало ещё трое мужчин и собака! По сравнению с её кухней любая операционная, наверное, показалась бы грязной ночлежкой. В почти дворцовом интерьере каждая салфетка, каждая солонка не имела права выбиваться из общего строго выверенного стиля. Валя была безупречна. Валя была благополучна. И вдруг такая трагедия! А как же Тёма? Сообщила ли она Тёме в Питер? Конечно, сообщила, ведь ему нужно успеть приехать на похороны! Тёма приедет… Даже в таких обстоятельствах от одной мысли о приезде Тёмы Анечка начала немного нервничать. Когда они виделись в последний раз, Тёма поцеловал её в щеку. Просто так, на прощание. Всех целовал по очереди — родителей, племянницу и её заодно. Мальчику только 22 года, и почему она, взрослая женщина, должна из-за этого нервничать? И вообще об этом думать? Но не думать об этом не получалось. Однако вскоре мысли Анечки переключились на Губкина и вчерашний вечер. Найди тех, кто дорог, поцелуй их детей. Что же это такое?

Поднявшись на свой третий этаж, Анечка обнаружила, что многие на работу не пришли. Начальник с недоумением объяснил тем, кто был на месте:

— У Семёнова жена ночью умерла, — все ахнули, — у Петровой ребёнок заболел. Так, у Федотовой тоже. У Муравьёва вообще все болеют серьёзно — жена, дети, тёща, он позвонил, отпросился. У меня, кстати, тоже жена и сын с температурой. Старшую дочь я с утра в школу отвёл, вроде здорова.

Начальник Павел Константинович был ещё очень молод, но беззаветная любовь к выпечке и шоколадным конфетам уже к тридцати годам превратила его в нечто огромное и рыхлое, весом килограммов 150. Сослуживцы, кто за глаза, а кто в лицо, называли его Павлуша. Они помнили его ещё стройным и подвижным, любили его за незлобивый нрав и коллективно переживали за его стремительно сдающее здоровье.

— Все болеют, все болеют! — из-за монитора выглянула лысая голова. Антоха всё свое личное и рабочее время проводил в Интернете. — На официальных сайтах об эпидемии ни слова! Включите телик, может там что-нибудь скажут в новостях. Но в твиттере просто поголовно все с температурой. И в сетях все жалуются на простуду. Симптомы одинаковые: насморк, глаза болят, температура, кашель. А потом человек со связи пропадает. Может спать ложится? Но очень многие пишут, что кто-то в семье умер. Так быстро, утром ушёл на работу здоровый, к вечеру явился больной, ночью умер.

— Так почему не объявят, почему школы не закрыли? — заволновался начальник.

— Наверное, закроют сегодня, да поздно будет, все перезаражаются, — «оптимистично» предположил Антоха.

— В обед съезжу, дочку заберу, сюда привезу, — решил Павлуша. Он часто забирал из школы старшую, Марину, и она делала уроки за папиным столом, пока тот бегал по цехам, вытирая огромным платком вечно потное щекастое лицо. — Вы-то все здоровы?

Сотрудники заверили его, что совершенно здоровы. Но всем было страшно. У некоторых дома остались больные мужья, жены, родители. Все как по команде кинулись к телефонам. Анечка тоже хотела позвонить родителям, но её опередил звонок мамы:

— Как ты себя чувствуешь, как дети? — в голосе слышались панические нотки.

— Мы-то здоровы все, а вы как?

— Мы тоже, но у Нинки! — тут Анечка поняла, что мама плачет, — у Нинки умерли ночью все! Дочь, внуки, зять. Нинка с приступом сердечным, Иван к ней поехал. Я не пускала, заразится ведь, но как его остановишь? Да и я, наверное, поеду, как её бросишь?

— И Славик тоже? — оторопев от ужаса, спросила Анечка.

— Нет, Славик у Нинки ночевал, он даже не чихнул ни разу.

— Мама, сиди дома, все болеют и умирают, Валины родители вчера тоже.

— Да ты что! Заболели?

— Нет. Умерли от простуды. И на работе у Семенова жена ночью…

— Но Нинка!

— А у Токманцевых как дела, Соня как?

— Токмацевы в порядке, дети здоровы, Соне стало лучше. Но до сына с невесткой они дозвониться не могут. Вчера те должны были своих мальчиков забрать, Соня их из школы заодно привезла, но не заехали. Телефон не отвечает. Токманцевы, конечно, нервничают, тем более, что их друзья какие-то тоже умерли, им с утра сообщили.

— Не выходи никуда! — закричала вконец напуганная Анечка, — тем более, что транспорт очень плохо ходит, не дождешься, — добавила она, зная, что только это могло остановить ее маму, та не любила ходить пешком, не давали больные ноги.

Анечка заметила, что Лена Смирнова при упоминании Токманцевых начала прислушиваться к разговору.

— Что с Соней? — спросила она, когда Анечка повесила трубку.

— Всё в порядке, выздоравливает, — ответила Анечка (очень хотелось добавить «и не надейся», но она не любила обижать людей, даже если они этого заслуживали). Смирнова и была тем камнем, который поневоле держала за пазухой Анечка при встрече с Соней. Уже несколько лет Сонин муж был любимым мужчиной Лены Смирновой. Иногда он заходил с тортиком к ним в техотдел, без стеснения сопровождал её на корпоративных вылазках на природу. Однажды они с Анечкой, разговорившись, совершенно случайно выяснили, что тот Токманцев, про которого она упомянула в разговоре, и есть его уважаемый тесть. Тогда и было заключено «соглашение о неразглашении». Да Анечка все равно бы не пошла к Токманцевым ябедничать. Нельзя же лезть в чужие дела. Тем более, Соню она тогда совсем не знала.

— Хорошо, — пожала плечами Смирнова, — а у меня ночью свинка пала. Ничего не предвещало, утром захожу в сарай — лежит.

Удивительно было то, что при своей ангельской внешности — длинные белокурые волосы, голубые глаза — просто принцесса из сказки, Смирнова держала свиней и кур. Жила она в частном секторе, каждую весну они с матерью покупали поросёнка, и к осени он набирал вес. Тогда Лена сама, взяв у соседа ружьё и паяльную лампу, забивала свою ненаглядную свинку, как она сама называла своих питомцев, опаливала шкуру и с помощью соседа-алкаша разделывала по всем правилам, скрупулёзно записанным в её записной книжке. А тут на дворе август, а свинка сдохла.

К обеду ситуация стала ещё тревожнее. У Павлуши жена больше не отвечала на звонки, и он умчался домой. Иван Семёнович не смог вызвать Нинке врача, отпоил валокордином. Не дозвонился ни до милиции, ни в похоронную службу. Даже такси не удалось вызвать — телефоны на автоответчике или отключены. Тогда он привез Нинку со Славиком к себе домой. Повезло, не пешком, маршрутку дождались, совсем пустую.

Анечка спустилась в цех, ей нужно было отдать документы начальнику второго цеха Файнбергу. Обычно там в это время кипела работа, сновали люди, двигались погрузчики, шумели машины, но сейчас было тихо. На лестнице она столкнулась с Сеней. Этот неопределенного возраста мужчина с вечно немытой и нестриженой кудрявой шевелюрой отвечал на предприятии за связь и был совершенно незаменим. В просторечии все его звали радистом, и с ним нужно было держать ухо востро. Дело в том, что Сеня был очень разговорчив, если не сказать болтлив. Стоило только зазеваться, неосторожно улыбнуться Сене или притормозить, проходя мимо, всё — придётся слушать его полчаса, не меньше. Радист был Анечке симпатичен, она часто узнавала от него разные интересные вещи о политике, экономике и, конечно, о разных аспектах радиосвязи — любимой Сениной темы, но где взять столько свободного времени? На этот раз она постаралась проскочить мимо, но Сеня просто вцепился в ее рукав.

— Ты знаешь, какая эпидемия у нас? Там внизу — никого! Никого!

— Что, совсем?

— Только Файнберга видел. А ты…

— Извини Сеня, я побегу, а то вдруг он уйдет, а у меня документы не подписаны, — нашлась Анечка и побежала вниз по лестнице. Сеня всплеснул руками и отправился искать другую жертву.

Файнберг был на месте. Увидев гостью, он поднялся ей навстречу. Это был высокий, по-своему красивый человек с очень серьёзным лицом. За серьёзность эту отвечала вертикальная складка на лбу, которую стилисты и визажисты называют хмурка. Документы, инструкции, схемы и технологические карты были у него всегда в полном порядке, а воротничок рубашки, видневшейся из-под спецовки, всегда имел свежий вид. Анечка уважала его за техническую грамотность и часто обращалась к нему за советом, если сама не могла в чём-то разобраться. И это в то время, когда начальники других цехов годами не находили времени привести документацию в порядок. Перед каждой проверкой они в панике прибегали к Анечке с папками исчёрканных бумаг и криками «Что делать? Как быть?! Помоги!». Достоинства Файнберга «усугублялись» красивым, идеально разборчивым почерком. К тому же он, несмотря на вечную занятость, всегда был рад остановиться и поболтать с Анечкой на самые разные темы. Лену Смирнову и Марину Эдуардовну он удостаивал лишь вежливым приветствием, а с Анечкой у них всегда находилось, что обсудить. «Это только из вежливости, — совершено искренне думала Анечка, — по работе он зависит от моих действий и решений, вот и старается быть любезным. Ну не может ведь он интересоваться такой серой, ничем не примечательной личностью, как я. Ни супер-длинных ног, ни пятого размера, ни роскошной прически». Анечка даже косметикой пользоваться стеснялась, ей казалось, что помада сразу размажется, а тушь потечёт, и вообще, все будут над ней смеяться. Единственным украшением служила широкая лента-резинка, которая удерживала гладко зачёсанные назад волосы. Обычно лента была серо-голубой, в цвет глаз. Иногда ленту заменял пластиковый ободок. Одежду она тоже выбирала своеобразно. Поскольку на работу нельзя было прийти в привычных джинсах и кроссовках (дресс-код, будь он неладен!), она носила платья-футляры. Длинные рукава, вырез под горлышко, длина по колено, всё прилично. Никаких рюшечек и лишних деталей. Платья эти сидели на ней очень хорошо, благодаря высокому росту и полному отсутствию лишнего веса, а скорее даже, его недостатку. Но это Анечке и в голову не приходило. Серенько, скромненько — и хорошо.

— Все домой уехали, — сказал Файнберг, поздоровавшись. — Плохо всем. Многие ещё утром не вышли на работу. Вот я остался, да старший механик, да Наташка вон сидит, чай пьёт. В других цехах тоже такая чертовщина — работяги все заболевают, а начальство бодрячком! Может они надышались чем-то? Так ведь я тоже в цеху целый день, и ничего!

— А как жена ваша, как семья? — слегка смутившись, спросила Анечка. Она никогда не задала бы такого вопроса, если бы не эпидемия.

— Так нет у меня никого, собака дома ждет. Сложный я человек, — попытался пошутить Файнберг.

— А у механика вашего семья как? — Анечка часто с ним сталкивалась, но не могла запомнить, как его зовут.

— У Серёги? В разводе он. Сын у него в другом городе, на звонки не отвечает, но он в школе, возможно. На уроке, не может трубку взять. Серёга весь на нервах. А Наташке вон не за кого переживать.

Техник Наташка — бывшая детдомовка. Её вопиющая невежественность и детская непосредственность вкупе с весёлым нравом вызывали в людях симпатию и желание чем-то помочь, чему-то научить. Постепенно Наташка училась, оперялась. Анечка часто носила ей сумки с вещами. Анечкины подруги отдавали, слегка поносив. Не надо было задумываться, куда деть надоевшее платье — Наташке! И теперь та при своей зарплате и полном отсутствии вкуса выглядела вполне прилично.

Разобравшись с документами, Анечка вернулась на свой этаж. Никто не проявлял признаков нездоровья. На этаже располагалась «контора»: бухгалтерия, техотдел, где работала Анечка, отдел охраны труда, кабинеты директора и его замов. Всего здесь трудилось человек двадцать. А в целом на предприятии — около 400 человек. В цехах, на складе, в гараже, в лаборатории. Но сейчас людно было только в «конторе».

— Приказ по электронке пришёл, — крикнул ей Антоха из-за своего монитора, — ввиду высокой заболеваемости работников, и т.д., и т.п., рабочий день до 14.00!

— Как твои-то, здоровы? — спросила Анечка, надеясь на положительный ответ, Антоха не выглядел подавленным, как все остальные.

— Я здоров, Лёха звонил — тоже, отец — хоть бы что! — Анечка и Антон родились в маленьком рабочем городке. Антоху она знала с детства и Алексея, его единственного друга, тоже. Антоха был социофоб, ничто, кроме Интернета и Лёхи его не интересовало. Не то, что вы подумали. Просто Алексей был единственным человеком, который добровольно соглашался терпеть Антоху и даже иногда проводить с ним свободное время — пивка выпить или обсудить компьютерные новинки.

— Но в твиттере пишут — кошмар! — возбужденно продолжал Антоха, — у всех кто-то уже умер, а сами симптомы свои описывают, совета спрашивают друг у друга. Потом пропадают со связи. Кстати, твои там в порядке, отец видел, с коляской куда-то бегут, торопятся.

Отучившись в институте и выйдя замуж, Анечка осталась жить в мегаполисе, вскоре сюда перебрались и родители. Анечкин же брат Саша с семьей остался в родном городке. Недавно у них дочка родилась. А ещё там жили тетушки, двоюродные братья и сестры с семьями и другие родственники. Анечка позвонила брату. Он на бегу рассказал, что все наши здоровы, но в городе со вчерашнего дня люди мрут как мухи, и он с женой, ребёнком, тёщей и тестем едет на дачу, подальше от заразы. Потом Анечка обзвонила подруг, бывшего мужа, кое-кого из родственников, получила эсэмэски от детей, и ей стало спокойнее. Все её родные и друзья живы и здоровы.

В этот момент в техотдел заглянул директор. Он безумными глазами оглядел оставшихся сотрудников и, увидев, что начальника техотдела нет, быстрым шагом двинулся на выход. Впрочем, он и раньше не давал себе труда здороваться с подчинёнными или хотя бы замечать их присутствие. Не царское это дело. Это был единственный человек, который называл Анечку Анной Ивановной, притом подсматривая в бумажку, которую подсовывала ему секретарша. Сам он упомнить своих сотрудников не мог и не собирался. Все остальные, даже малознакомые люди, с детства, не сговариваясь, называли её Анечкой. Это имя-прозвище прилипло к ней раз и навсегда. Анечкой называли её даже мальчишки в пятом классе, которым по возрасту положено всех девчонок звать дурами и воронами. И теперь её, уже взрослую женщину, и старики и малые дети всё равно звали Анечкой. Директор ушел, а через минуту в техотдел заглянула секретарша Дина, девушка модельной внешности, но, вопреки предрассудкам, совсем не дура, скорее, себе на уме. Она объяснила, что у директора при смерти дочь и он поехал домой. Замы тоже разъехались. А главный инженер заперся в кабинете, сославшись на плохое самочувствие. Но всем было понятно, что причина его болезни, как всегда, — похмелье. Услышав, что начальства нет, сотрудники засобирались по домам. Все переживали за близких. Лена Смирнова не могла дозвониться до матери, у Дины, оказывается, тоже заболели родители. Не переживал только Антоха. Напротив, он был возбуждён, взбудоражен, ведь происходило что-то захватывающее и страшное. У него было чувство, как будто он смотрел фильм ужасов: на экране кровь льётся рекой, а он в безопасности на своем диване. А ещё Марина Эдуардовна преспокойно печатала какой-то отчёт и никуда не торопилась.

— Как там ваши, Марина Эдуардовна?

— А что? Всё в порядке, муж в саду копает, внуки у нас, в детский сад их утром не взяли, воспитатель на больничный ушла и нянечка тоже. Дочери, зятья? Да все здоровы, иммунитет у моих хороший, все свое из сада едят, всё натуральное. Сватья звонила — за внуков переживает, у неё на работе тоже, как у нас, отпустили из-за эпидемии всех домой. Но, слава богу, среди наших никто не заболел. Конечно! Я их и ягодами, и зеленью свежей снабжаю, зелёный лук, чеснок, петрушка — это же чистый иммунитет!

Марина Эдуардовна продолжала живописать чудодейственность своих овощей и фруктов. Анечка чувствовала смутное беспокойство от её слов, но что это — не могла понять. Не прошло и месяца, как Марине Эдуардовне стукнуло пятьдесят, и все сотрудники были приглашены на юбилей в её большой дом. Гостей было много, кроме сослуживцев — родственники, друзья. Анечка тогда выпила лишнего, что было для неё не очень-то характерно. Она перетанцевала со всеми мужчинами, включая дедушек и двенадцатилетнего внука, поиграла в «дурака» на чердаке с детской тусовкой, состоящей из племянников, внуков и детей кого-то из гостей. Потом включилась в долгий женский разговор тётушек за тридцать. Вела себя шумно, перецеловалась со всеми на прощание, а на следующее утро ей было очень стыдно. Но, как ни странно, все остались приятно удивлены, увидев Анечку весёлой и раскованной, ведь в обычной жизни она была тихим, слишком тихим и спокойным человеком. Так что же её тревожит в словах Марины? Анечка повторила про себя её слова: «всё своё», — нет, не это; «все здоровы, хороший иммунитет», «петрушка — чистый иммунитет». И тут она поняла — иммунитет! Губкин сказал: «Ты жизнь, ты иммунитет».

Анечка принялась раскладывать всё по полочкам. Близкие Марины здоровы — все они были на юбилее. Мои друзья и родные не заболели. Может, это не случайно? Соне стало лучше, внуки Токманцевх в порядке. А Нинка? Вся семья, которую я не знаю, умерла, а Славик не заразился. А ведь Нина Станиславовна забрала его тогда, когда все уже заболели, а значит, был полный контакт! И сама она здорова. Так вот для чего Губкин привёз всю свою родню! Нет, не может такого быть. Но слова Губкина снова зазвучали в её голове: «Найди тех, кто дорог, поцелуй их детей!». Вчера Губкин ей звонил, так что можно перезвонить и выяснить. Она набрала номер, но «абонент выключил телефон или находится вне зоны действия сети». Анечка порылась в сумке и нашла телефон регистратуры. Там никто не брал трубку. Так, что ещё? Начальник, Павлуша. Жена и сын болеют, а Маринка, которой Анечка иногда помогала учить уроки, спокойно отправилась в школу. В городке люди «мрут как мухи», а из родни никто не заболел. «Найди тех, кто дорог, поцелуй их детей!». Нет, не так! «Иди к тем, кто дорог, найди тех, с кем давно не виделась, поцелуй их детей!». Тех с кем давно не виделась! Господи, Катерина! Как же я забыла Катьке-то позвонить! И Анечка схватила телефон. Нет сети. Но только что же была? С рабочего набрала. «Соединение в данный момент невозможно», — сказал голос в трубке.