Под небом Стамбула

Ольга Карпович

Все не случайно в этом мире. И странные события происходят в нашей жизни для того, чтобы дать пищу для размышлений, сместить точку видения мира. Ну а в жизни писательницы, от лица которой ведётся повествование, все абсурдные истории определенно происходят только с одной целью – подарить сюжет нового романа. Героиня отчаянно ищет свою дорогу к дому, и не важно, где он будет: в Стамбуле или в Москве. Ведь настоящий дом – в сердце любящего, это самое желанное место на Земле, где будут ждать всегда.

Брат мой Младший

Повесть

В большом затемненном павильоне вспыхнул яркий свет, выхватив из темноты сложную металлическую конструкцию, установленную в углу. Осветительные приборы были настроены, оператор уже вовсю катался на подвесном кране, вся группа была в сборе.

Главный герой, играющий в этой многообещающей постановке бесстрашного копа Джека Рассела, актер Джереми Форкс, так и не соизволил явиться на площадку.

Режиссер Том Парсонс нервно посмотрел на часы и обернулся к Леониду:

— Слушай, приятель, ну где твой малыш? Уже полчаса ждем.

Леня безмятежно улыбнулся коротышке Тому и жестом показал, что все ОК. Парсонс недовольно надул губы и засеменил к оператору. Леонид, продолжая широко улыбаться, отошел в темный угол помещения, вытащил из кармана куртки мобильный, набрал номер Джереми и несколько секунд слушал протяжные гудки. Только три часа назад они расстались у дверей салона красоты, где восходящая звезда собирался навести глянец. Леонид трижды напомнил ему, что смена назначена на 10 вечера и его святая обязанность — появиться на площадке вовремя. Леня начал нервничать.

Он вышел на улицу. Уже стемнело, но еще чувствовалась липкая духота жаркого летнего дня. Павильон студии располагался на холме, откуда был виден переливающийся внизу разноцветными огнями большой шумный Лос-Анджелес. Прекрасный, манящий, восхитительный город греха, безумных надежд и потерянных иллюзий. Леня ощущал, что находится в самом сердце кино, в его колыбели, там, где зарождаются мечты и уводят обывателей в мир иллюзий. Если бы еще этот олух царя небесного Джереми не портил все своими выходками…

Вдалеке зарокотал мотор автомобиля. Мужчина прислушался: машина свернула с шоссе и, хрустя гравием, покатилась по направлению к студийной площадке. Оставалось только молиться, чтобы это оказался ярко-красный «Форд» Джереми. Машина подъехала к павильону и из салона вылез Джереми в черной кожаной куртке и в яркой бандане, повязанной на голове. Он захлопнул дверцу автомобиля и направился к Лене. Движения актера были неторопливыми, плавными и расслабленными.

— Добрый вечер, — поздоровался Джереми, расплываясь в своей фирменной невинно-порочной улыбке, «улыбке падшего ангела», как недавно написали о ней в газетах.

Леонид вгляделся в его лицо, отметил застывший взгляд, суженные в точку зрачки и грубо дернул парня за плечо:

— Где ты был? Что с твоими глазами? Опять…

— Спокойно, спокойно, Лео… — отшатнулся Джереми. — Я ведь и так опоздал, правда?

— Мотор! — скомандовал режиссер.

И Джереми, уже загримированный под бесстрашного полицейского Джека Рассела, пустился бегом, петляя между металлическими прутьями, пригибаясь и перепрыгивая через препятствия. Но перед очередным препятствием актер затормозил, замешкался, дыхание его стало прерывистым.

— Ну и что мы там встали? Выше, выше взбирайся! Ты меня слышишь? Черт! — выходил из себя Парсонс.

Но Джереми ступил на перекладину, ухватился за «паутину», подтянулся вверх и вдруг обмяк, словно тряпичная кукла, и рухнул вниз. Завизжала ассистентка, будто только этого и ждала, режиссер заорал: «Стоп!» Леня вскочил с кресла, с ужасом глядя, как подтекает кровью белокурая шевелюра восходящей звезды.

Леонид, казалось, сидит здесь, в больничном коридоре, в ожидании вестей о Джереми уже несколько лет. А новостей все не было. По лицу врача, разговаривавшего с ним несколько часов назад, Леня понял, что травма, полученная при падении, могла стоить охамевшему наркоману Джереми жизни. Неужели двадцативосьмилетний парень так нелепо погибнет?

Леонид никогда не считал себя удачливым человеком: двадцать лет он крутится в этом Голливуде, за плечами десятки сериалов, не продвинувшихся дальше пилотных серий, да парочка никому не известных малобюджетных боевиков. Но и это было неплохо для парня, прикатившего в благословенную Америку без денег, без связей, практически не владевшего языком, зато с огромными амбициями и намерением в два счета сделаться крупнейшим голливудским продюсером.

И вот впервые удалось заполучить серьезный проект. Телевизионный детектив про Джека Рассела зрители должны были схавать на ура. Да и денег удалось выбить прилично. Кто же знал, что проклятый засранец заторчит? Теперь все может рухнуть в тартарары из-за наркотиков.

— Я был против него с самого начала, — сварливо вскинулся Том Парсонс. — Я говорил, что с наркоманами нельзя связываться. Это все он, — приподнявшись с кресла, режиссер ткнул мясистым розовым пальцем в сторону Леонида. Присутствующие на экстренном совещании выдержали положенную паузу, скорбно качая головами и поджимая губы.

— Я помню, — вкрадчиво произнес Гарднер, директор киностудии, которого подчиненные прозвали Акулой как за жесткий беспощадный характер, так и за не сходящую с лица улыбку, такую широкую и блестящую, что казалось, зубы и правда растут в три ряда.

— Я также помню и наш разговор, Лео, в котором вы поручились за этого парня. И мы договорились, что я беру его под вашу ответственность, так?

Леонид поднял голову и, сжав зубы, выдержал тяжелый взгляд Гарднера.

— Так, — с усилием выговорил он.

— Прекрасно, — сладко оскалился Гарднер. — В таком случае думаю, что будет справедливым предоставить решение этой проблемы нашему исполнительному продюсеру мистеру МакКею. Надеюсь, вам, Лео, удастся найти замену покойному Джереми. Вы понимаете, необходимо значительное внешнее сходство. Замену необходимо найти в течение двух недель. В противном случае нам грозят крупные финансовые потери. Как вы понимаете, Лео, если это произойдет, нам с вами придется расстаться. Разумеется, после того, как вы уплатите причитающуюся по контракту неустойку.

«Внешнее сходство, внешнее сходство», — бормотал Леонид, перещелкивая на домашнем компьютере страницы с личными данными известных ему актеров. Конечно, найти стройного улыбчивого блондина не так уж сложно. Но в Джереми главным было другое — обаяние вечного мечтателя, неисправимого сорванца Тома Сойера.

Если честно, такими же чертами обладал еще один человек на земле — его собственный младший брат Алеша. С ним Леня не виделся уже двадцать лет. Если кто и мог бы заменить покойного Джереми в фильме, так только Алексей.

Но прошло уже двадцать лет, брату сейчас должно быть тридцать восемь, разве это возможно? Ведь они не общались двадцать лет, не считая дежурных поздравительных емейлов на день рождения и Новый год… И все-таки…

Леонид поднял телефонную трубку, набрал номер и произнес по-английски:

— Будьте добры, мисс, я хочу забронировать авиабилет до Москвы.

* * *

Не открывая глаз, Ленчик вслушивался в знакомые с детства звуки пробуждающегося дома. Сейчас бабушка забарабанит в дверь соседней комнаты, к брату, и Алешка, зевая и потягиваясь, лениво поплетется в ванную. Затем прошелестит по коридору мать, ткнет в розетку под зеркалом в прихожей щипцы для волос, стащит с кухонного стола кусочек сыра, и бабка привычно возмутится:

— А ну не хватай! Поешь хоть раз по-человечески. От тебя уже кожа да кости остались!

Он поднялся с кровати и распахнул окно. Прохладный апрельский воздух ворвался в комнату, пробежал по многочисленным грамотам, пришпиленным к стене над кроватью. Все они присвоены молодому гимнасту Леониду Макееву за спортивные достижения. Леня натянул домашние трикотажные брюки и принялся за утреннюю гимнастику.

Подтягиваясь на прибитом над дверью турнике, Леня изучал свое отражение в зеркале в прихожей. Оттуда на него смотрел двадцатидвухлетний подтянутый парень с сухим и подтянутым в мышцах телом.

Ленчик спрыгнул с турника и прошел по коридору в кухню.

Просторная четырехкомнатная «сталинка», принадлежала бабушке, Валентине Васильевне Зиновьевой. На самом деле дали ее когда-то деду-генералу, после смерти которого «семейным генералом» стала бабушка, пережившая войну, голодные годы, аресты близких друзей и знакомых. Единственная дочь Валентины Васильевны, Лара, в свои сорок два, оставалась капризным, неприспособленным к жизни ребенком. Временами она пыталась бунтовать против диктата матери, однако характера Ларисы обычно хватало лишь на то, чтобы провернуть какую-нибудь дикую выходку, а затем в испуге прибежать обратно с просьбой о помощи. Старуха сурово отчитывала непутевое дитя, но неизменно становилась на его защиту.

— Доброе утро! — поздоровался Леонид, заглядывая в кухню.

Посреди стола на старинном фарфоровом блюде возвышалась пирамида золотистых гренок. Алеша сосредоточенно сдирал зеленую фольговую крышку с кефирной бутылки. Лариса равнодушно ковыряла чайной ложкой творожный сырок.

— Ленечка! — расплылась в улыбке мать.

— Здорово! — бросил Алеша.

— Сегодня уезжаешь? — спросил он брата.

— Ага, — не оборачиваясь, кивнул Леня. — В четыре автобус.

— Ты это… — замялся Алеша. — Я с пацанами в школе поспорил, что ты золотую медаль получишь. Давай там, не обломай меня.

— Ладно, брательник, можешь на меня рассчитывать, — ухмыльнулся Леня и хлопнул Алешу по плечу.

Позже, когда Алешка ушел в школу, а мать убежала наконец в очередную контору, куда ей удалось пристроиться секретаршей, заскочила Марианна. На ней было модное кожаное пальто, а каштановые волосы взбиты кудрявой копной, «под Пугачеву». Она стрельнула золотисто-карими глазами по сторонам и заявила:

— Я на минутку, попрощаться. Кто дома?

— Только бабка, — выдохнул он, скользя губами по ее шее.

— Ну подожди, — тихонько рассмеялась она, — дай хоть разуться.

— Не могу! Пылаю страстью, теряю голову! — бешено вращая глазами, прорычал Леонид.

Марианна расхохоталась, оттолкнула его, скинула пальто и стащила наконец второй сапог.

С Марианной, студенткой юридического факультета МГУ, они познакомились полгода назад, в компании общих друзей. Внимание Леонида сразу привлекла яркая, веселая, темпераментная девушка, выдумщица и хохотушка.

— Ты надолго? — спросила она, проходя по коридору в его комнату.

— На пару недель. Большие соревнования, всесоюзные, — объяснил Леня, запирая дверь на задвижку.

Марианна присела на край постели, парень опустился рядом и сразу же потянулся к застежке ее платья.

— Так долго, — вздохнула она. — Я буду скучать по тебе.

Он опрокинул Марианну на диван и навалился на нее всей тяжестью.

* * *

Дверь за спиной Леонида тихо приоткрылась, и в раздевалку влетел рев и грохот огромного стадиона. Гудели трибуны, комментатор что-то монотонно бубнил из динамика, слышно было, как по коридору, громко совещаясь, бегают телевизионщики. В узкий дверной проем протиснулся Валерий Павлович, бессменный тренер и советчик.

— Ну что? Как настроение? Боевое? — Он быстро прошелся по раздевалке, нервно потирая ладони. — Врач, который осматривал тебя утром… Он говорил со мной… И считает, что тебе еще рано выступать после той травмы. Помнишь, зимой?

— Как это рано? — Леня даже вскочил со скамейки от возмущения. — Да я и забыл уже про тот вывих. Во, смотрите!

Он сбросил темно-синюю шерстяную олимпийку и, оставшись в форменной майке, принялся крутить правой рукой в разные стороны, демонстрируя тренеру, что вывих плеча давно зажил.

— Да вы сами знаете, я всю программу сто раз делал на тренировках.

— Я-то знаю, — покивал Валерий Павлович. — Но врач говорит, что связки еще слабые, малейшее перенапряжение — и разрыв… А может быть, и перелом… Это будет означать конец карьеры в большом спорте. Понимаешь?

Макеев помрачнел, отвернулся и принялся мерить шагами раздевалку. Конечно, это всего лишь крупные соревнования, не чемпионат мира, не Олимпиада. Можно и пропустить. И все-таки… Твердое осознание того, что сейчас он выйдет на арену, адреналин мощно захлестнет все его существо, и он, на мгновение став для толпы больше, чем богом, взлетит, укротив законы земного притяжения. К этому моменту, длящемуся вечность, секунде власти над застывшими внизу в немом восторге людьми, он был привязан всем своим естеством, и только это имело реальную власть над всей его жизнью.

— Да ну, бросьте, — отмахнулся Леонид. — Все это ерунда, врачи перестраховываются.

— Я тоже так думаю, — просиял тренер. — Значит, выйдешь выступать?

— Конечно, — открыто улыбнулся Леонид.

Выходя на площадку стадиона, Леня уже не слышал, как голос диктора в динамике перечислял его награды и регалии, как неистовствовали зрители на трибунах. Не слышал он и последних напутственных слов тренера. В ушах звенела абсолютная ледяная пустота. Глаза видели только брусья — ничего лишнего, ничего отвлекающего. Это все потом, когда программа будет выполнена.

Леня вышел на середину арены, поклонился и взлетел на брусья. Главное, не думать, не анализировать собственные движения. Тело знает лучше. Гимнаст ощущал, как свистит в ушах плотный теплый воздух, чувствовал, как напрягаются мускулы, заставляя тело взлетать, переворачиваться вниз головой, переноситься с одного бруса на другой, складываться пополам и мгновенно пружинисто распрямляться. Выступление шло к концу, оставалось лишь несколько элементов. Стойка на руках, круги двумя ногами, сальто…

Внезапно Леонид почувствовал, как плечевой сустав словно сделал лишний оборот, прокрутился вхолостую, как велосипедная цепь. Правая рука больше не желала слушаться, и Леня рухнул на расстеленные под брусьями маты прямо на вытянутую вперед руку, чувствуя, как ломается, лопается податливая плоть. Вдруг, словно кто-то вынул из ушей вату, оглушительно взревел стадион, заверещали что-то динамики, а затем все стихло и навалилась чернота.

Перед глазами на потолке больничной палаты разбегались трещины побелки.

— Подключичный вывих плеча. Вот, посмотрите… Головка плечевой кости значительно сместилась под ключицу. Также можем наблюдать перелом акромиального отростка лопатки и отрыв большого бугорка плечевой кости.

С черных глянцевых листков на Леню наползали непонятные белесые разводы. Он поморщился и отвел глаза.

— Послушайте, — обратился он к врачу. — А какие прогнозы? Я смогу вернуться в спорт?

— Милый мой, — развел руками врач. — Какие же могут быть прогнозы до операции? Вот прооперируем вас, полечим, проведем терапию, на процедуры походите… Там и посмотрим. Вы лежите, лежите… Отдыхайте!

На следующий день после операции прибежала Марианна. Она сидела рядом с кроватью, моргала заплаканными глазами и безостановочно гладила Леню по руке.

— Я так перепугалась, — быстро говорила девушка. — Мы ведь смотрели по телевизору… Ты выходишь… И вдруг — раз, упал, и врачи подбежали. Я не знала, где тебя искать, куда звонить…

— Зачем ты приехала? — раздраженно спросил Леня, отодвигая руку.

— Но как же? — ахнула Марианна.

Лицо ее мгновенно покраснело, по щеке покатилась слезинка. Она шмыгнула носом.

— На самом деле все это ерунда, правда? — она с надеждой посмотрела на Леонида. — Травма, вывих… Жизнь ведь на этом не заканчивается, верно?

— Верно, — слабо улыбнулся Леня.

— Я говорила с Валерием Павловичем. Он сказал, что подвижность вряд ли полностью восстановится. Но тренерской работе это не помешает…

От этих слов Леня дернулся, как от пощечины, охнул от вспыхнувшей острой боли в загипсованном плече, и с трудом выговорил:

— Тренерской работе…

* * *

Маленькая пельменная притулилась в одной из подворотен на Пятницкой, напротив некогда красивой, но в советское время облезшей и захиревшей церкви. Леня левой рукой (правая еще плохо слушалась) придвинул поближе к краю стола ополовиненную пивную кружку, прикрываясь полой ветровки, вытащил из внутреннего кармана четвертинку водки и щедро плеснул в пиво. Затем, морщась, глотнул горькую, отдающую спиртом, жидкость. Теплая волна прокатилась по телу, унимая колотившую его с утра мелкую дрожь. Леня отхлебнул еще и прислонился к стене. Он был почти счастлив.

За один миг произошли необыкновенные перемены. Лене вдруг захотелось быть добрым, захотелось поговорить с кем-нибудь, синеватые физиономии местной публики больше не казались ему ужасными. И вся не сложившаяся судьба теперь рисовалась совсем не в таком мрачном свете, какой он обычно представлял ее себе, будучи трезвым. Теперь казалось, что самое интересное еще впереди, не все потеряно и кое-что можно изменить, стоит только захотеть. Леня пьяно ухмыльнулся и опрокинул очередную кружку ядреного зелья на одном выдохе.

Прошло четыре месяца с тех пор, как молодой гимнаст Леонид Макеев, надежда советского спорта, сорвался во время выступления с брусьев и получил травму плеча, несовместимую с дальнейшей карьерой. Гипс давно сняли, позади несколько месяцев изнурительных процедур, ежедневной физиотерапии, тоскливой лечебной физкультуры. Врачи обещали, что вот-вот, еще чуть-чуть, и рука начнет работать, как прежде. В плечевом суставе сидели металлические болты, навсегда превратившие его, парящего Икара, бросающего вызов земному притяжению, в неповоротливого скрипучего робота.

Валерий Павлович избегал встреч, прятал глаза и советовал заняться пока тренерской работой, но надежды не терять, продолжать заниматься, авось…

Ни мать, ни бабушка не долго беспокоились за состояние и судьбу парня. Единственный, кто по-настоящему понял, что произошло, — младший брат Алешка. Леонид был благодарен ему. Брательник не лез ни с участливыми расспросами, ни с натянуто-веселыми разговорами, не охал над ним, но и не ворчал, что тот с жиру бесится. Впрочем, закончился учебный год, начались летние каникулы, и он уехал куда-то на Волгу, в спортивный лагерь.

Леня старался поменьше бывать дома. Постоянные скандалы матери и бабки действовали ему на нервы. Вот только сегодня днем, когда он уходил, весь дом, казалось, сотрясался от их криков. Лариса сообщила, что расписалась с очередным женихом, а бабушка орала на нее.

Было темно, когда Леня, опорожнив несчетное количество пивных кружек, возвращался домой из недавно облюбованного им кабака, где он пил и размышлял о том, как же ему дальше быть. Теперь нужно было быстрее добраться до квартиры, и тогда до утра он погрузится в теплый, медленно кружащийся перед глазами кокон.

Леонид вошел в темную прихожую, споткнулся об угол какого-то ящика, чертыхнулся и включил свет. Посреди прихожей почему-то торчал старый объемный чемодан. В коридор вышел Алешка. Видимо, только сегодня приехал из лагеря.

— Здорово! — широко зевнув, сказал он. — Ты чего так поздно?

— Так, — неопределенно покрутил пальцами Леня. — А это что? — он кивнул на чемодан.

Из своей комнаты выпорхнула мать, заметалась по прихожей, прикладывая палец к губам и делая сыновьям странные знаки.

— Тише! Тише! Не разбудите бабушку. Это мое!

Старуху все-таки разбудили. И пока Алеша отвлекал ее, Леня, воспользовавшись затишьем, выволок чемодан из квартиры и спустился во двор. Как ни странно, возле подъезда действительно ждало такси. Из машины вышел незнакомый мужчина представительного вида в дорогом импортном костюме. Леня, все еще ничего не понимая, стоял около желтой «Волги», когда во двор выпорхнула Лариса. За ней спустился Алеша.

— Мальчики мои, — всплакнула мать, обнимая их и прижимая к себе две головы, светлую и темную. — До свидания, мальчики мои! Простите меня. Живите дружно!

— Пока, мама! — Алеша поцеловал ее в щеку.

Леня же, ничего не понимая, выдержал материнские объятия и с облегчением отстранился.

Дверь захлопнулась, машина резко развернулась и выехала со двора. Братья медленно двинулись к дому.

— Уехала, — с грустью констатировал Алеша и тут же добавил: — Ой, что завтра будет… Подумать страшно!

Леня промычал что-то неопределенное и прошел в свою комнату. Ему не было никакого дела до того, что будет завтра. До него еще нужно дожить.

* * *

Из сбивчивого рассказа Алеши следующим утром и невнятной ругани Валентины Васильевны, возлежавшей в спальне с холодным компрессом на голове, Леня уяснил следующее. Последний материнский ухажер, Аркадий Петрович, имя которого так часто звучало в доме последние полгода, вчера вечером отбыл торгпредом в Польшу. Лариса отправилась вместе с ним в качестве законной супруги. Сделала она это тайно, чтобы избежать неминуемого скандала с властной старухой. Проснувшись утром, Валентина Васильевна обнаружила на столе записку, начинавшуюся словами: «Мама, когда ты прочтешь это письмо…» Однако оказалось, что это не сообщение о задуманном суициде, а прощальное письмо. Лариса просила простить ее и пожелать ей счастья, а матери вверяла заботу о своих взрослых детях.

— Ну ладно, бабуля, не расстраивайся так, — примирительно говорил Алеша, гладя ее по руке. — Что, мы без нее не проживем? Мы с Ленькой уже взрослые.

— Да как мы проживем-то на мою пенсию? — Валентина Васильевна приподнялась на кровати, воинственно потрясая сжатым кулаком. — Ты школьник еще, потом в институт пойдешь… На стипендию много не накушаешь. А этот… — она махнула рукой в сторону Леонида. — Только и знает, что по кабакам шляться. Помощи никакой… Ох, плохо мне! Ой, сердце.

— Бабушка, успокойся, пожалуйста. Ничего страшного не случилось. Ни о чем не беспокойся. С сегодняшнего дня я поступаю на тренерскую работу, — спокойно объявил Леня. — И Алешкой сам займусь. Он у меня строем будет ходить и честь отдавать.

— Сам ты строем ходить будешь, — заулыбался Алеша, видя, что скандал постепенно улегся.

— Ленечка! Хороший мой мальчик.

Старуха притянула к себе голову Леонида и поцеловала его в лоб.

Леня медленно шел по тротуару, кусая мороженое в размокшем вафельном стаканчике. Нужно собраться с мыслями. Легко заявить домашним: ни о чем не волнуйтесь, я выхожу на работу. Гораздо труднее это осуществить. Валерий Павлович, конечно, обещал помочь. Но надо смотреть правде в глаза. Новичок без опыта вряд ли может рассчитывать на серьезных учеников.

До чего же все несправедливо складывается в этой паршивой жизни! Он ведь так мечтал о спортивной карьере, так занимался, за всю жизнь не пропустил ни одной тренировки, работал до изнеможения, не позволял себе лениться и расслабляться. Не то что Алешка, который только болтает о том, что хочет быть гимнастом, как брат, сам же только и думает, как бы удрать из спортзала в кино.

Алешка… А ведь это мысль! Что, если первым учеником будет родной брат? Леонид круто развернулся и направился в сторону спортивной школы, где тренировался младший брат.

В глубине помещения вращался на брусьях какой-то парень. Стройный и легкий, он словно взмывал в воздух, паря над расстеленными внизу старыми черными матами. Ни малейшего напряжения не чувствовалось в его тонкой фигуре. Тело легко сгибалось во всех направлениях, словно резиновое. Каждое движение было плавным, летящим и совершенно естественным. Казалось, для него нет ничего проще, чем парить над землей в солнечном луче. И тут Леня узнал Алешу.

Леня подошел ближе. Алеша, увидев его, удивленно улыбнулся. «С ума сойти! У него даже дыхание не сбилось!» — отметил про себя Леонид и, усилием воли приглушив досаду, сказал себе: «Да, с таким учеником можно далеко пойти…»

— Я сам буду тебя тренировать, — стараясь выглядеть равнодушно, сообщил Леня.

— Да ты что, правда? — расцвел Алеша. — Вот здорово!

— Но предупреждаю, — сурово заявил Макеев. — Халтурить я не дам. Если уж тренироваться, то как следует.

Алеша радостно кивал, глядя на него сияющими преданными глазами. Старший брат, который всю жизнь был примером, недосягаемым идеалом, образцом для подражания, вдруг впервые похвалил его. А ведь он настоящий спортсмен, профессиональный, столько соревнований выиграл, столько медалей получил. Младшему, конечно, до такого уровня далеко, но раз брат сам возьмется его тренировать, можно надеяться, что и у него что-нибудь получится.

И Алеша, воодушевленный обещанием Леонида, с новыми силами взлетел на брусья.

* * *

Макеев действительно принялся за тренировки Алешки так увлеченно, словно успех брата, каждая победа была и его победой тоже. Сидя на скамейке в зале и пристально наблюдая за кувыркающимся на брусьях, на кольцах или на полу легким и гибким юношей, он словно видел себя самого, только более молодого и талантливого. В конце концов, он ведь действительно вложил в Алешу все, что знал сам, без остатка отдал ему свои знания и навыки, только брат сумел воплотить их в жизнь лучше, полнее, чем когда-либо удавалось ему самому. Думая о будущем, Леонид представлял себе ревущие стадионы, рукоплещущие трибуны, многочисленные золотые медали, не вполне отдавая себе отчет, что это будут Алешины медали и аплодисменты… За три года из способного спортивного подростка Алексей превратился в выдающегося восемнадцатилетнего гимнаста.

И вот теперь братья прибыли на первенство Советского Союза по спортивной гимнастике. Для Алеши это были первые взрослые соревнования, от успеха в которых зависело, включат ли его в команду страны для поездки на приближающийся чемпионат мира в Монреале. Впервые попав в компанию взрослых профессиональных спортсменов, он немного оробел. Казалось, здесь над ним просто посмеются и отправят домой с позором. Впрочем, Алешины доброжелательность и простота в общении всем пришлись по душе, вскоре он перезнакомился с другими гимнастами, с некоторыми даже подружился и подолгу просиживал в гостиничном баре по вечерам.

Леонид был не вполне доволен поведением брата. Конечно, парень прекрасно выступал в каждый из дней первенства, но его отношение к соревнованиям никак нельзя было назвать серьезным. В первый же день он удрал из гостиницы гулять по городу, чуть не простудился. Потом несколько раз приходилось едва ли не силой уводить его из бара. Кричал, что ребята еще не разошлись, все еще разговаривают, отдыхают, почему только он должен отправляться спать в десять часов, как ребенок.

Даже сегодня, перед последним этапом соревнований, когда старший брат пришел в раздевалку, чтобы поддержать, посоветовать кое-что, Алеша с улыбкой попросил:

— Лень, ты иди в зал, ладно? Мы ведь с тобой все отработали, я уже не врублюсь во что-то новое.

Леонид неохотно потоптался на пороге раздевалки, но все же решил отправиться в зал. В конце концов, парню действительно нужно отдохнуть и сосредоточиться перед выступлением.

— Я надеюсь, — обернулся он на пороге, — ты не убежишь гулять или в бар? Мне не нужно тебя караулить?

— Нет, ну что ты, — рассмеялся Алеша. — Ты иди, правда. И не волнуйся. Все будет пучком!

Через несколько секунд появился Алеша — высокий, тонкий, в темно-красном обтягивающем трико, под которым проступают рельефные мышцы, золотистые кудри блестят в свете софитов. Вот он кланяется, улыбаясь зрителям озорной мальчишеской улыбкой, и начинает программу.

Алеша легко подпрыгнул, ухватился руками за кольца и принялся выполнять упражнения. Леня чувствовал, как невольно дергается его тело при каждом подъеме, обороте или выкруте брата. Сердце бешено колотилось о ребра, перед глазами плясали электрические сполохи. В такие минуты Леня словно проваливался куда-то, терял самого себя. Сознание двоилось и раскалывалось на части. И Макеев уже не понимал, то ли это он сам, молодой, сильный и здоровый, парит над полом в напряженной тишине зала, то ли это какой-то неизвестный подлый узурпатор с ангельским лицом и телом древнегреческого атлета занял его место и сорвет сейчас шквал аплодисментов. На секунду сердце пронизывала острая болезненная ненависть к самозванцу. Леня сжимал руки, не чувствуя, как ногти впиваются в ладони… Неожиданно ненависть сменялась восхищением — так прекрасен, светел и юн был кувыркающийся в пронзительном свете софитов златоглавый атлет. Он плавно скользил в воздухе, даже не подозревая о том, что в эти минуты у преданного брата и тренера трещит и лопается от противоречивых чувств грудная клетка.

Праздновать победу Алексей отправился в кафе вместе с другими спортсменами, вошедшими по итогам первенства в команду чемпионата мира. Ребята веселились, поздравляли друг друга и прежде всего его самого, занявшего первое место.

Он залпом проглотил коньяк. Золотисто-коричневая жидкость поначалу обожгла горло, зато потом весь окружающий мир сделался будто бы еще ярче, красочнее. Алеша откинулся на спинку стула, блаженно жмурясь.

— Вы почему такой грустный? — прошептал вдруг ему на ухо хрипловатый женский голос.

Алеша вздрогнул, обернулся и увидел рядом с собой незнакомую девушку в красном, каком-то змеином, струящемся и переливающемся платье и с высветленными, аккуратно завитыми волосами. Девушка прикоснулась ладонью к его плечу и, чуть надув губы, обиженно спросила:

— Что, так печалитесь, что и танцевать меня не пригласите?

— Почему? Я готов! — Алеша вскочил со стула, отвесив незнакомке шутливый поклон.

Блондинка вложила ему в ладонь тонкие пальцы и повела к освещенной разноцветными лампочками площадке для танцев.

Когда музыка закончилась, но девушка еще несколько секунд не разжимала сплетавшихся вокруг Алешиной шеи рук. Он же не смел пошевелиться, млея от ее прикосновений, ощущая, как сладкая дрожь прокатывается вдоль позвоночника. Девушка неохотно отпустила его и двинулась за ним к столику. Алеша опустился на свое место и только тут увидел поджидавшего у дверей Леонида.

— Вон твоя нянька пришла, — хохотнул Юра. — Что, домой пора? Баиньки?

Алеша вспыхнул. Было чертовски неловко перед ребятами и особенно перед девушкой. Он поднялся и неохотно направился к брату.

— Пошли отсюда! — властно приказал Леонид, кладя руку на его плечо. — Тебе режим нужно соблюдать. Не забывай, впереди чемпионат мира!

Не отвечая, Алеша резко развернулся, сбросил ладонь брата и вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождь. Леня шел позади, на небольшом расстоянии. Алеша неожиданно резко обернулся к нему и выкрикнул:

— У меня твой чемпионат уже в печенках сидит! Пропади он пропадом, достало все!

Леня равнодушно пожал плечами, лицо оставалось все таким же спокойным.

— Издержки профессии. Разве ты не хотел стать настоящим спортсменом?

— Хотел! Я и сейчас хочу! — подтвердил Алексей. — Но ты… Ты мне дышать не даешь, постоянно командуешь: делай то, не делай это.

— Я твой тренер, — все так же спокойно объяснил Макеев.

— У них тоже тренеры есть, — Алеша махнул рукой в сторону оставшегося за поворотом кафе. — Но вот почему-то сидят за столом, коньяк пьют, расслабляются. И никто их не гонит спать в десять вечера. Один я должен…

— Дурак ты! — неожиданно резко бросил Леонид.

Он остановился, взял брата за плечо, заставил развернуться и посмотреть ему в глаза.

— Запомни, Алеша. Ты — не все! Ты лучший! По крайней мере, должен им стать. Иначе и смысла не было приходить в большой спорт. Понимаешь? И я заставлю тебя стать лучшим! Даже если мне придется тебя поколотить.

* * *

Поезд медленно подполз к перрону и, шипя и дергаясь, словно нехотя остановился. Алеша, вскинув на плечо спортивную сумку, выскочил из дверей вагона. Было раннее летнее утро, солнце только выползало из-за крыши вокзала, окрашивая небо в бледно-розовый цвет. Парень, откинув голову, глубоко вдохнул, словно хотел вобрать в себя радостный простор неба, все солнечное утро, все с детства знакомые запахи родного города. Как это здорово, что солнце, что лето… Казалось, Москва специально постаралась к встрече победителя.

Алешке не терпелось примчаться домой, поделиться радостью с друзьями — ребятами во дворе, бывшими одноклассниками. Все они обещали болеть за него и теперь, наверно, все уже знают и ждут не дождутся возможности поздравить нового чемпиона.

Дорога домой была на метро, куда Алешка и поспешил спуститься. Собираясь перейти на другую сторону платформы, он неожиданно налетел на худенькую светловолосую девушку с полиэтиленовым пакетом в руках.

— Сметана! — охнула девушка, опустилась на корточки, заглянула в пакет и расстроенно осмотрела осколки, плавающие в густой белой жидкости.

— Извините, пожалуйста! — смущенно проговорил Алеша.

Алеша с готовностью вытащил из кармана носовой платок, и незнакомка принялась тереть им испачканный подол. Алеша разглядывал сосредоточенное лицо, сдвинутые на переносице брови и почему-то расплывался в улыбке.

Незнакомка принялась оттирать белые капли с футболки Алеши. Парень видел, как от его дыхания шевелится прядь ее светлых волос на виске, и чувствовал, что краснеет. От волос девушки удивительно пахло хвоей, она вновь подняла глаза и посмотрела так же серьезно, без улыбки. И Алеше, бог знает почему, ужасно захотелось заставить ее улыбнуться.

— Все, — сказала она, протягивая платок. — Остальное дома отстираете. До свидания.

Она обошла Алешу и двинулась к эскалатору.

— Хотите, я вам новую сметану куплю?

Она отвернулась и досадливо прикусила губу.

— Улыбнитесь же, наконец. Что, у вас совсем чувства юмора нет, а? — балагурил Алеша. — Смотрите, фокус покажу.

Он подпрыгнул на месте, легко подкинул послушное тело в воздух, сложился пополам, оттолкнулся ладонями от пластикового перекрытия между двумя движущимися в разные стороны лестницами и перемахнул на соседний эскалатор. Глаза девушки округлились, она обернулась к уносившемуся вниз Алеше и закричала:

— Что вы делаете? Разобьетесь же.

— Разве достоин жить подлец, погубивший вашу сметану! — патетически воскликнул он и снова перемахнул через эскалатор обратно, очутившись несколькими ступенями ниже девушки.

— Чокнутый! — воскликнула она и вдруг рассмеялась.

Наверху у выхода залился трелью милицейский свисток, злобно каркнула что-то по громкой связи диспетчер, и у схода с эскалатора Алешу арестовали.

Разговаривая с милиционером, Макеев едва сдерживал ярость. Вернувшись из Госкомспорта, он с удивлением узнал от Валентины Васильевны, что младший брат дома до сих пор не появился. Ломая голову, куда мог запропаститься этот добрый молодец, Леня умылся с дороги, переоделся и только собрался приняться за приготовленный бабушкой завтрак, как раздался телефонный звонок. И пришлось бросить все и мчаться на выручку непутевому братцу…

Уладив все дела с милицией, Леня, Алеша и Вера вышли из отделения на станцию.

— Наконец-то! — широко улыбнулся Алеша. — Спасибо, брат! Родина тебя не забудет!

Он шутливо хлопнул Леню по плечу, и тот невольно поморщился:

— Поехали! — сухо бросил он. — Бабка там праздничный обед организовывает.

Леша уговорил Веру ехать с ними. Леня шел следом, недовольно глядя на непринужденно болтающую пару. Что-то подсказывало Макееву, что эта девчонка принесет им одни проблемы.

* * *

После праздничных бабушкиных пирожков, Леонид вошел в комнату и растянулся на кровати, закинув руки за голову. День получился сумасшедшим, голова гудела. Хотелось закрыть глаза и провалиться в небытие.

Марианна опустилась на пол около кровати, положила голову ему на грудь, принялась гладить губы кончиками пальцев. Макеев с удивлением вспоминал, что когда-то с полоборота заводился от ее приглушенного смеха, от забавных словечек, которые она хрипло шептала ему на ухо. Теперь ничего не осталось, только глухое раздражение.

— Да ладно тебе, — улыбнулась Марианна. — По-моему, нормальная девчонка. И смешные они такие, сидят за столом, все красные, глаза друг на друга поднять боятся. Честно говоря, — добавила она, — я им даже немножко завидую.

— Вот что ты несешь, а? — поморщился Леня, высвобождаясь из ее объятий. — У парня впереди чемпионат мира. Ты представляешь, что это такое? Какой это уровень? Ему вот о чем сейчас думать надо, а не за девками таскаться.

Вечером, когда почти стемнело, Алеша провожал Веру домой.

— Тебя дома потеряли, наверно, — рассмеялся Алеша. — Отправили дочку за сметаной…

Впереди высился широкий массивный мост из темного гранита. Они поднялись по ступенькам и пошли вдоль парапета. Справа по проезжей части неслись машины, а далеко внизу медленно текла, отражая вечерние огни города, Яуза. Алеша остановился, облокотился на парапет и свесился вниз. Вера замерла рядом с ним.

— Давай монетку бросим, а? — предложил он. — Чтобы обязательно сюда вернуться.

— Зачем? — удивилась Вера. — Мы же не туристы. Зачем нам в Москву возвращаться, если мы и так в ней живем?

— Да нет, именно сюда вернемся, — объяснил Алеша. — Вместе! Ну давай, а?

— Ладно, — пожала плечами Вера.

Алеша вытащил из кармана пятикопеечную монету, подкинул ее и, размахнувшись, швырнул в воду. Вера, затаив дыхание, следила за полетом монетки. Девушка наклонилась, чтобы рассмотреть, как пятачок, переворачиваясь, опускается на дно, и в этот момент Алеша, хмелея от собственной смелости, быстро взял ее за плечи и поцеловал.

Губы Веры, теплые и нежные, дрогнули под его губами. Она не закрыла глаза, и прямо перед собой, совсем близко, Алексей видел вздрагивающие изогнутые ресницы, крохотную точку зрачка. Он ощущал ее запах — свежий запах хвои, быстрой речной воды и нагретого солнцем песка.

В груди что-то тяжело бухнуло и взорвалось, зазвенело в ушах, фейерверком забилось перед глазами. Чувствуя, что сейчас задохнется от накатившего счастья и сумасшедшего восторга, Алеша отпустил Веру и отступил на шаг. Девушка прижала к губам ладонь, продолжая так же, не мигая, смотреть на него. Алеша шумно вдохнул воздух и вдруг подпрыгнул, поставил ладони на парапет и, подкинув тело в воздух, замер, стоя на руках над водой.

Пару секунд он еще стоял на руках, наслаждаясь ощущением легкости, свободы, собственной силы, чувствуя на лице прохладу речной воды. В первый раз это произошло с ним! Он решился, не испугался, и она его не оттолкнула. Как это чудесно, ново и удивительно. Как легко и приятно быть взрослым и сильным, быть мужчиной.

Ловко извернувшись, Алеша спрыгнул обратно на мост.

— Ты совсем придурочный, — покачала головой Вера. — Сейчас же опять в милицию заберут.

— Пусть, — отмахнулся Алеша, расплываясь рассеянной счастливой улыбкой.

* * *

В спортзале было душно. В тяжелом спертом воздухе витал запах затхлости, пыли, потных тел. Послеобеденное солнце беспощадно било в высокие окна, еще больше раскаляя помещение. За окном дремал асфальтированный двор, на каменных ступеньках входа грелся в солнечных лучах пятнистый рыжеватый котенок. Леонид, напрягая зрение, пытался рассмотреть людей, проходящих за воротами, разглядеть, нет ли среди них Алексея. Непутевого братца видно не было.

Дверь в конце зала отворилась, вбежал запыхавшийся Алеша. Он приветственно махнул рукой тренировавшимся на ковре знакомым ребятам и побежал через зал к Лене. Синие глаза смотрят виновато, на губах извиняющаяся улыбка, золотистые кудри вздрагивают на бегу. Леонид почувствовал, как где-то под лопаткой кольнула острая боль и, мешая дышать, разлилась по груди. Чертов мальчишка! Знает ведь, что на него невозможно долго сердиться.

— Прости, брат, прости! — выкрикнул Лешка еще на бегу и склонился в комическом поклоне. — Был не прав, достоин порицания.

— Сегодня опоздал, вчера проспал, позавчера вообще отменил тренировку, — перечислил по пальцам Леонид. — А чемпионат через два месяца…И мне удивительно, что твоя… эммм… знакомая не хочет войти в твое положение. Что она требует от тебя свиданий, провожаний, ночных посиделок и не хочет понять, что все это ломает твою жизнь. В спорте, Алеша, не бывает потом, попозже, когда время найдется.

— Леня! — резко перебил Алеша.

Леонид взглянул на него и осекся. Синие глаза брата сузились и смотрели с холодным гневом, тонкие, резко очерченные ноздри дрожали.

— Ты, конечно, мой брат и мой тренер, — продолжал Алеша. — Но это тебя не касается. Я не желаю обсуждать свои отношения с Верой с кем бы то ни было. Давай закончим на этом раз и навсегда.

Алеша стоял напротив, независимо вздернув плечи, глядя куда-то в залитое солнцем окно спортивного зала. И Леонид осознал, что криком и угрозами ничего не добьешься. Он взял себя в руки, подавил изводящую боль в груди, желание взорваться, закричать, надавать мальчишке пощечин. Макеев сунул руки в карманы и насмешливо скривил губы.

— Ладно, ладно, не заводись, — передернул он плечами. — Делай что хочешь со своей ненаглядной Верой. Может, ты еще и женишься, раз все так серьезно?

— Может, и женюсь, — огрызнулся Алеша. — Ладно, я разминаться пошел.

Он резко развернулся и двинулся к гимнастической стенке.

Вечером Леня и Марианна возвращались из кино. Марианна, закончившая этим летом юридический факультет и попавшая по распределению в районное отделение милиции, без особого энтузиазма рассказывала про работу — скучно, тоскливо, перекладываешь бумажки с места на место. Леня, слушал ее вполуха.

— Ты меня не слушаешь, — обиженно протянула Марианна.

— Да Лешка опять, — отмахнулся Леня. — Заявил мне сегодня, что жениться хочет.

— Вот это да! — расхохоталась Марианна. — Ну и брательник у тебя. Какой решительный! Даже старшего брата обскакал, — добавила она с настойчивой иронией.

Леня поморщился. Видимо, сочувствия от Марианны в этом вопросе ждать не приходится. Краем глаза он отметил, как радостно вспыхнули глаза Марианны. Она снова просунула руку ему под локоть, прижалась к плечу.

— Не переживай, — шепнула она. — До этого не дойдет, я уверена. Перебесится пацан.

— И Вера эта… — продолжал Леня, искоса наблюдая за Марианной. — Кто она такая, откуда взялась? А может, ты у себя на работе попробуешь что-то узнать о ней, а?

Он обхватил рукой ее талию, прижал к себе и поцеловал в висок.

— Ладно, — выдохнула Марианна, закрывая глаза и подставляя ему губы. — Я попытаюсь.

* * *

Вера открыла дверь и охнула:

— Да ты же весь мокрый!

— Ага, — Алеша откинул прилипшие ко лбу вихры. — В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит.

— Проходи скорее! — Вера втащила его в прихожую и принялась озабоченно стягивать за рукав потемневшую от дождя ветровку. — Не мог переждать где-нибудь?

— Не мог! — покачал головой Алеша. — Спешил, летел, дрожал.

Он наклонился, взял в ладони ее лицо и прижался к губам девушки. Уже два месяца, как они были знакомы, и все равно каждый раз, целуя ее, Лешка зажмуривался и замирал от страха — вдруг за те несколько часов, что они не виделись, что-то переменилось? Вдруг Вера встретила другого, а он забыт, выброшен, как старый башмак? Но она не отстранилась, а, наоборот, приподнялась на цыпочки, отвечая на поцелуй, обвила руками его шею, зарылась пальцами в мокрые волосы на затылке.

Алеша прошел за девушкой на кухню. Девушка уже хлопотала у стола — расставляла чашки, насыпала в вазочку конфеты.

— Правда, Вер, я давно хотел спросить, — сказал Алеша, принимая у нее чашку с чаем. — Вот твой отец, он на вид такой интеллигентный, прямо профессор. А работает в котельной… Почему?

На Верино лицо набежала едва заметная тень, она отвела глаза и дернула плечом.

— Так вышло.

— Просто как-то странно, — не унимался парень. — Я сначала подумал, что он преподаватель какой-нибудь. Или даже писатель…

— Папа и вправду пишет, — кивнула Вера. — А из университета ему пришлось уйти. Неприятности были. Не станем об этом, ладно?

— Не станем, — с готовностью отозвался Алеша.

— Знаешь, что я сегодня Леньке сказал? — улыбнулся Алеша. — Что хочу на тебе жениться! Видела бы ты его лицо. Я думал, у него глаза из орбит вылезут.

— А мы с тобой решили пожениться? — подняла брови Вера.

— Ага, — ухмыльнулся Алеша. — Ты не знала?

— Мне казалось, мое согласие тоже требуется.

— Да кто тебя спрашивать будет? Мешок на голову — и через седло! — Алеша с силой прижал ее к себе и спросил осторожно: — А ты что, не хочешь за меня замуж?

— Хочу! — Вера положила голову ему на плечо и шепнула вдруг: — Мне тебе кое-что надо сказать.

— Закрой глаза! — потребовал он и, когда Вера смежила веки, быстро шепнул: — Я тебя люблю!

Марианна позвонила Лене только через четыре дня.

— Слушай, — сразу перешла к делу она. — Я узнала кое-что про Веру.

Леонид шел по бульвару. Позади, у кинотеатра «Россия», толпились москвичи, ожидая начала вечернего сеанса. Справа, на другой стороне улицы, тянулась длинная очередь молодежи, мечтающей пробиться в модное кафе «Лира». Под ногами шуршали первые пожелтевшие листья. Одна пара примостилась прямо на газоне, под деревьями. На мгновение в неясном сумеречном свете Макееву показалось, что он различает тонкую гибкую фигуру и белокурые волосы брата, слышит звонкий голос Веры. Он представил себе, как Алексей дотрагивается пальцами до ее щеки, смотрит безумными влюбленными глазами, тянется к ней губами. Леонид со злостью сплюнул под ноги. Теперь, подойдя ближе, он разглядел сидевших под деревом и удостоверился, что это не Алеша с Верой. Но легче не стало. Не здесь, значит, сидят где-то еще, смеются, целуются.

Марианна встретила его у выхода из отделения милиции, просунула руку под локоть, быстро поцеловала.

— Ну? Что ты узнала? — поторопил ее Леонид.

— Да про саму Веру, в общем-то, ничего. А вот отец, Калинин Николай Иванович…

— Что — отец?

Леня был несколько разочарован. Вряд ли информация об отце девушки сможет как-то поколебать Алешино решение, даже если его будущий тесть окажется самим Джеком-Потрошителем. Но чем черт не шутит? Надо использовать каждую возможность…

— Он на Западе печатался, понимаешь?

— Нет, — потряс головой Леня. — Где печатался? Что печатал?

— Да пишет он, — пояснила Марианна. — Рассказы там всякие или повести, не знаю… В Союзе его не издавали, ну и он в самиздате участвовал, что-то там сам на машинке перепечатывал и распространял среди своих. Вот… Потом с кем-то из друзей-эмигрантов передал свою писанину в Америку. И там прославился, а здесь стало известно. Представляешь, какой шмон был? Его и из института, где преподавал, поперли, и в КГБ таскали. Сейчас притихло вроде. Понимаешь, что это значит?

— Что? — переспросил Леня.

— А то, что, если Алешка с Верой поженятся, с таким тестем ему заграницы не видать как своих ушей. Так что можешь забыть и про чемпионат мира, и про Олимпиаду. Будет наш Лешечка всю жизнь на скамейке запасных, — развела руками Марианна.

— Отвлечь его нужно! — сообразил Макеев. — Эта Вера первая ему под руку подвернулась, у него до нее и не было никого. Поэтому мальчишка так и зациклился. Познакомить его с какой-нибудь телкой, чтоб симпатичная и не ломалась, он и остынет.

Марианна с сомнением покачала головой. И Леня, обхватив ее сильной рукой за плечи, крепче прижал к себе.

* * *

Леня подошел к брату и сказал невзначай:

— Кстати, я на завтрашний вечер гостей позвал, Маришка будет. И еще там… кое-кто… Ты тоже присоединяйся.

— Ладно, — кивнул Алеша, спрыгивая с турника. — Я тогда с Верой приду.

— Лучше не надо, — горестно Леня покачал головой. — Я корешей пригласил, нажрутся, а она у тебя девушка нежная — испугается еще… Да и начнем поздно, ее родители не отпустят, наверно…

— Да? — погрустнел Алеша. — Ну ладно… Хотя жалко, конечно.

— Ты сегодня сам позанимайся. Мне в министерство смотаться надо. Только смотри, занимайся как следует. Не сбеги гулять без меня, — строго добавил он.

— Ну ты прям как бабушка, — рассмеялся Алеша. — Ладно, давай, брат, до вечера.

Адрес Веры Макеев разузнал еще несколько дней назад, на всякий случай, и теперь без труда нашел ее дом. Девушка открыла дверь и замерла на пороге, с удивлением глядя на него.

— Вера, вы не узнаете меня? Я Леня, брат Алеши.

— Почему же, узнаю, — кивнула Вера. — Я просто не ожидала… растерялась… Проходите, пожалуйста.

Вера прикрутила громкость радиоприемника, разожгла плиту, бухнула на огонь никелированный чайник.

— Вера, я вот о чем хотел с вами поговорить, — нерешительно начал Леонид. — Алеша мне сказал, что вы собираетесь пожениться, это правда?

Вера вскинула брови, спросила жестко:

— А что?

— Понимаете ли, Вера, в чем дело… Вы наверняка знаете, что у Алеши впереди чемпионат мира. Он должен все силы отдавать тренировкам, лишние потрясения ему ни к чему. Это может помешать подготовке…

— Это ведь ему решать, что помешает, а что нет, — заметила Вера.

Леонид почувствовал, как руки против воли сжимаются в кулаки. Он постарался подавить вспыхнувшую ярость, аккуратно выдохнул, сделал голос еще более мягким и дружелюбным.

— Это, конечно, вы правы. Но человек не всегда может трезво оценить свои возможности… К тому же, Вера, есть ведь вот какой момент… Для того чтобы спортсмена включили в сборную, нужны не только прекрасные показатели, но и… безупречная репутация. Вы меня понимаете? Ну, как в фильме: «Характер нордический, в порочащих связях не замечен». — Он обезоруживающе улыбнулся, стараясь сбить собеседницу с боевого настроя, свести все к милой шутке.

— Не совсем понимаю. Это со мной порочащая связь? — вспыхнула Вера.

— Ну будьте же вы, наконец, взрослым человеком, посмотрите вокруг, — не выдержал Леонид.

— Вы помните историю с вашим отцом? Вы понимаете, что и он, и вы, и вся ваша семья давно на заметке у органов? И если Алеша на вас женится, это сломает его карьеру. Об этом вы думали?

— Почему сломает?.. — побелевшими губами выговорила Вера.

Наконец-то Леониду удалось пробить ее высокомерное спокойствие. Девушка съежилась на табуретке, опустила голову, сцепила перед собой пальцы. «Так-то, дорогая, получай!» — с мстительной радостью думал Леонид.

— А как вы думаете? Из сборной вышибут, за границу не пустят… И все, конец! Сами посудите: вам сейчас по восемнадцать лет, вы еще в жизни ничего не видели. Вам кажется, у вас любовь, страсть и все такое. Прекрасно, я искренне рад! Но вы поймите, что Алеша сейчас ради вас все бросит, вы распишетесь. А потом пройдет год, два, чувства угаснут…

Вера вскинула голову, хотела что-то возразить, но Леонид повторил с убежденностью:

— Угаснут, угаснут. Поверьте мне. И с чем вы останетесь? Вы уверены, что никогда не пожалеете о том, что поторопились, выскочили замуж за человека без будущего? Я ведь не предлагаю вам порвать с Алешей, а только прошу подождать, проверить свои чувства…

— Поздно уже что-то там проверять, — бросила она в лицо Лене. — У меня будет ребенок!

* * *

Следующим утром Леонид появился из своей комнаты, согнувшись и держась рукой за поясницу. Он проковылял по коридору на кухню, бросил взгляд в зеркало и остался доволен собой. Хотел еще покряхтеть и постонать, как бабка, когда ее скручивал радикулит, но решил, что это будет уже перебор. На кухне Алеша, пользуясь отсутствием Валентины Васильевны, завтракал остатками торта «Прага»:

— Ты что это хромаешь, Жофрей де Пейрак? — спросил он.

— Да что-то спину прихватило, не разогнуться, — пожаловался Леонид. — Может, продуло вчера, не знаю… Главное, еще эти гости вечером… А ничего не куплено, не готово.

— Да я все организую, без проблем, — охотно вызвался Алексей. — Ты отлежись лучше. Могу и в аптеку, если надо, смотаться.

Алеша и сам не понял, как так вышло, что за целый день он не успел позвонить Вере. Спохватился он, когда за окном уже стемнело и Леонид сказал, что через полчаса, пожалуй, начнут собираться гости. Верин голос ему не понравился. Она говорила почти как тогда, в первый день их знакомства, строго и отстраненно.

— Верунчик, прости, ради бога. Я закрутился, — начал оправдываться Лешка.

— А-а, — подчеркнуто равнодушно произнесла она. — Я уж думала, начал избавляться от порочащих связей.

— От каких связей? Что ты такое болтаешь? — не понял Алеша. — Вер, слушай, я помню, что ты обещала мне сегодня что-то сказать…

— Разве твой… представитель еще не все тебе рассказал, — продолжала ехидничать Вера.

— Я что-то ничего не понимаю, — расстроенно протянул Алексей.

— Действительно! Тоже мне, высшая математика!

— Слушай, я на самом деле ничего не понимаю. Я занят был дома, брат попросил помочь. Я ведь уже извинился, что не позвонил…

— Ах, брат, — понимающе протянула Вера. — Ну конечно, он ведь у тебя такой заботливый, такой предусмотрительный. Как ты мог ему отказать?

— Да чего ты от меня хочешь, в конце концов? — вскипел Алеша.

Его неприятно поразило, что Вера ни с того ни с сего накинулась на Леню. Он ведь ничего плохого ей не сделал. В чем бы ни провинился перед ней он, Леша, старший брат-то тут при чем?

— Ничего. Абсолютно ничего, — холодно проговорила Вера. — До свидания. Спокойной ночи.

Алеша, нахмурившись, вышел из комнаты и вернулся в гостиную. Леня, все еще сгорбленный, раскладывал на столе вилки.

— Ты чего? — спросил он, заметив хмурый вид брата.

— Да Верка что-то чудит… — отмахнулся Алеша.

— Плюнь! — посоветовал Леня. — Бабы есть бабы, что с них взять. Сегодня скандалят, завтра на шею вешаются. Гормоны!

В прихожей заверещал звонок, и Леонид махнул головой в сторону двери — мол, иди, встречай гостей.

Алеша нетвердой рукой плеснул себе водки и лихо опрокинул рюмку. К столу подошел друг Макеева Олег, высокий чернявый парень с живыми быстрыми глазами. Он тоже начинал как спортсмен, тренировался вместе с Леней в сборной, но, не добившись большого успеха, оставил гимнастику и, вопреки ожиданиям, ушел не в рэкет, а организовал вместе с двумя товарищами группу московских каскадеров. К настоящему времени они уже успели блеснуть своими талантами в нескольких нашумевших приключенческих фильмах. Большинство зрителей, восхищаясь смелыми персонажами, и не подозревали, что падали, горели, прыгали с мачт корабля не известные актеры, а Олег со товарищи.

В голове у Леши шумело. Громкая музыка, висевший в комнате сигаретный дым, звонкий смех — все раздражало. Хотелось спрятаться, закрыться в своей комнате, упасть головой в подушку и чтобы никто не трогал до самого утра. Он хотел было подняться из-за стола, когда на диван скользнула какая-то девушка в короткой джинсовой юбке. У нее были прямые рассыпающиеся по плечам волосы, чуть раскосые смешливые глаза и странная, развязная улыбка. Алеша удивился, что не видел ее раньше, за столом.

— Привет, — поздоровалась девушка низким, чуть надтреснутым голосом. — Я опоздала. Ты кто такой?

— Алексей.

Он почему-то смутился ее откровенного оценивающего взгляда, отвел глаза.

— Але-е-еша, — протянула девушка и неожиданно погладила его по щеке. — Я так и думала, что это ты.

— А меня Алла зовут, — представилась она.

Затем потянулась к столу и, как будто случайно, проехалась круглым коленом, обтянутым скользким капроном, по его ноге. Алеша сам того не заметил, как уже подносил ко рту бокал, осушая его с этой Аллой на брудершафт. После чего она неожиданно впечаталась в его губы сочным горячим поцелуем. Ее тонкие пальцы прижимали к себе его голову, сухие, словно искрящиеся в темноте, черные волосы щекотали кожу. Она незаметно сбросила туфельку, и ее узкая ступня скользила теперь по его ноге. Леша чувствовал, как в груди поднимается что-то тяжелое, дурящее голову, какая-то смесь гадливости и наслаждения. Хотелось оттолкнуть эту девицу, отбросить от себя, как ядовитую змею, и в то же время слишком сильно было искушение поддаться ей, позволить этим гибким умелым рукам проникнуть под одежду, скользнуть вниз по телу.

Лешка выбрался из-за стола и бросился в свою комнату. Он распахнул окно, высунулся наружу, глубоко втянул холодный осенний воздух, стараясь хоть как-то прояснить голову. Двор тоже плыл перед глазами, тянул вниз. Парень отшатнулся от окна, быстро разделся и влез под одеяло. За стеной еще грохотала музыка, слышались взрывы смеха, ему же хотелось одного — быстрее заснуть, забыться, чтобы кончилась наконец эта качка.

Проснулся он от нежных осторожных прикосновений, наполнявших тело сладкой истомой. Кто-то был рядом с ним, в темноте. Чьи-то руки ласкали его, губы обжигали кожу, спускаясь все ниже, по гладкой груди к упругому плоскому животу. Легкие волосы касались кожи.

«Вера», — не до конца проснувшись, подумал Алеша. Он извернулся в темноте, обхватил невидимую женщину руками, опрокинул навзничь и навалился сверху, ища губами ее губы. Ткнулся в висок, в нежную кожу на скуле, наконец нашел рот и только тут увидел перед собой нахальные раскосые глаза Аллы. Алексей попытался отпрянуть, но девушка уже обхватила его, прижалась всем телом, обвила гибкими путами.

Словно языки пламени заплясали по раскачивающейся в темноте комнате, когда Алеша, забыв про все на свете, принялся жадно целовать ее шею и грудь.

* * *

Еще два дня назад жизнь казалась Вере удивительным солнечным сном. Алеша клялся в любви, они мечтали о том, как поженятся и заживут вместе. И Вера, заподозрив, что беременна, обрадовалась и думала, что для любимого это будет приятным сюрпризом. Потому и не хотела говорить заранее, ждала, когда получит подтверждение от врача. И вдруг этот странный разговор с его братом…

После ухода Леонида Вера сначала просто ревела: от злости, от неожиданности, от жестокого столкновения ее выдуманного розового мира с действительностью. Им с Алешей и в голову не приходило обсуждать такие вещи, как репутация, карьера, спортивное будущее. Но внезапно приходит этот человек и говорит: Алеша сломает свою карьеру, он возненавидит вас за то, что вы стали этому причиной. Но ведь он сам предложил ей пожениться, значит, ему наплевать на карьеру?

В измену Алеши, в то, что она не единственная, Вера не поверила ни на минуту. Она ждала, что Леша примчится к ней в тот же вечер. Уж, конечно, этот не в меру заботливый братец выложит все, набросится с упреками, будет пытаться переубедить, сломить, запереть дома. Но Алеша не поддастся, нет, не может быть.

Вера ждала Лешу и не пошла в институт, объявив родителям, что плохо себя чувствует, весь день просидела у окна, вглядываясь в серую пелену дождя. Но Алеши не было.

Мучаясь сомнениями и не находя себе места, к моменту звонка Алеши Вера накрутила себя уже до такой степени, что и сама не понимала, кого теперь винит в своих несчастьях, кому верит. Парень говорил с ней как ни в чем не бывало, и тон показался ей фальшивым, неискренним. Она едва сдерживалась, чтоб не закричать, не заплакать прямо в трубку. Он же, кажется, разозлился и дал отбой.

И Вера, не в силах усидеть дома, общаться с ни о чем не подозревающими родителями, натянула куртку и выскочила на улицу. Вот теперь она бродит под дождем, как никому не нужная дворовая собачонка. Вере внезапно стало страшно. Что, если она все испортила? Девушка заметалась по улице в поисках телефонного автомата и набрала знакомый номер:

Развеселый женский голос ответил:

— Да?

— Будьте добры Алешу! — попросила Вера, недоумевая, кто бы это мог быть.

В трубке слышалась громкая музыка, взрывы смеха, пьяные выкрики. Что это? Может, она не туда попала?

— Алешу?.. — протянула женщина. — Ой, это вряд ли. Он, понимаете ли, очень занят, — хохотнула она.

— Как это — занят? — не поняла Вера, вслушиваясь в знакомый переливчатый смех. — Марианна, это вы? Это Вера… Что с Алешей?

Послышался какой-то шум, отдаленный голос произнес:

— Дай-ка мне трубку.

И Вера услышала Леонида.

— Добрый вечер! — поздоровался тот. — Алеша сейчас подойти не может. Позвоните завтра, Вера. Спокойной ночи.

Вера опустила на рычаг верещавшую короткими гудками трубку. Неужели Леонид думает, она так просто отступится? Ну уж нет, он еще не знает, с кем связался. Вера решительно сунула руки в карманы и побежала к метро.

Макеев удобно развалился на диване. Почти все гости разошлись, лишь Олег убалтывал на балконе какую-то смазливую девицу, да пара ребят, бывших товарищей по сборной, пьяно спорили на кухне. Все шло по плану. Прошло уже полтора часа с тех пор, как Алешка удалился в комнату с Алкой, и до сих пор еще никто из них оттуда не показывался. Лене даже смешно стало, чего он так распсиховался из-за этой Веры. Сразу мог бы сообразить, что в восемнадцать лет все эти любови до гроба, свадьбы и беременности — фигня.

В прихожей резко прозвенел звонок. Марианна вздрогнула от неожиданности. На пороге стояла Вера. В темной короткой куртке на молнии, с мокрыми волосами, с какими-то отчаянными, сумасшедшими глазами, она казалась еще моложе, чем обычно. Совсем девчонка, школьница. Но Леня невольно отпрянул — такой напор и решимость светились во взгляде этой малявки.

— Где Алеша? — резко спросила она. — Мне надо с ним поговорить.

Алеша барахтался в тяжелом душном алкогольном сне. Снилась какая-то запутанная чепуха — быстро сменяющиеся цветные картинки, отдельные реплики, расплывающиеся лица, кто-то пронзительно смеялся над ухом, кто-то закричал, а затем прямо над головой вспыхнул яркий свет. Парень заворочался и проснулся.

В дверях… Алеша на мгновение даже прикрыл глаза: в дверях стояла Вера. Она молча смотрела на него, и парню хотелось испариться, сделаться невидимым, лишь бы не прожигал его насквозь этот взгляд. Не зная, что сказать, и все еще плохо соображая из-за плавающего в голове хмеля, он лишь растерянно глупо улыбнулся. И в ту же секунду из-под его руки вынырнула встрепанная голова Аллы.

Вера развернулась и вышла из комнаты, так и не сказав ни слова. И Алеша неожиданно понял, что случилось что-то страшное. По-настоящему страшное, кажется, впервые в жизни. Он быстро вскочил, натянул брюки и, не слушая полусонного воркования Аллы, бросился вслед за Верой:

— Вера, стой! Подожди!

Он вылетел за дверь и, как был босиком, покатился вниз по лестнице. Алеша почти догнал Веру, схватил за локоть:

— Не уходи! Я объясню… Прости меня…

— Отстань! Не трогай! — с надрывом выкрикнула девушка, дернулась, пытаясь высвободиться, оступилась, неловко взмахнула руками, вскрикнула и вдруг полетела вниз по лестнице, прокатилась по всем ступенькам и скорчилась на заплеванном полу лестничной площадки. Алеша бросился к ней, помог подняться. Но Вера сразу как-то обмякла у него на руках, лицо побледнело, под глазами проступили темные пятна, губы посерели. Она глухо застонала и снова опустилась на пол, сжавшись в комок и зажимая руками живот.

— Что с тобой? — пытался теребить ее Алеша.

Неведомо откуда возникший за плечом Леня помрачнел и сухо скомандовал:

— В «Скорую» звони! Быстро!

* * *

В конце коридора послышался быстрый цокот каблуков. Появилась уже знакомая ему строгая молоденькая медсестра. Алеша рванулся к ней:

— Ну что она? Как?

— Я тебе в двадцатый раз говорю, иди домой! — тщательно подведенные брови сдвинулись на переносице. — К ней все равно не пустят, она в операционной. Переведут в гинекологию, там посмотришь, когда посещения.

— Почему в гинекологию? — заморгал Алеша.

— А куда после выкидыша переводить? В пищевой блок, что ли? — дернула плечом медсестра.

— После выкидыша… — растерянно протянул Алеша.

Значит, вот что она хотела ему сообщить. Не успела… Черт, черт, черт! Боль была так сильна, что хотелось сделать что угодно — разбить голову о стену, броситься под встречную машину, — лишь бы прекратить эту пытку.

Он спустился в приемный покой. Со скамейки навстречу поднялся Леня, тоже побледневший и осунувшийся за ночь.

— Ну что? — быстро спросил он.

— Сказали, выкидыш, — бесцветным голосом произнес Алеша.

— А мы сейчас знаешь что? — бодро начал Леня. — Мы сейчас домой, пожрем как следует, выспимся — и в зал, тренироваться. Тут все равно сейчас ничем не поможешь, а от дурацких мыслей знаешь как отвлекает?

Он вопросительно обернулся к Алеше, тот же, не отвечая, зашагал в другую сторону.

Эти несколько дней почти не остались в его памяти. Он шел в никуда, сворачивая в первые попавшиеся переулки. Ноги гудели от многочасовых гонок, и это словно приносило облегчение, отвлекало от стучащих в голове мыслей. Как глупо, господи, как нелепо! Почему так должно было случиться?

Только живи, милая моя, нежная моя девочка! Только хмурься, улыбайся, закалывай волосы у зеркала, прыгай на одной ноге, вытрясая из туфли камушек. Только бы увидеть тебя снова.

Марианна сидела на кухне на подоконнике и курила в форточку, пользуясь отсутствием грозной Валентины Васильевны. Макеев неумело помешивал жарящуюся на сковороде картошку. Они спорили с Марианной о том, зачем было нужно все это устраивать и к чему это привело.

В дверь позвонили. На пороге стояла Лариса, в ярко-розовой с золотыми звездами дутой куртке, должно быть, купленной там, в Польше, в магазине для подростков, в таких же дутых сапожках и с дорожной сумкой через плечо.

— Здравствуй, сыночек! — отрывисто произнесла она и выдержала трагическую паузу.

— О господи! — ошеломленно выдохнул Леонид.

Мать прошла в прихожую, бросила сумку на пол, картинно упала на стул под зеркалом и простонала:

— Наконец-то я дома.

— Что случилось? — осведомился Макеев.

— Мы… — всхлипнула Лариса. — Мы разошлись с Аркадием.

Увидеть Веру Алеше удалось только через две недели, в день выписки. Он ждал, притаившись в больничном сквере, стоял за полуоблетевшим кустом боярышника, машинально обрывая с ветки подмерзшие крупные ягоды.

— Верочка, милая, как ты?

Алеша шагнул к ней, дотронулся до плеча. Лицо Веры чуть дрогнуло, взлетели и опустились ресницы. Она осторожно сняла его руку, отстранилась.

— Уже хорошо, спасибо, — голос был тихий, спокойный, совсем равнодушный.

— Вера, я так виноват перед тобой! — быстро заговорил Алеша. — Ей-богу, не знаю, как так вышло. Я… ну вот честно… я что хочешь сделаю, чтобы ты мне поверила. Ну, хочешь, на голову встану сейчас, а?

— Не надо, Алеша, — покачала головой она. — Ничего больше не надо, пожалуйста.

Она быстро сошла со ступенек. Мать, поджидавшая у ворот, бросилась к ней, подхватила под локоть и повлекла к машине. Алеша видел, как захлопнулась за Верой рыжая дверца «Запорожца».

* * *

За окном кухни медленно опускались первые мелкие снежинки. Валентина Васильевна, сдвинув седые брови, сердито уставилась в тарелку с кашей. Алеша, удивительно спокойный, отстраненный, прихлебывал чай. Леонид исподволь поглядывал на брата, не пытаясь унять ворочавшееся внутри глухое раздражение, смешанное с обидой. Лариса отпила кофе, быстро стрельнула глазами по сторонам и произнесла, как всегда невпопад:

— Как приятно, что мы снова все вместе. Одна семья…

Макеев чуть слышно хмыкнул. Да уж, назвать их четверых семьей теперь вряд ли возможно. Просто случайные люди, которых судьба заставила как-то сосуществовать, уживаться в четырех стенах. Вернувшись из санатория и обнаружив в доме блудную дочь, бабка разбушевалась не на шутку. Скандал гремел несколько дней.

Макеев несколько раз пытался вызвать брата на разговор, достучаться до него, понять, что происходит в душе у этого ставшего вдруг в одночасье чужим и далеким мальчишки. Но Алеша всякий раз смотрел мимо него и, кажется, не слышал ни единого обращенного к нему слова.

— Послушай, Леш, я все понимаю… Но ты должен вернуться в зал. Времени до чемпионата почти не осталось, надо срочно оттачивать программу, иначе…

— Иначе что? — коротко спросил вдруг Алеша.

Леня, довольный тем, что брат наконец-то не проигнорировал его слова, пошел на контакт, принялся горячо убеждать:

— Ну как что? Как будто сам не знаешь! Не успеешь как следует подготовиться, провалишь выступление…

— И что? — все так же, не глядя, переспросил Алеша.

— Медаль не получишь, из сборной вылетишь, — развел руками Леонид.

— А если мне на это наплевать? — Алеша облокотился спиной о дверной косяк, скрестил на груди руки.

— Но ты же всегда мечтал… Старался, работал…

— Это ты всегда мечтал, — покачал головой Алеша, пристально глядя на брата. — Это ты мечтал, чтобы я сделал то, что не получилось у тебя. Это ты заставлял меня работать, стараться, отбрасывать все, что могло бы помешать спорту… А я больше этого не хочу!

Каменно-спокойное, невозмутимое лицо брата словно расплывалось перед ним. Он почти с ненавистью вглядывался в эти правильные черты лица, в эти мальчишеские сурово сжатые губы, в сделавшиеся вдруг чужими голубые глаза. Хотелось одновременно избить его, и в то же время прижать к груди, обнять крепко, до боли. Господи, а мальчишка ведь даже не представляет, что сейчас творится в душе у старшего брата, как трещит и рушится любовно выстроенный мирок.

Алеша уперся рукой в плечо брата, надавил, заставляя Макеева отступить.

— Леня, с тобой очень тяжело, — все так же невозмутимо объяснил он. — Ты давишь, ты дышать не даешь. Я только теперь это понял. Извини, но это все. В спорт я не вернусь.

Алеша произнес это отрывисто, решительно и быстро вышел из кухни.

Теперь все кончено, раз и навсегда. Леонид продолжал как-то жить — вставать по утрам, заниматься с другими учениками, встречаться с Марианной. Но забыть о предательстве брата — внутри себя он именно так определил его поступок — не мог.

С Алешей он не общался и понятия не имел, чем брат живет, что делает. Случайно, из телефонного трепа матери с подругой узнал, что тот, оказывается, устроился в кино, в каскадерскую группу Олега. Вот, значит, как, удружил ему старый приятель. А, ладно, пошли все! Пусть катятся! Как бы самому устроиться, чтобы никогда никого из них не видеть, свалить от этих надоевших физиономий?

В начале зимы неожиданно позвонил Валерий Павлович и предложил Лене работу в Америке. Макеев поначалу даже не поверил, слишком уж сказочными казались обрисованные бывшим тренером перспективы.

Макеев согласился, почти не раздумывая. Еще бы! Дома его больше ничто не держит. Только Марианна не унималась:

— Алеша, Алеша, Алеша!.. А как же я? Как буду тут я? Мне иногда кажется, что ты попросту влюблен в своего драгоценного братца!

В голове словно лопнуло что-то, глаза заволокло красным. Зверея, не соображая, что делает, Леня размахнулся и наотмашь ударил Марианну по лицу. Что-то взорвалось, что-то сломалось в нем навсегда. Он знал, что никогда не сможет смотреть ей в лицо и не вспоминать о том, ужасном, постыдном, что произнесли ее губы.

* * *

Честно признаться, Леня никогда не любил аэропорты. Вся эта дорожная суета, толкотня, нервы: не опоздать на рейс, не забыть дома документы — выбивали его из колеи. В отличие от брата Алешки, у которого в предвкушении долгой дороги аж глаза загорались.

Сонный голос из динамиков объявил начало регистрации на рейс. Леонид отошел от окна, приблизился к стоявшим в стороне матери и бабке. Брательник, значит, так и не явился его проводить.

— Ну, бывайте! — попрощался Леня и заспешил к проходу на регистрацию.

У поворота в длинный, узкий, освещенный бесцветными лампами коридор он в последний раз обернулся. Мать и бабка стояли обнявшись, как две сиротки.

Впереди новая жизнь, без каких-либо родственных сантиментов. Да это и к лучшему. Мало, что ли, крови ему попортила драгоценная родня? К черту, к черту! Он быстро махнул рукой провожавшим его женщинам и, не оглядываясь, пошел по коридору аэропорта.

«Оказывается, это так больно — взрослеть, становиться самостоятельным, учиться принимать решения и самому отвечать за свои поступки», — размышлял Алеша, устало прикрыв глаза. Он и сам до конца не понимал, почему все так разом переменилось. Как будто история с Верой расколотила вдребезги весь его уютный беспроблемный мирок, а его самого схватила за шиворот и изо всех сил шваркнула о бетонную стену. Он больше не мог спокойно разговаривать с Леонидом, общаться с приятелями из сборной как ни в чем не бывало. Требовалось переменить все: от начала и до конца. Должно быть, поэтому он так и ухватился за неожиданное предложение Олега попробовать свои силы в кино.

И теперь, когда существование постепенно вошло в колею, когда нашлось дело, не навязанное извне, а выбранное им самим, когда появились знакомства, в которых он не обязан был ни перед кем отчитываться, Леша неожиданно понял, что дорожит завоеванной свободой. Наверное, потому и не поехал провожать Леонида в аэропорт. Слишком тяжело далось ему взросление, слишком страшно было снова уступить и попасть под влияние брата. Наверное, это было жестоко. Ведь брат по-настоящему любил его, да что там, и у самого Алеши никого ближе в жизни не было. Но иногда приходится поступать жестоко, даже помимо собственного желания. Это парень понял только сейчас.

Он думал об этом, когда в дверь позвонила Марианна, закутанная в пушистую шубу.

— А я, знаешь ли, мимо проходила. На улице так метет, ужас просто. Дай, думаю, зайду, может, чаем меня напоят по старой дружбе.

Выпив пару глотков чая, Марианна ушла в комнату Леонида, долго не показываясь оттуда. Когда Леша вошел к ней, девушка лежала на диване, уткнувшись в жесткий, обитый дерматином подлокотник и плакала.

— Ну что ты! — он осторожно погладил Марианну по плечу.

Девушка повернула к нему покрасневшее от рыданий лицо. Щеки пошли пятнами, губы распухли, лишь глаза, казалось, стали еще ярче, живее, так и блестели сквозь набегавшие слезы.

— Я не могу, не могу… — бессвязно проговорила она.

Девушка уткнулась лицом в его плечо и еще сильнее затряслась от душивших рыданий. Алеша гладил ее по пушистым волосам, похлопывал по спине, говорил какую-то ласковую успокоительную чушь:

— Ты ведь такая красивая, такая умная. Надо терпеть, надо жить дальше. Все равно ничего не исправишь…

Он чувствовал ее прерывистое дыхание на шее, ощутил, как коснулись кожи мокрые ресницы. Марианна неожиданно крепче прижалась к нему, словно ища защиты, опоры в этом внезапно опустевшем мире, обхватила руками его плечи, подняла заплаканное лицо. И Алеша, не чувствуя почти ничего, кроме бередящей душу жалостливой нежности, поцеловал ее в соленые от слез губы.

* * *

Леонид отодвинул коробку с обедом на край откидного столика, пригубил бренди и откинулся на спинку кресла. Кто бы мог подумать, что поездка на родину заставит его так нервничать. Сердце судорожно сжималось от волнения, выстреливая электрическими разрядами в нервно подрагивающие пальцы. Двадцать лет назад он вот так же сидел в самолете, прихлебывал бренди и наслаждался прелестями капиталистической действительности. Тогда казалось, что он вырвался из тоскливой безысходности родного дома и впереди ждет удача, успех, деньги… Ну какие там еще глупости мерещатся каждому неопытному эмигранту?

Поначалу все действительно шло хорошо. В ученики достались несколько абсолютно одинаковых, пышущих здоровьем мальчишек с приклеенными, ничего не выражающими приветливыми улыбками. Вот только… Кто мог предположить, что его, решившего отныне и навсегда покончить с глупыми сантиментами, так будет скручивать тоска по родине.

Он не позволял себе думать о брате. Хотя удавалось это с трудом.

Конец ознакомительного фрагмента.