Кавказский синдром

Ольга Карпович

«Са дог ду хьо», – говорит своей возлюбленной красавец Мовлади, что по-чеченски означает: «Я люблю тебя». И, вроде бы, такие простые слова, но за ними кроется кровавая бездна, страх, война, заминированное здание театра, ни в чем не повинные заложники: дети, старики, обычные зрители спектакля. Он – чеченец, бывший военный, которого междоусобная война перекинула на сторону ваххабитов, а она – единственная дочь российского генерала ФСБ. Между ними ничего общего быть не может, кроме этих простых слов «Я люблю тебя». «Кавказский синдром» – один из самых откровенных романов о Чеченской войне. В нем – необычный авторский взгляд, взгляд изнутри. Но это роман не только о внешней войне, но и о внутренней: мы видим изнурительную борьбу героя с самим собой. Это роман о правде, которая всегда побеждает. Какая бы она ни была. Пусть даже самая горькая. В книге присутствует нецензурная брань!

5. Дубровка. Весна 2001. Белозеровы.

Высокое зеркало, от пола до потолка, отражало его во весь рост. Он любил делать ежедневную силовую гимнастику по сорок пять минут, потом — душ и бритье. Тщательно намыливал мягкой кисточкой с серебряной ручкой свое жесткое, властное лицо, тяжелую челюсть и щеки. Потом аккуратно откладывал помазок, и брался за серебряный станок. Набор для бритья подарила ему дочь, когда первый раз съездила в Лондон.

— Тэйлорс, Олд Бонд Стрит — самое место для мужских аксессуаров. — и он с удовольствием вспомнил, как улыбалась ему его дочь, Вера, вручая красивый плотный пакет с логотипом известного дорогого магазина. Он терпеть не мог бриться электробритвой и не расставался с крохотной коробочкой, в которую помещался разборной станок. А этот набор, с рукоятками из литого серебра, был домашним. Как талисман, как символ дома, устойчивости, места, куда ему всегда хотелось возвращаться.

Пятьдесят шесть лет — а выглядит он вроде бы неплохо, молодые телки до сих пор вешаются. Генерал-майор; обладатель редкой сейчас Красной Звезды — за ту давнюю историю, в Анголе, где он получил два ранения.

Затем был Афганистан. Потом — год в Западной Группе Войск, работа Военного Атташе в Мадриде. А потом он вернулся домой — теперь уже в должности Генерального Инспектора. Но это официально. А на самом деле…

На самом деле Генерал-Майор Николай Петрович Белозеров отвечал за подготовку всего спецназа ГРУ. В том числе и за некоторые не слишком широко рекламируемые операции по всему миру. Города, дороги — до сих пор он любил сидеть за рулем сам, наплевав на запреты и протесты личной охраны. Вот только все реже и реже получалось это в России. В Москве, если нет «голубого ведерка» на крыше, застрянешь в пробке, а мигалку он из принципа на личную машину не ставил: к чему лишние понты. Потому и ездил на служебной, когда нужно было прибыть вовремя.

Сегодня он работал на даче — вызвал на девять тридцать ведущего инструктора, из лагеря Подолье. Парень засиделся, надо будет снова вводить его в игру. Как появится инструктор, адъютант, ожидающий внизу, в прихожей, о нем доложит.

Лагерь Подолье был вечной головной болью генерал-майора Белозерова. Существовал этот объект очень давно, еще с двадцатых годов. Говорили, что сам легендарный Берзин выбрал это место — красивое, тихое, на высоком берегу реки: Старый мужской монастырь — прочное, каменное здание с толстыми высокими стенами. С начала тридцатых годов здесь стали появляться первые иностранные курсанты, первыми — испанцы, потом немцы. В пятидесятые в стенах лагеря тренировались будущие лидеры арабского освободительного движения — сирийцы, палестинцы, ливанцы. И боливийцы, кубинцы, вьетнамцы. Да кого только не было. Полный интернационал.

Николая Петровича Белозерова назначили руководить лагерем в 1992 году, когда бывший Советский Союз трещал по швам, все разваливалось и рушилось, а зарплату военным перестали платить.

Вот тогда Белозеров и согласился на поступившее ему предложение готовить на базе лагеря чужаков — отряды личной охраны и прочих солдат удачи. Разумеется, за отличную плату. Коммерческое предприятие получилось беспроигрышным, а весь груз ответственности Белозеров взял на себя.

Первая группа, тренировавшаяся на базе лагеря, отстояла потом Нагорный Карабах. Другая группа выпускников формировала ударные отряды, разгонявшие сепаратистов в Абхазии. А вот перед самым началом первой Чеченской, летом 1994-го, контингент курсантов сменился — все больше и больше приезжало «абитуриентов» с Кавказа…

Центр продолжал работать. А одним из инструкторов на базе был Мага, Магомед Багиров. Человек, которого он вызвал сегодня к себе для беседы.

Белозеров прошел в спальню, взял чистое белье с полки в стенном шкафу, начал одеваться. Ходил дома босиком — приятно холодил ступни наборный паркет летом, и грел зимой, такой уж был секрет у этого дерева.

Одевшись, Белозеров спустился вниз, в кухню. Дочь Вера уже заканчивала завтракать — она была классическим жаворонком, а он вот терпеть не мог вставать рано, еще с училища.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор! — со смехом приветствовала его Вера. — Наконец изволили пробудиться?

— Запомни, дочь, чем больше человек ленив, тем больше его труд похож на подвиг! — пошутил он, привычно поцеловав Веру в темную макушку.

Николай Петрович сел к столу, Вера налила ему кофе в большую любимую кружку. Белозеров с наслаждением, до хруста в суставах, потянулся, произнес:

— Какой же кайф вот так спокойно завтракать дома, в тишине.

— Все никак не привыкнешь, что пули не свистят над головой? — усмехнулась Вера.

— К этому невозможно привыкнуть, — нахмурившись, бросил Белозеров. — Сама знаешь, какая обстановка в стране. А я ведь военный человек. Прикажут — поеду под пули, никуда не денусь. Только и остается, что радоваться таким спокойным минутам, пока есть возможность.

— А кто виноват, что в стране такая обстановка? — обернулась к нему Вера, убиравшая со стола в раковину грязную посуду. — Зачем нужно было снова заваривать эту кашу, начинать бомбардировки?

— Ты, милая моя, забыла, кажется, что они первые снова на нас полезли? — взвился Николай Петрович. — Про взрывы в жилых домах, про теракты, про сотни погибших мирных людей забыла, да?

— А я вот читала, что теракты были провокациями наших спецслужб, — дерзко заявила Вера. — И что главная причина обеих чеченских войн — борьба за контроль над независимым пространством, через которое удобно отмывать деньги, провозить оружие и наркотики. И нелегально торговать ворованной нефтью.

— А ты поменьше читай всякую чушь! — Белозеров грохнул кулаком по столу. Звякнули чашки, покатилась по полу фарфоровая крышка от сахарницы. — Писаки драные, подонки! Жирные задницы просиживают за своими компьютерами! Пороху в жизни не нюхали, а туда же — особое мнение имеют. Где бы вы все сейчас были, если бы мы вовремя не ввели войска в Чечню? Я скажу тебе где — на кладбище!

— Ладно, пап, не заводись, — примирительно заключила Вера. Она подошла к раскрасневшемуся отцу, обняла за плечи. — Я ведь ни в чем никого не обвиняю, говорю только, что я читала такое мнение. И вообще… Ведь кто бы какие интересы не отстаивал — все равно гибнут люди, и русские, и чеченцы. Кому это нужно? Я ведь помню, каким ты приезжал всегда домой из горячих точек. Помню, как бросался меня обнимать, как пировал потом неделю, радовался, что жив остался, что снова дома. Правда же?

— Война — отвратительная вещь, я даже спорить не буду, — сбавил тон Николай Петрович. — Но люди пока еще не научились жить мирно. И пока они не научатся, придется мне или кому-то другому этой отвратительной вещью заниматься. Ладно, Верка, чего мы с тобой завелись с утра, а? Что за характер такой у тебя — никогда не смолчишь?

— Уж какой есть. Вся в тебя, между прочим, — Вера чмокнула отца в щеку. — Все, папа, мне пора. Лошадки ждут.

Она подлила отцу еще кофе и вышла за дверь.

«Вот чертовка, — покачал головой Белозеров. — Знает, что отец в ней души не чает, вот и позволяет себе нести черт знает что. Надо бы все-таки сказать ей, чтоб поосторожнее языком молола. Не все окажутся такими понимающими, как любящий папаша».

Подлив себе еще кофе, он неспешно перешел в кабинет, вынул из сейфа тоненькую папку, опустился в кресло у стола, поставил кружку, раскрыл личное дело инструктора из Подолья, который должен был появиться с минуты на минуту. Так, посмотрим на этого Волка. Как, кстати, волк на его родном языке? А! Борз… Точно!

Неожиданно вспомнился холодный осенний день 1997 года. Здесь же, в этом кабинете. И у него на душе стало муторно — потому что в кресле напротив сидел тогда совсем другой человек: Костя Киреев. Да, не думал он тогда, что это будет их последняя встреча.

* * *

«… Поверь мне, о Салех, смыслом западной жизни стало получение богатства и процветания, попытка застраховаться от неприятностей. Но неприятности никогда не кончатся. Неприятность с работой, с женой, с детьми, с размещением, и всякий раз, когда одна неприятность решена, появляется другая. Они решают одну неприятность за другой, и жизнь заканчивается, а неприятности остаются»…

Да, правда, неприятности имеют тенденцию оставаться. Особенно, если такое пишет твой давний агент — и пишет своему трехмесячному сыну. Ничего хорошего. Киреев поднял глаза от голубоватого листка бумаги с ровными рядами Арабской вязи. Разумеется, копия, и спрашивать, как Шефу попало это письмо, Киреев не решился.

В тот поздний вечер несколько лет назад в кабинете Белозерова было полутемно. Тяжелыми шторами завешено окно, в пепельнице, забитой доверху, окурки кубинских сигар, к которым пристрастился Николай Петрович еще в семидесятые, в Анголе, мешались с сигаретными бычками. Дым плотно висел под потолком. На столе теснились кофейные чашки. К карте на стене были пришпилены снимки воздушной разведки.

— Итак, Самир ненадежен. Думаешь, соскочил?

— Не знаю. Не уверен. До сих пор все шло…

— Так. Ты анекдот слышал — дочка рассказала. Прыгнул человек со 101-го этажа, летит-летит-летит… на уровне примерно двадцатого говорит сам себе: «Ну что, до сих пор все шло нормально…»

Оба невесело рассмеялись.

— Знаешь, Майор. Самое главное в разведке — даже не вербовка. Самое главное — вовремя соскочить. Так-то, — сказал Белозеров.

Да, теперь Кирееву приходилось ломать голову, над тем, как поступить с автором письма — агентом под агентурным псевдонимом Хоттабыч. Кличку эту палестинец выбрал себе в честь героя детской книжки, по которой он учился читать по-русски, в Харькове, в Центре подготовки.

— Ну что, Майор, что делать будем? — спросил Белозеров, доставая новую сигару. Киреев в ответ только плечами пожал.

* * *

От воспоминаний его отвлек голос помощника, адьютанта снизу, из прихожей:

— К Вам — Капитан Багиров, Николай Петрович!

— Проси! — он поднял глаза от папки на вошедшего, мимоходом мазнув взглядом по фотографиям на столе — слева Вера, верхом на своей любимице, а справа — жена, Ольга. С годовалой Верой на руках, обе улыбаются. Последний снимок Ольги: месяц спустя он овдовел.

Ах, Ольга, Оленька… Милая, любимая, единственная. Иногда, вспоминая жену, так страшно погибшую в автомобильной аварии, бравый генерал впадал в такую тоску и отчаяние, что не спасали ни любимые кубинские сигары, ни изрядные порции односолодового виски. Столько лет прошло, а он все тосковал по своей красавице с живыми умными смеющимися глазами, тонкой в талии, как тростинка. Помнил ее лицо так отчетливо, будто она минуту назад вышла из комнаты. Помнил и никогда не забывал.

Смуглый, подтянутый парень, одетый в скромную полевую форму с погонами Капитана, вытянулся перед его столом, и щелкнул каблуками.

— По Вашему приказанию прибыл — Капитан Багиров!

«Как же его звали — тогда, в Афганистане? — задумался Белозеров. — Правильно. Тоже Магомед, но вот фамилия у него была другая. Салиев! А ведь молодец — и вида не подает, что знал меня тогда как сержант, из моего же батальона. Что ж, грамотный парень!»

— Здравствуй, капитан. Думаю, засиделся ты на базе. Садись, разговор будет у нас длинный. Есть для тебя новое задание. Поважнее, чем разборка с предателем, что подорвал на Запад. И посложнее.

Генерал не торопясь извлек из кожаной папки одинокий листок с донесением, полученным вчера утром. Вот ведь дела: Киреев, что вербовал агента Хаттаба, уже на кладбище Сент-Женевьев Дюбуа в Париже, а сам агент по-прежнему при делах. И его информация по-прежнему острая и четкая: в Москве готовится масштабный террористический акт. Как сказал один летчик, тоже давний знакомец Белозерова? Чеченская война еще придет в Ваши дома? Вот она и пришла. В Москву. И только им под силу предотвратить этот кошмар. Ему и его офицерам.

Нужно найти людей, что готовят этот акт, узнать, где планируется террористическая атака, и зажать их плечами; плотно, очень плотно вести в Москве. Не допустить трагедии любой ценой. Такая вот задача для капитана… Багирова.