Модница Люсьенка или У каждого своя изюминка

Ольга Канатникова, 2023

Эта книга – легкие прикосновения к явному и скрытому как в человеке, так и в окружающем мире; и как неожиданно для каждого из будничного и обыденного прорастает что-то удивительно-радостное или грустно-печальное, наполняющее жизнь и заставляющее идти вперед …

Тоня-Тонечка

Тонечка Тихомирова была полной девочкой, можно сказать и толстой — кому как нравится. Когда об этом заходил разговор среди знакомых, её мама доставала фотоальбом и показывала несколько фотоснимков, а потом говорила, — это я в детстве. Моя девочка — точная моя копия — родит — похудеет. Да Екатерина Сергеевна была дама изящная и утонченная, но это другая сторона личности от глаз скрытая. Можно быть утонченной, но внешние формы иметь, как у борца сумо.

Новые знакомые Катерине не верили, списывали на материнскую любовь и в слух об этом не говорили. Ведь жалко девочку: такая семья, такие родители — спортивные, активные, веселые, при перспективных должностях и возможностях, которые эти должности сулят. Только с природой договориться трудно — родители субтильные, а ребенок пухлый здоровяк — и здесь никакие связи не помогут.

Но Тонечка была ребенком замкнутым, погруженным в себя и мнение окружающих ее волновало мало. Она чувствовала любовь родителей, искреннюю любовь и этого ей было достаточно. И как не странно, у нее появились два друга. Два Володи сразу после знакомства (родители общались) стали Тонечку опекать-развлекать. Друзья они были завидные: старше на три года; оба отличники-активисты, да еще красавцы и спортсмены.

Мама спрашивала у дочери, — кто ей больше нравится? И та, не задумываясь, отвечала, — конечно Володя Косокривов.

— Почему? — интересовалась мама.

— Он настоящий.

— А чем же плох Володя Оболенский? И потом у него такая красивая фамилия. И Тонечка, разумная не по годам (десять лет всего было) говорила, — мамочка, ты что выберешь: натуральный продукт или как немцы говорят «эрзац» (подделку)?

Мама удивленно вскидывала брови, — девочка моя, люди не продукты питания, где по запаху и вкусу можно отличить плохое от хорошего (описывается время, когда в продукты не добавляли пищевых добавок).

— А как, мамочка, можно в человеке разобраться?

— По делам его можно разобраться, даже слова не важны. Дела правду говорят.

— Но ведь человек может притворяться и долго притворяться.

— Может, но в жизни бывают моменты, когда истинная сущность человека выходит наружу. Случается что‐то и вылезает на свет: и трусость, и глупость, и страх, и корысть, и зависть, и многое ещё что, всего не перечтешь. Ты своих мальчиков в таких критических ситуациях видела?

— Нет, мамочка. Внешне они оба вежливые, внимательные, заботливые. Только у Володеньки Косокривова это от сердца идет — искренен он в своих поступках, а Володя Оболенский всё это делает потому, что внутренне соревнуется со своим другом — хочет лучшим быть; не честь им движет, а корысть.

— Доченька, а не придумываешь ли ты всё это? Я ничего такого не замечала.

— А я замечала.

Катерина знала, что переубеждать бесполезно, да и правды ради, она и сама предпочитала короткое «Здрасти Катерина Сергевна» Володи Косокривова, витиеватым расшаркиваниям с почти целованием ручки Володи Оболенского. И в очередной раз Катерина Сергеевна удивилась, — в кого Тонечка только уродилась? По фигуре‐то в меня (Катерина на этот счет была абсолютно уверена), а вот в остальном? В такие минуты она вспоминала дальнюю родственницу, мамину двоюродную сестру — одинокую странную женщину, часто говорившую невпопад удивительные вещи, но в последствии почему‐то происходящие наяву.

Тонечка хорошо помнила бабу Арю. До школы, живя с бабушкой и дедушкой (родители колесили по стране, такая работа, ничего не попишешь), каждое лето проводила у неё в деревне. Дед обеспечивал быт: даже готовка была на нем — с детства увлекался. Но до пенсии был кадровым офицером; в армии же с готовкой развлекаться негде, разве что на полевой кухне; поэтому‐то и смог отдаться своему пристрастию только уйдя в отставку. Девчонкам оставалось быт украшать — они и старались как могли.

Тонечке было интересно и с бабушкой, и с бабой Арей. С бабушкой — музыка, рисование, иностранные язык; с бабой Арей — общение с природой, с животными и птицами, траволечение. Одно занятие плавно переходило в другое, а ночью снились цветные сны с ароматами яблони, черемухи, сирени, жасмина, с пением соловьев, уханьем филина; и проснувшись она не всегда понимала сон это или другая явь, просачивающаяся через тонкую завесу дома бабы Ари.

Баба Аря рассказывала удивительные вещи — что с каждой травинкой поговорить можно, а уж с животными и птицами не только поговорить, но и договориться. Только нужно уметь слушать и любить. Тонечка многого не понимала, но точно знала, что ее бабушка с дедушкой и баба Аря настоящие.

Она даже пробовала разговаривать с петухом Петькой, котом Степкой, козой Дашкой и псом Тузиком. Но Петя удивленно смотрел, говорил, — «Ко» и уходил к своим курочкам; Степка любил, когда ему чесали животик, но у него было полно своих дел, мало интересных человеку; коза была с норовом, к себе подпускала только бабу Арю, до со снисходительным видом коронованной особы могла съесть пучок травы, протянутый детской рукой, но гладить себя не позволяла. Лучше всех складывались отношения с Тузиком — он целыми днями вертелся под ногами, весело вилял хвостом, тыкался мокрым холодным носом в руку и всё норовил облизать лицо; но стоило бабе Аре посмотреть на него — сразу становился степенным и приставания прекращал.

Так Тонечка прожила до десяти лет. Но у отца появилась стационарная работа в небольшом городе с хорошей квартирой и, оторвавшись от бабушки и дедушки она прилепилась к родителям, но своих увлечений не оставила — продолжала заниматься музыкой, рисованием, языками, общением с природой. Ещё её манили книги — любила и читать, и рассматривать старинные.

С одноклассниками общалась мало — только в школе, свободного времени не было. Переехав в новый город, Тонечка решила с ним познакомиться и стала посещать интересные места. В одном из таких мест проходила выставка детского рисунка. Интересно было посмотреть, что и как рисуют другие дети, и можно ли свои рисунки явить миру? На выставку отправилась с мамой, чтобы с близким человеком мнениями обменяться. А увидев рисунки А. Легкоступовой, сразу решила разыскать автора. Им оказалась пятилетняя глухонемая девочка, над которой незамедлительно было взято шефство.

Первый раз встретившись глазами с Аллочкой Тонечка почувствовала, что они смогут понимать друг друга без слов; и вспомнила свою бабушку и бабу Арю — они тоже понимали друг друга без слов, особенно в трудных ситуациях — посмотрят друг на друга, одна другой кивнет — и всё сразу на свои места становится. Не понимая, как такое возможно, Тонечка пытала бабу Арю, но та только смеялась в ответ и говорила, — подожди, придет время, и ты научишься; только, не с каждым человеком так получиться может. Увидев Аллочку, Тонечка ощутила, как это происходит и терять такой подарок не захотела. Она знала (бабушка рассказывала), что глухонемого человека можно научить читать по губам и решила помочь новому другу. Нашелся молодой психиатр, взявшийся за непростой вопрос. Через два года Аллочка поехала в специализированный интернат учиться, но с большим багажом знаний — умела читать по губам, а зная буквы и цифры писала, читала и считала.

Одиноко стало Тонечке без своей маленькой Аллочки, но её мохнатые друзья забыты не были — прогулки продолжались, и оставшаяся компания развлекала себя как могла. Огромный водолаз, катавший маленькую девочку, стал возить задиру-воспитателя Ваську. Кот, как капитан быстроходной моторки, ловко вцепившись в попонку, указывал путь.

Четыре года назад Аллочка, гуляя с бабушкой, в кустах нашла еле живого котенка. Но Васька выжил и со временем стал грозой всех котов в округе. Его не смущали ни разорванные уши, ни расцарапанная морда — девизом была победа над врагом — и это было смыслом жизни. Но весной в сад подкинули только‐только открывшего глаза щенка и Васька обрел иной смысл жизни — стал воспитателем нового друга. Он усердно обучал воспитанника кошачьим хитростям, но Ниро, к сожалению Василия, лазание по деревьям осилить не смог, но мышей ловить научился. Через полгода Вася заметил, что питомец по габаритам значительно превосходит своего наставника, но это его не смутило. Ниро был очень добродушный, а Василий по опыту знал — главное характер. Да, Ниро не боец, но у каждого своя планида, да и всему своё время — например: в два года тебе хочется победить всех котов в округе, в четыре же — погреться на солнышке и пофилософствовать.

Тонечка не знала, о чем думают ее мохнатые друзья, но с ними ей всегда было хорошо и спокойно. Она предпочитала их компанию с дальними прогулками или купанием в реке (Васька тоже любил поплавать) девочкам-одноклассницам с их разговорами: о куклах, платьицах, походах с мамами по магазинам, модных причесочках, а иногда и о мальчиках.

Еще хотелось быть худенькой и легкой, чтобы бегать наперегонки с Ниро или лихо крутить педали велосипеда, посадив на руль кота Василия, но она была полная и тяжелая, но ходьба и плавание по-лягушачьи выходили хорошо, и Тонечка наслаждалась тем, что имела.

Она с детства чувствовала людей; но настоящих, таких как мама с папой, Володенька Косокривов, бабушка с дедушкой, баба Аря и Аллочка, было мало (или ей так казалось), у других на лицах и в глазах читалось: по поводу внешности — у взрослых — жалось, у ровесников — превосходство; по поводу музыки, рисования, иностранных языков — у взрослых — безразличие или неискренний интерес, у ровесников — или зависть, или пренебрежение — она же уродка, что ей остаётся, только музыкой и заниматься, чтобы хоть как‐то к себе внимание привлечь. Но это было не так — Тонечка занималась тем, что ей действительно нравилось, и еще помогала другим людям — это ей тоже приносило удовлетворение.

Чувствуя родительскую любовь, их гордость за ее успехи, читая письма Аллочки, написанные рукой художницы — очень радовалась всему этому и душа ее ликовала. А остальной мир? От него можно легко закрыться-спрятаться за толстыми томами книг в тиши библиотеки, или в лесу, или на реке. Так мало-помалу Тонечка научилась открываться только приятным ей людям, с остальными же становиться «невидимой», будто и нет её вовсе.

Шло время — близкие и родные стали оставаться за поворотами жизни. С начало не стало мохнатых друзей, потом бабушек и дедушек. Но Тонечка, сохраняя любовь к ним в своем сердце честно шла по жизни вперед. Закончила школу с золотой медалью и вместе с Володенькой Косокривовым (он из армии вернулся) поехала в Москву и поступила в институт.

Москва говорлива и шумна, энергична и умела, но есть много уголков отдохновения для людей тонких, предпочитающих уединение и тишину.

Пять лет промелькнули быстро. После окончания ВУЗов (у Тонечки были госэкзамены, у Володи — диплом) молодые люди поженились; Володя, отказавшись от аспирантуры, решил попробовать свои силы на периферии. Где жить — было всё равно, главное с любимым человеком.

Через два года родилась Лидочка и став матерью, Тонечка всю себя отдала семье. Муж и дочь дарили ей столько любви и счастья, что она иногда чуть не захлёбывалась от такого изобилия. Дочь росла, муж поднимался по карьерной лестнице, а к ней снова вернулись ноты, краски и книги на иностранных языках — со старыми друзьями скучать было некогда. Жизнь текла мирно и спокойно. Ещё в ежедневный жизненный рацион были включены пробежки и катание на велосипеде — после родов сбылось предначертанное и она сделалась изящной молодой женщиной сорок шестого размера.

Но когда Лидочке исполнилось десять лет, тихая жизнь закончилась. Лида была в мужа — веселая общительная красавица, обращающая на себя внимание. Тонечка понимала, что Лида начинает самостоятельную жизнь — время пребывания под родительским крылом заканчивается, в человеке начинает главенствовать его самость; родительские ценности отодвигаются на задний план. Муж сокрушался, — Лида пошла в своего прадеда — красавца-балагура: неразборчивого в связях, желающего любой ценой быть первым, обращающего на себя внимание, ставящего на первое место себя и свои, и только свои, интересы. С такими людьми жить трудно, а жить мирно еще труднее. Для них не существует ни общественная мораль, ни общественные правила. Они руководствуются своими желаниями и их удовлетворением. Центростремительные силы настолько мощны в них, что весь их мир замкнут на себе.

С Лидой ничего не помогало — ни по-плохому, ни по-хорошему — буйный нрав брал своё. Короткие периоды затишья сменял безудержный галоп, сметающий всё на своем пути: частые конфликты в тринадцать; сомнительные компании в пятнадцать; богемные вечеринки с марихуаной в шестнадцать; беременность в семнадцать.

После сообщения о беременности Тонечка первый раз взяла ситуацию под свой контроль, твердо заявив дочери, — я увольняюсь с работы, мы перебираемся на дачу и год будем безвылазно там сидеть. Рожать будешь дома, а жить — по-моему распорядку; внучку я тебе не отдам. Она точно знала, что будет девочка, хотя срок был очень маленький всего месяц; и решительно посмотрела в глаза дочери. Ей показалось, что с ней вместе плечом к плечу стоят: и бабушка, и мама, и баба Аря, и Аллочка, и даже кот Василий. Дочь такого взгляда не выдержала, и Тонечка поняла, что на год «вырвала» Лиду из цепких объятий порока.

Год был счастливый — вся семья вновь объединилась — не было никакого разлада — царили мир и гармония.

Тонечка, глядя в глаза дочери и мужа, читала в них надежду на светлое будущее, но сама знала — год пройдет и всем им предстоит трудная борьба не на жизнь, а на смерть; но своим ничего не говорила — пусть радуются сегодняшнему хорошему, и сама тоже отпускала от себя тревоги о грядущем и становилась просто любящей женой и матерью, заботливо хранящей свой домашний очаг. В будни вечерами она читала свои любимые книжки на разных языках — Лида слушала, затаив дыхание, и матери говорила, — мне кажется, что и ребенок слушает твои истории; а Тонечка об этом знала наверняка. Она даже разговаривала с Люсенькой, только мысленно, и никому об этом ничего не говорила.

Год прошел быстро, и Лида как с цепи сорвалась — бросила кормить грудью, заспешила в город, не думая о ребенке. Владимир Иванович погрустнел, понял, что его Тонечка чем‐то выкупила заветный год, чтобы родилась здоровая внучка, и жизнь в семье вновь понеслась по кочкам и ухабам; только света добавлял маленький живой комочек, пускающий слюни, улыбающийся своим беззубым ртом, протягивающий навстречу деду с бабой свои крохотные ручонки с розовыми пальчиками. Владимир Иванович молил небеса, чтобы малышку обошла стороной участь ее матери.

Конец ознакомительного фрагмента.