Гражданин по ГОСТу

Ольга Ивановна Блинова, 2022

В безымянном городке недалекого будущего граждане боготворят массовое искусство. Как заворожённые, они ежедневно устремляют взгляды в экраны, мечтая лишь узнать, какая сегодня в моде поэтесса и брюки чей фирмы стоит покупать. Комитет Искусств радушно предоставляет все новые и новые идеи, но что делать, если идеи иссякают столь же быстро, что и устаревают бывшие утром популярные шляпки? Раз в месяц устраивается конкурс на почётное звание Четвёртого Члена Комитета Искусств. Именно он станет самой обсуждаемой персоной на эти дни, но как быть, если очередной «фрик» не представляет интереса? Взявшись за поиски нового интересного лица, Третий Член случайно сталкивается с неприметным инженером, который, как назло, вовсе не знаком с искусством!

Первая часть

«Винтики»

Чёрный смоляной дым обволакивает цех. Слышится мерный стук механических колёс, бившихся с загробным стуком друг о друга, исполняя похоронный марш станинных механизмов. Густой поток серого облака взвился высоко в рыжеватое небо, окрасившееся выхлопными газами и тусклыми персиковыми фонарями, чьи стекла облепили пыльные хлопья мокрого снега. Сквозь треснувшееся стекло сочился вязкий масляный свет, скользя жирным пятном по чертежам очередного таинственного творения юного механика. А вот и он сам. Над скрипучим металлическим столом, сваренным из остатков железных пластин, стояла склонившаяся фигура человека. Прокряхтев нечто невнятное и прикрыв лицо рукавом грубой рубашки из холщовой ткани, мальчишка вытащил из кармана механический карандаш, чуть чётче повторив ранее сказанные слова:

— Ма-ра-нья… Мда. Где бы только я мог ошибиться? — взъерошив сальные волосы и стряхнув с головы кислые стружки, механик потянулся серым комком, напоминавшим мышонка, стирая неверную запись. Протёртая керосиновая лампа осветила веснушчатые щёки, обременённые красотой, нос-картошку и небольшие карие глаза, в которых лишь изредка посверкивало отражение чертежей.

— Александр! Ты ещё долго собираешься мариноваться в своей мастерской? Прочим между, твоя смена подходит к концу, а окна до сих пор зашторены.

Дверь с глухим скрипом распахнулась и на пороге вырос широкий силуэт главного заведующего заводом. Испуганно вздрогнув и чихнув прямо на чертежи, мальчишка, словно кролик, услыхавший выстрел, подскочил и глупо похлопал глазами, неловко остановив мечущиеся зрачки на мужчине постарше.

— Здоровы будьте, Пал Юрьич. — поспешно отерев руки о коричневый комбинезон, юнец подошёл к руководителю. Его свежие розовые губы разлились в жирной улыбке самодовольства и лёгкой снисходительности.

— Какой уж Павел Юрьевич. Это имя уже старо, прошло уже семь часов, так я уже мистер Бьюргенс. Арчибальд Бьюргенс.

И тебе не помешало бы сменить своё именование на нечто более свежее, не щеголять же тебе с номером Единого документа на груди? Уж не думаю, взгляни уж лучше сюда.

Инженер повиновался и послушно посмотрел на пластиковую страницу, без большого энтузиазма всматриваясь в большие серебристые буквы, собиравшиеся в предложение: «ЕЖЕЧАСНЫЙ ИМЕННОЙ ВЕСТНИК».

— Сейчас снова в моде имена на букву «Б», дворянского происхождения. Может быть, тебе подошло бы… Брэм? Или нет! Брут!

Мужчина хохотнул, похлопав по плечу юношу, отчего тот залился бордовой краской.

— Уж Вы извините, но мне Сашкой жить спокойнее, не зовите меня в друзья дедушке Цезарю. И Вы тоже зовите попроще, нам эти перемены ни к чему.

Щелочки окрашенных в золотой цвет глаз внимательно уперлись в неаккуратное лицо напротив.

— Твоя воля. Не забудь, завтра мы отправляемся всем составом в картинную галерею имени Первого Члена Комитета Искусств! В ближайшее время вновь будет продемонстрирована"P&FuW.12/8". Признаться, год тому назад, во время открытия после реставрации, я не успел хорошенько рассмотреть эту славную картину. Подумать только! За это полотно готовы отдать баснословные суммы тысячи богачей, однако подлинник все ещё доступен нам — простым смертным. Это ли не истинное великодушие!

Неопределённо кивнув и сделав шаг в темную ученую обитель, Саша прикрыл дверь за собой, бросив в щель:

— Приду я, приду, как не упомнишь про этакое зрелище.

— То-то же, удовлетворенно прокряхтел начальник-с-новым-именем, после чего сложил бумажку и подбросил вверх, заставив ее рассыпаться в пыль. Он глянул на часы.

— Не проспи: сбор ровно в девять часов около главного входа.

Скромно попрощавшись, Саша возвратился к столу, вызволив из-под кипы бумажек обрывок случайно залетевшей газетки. На потертой бумаге красовались три буквы когда-то громкого заголовка, утонувшего среди миллиона таких же важных слов.

— Не забудь… Как же тут, раз сто уж повторил, недовольно бормочет себе под нос скромный раб науки, меланхолично складывая в стопки многочисленные рукописи. Покидая кабинет, Александр запирает на ржавый ключ скрипящий замок и поднимается по дребезжащей лестнице наверх. Сквозь мрачную мглу и копоть рвётся навстречу жужжащий свет серебристых ламп, пришивших к потолку и нехотя отдающих короткие яркие вспышки металлическим скамейкам и сверкающему кафелю, с сердитым фырканьем принявшего следы пыльной грязи чужих сапог.

— Ну-с, до следующего утра, винтики мои

Удовлетворенно хрустнул костяшками пальцев, молодой человек оставил ключ в крохотном железном ящике, вслепую настукивая кнопочную комбинацию. Широкие двери с пыхтением отворились, прощаясь с последним покинувшим работу механической трелью. Подмигнув повисшему датчику, Сашка ступает на мокрый чёрный снег, слегка ускорив шаг. На веснушчатых щеках оставались вязкие грустные капли, крепко державшиеся за кожу.

«Утро»

Летят года, проносятся рассветы,

Вперёд со свистом, рвутся поезда.

По снежному покрову прокатилась с глухим стуком песня, ухнув в открытый люк у пешеходного перехода. Он почти бежит, небрежно глядя на часы, выдыхая из покрасневшего веснушчатого носа морозный воздух. Стоит поторопиться? Впрочем, это не станет лишним.

А мы — дешёвые, тщеславные поэты,

Лишь поспеваем там, где гонит нас мечта.

Шуршание голосов становится все громче. Впереди небрежно мелькает синеватый свет дорожных полос, скалящихся из-под рыхлых разводов слякоти.

Наступит вновь двадцатое столетье,

Но не забыты прежние творцы.

Остановка. Машина проносится почти безмолвно, обдав резиновые сапоги липкими брызгами.

Пестреет на людях порока многоцветье

И строятся все новые дворцы.

Больной исполин просыпается от лихорадочного сна, разминая вибрирующие лёгкие свистом поездов и вздохом тоннелей. Высоко, где-то над блестящими сводами стеклянных крошек-небоскребов, пробудились церковные колокола, поднимая золотистым блеском персиковое хмурое солнце. Пыльное, затхлое, умирающее солнце. Сквозь тучи едва протискиваются едкие рыжие лучи, отражаясь от сияющих реклам шампуней и квартир. Выгоднейшие предложения Круперса! Покупайте шампуни Круперса! Покупайте квартиры Круперса!

Уж человек не раб науки серой,

Он волен делать то, чего его душа

Сама желает, боле слабой верой

Сгрызает хвост большой сама себе змея,

Скромный звон окружает пеструю толпу людей, идущих плотным потоком навстречу механику. Фантасмагорическое зрелище предстало прищуренным уставшим глазам трудяги, заставив того спрятать голову в колючий клетчатый шарф, как под крыло. Зелёные, синие, розовые, красные, наряды мелькали под больным свечением мутного диска, сливаясь в дружный хор какофонии неясных голосов. Прижавшись к бетонному забору, рабочий поспешил пропустить шествие детищ кисти неумелого художника-импрессиониста, подражавшего великим мастерам рухнувшей эпохи. Причудливые рисунки и знаки окружали их лица, но вот рты почти что синхронно исполняли псалом, слившись единым телом и разумом.

И в городке, который год без званья,

Где каждый муравей важнее, чем король,

Вдруг развернутся милости признанья,

И каждый вывернет на сцене свою роль.

Последние строки пропеты. Колокол стих.

Как резко погрузилась в тишину болотная толпа, остановившая волну у одного из щитов, поднимая головы к кружащимся механизмам. На одном из широких столбов, под самыми облаками, возникла человеческая фигура, ростом около семи метров. Приятное молодое лицо с символами стрелок под глазами и небрежные волосы обрамили голубоватым свечением мужчину, а рупоры зашуршали мелодичным стрекочущим голосом.

— Доброе утро, дорогие дружочки!

Сейчас настало время нового дня.

Одиннадцать часов сто семнадцать минут, сорок пятого августа. Сегодняшняя мода — воспоминания о будущем, приобретайте серебристые костюмы Льюи. Современные костюмы Льюи — костюмы космических героев старого времени!

Муравейник вновь зарокотал и расползся по своим важным делам, перекатываясь с рук на ноги, подскакивая на пружинах или плетясь под гнетом собственных мыслей. Игривая волна подхватила с собой медлительное коричневатое пятно, увлекая к станции лиловой электрички, парившей над чёрными рельсами.

Скользнув в раскрытые радушные двери, Шура остановился подле сверкающего табло, сверив время со старенькими наручными часами с поблекшим циферблатом. Толстые неопрятные цифры с острыми уголками ехидно оскалились, померкнув через несколько мгновений. Невесело почесав затылок, инженер проходит вглубь вагона, чуть было, не запнувшись об инсталляцию, лежавшую под ногами с кислым амбре немытого тела. В вагоне тикает мелодичная музыка, а на небольших экранах поблескивает знакомое улыбающееся лицо Третьего Члена Комитета Искусств — чудного молодого человека, отвечающего за досуг граждан, ежедневно представляя всеобщему обозрению интереснейшие кинофильмы и театральные постановки. А как же его потрясающие картины, заставлявшие тысячи тысяч собираться в галерее во время презентаций?

Отведя взгляд от бездомного, механик чуть приближается к монитору и мечтательно вздыхает, с любовной бережностью рассматривая простое на вид устройство. О, как много славных проводов спрятано под кристаллической поверхностью. Какие таинства хранят в себе комбинации звуков и мелькающих ячеек в этом таинственном муравейнике, окружающем жителей ежедневно.

— Ах… Что за прекрасное зрелище! Как они могут не замечать этакой красоты?

Неподалёку от Александра раздаются счастливые трели юного голоса.

— О… а… О… Тут… знаете, это неплохой экземпляр для электрички в нашем райончике. Наружный слой на редкость хорошо сделан, не оцарапали даже. Броня!, хлопнув себя по колену с явным желанием взглянуть на невольную собеседницу, инженер бросает короткий взгляд на стоящую миловидную даму с коротко стриженными волосами. Однако, улыбка быстро сползает с глупого лица, заставляя механика опустить лицо как можно ниже. Красавица говорила вовсе не с ним, а с подругой при помощи незаметной гарнитуры, вшитой пластины как раз у ушей. Оконфузившемуся молодому человеку в нос ударил вновь кисловатый телесный запах, заставив с большим раздражением глянуть на бродягу, перегородившего проход. Подумать только! На дворе скоро настанет вторая половина двадцать первого столетия! Гневная внутренняя тирада оканчивается столь же быстро, как и началась с вибрацией дорогого устройства под шапкой «падшего». Он с серьёзным видом отвечает на вызов более чем серьёзным голосом, обещая кому-то по ту сторону связи скорое представление нового проекта по оформлению квартир. Квартир Круперса. Неловко переступив через длинные ноги «инсталляции», Шурик поспешно отходит к концу вагона и отвлекается от созерцания. Что же, вскоре поезд прибудет к станции назначения, сопровождающим бодрыми обрывками рекламных слоганов, мешающих хуже истреблённых когда-то комаров и мошек.

«Бездарь»

Гладкий монолитный автомобиль мягко шуршит шарообразными колёсами, сливаясь матовым силуэтом с чернеющей поверхностью дороги.

— Выключи немедленно музыку! С этаким вкусом здешних радиолюбителей рискую превратиться в ипохондрика раньше срока!

Позади водителя, широкого мужчины в возрасте пятидесяти лет, раздаётся недовольное шипение пассажира, очевидно пожаловавшегося на громкую работу радио, вторившего рекламу вновь и вновь. Шофёр послушно взмахивает рукой и погружает салон в долгожданную тишину, слыша лишь бормотание за своей спиной.

Молодой человек лет двадцати трёх на вид напряжённо подергивал пальцами над голограммой клавиатуры и рассержено кусал ноготь большого пальца свободной руки.

— Вы не беспокойтесь сильно, на выставку не опаздываем. Техника-то нежности требует, аккуратности.

Простодушно заявляет мужчина, на что пассажир лишь отрешённо фыркает, небрежно отбросив от глаз нависшую чёрную прядь.

— Видал в погребальном пакетике с семенами подсолнуха этих ничтожных созданий. Не представляешь, как же приелись эти… корыстные и хвастливые звери. Масса! Изо дня в день они, как овцы, шатаются от луга к лугу за своим верным пастухом, ещё не зная, что завтра им суждено отправиться на скотобойню-, журналист высокомерно хмыкает и продолжает, — А, впрочем, так ли им много нужно? Каждый час их рыбьи мозги забывают свои имена и придумывают новые, что же мне самому остаётся делать? Только поддаться воле толпы и безропотно исполнять их ежеминутные желания. Они не имеют понятия, чем себя занять без электронного помощника, что ещё придумать без нужного вещания! Каждый день подавай им новый повод собраться вместе и покричать с плакатом в зубах. Вот, совсем скоро будут выборы очередного члена Комитета на месяц, а кому ещё и перебирать из этой кучки отбросов самого интересного? Кого же ещё представить? В прошлом месяце это была, кажется, любительница керосина… а в позапрошлом? Не воспоминаю. Ах, чем же мы снова будем недовольны завтра? Быть может, отсутствием эмоций и прав роботов? Или же недостаточным количеством стекла в окнах небоскрёбов? Нет! Нет-нет, это уже приелось совершенно несчастным глазам, нет никакой возможности творить… Бедняга Бездарь, страдания юного Вертера ничто в сравнении с твоими душевными терзаниями загнанного поэта. Всё, всё, черт побери, мы приравняем к нашему рублю и оценим неоценимое, продадим непродающееся, купим непоку…!

Внезапная тирада оборвалась вызовом на бортовой панели. Скромно извиняясь, водитель принял его и на экране появилась детская кудрявая головка девчушки лет пяти, а в динамике зазвучал хрипловатый болезненный голосок сидящей на больничной койке девочки.

— Юсенька, солнышко, папа сейчас на работе. Как твое самочувствие?

–Уже совсем-совсем не болит горлышко, папа! А ты помогаешь машинке ехать, да?

Но милый диалог был прерван возмущённым покашливанием сидящего позади. Смущённо попрощавшись с малышкой, водитель быстро оканчивает звонок и сосредотачивает своё внимание на дороге. Впрочем, искусственный интеллект сам прекрасно справлялся с поставленным маршрутом, шофёру оставалось только лишь контролировать парковку.

— Кажется, уже говорилось, чтобы ты не отвлекал от мыслей! Перезвонил бы позже-, сердито глянув на побледневшего водителя, художник выпрямился и соизволил продолжить свои рассуждения, — Человеку больше ничего не нужно, кроме развлечений в кругу таких же безропотных ничтожеств, потребляющих и потребляющих приносимые им блага. А как же высшие ценности? Семья вот, к примеру. Как много отцы проводят времени со своими дочерьми, скажи честно? А все работа! Проклятая мышеловка, в которую загоняются клерки и бегают там, как в колесе, зарабатывают капитал… А если завтра твоего ребёнка не станет? Не уделишь ему и пять минут, ни на что не годный родитель! О времена, о нравы! Мы катимся в бездну, понимаешь? Мы на пути гние!..

Автомобиль резко останавливается на парковке подле галереи, заставив пассажира больно впечататься носом в спинку переднего сидения. Мужчина угрюмо смотрит вперёд, ожидая, когда назойливая помеха наконец-то покинет транспорт, внутри искренно жалея о чрезмерно аккуратной системе торможения.

— Мы на пути гниения, гражданин! — промычал молодой человек, потирая лоб.

— Мы приехали, гражданин. Оплата как обычно?

— Тц… Прекариат дрянной, как обычно! Лишь бы о заработке им думать!

Дверь плавно захлопнулась, несмотря на резкость движений Третьего Члена Комитета Искусств и тот поспешил к большим открытым дверям, ласкающих прохожих изящными витражами.

Саша, сойдя на нужной остановке, торопливо спустился вниз по эскалатору, огибая прохожих при надобности. Нехорошо, однако, вышло! Из-за неполадок на путях расписание сбилось и бедный механик опоздал к часу назначенной встречи на целых пятнадцать минут. Директор рассердится и непременно сделает выговор несмотря на обстоятельства, совершенно не зависящие от мечтательного инженера.

Впопыхах сверив время на часах и слегка замедлив бег, Саша вздрагивает из-за внезапного потока брани, обрушившегося на ни в чем не повинного робота-уборщика, мирно уносящего из-под ног какого-то незнакомца смятый стаканчик из-под кофе.

— Жестянка дрянная, чтоб тебя на эскапады переплавили!

Нога отбрасывает трудягу к обочине, а сам парень исчезает за цветастыми дверьми. Пришедший в истинное негодование подобным обращением с изящной техникой, мальчишка опускается на корточки и бегло осматривает вмятину, вытаскивая попутно из кармана небольшой магнит.

— За что же так с тобой, а? Чай, сам он улицы не метёт, так хоть бы обошёл. Не три рубля материалы стоят!

Магнитик припал к металлической стенке, приоткрывая крышку и позволил Шурику заглянуть внутрь. Наскоро проверив проводки короткими нажатиями, он оставляет в покое механизм и запускает его вновь. Работает исправно, как любимые электронные часы! Он подбирает брошенный мусор, отправляя его в урну, а сам спешит к коллегам.

«Галерея»

Голоса заискрились в темноте коридора. Десятки размалёванных лиц стояли перед светом нижних фонарей, переодически переглядываясь меж собой и помигивая резкими словами, рвавшими монотонный гул. К происходящему на скромной сцене те были равнодушны, нарочито игнорируя робкий голос щуплой девчонки, сжимавшей в пальцах ткань юбки. Белёсые глаза бегали по головам окружающих, мечтая найти хоть одного заинтересованного слушателя, кому были бы не безразличны изображённые на зелёном полотне парящие птицы в небе, бившиеся о скалы розовых облаков вдребезги.

Но что-то вдруг заставило замолчать зевак, до этого мгновения обсуждавших недавно ставшее модным произведение.

Некто неспешно прошествовал по образовавшемуся коридору разношёрстных скучающих созданий, безмолвно наблюдавших за шедшим. Замерли рабочие. Замерли художники. Замерли писаки. Все ждали оглашения единственно верного мнения.

Бездарь, вздыхая без всякого азарта, щёлкнул пальцами. Толпа вздохнула большим слаженным организмом.

— Какая пошлость, — наконец-то заявил молодой человек, косо глядя на степенно меняющиеся улыбки, скалившиеся в солидарности. Девчонка побелела, спиной прикрывая картину, — Пошлость ли? Увы, сказать не могу точно, сейчас будто кажется, это действительно шедевр, — насмешка на губах искаженной проекцией ложится на уста слушателей, — А говоря откровенно, безвкусица, — организм вздрогнул, оглашая зал свистом, — Безвкусица, воистину достойная болтаться в галерее. Дорогие дружочки, повесим же это великолепнейшее произведение прямо напротив"P&FuW.12/8"! Вперёд! Время дорого стоит!

Свет зажегся. Дрожащую девицу небрежно оттиснули к краю сцены, забирая полотно грубыми руками. Оно, вскоре, занимает почётнейшее место, теряясь среди похожих друг на друга пятен. Бормоча благодарности, та стремится ухватить за руку спасителя, однако тот только снисходительно всовывает в закоченевшие пальчики подписанную фотографию.

В прекрасном светлом помещении засновали небольшие группы людей, крохотными стадами пасшиеся около картин на белоснежных больничных стенах.

Искрились многообразием висящие под потолком битые стекла разных форм и размеров, а под ногами оставались крошечные кучки мусора, гордо именуемые современным искусством. Гладкую белизну украшали лишь яркие пятна различных размеров и форм, заточенные под стеклом с крохотными табличками в углу.

Около одного такого полотна стоял сам художник, гордо закинув на плечо шарф.

Бездарь тонул в лучах славы, не без собственного удовольствия рассказывая заворожённым гостям только что выдуманную историю одного из своих шедевров. Кучка болванчиков с большим восторгом внимала каждому слову, доносившемуся из уст Третьего Члена Комитета, при этом вовсе не интересуясь изображением на полотнище. Оставив их на обсуждение великолепнейше изображённой чёрной линии, пересекавшей белый холст, творец бодрым шагом направился дальше по коридору, бросая брезгливый взгляд на посетителей. Только взгляните на этих бестолочей! Они блаженно соглашаются с каждым словом своего маленького божка, поглощая, как морские губки, тишину галереи. Бездарь холодно осматривает столь презираемую им группу твердолобых попугаев. Какая скука… а это ещё что за юноша, стоящий около одной из самых популярных картин здесь? Кажется, какой-то рабочий решил обогатить свой скудный багаж знаний походом в культурное место. Художник с усмешкой рассматривает испачканные резиновые ботинки посетителя, бесшумно приближаясь со спины.

Конец ознакомительного фрагмента.