Сказки Зеркал

Ольга Зверлина, 2006

Закончив учёбу у старого мастера, шесть весёлых подмастерьев делают на экзамене по одному зеркалу. Казалось бы, решив эту нехитрую задачку, любой малыш ответит, сколько вышло зеркал – и сколько зеркальных сказок получилось у автора книги. Но в условие задачи вмешалась волшебная палочка, а с ней и одна озорная фея, два могущественных чародея, один мудрый ворон, один очень-очень вредный слуга, один ушастый субъект с хоботом – и неожиданное для всех стихийное явление. И теперь юные подмастерья путешествуют по всему Безграничному Мирру, находя новых друзей и переживая увлекательные приключения. Поспешите и вы, дорогие читатели, заглянуть в зеркало этой книги, отражающее яркий волшебный мир – мир, вам ещё неведомый. Кстати, составленная автором карта Безграничного Мирра к книге прилагается.

Книга вторая. Зеркало Красоты

Глава 1. Приземление

Как хорошо летать высоко в небе — так, как обыкновенно летают птицы. Над домами, над деревьями, над запрокинутыми головами изумлённых соседей.

Но увы! — люди так летать не могут.

А хотелось бы, хотелось…

Когда могучий Ветер Странствий подхватил Растрёпу, словно пёрышко, закружил в своей воздушной воронке вместе с листьями, ветками, перепуганными птицами — а потом понёс неведомо куда, юная фея, разумеется, жутко разозлилась, даже рассвирепела, ведь пугаться было не в её правилах. И, конечно же, ругалась она что есть сил.

В том, что это колдовская работа какого-то «болвана-недоучки», Растрёпа ничуточки не сомневалась. Да знай она в ту минуту, что воздушную стихию взбаламутил Слончик, да попадись ей тогда под руку этот несчастный — и хорошая трёпка была бы ему обеспечена!

Только крепко вцепившись на лету в чью-то дёргающуюся ногу, сердитая фея немного успокоилась. Вихрь взвыл, набирая силу, где-то в стороне встревоженно прокричал ворон Каркл — и всё полетело вверх тормашками.

Очнулась Растрёпа в странном месте: над головой была влажная от недавнего дождя лужайка, под ногами — вечереющее небо с розовыми кисельными облачками.

— Вот те раз! — воскликнула фея, глядя в опрокинутое небо. — Похоже, этот бешеный ветер перевернул весь наш Безграничный Мирр! Всё теперь шиворот-навыворот.

Но оказалось, что это не мир перевернулся, что это она, Растрёпа, зацепилась подолом платья за ветку большого дерева и висит вверх тормашками, а вернее — вниз головой.

Растрёпа сердито дёрнулась — разок-другой-третий. Тонкий шёлк не выдержал бесцеремонного обращения: платье порвалось, ветка хрустнула — «А-а-а!» — и фея тяжело шмякнулась в траву.

— Ничего себе тут гостей встречают, — проворчала она, потирая ушибленные бока, — сначала без спросу летать заставляют, потом с деревьев сбрасывают. Ну и местечко, всюду камни, ветки, трава мокрющая — бррр!

Вверху подозрительно затрещало.

— Эй, а это ещё там что?!

Растрёпа рванулась было в сторону, но отскочить не успела: с дерева, прямо ей на голову, свалился ботинок.

— Нет, ну вы посмотрите, добрые феи: тут ещё и ботинками швыряются! Уж этого-то я точно не потерплю, — грозно пообещала Растрёпа, потирая ушибленную макушку, — я сейчас вам всем та-а-ак наколдую…

Её рука привычно нырнула в карман за волшебной палочкой. Но вспомнив, что колдовать ей теперь нечем, фея приуныла.

Над её головой снова послышался треск, сверху посыпались ветки и листья — бабах! — и рядом с Растрёпой благополучно приземлился Страшик.

— Вот только тебя тут и не хватало, — язвительно поприветствовала его фея.

— Растрёпа, это ты? Как же здорово! Знаешь, я летал высоко в небе, летал первый раз в жизни! Представляешь: внизу всё было таким маленьким, жуть! — взахлёб рассказывал Страшик. — Ой, смотри-ка, да это же мой ботинок! А я думал, его утащил ветер.

Бывший подмастерье живо натянул ботинок на левую ногу, вскочил и забегал по поляне, с любопытством осматриваясь.

— Интересно, куда это мы попали? И где все остальные? Эй, Смихля, Дрёмс, ау! — стал звать Страшик. — Ау, Робсик! Ау, Бумбан!

Но никто не откликался.

— Перестань орать, у меня уже уши болят от твоих воплей, — рявкнула Растрёпа. — Разве ты не видишь, что мы здесь совсем одни?

— Да, похоже, что так, — грустно согласился Страшик. — Выходит, все разлетелись кто куда. В воздухе, правда, кто-то тяжеленный висел на моей ноге…

— Так это была твоя нога? — нетерпеливо перебила его фея. — Значит, я держалась за твою дурацкую ногу? Теперь понятно, почему мы вместе здесь оказались! Только я в этом гадком мокром лесу ни минуточки задерживаться не собираюсь. Если ты со мной — пошевеливайся, шагом марш!

— Куда — марш? — пожал плечами Страшик. — Разве ты знаешь, Растрёпа, где нам искать остальных?

— Лично я никого искать не намерена. Улетели — значит улетели, и не о чем тут жалеть. Захотят — сами отыщутся. А мне, во-первых, надо срочно найти мою волшебную палочку… Нет, палочка пока что «во-вторых». А во-первых — я есть ужасно хочу. Нет ли у тебя в сумке чего-нибудь поесть?

Страшик удивлённо ощупал висящую на его плече дорожную сумку:

— Моя сумка! Смотри-ка — она не потерялась! И даже зеркало цело.

Страшик осторожно вынул зеркало, глянул на своё отражение и рассмеялся:

— Какой же я смешной, грязный — в волосах листья, на носу мох! Весь нос мохом оброс.

Страшик затряс головой, стараясь избавиться от запутавшегося в волосах мелкого лесного мусора.

«Хм, а он в общем-то не такой уж и страшненький, этот Страшик-неряшик, — неожиданно для себя подумала Растрёпа. — Интересно, а сама-то я как выгляжу?»

Фея порылась в карманах, отыскала уже знакомый нам щербатый гребешок и без лишних церемоний забрала у Страшика зеркало. «Таращишься на себя, как девчонка, — заявила она, — смотреть противно!»

Растрёпа повесила зеркало на ближайший сучок и попыталась причесаться. К великому удивлению юной феи, гребешок на этот раз легко заскользил по её всклокоченным волосам, распутывая их и укладывая красивыми волнистыми прядями. Растрёпа просто не могла отвести глаз от своего отражения: сошла грязь со лба, разгладились старые царапины на носу, засияли глаза. «Я? Неужели — это я?! Что за фокус?»

Она нравилась себе всё больше и больше.

Страшик тоже заметил произошедшую в ней перемену. «А ведь она очень милая, эта Растрёпа. И даже красивая. Как же я раньше этого не замечал? Вот сейчас она в самом деле похожа на сказочную фею…»

Растрёпа поймала в зеркале восхищённый взгляд Страшика и немного смутилась — а такого с ней раньше никогда не случалось.

— Эй, нечего на меня пялиться, чучело, — краснея, буркнула она. — Лучше бы поесть дал!

— Я бы дал, да ничего не осталось: ты сама все лепёшки съела, у меня в сумке только инструменты.

— Ну вот, — огорчилась фея, — вот и надейся на тебя.

Сидим в лесу,

Ночь на носу,

В животе пустота —

Просто красота!

Вид у юной волшебницы был очень расстроенный.

— Погоди-ка, Растрёпа, я сейчас…

Страшик вскарабкался на дерево и внимательно осмотрел окрестности.

— Я вижу справа какой-то огонёк, — крикнул он. — Давай узнаем, что там.

Юные путешественники пошли на свет и вскоре оказались у дверей придорожной закусочной. Над входом красовалась яркая вывеска: «Заку́с — на любой вкус!»

— Очень остроумно! — фыркнула Растрёпа, решительно толкая дверь.

Глава 2. На любой вкус

Внутри было сумрачно: большая комната освещалась лишь огнём очага. Столы для посетителей пустовали, за стойкой скучал долговязый детина в шапке, надвинутой на самый нос.

— Ау, хозяин, — окликнула фея, живо усаживаясь за столик, поближе к огню, — подай-ка нам чего-нибудь. Да побольше и побыстрее: мы страшно голодные!

Детина потянулся, зевнул; из-под надвинутой шапки блеснул сонный глаз, потом другой.

— Эй, Отта, двигай сюда! Тут у тебя клиенты, понимаешь, нарисовались! — гаркнул он куда-то в темноту.

Забрезжил свет, и с лампой в руке притопала с кухни упомянутая Отта. Страшик невольно вздрогнул: она была на редкость уродлива, а мочки ушей у неё свисали до самых плеч.

Впрочем, и детина за стойкой не отличался красотой: криворотый, весь нос в бородавках.

Отта водрузила лампу на стол и крайне недружелюбно оглядела посетителей.

— Откуда вы явились, чужаки? — спросила она мрачно. — Деньги есть? Без денег ничего не получите.

— Как вы догадались, что мы нездешние? — вежливо поинтересовался Страшик, выгребая из сумки мелкие монеты. — Мы ведь действительно не из этих мест, и, честно говоря, сами не знаем, куда попали…

Отта молча ухмыльнулась, сгребая мелочь в карман фартука, и утопала прочь. Детина тем временем свесился через стойку и бесцеремонно рассматривал посетителей, разинув свой кривой рот.

— Эй ты, хватит таращиться! — рассердилась в конце концов Растрёпа. — Где еда? Будут нас тут кормить или нет?

— Какие же вы безобразные! — внезапно заявил детина с непонятной радостью в голосе. — Такая, понимаешь, редкая удача! Стражники от зависти лопнут: в жизни не встречал таких уродливых уродышей, как ваша парочка.

— Уродышей?! — подскочила на месте фея. — Так это мы-то — уродыши? А на себя не хочешь полюбоваться, писаный ты красавчик?

Резко выхватив из Страшиковой сумки зеркало, она подлетела к стойке — и ткнула его прямо в бородавчатый хозяйский нос. Детина вздрогнул и отшатнулся:

— Нет! Нет-нет-нет! Немедленно убери это, гадкая девчонка! Я знаю, что это, я вам не дурак! Это же зеркало, зеркало! Зеркало, понимаешь? Запрещённое зеркало! Да за такое зарестовали в прошлом году моего соседа! Я не хочу сгнить за решёткой! Нет-нет-нет!

Хозяин что есть сил зажмурился, отмахиваясь от опасного предмета; потом, приоткрыв один глаз, испуганно глянул в зеркало — и зажмурился ещё крепче.

— Убери это! — кричал он снова и снова, но любопытство было сильнее страха: время от времени бедолага бросал любопытные взгляды на своё отражение, точно оно его притягивало. — Отта! Отта! Помоги! Уберите от меня это!

Но Растрёпа зеркала не убирала.

— Ну, и кто же из нас уродыш? — мстительно приговаривала фея. — Кто тут уродыш, а?

Разъярённая фея не заметила того, что почти мгновенно понял Страшик — с каждым отрывистым взглядом в зеркало детина менялся на глазах: его кривой рот выправился, бесследно растаяли бородавки на носу, подтянулись обвислые щёки, распрямилась спина. Теперь за стойкой стоял уже не прежний безобразный хозяин, а настоящий красавец. Правда, перепуганный насмерть.

На шум притопала вислоухая Отта — и удивлённо вытаращила глаза:

— Ой, Бубырь! Да неужели ж это ты?! Что они с тобой сделали? На кого ты теперь похож?

— Я знаю, на кого похож, — улыбнулся Страшик. — В нашем Торгуй-Городке на площади такой дядька стоит, старинный, каменный. Аполлон называется.

Хозяин в ужасе уставился на своё отражение:

— Нет-нет-нет, это не я, не я! Отта, я не виноват! Это всё они, понимаешь, колдуны проклятые, понаделали своим зеркалом! Верните мне моё прежнее лицо, колдуны! Или я пропал.

Отта повернулась к Растрёпе:

— А вы всех так заколдовываете?

— Всех не всех, а вот тебя — запросто, — ответила Растрёпа, поворачивая зеркало к Отте.

Минута-другая — и теперь уже не прежняя длинноухая страхолюдина, а милая румяная женщина с аккуратными круглыми ушками стояла перед ними.

— Отта, гляди-ка! — вскричал Бубырь. — Они ж, понимаешь, и тебя заколдовали!

— Угу, — не отрывая от зеркала глаз, кивнула довольная Отта, — и мне так очень нравится.

— И мне нравится, — согласился Бубырь, опасливо разглядывая преображённую Отту, — но нас же с тобой посадят в тюрьму! Нельзя нам быть такими уродышами.

— Не посадят, не успеют, — возразила Отта, — мы сбежим. Граница-то рядышком!

И не обращая внимания на Растрёпу и Страшика, Бубырь и Отта живо выгребли из кассы деньги, пошвыряли в мешок какие-то вещи — и выскочили за дверь.

— Вот дуркнутые, — возмутилась фея, — даже спасибо не сказали!

Она сердито ткнула зеркало в руки Страшику. Юный мастер был потрясён случившимся: ему всё не верилось, что это он, Страшик — сам, своими собственными руками — смастерил вещь, которая так прекрасно преображает людей. Правда, что бы он мог один, без волшебной палочки…

— Это чудо, настоящее чудо! — шептал Страшик.

— Чудо будет, если мы сейчас же не поумираем с голоду, — заявила Растрёпа. — Пойдём-ка поищем у этих горе-хозяев какой-нибудь еды.

Страшик убрал зеркало в сумку, они отправились на кухню — и вскоре вернулись оттуда с целой горой провизии. Растрёпа тут же стала жадно поглощать пирожки, копчёные колбаски, яблоки и варёные яйца: Страшик был поражён её непомерным аппетитом.

— Ешь, нечего таращиться, — с набитым ртом бубнила Растрёпа, всё подливая и подливая в свою кружку молока из пузатого синего кувшина. — Терпеть не могу, когда на меня глазеют!

Страшик смущённо отвернулся.

— Ну и местечко, — продолжала ворчать жующая фея, — пирожки все чёрствые: это вам точно не волшебный пирог феи Суфле! И котлеты горелые, просто гадость — вовсе не похоже на вкуснейшие котлеты Феи-Матушки. И неудивительно: каковы хозяева, таковы у них и котле…

Она замерла на полуслове: дверь со стуком распахнулась, и в закусочную ввалилась целая толпа солдат. Солдаты были в жёлтых мундирах с блестящими пуговицами и высоких красных шапках. Все как один они были безобразны — каждый на свой особенный лад.

Солдаты шумно уселись за соседний стол.

— Эй, Бубырь! — заорал один из них, пучеглазый верзила. — Накрывай столы, ночная стража пожаловала! Красотка Отта, наливай нам скорее вина!

Но никто не отозвался.

— Чего они там, заснули, что ли? Эй, хозяева, быстро сюда, а то заарестуем! — гаркнул пучеглазый.

Солдаты заржали и дружно застучали кулаками по столу. Пучеглазый недовольно оглядел комнату — и наконец заметил Страшика и Растрёпу.

— Смотрите-ка: уродыши! — радостно воскликнул пучеглазый. — Вот нынче везуха! Теперь нашему капитану придётся раскошеливаться: за каждого такого уродыша по пять монет отвалит, не меньше.

Страшик и Растрёпа встревоженно переглянулись.

— Только с нами не забудь поделиться, Дудка. А то мы тебе помогать не будем, — заметил сосед пучеглазого, похожий на гориллу Макакак. — Уродыши-то, гляди, молоденькие, шустрые: без нас тебе нипочём их не переловить.

Растрёпа под столом пребольно пнула Страшика ногой.

— Надо смываться, — шепнула она, прикрывая рот надкусанным ломтиком сыра. — В этом месте все подряд дуркнутые, точно тебе говорю!

Фея осторожно поднялась из-за стола, за ней привстал и Страшик.

— Куда?! Сидеть! — рявкнул Дудка.

Он вскочил, за ним — все остальные стражники. Растрёпа рванулась к двери, но не успела сделать и двух шагов: её схватили и, как она ни отбивалась, скрутили верёвкой; та же участь постигла и отчаянно лягающегося Страшика.

— Чёрт, вот угораздило же нас именно сюда свалиться, — вопила рассвирепевшая Растрёпа, — это какая-то особенно неправильная страна!

О, к сожалению, юная фея была права: они действительно попали в Особенную страну.

Глава 3. В Особенной стране

Капитан Тузпик, начальник стражников, играл в карты на деньги.

Он играл сам с собой: во-первых, подражая правителю страны, Самому́ Мордарию, который в играх не признавал никаких противников, кроме себя самого.

А во-вторых, потому, что играть в караулке было больше не с кем.

Игра была страстью капитана Тузпика, смыслом его жизни: увидев карты, он забывал обо всём на свете. Да вот беда: стоило лишь ему ввязаться в игру, как он тут же проигрывал всё до последней спички. Капитан уже проиграл и доставшийся ему по наследству старый бабушкин дом, и дедову копилку с серебряными монетами, и лучший папашин костюм в полоску, и кусачего мамашиного кота редкой длинноухой породы. Да и всю свою капитанскую зарплату на десять лет вперёд.

Он ухитрился проиграть даже неприкосновенный запас солдатских сухарей, хранившийся на караульном складе, за что всякого другого сразу бы выгнали со службы. Но капитан Тузпик был любимцем главного Жителя страны — Самого́ Мордария, Са́мого из Самых. Капитан нравился Мордарию потому, что был почти таким же безобразным, как сам правитель. То есть, как здесь было принято изъясняться, почти таким же особенным.

Капитан Тузпик был большеногим, длинноруким и толстопузым, да ещё и лопоухим в придачу, с лицом красным — и при этом длинным, как огурец. За все эти неоспоримые достоинства капитану прощали его бесчисленные проступки и даже обещали дальнейшее повышение по службе.

Итак, капитан сидел в караулке и играл сам с собой.

— Ну-с, — приговаривал он, заглядывая то в одну кучку карт, то — в другую, — что тут у нас? Ага, да у нас три туза! Мы под нас ходим валетом? А мы нашего валета — нашим тузом по носу! А мы нам — ещё валета? А мы сверху — ещё туза! Ага, нам не нравится? Вот мы и проиграли? Зато мы — выиграли! Эй, мы! Гоните-ка нам наши денежки!

Но не успел он сгрести в свою сторону стопку монет, аккуратно сложенных на серединке стола, как в караульное помещение ввалились его подопечные — Дудка и Макакак. Они буквально волокли за собой связанного Страшика и упирающуюся Растрёпу.

— Смотрите, капитан, — вопил Дудка, — мы схватили настоящих уродышей, первый сорт!

— Сами вы — уродыши, — огрызнулась Растрёпа. — Ну-ка развяжите меня!

— Это я их поймал! — похвастался Дудка.

— Не ты, а мы поймали! — возразил Макакак и обратился к начальнику: — Мы хотим вознаграждения, капитан!

— Какие такие «мы»? — забеспокоился Дудка. — Не слушайте его, капитан! Это мне, мне одному вознаграждение полагается! Этих уродышей я первый увидал! Я, я, я — и больше никто!

— Молчать! — рявкнул капитан Тузпик, вскакивая из-за стола. — О каком это вознаграждении вы здесь болтаете, бездельники и лентяи? Клянусь козырной дамой, мне ещё не попадалось ни одного стоящего уродыша, которого бы вы…

Капитан замер на полуслове: он наконец разглядел Страшика и Растрёпу.

«А ведь действительные уродыши, настоящие! — удивился про себя капитан. — Таких нам ещё ни разу не попадалось. Да за таких Сам Мордарий отвалит полный мешок денег, не меньше — или век мне козырей не видать!»

Он сердито гаркнул своим подопечным:

— Эти уродыши и двух монет не стоят. Но по доброте душевной я даю вам за них целых три — и чтоб больше никакой болтовни о вознаграждении! Проваливайте! А этих двоих — под замок.

Тузпик швырнул стражникам три монеты. Дудка и Макакак уныло подобрали деньги — и повели было арестованных прочь, но тут бдительный капитан приметил на плече у Дудки дорожную сумку.

— Постой, постой, это там у тебя что? Никак сумка? По уставу стражникам никаких сумок не положено!

— Это моя сумка, — вскричал Страшик, — верните её мне, пожалуйста! Там все мои рабочие инструменты.

— Ещё поглядим, уродыш, что там за инструменты, — отбирая у Дудки сумку, проворчал капитан, — может быть, очень опасные для государства. Такие, как вы, уродыши — главная угроза для нашей Особенной страны, клянусь козырной дамой! В камеру их, чтоб глаз не спускать!

Оставшись один, капитан небрежно бросил сумку на скамью и продолжил игру.

«Ну что, дружок, — спросил он сам себя, с наслаждением тасуя карты, — ты, я вижу, опять проигрался в пух и прах: все денежки теперь мои! Что будешь ставить, я ведь принципиально в долг не играю?»

Тут взгляд капитана упал на Страшикову сумку. «А вот, — ответил он сам себе, — я поставлю эту арестантскую сумку. Ну-ка, поглядим, что там в ней…»

Капитан открыл сумку и вытащил зеркало: он видел его впервые в жизни.

«Вот так вещица, — удивлённо бормотал Тузпик, вертя зеркало, — дорогая, наверно. Точно дорогая, клянусь козырной дамой — вон какая отличная отделка рамы! Никогда такой раньше не встречал. Интересно, а что это в ней? Чья это там рожа?»

Тузпик озадаченно пялился на своё отражение. Он почесал свой большущий нос — и незнакомец в зеркале почесался, он подёргал себя за отвислую губу — и незнакомец сделал то же самое. Капитан начинал злиться.

«Эй, ты, перестань дразниться, — угрожающе рявкнул он своему отражению, свирепо сдвигая брови, — ты не знаешь, с кем связался! Я — Тузпик, капитан государственной стражи, а не шестёрка бубён какая-нибудь!» Физиономия в зеркале в ответ тоже сдвинула брови. Разъярённый Тузпик в сердцах хотел уже швырнуть зеркало на пол, но дверь распахнулась — и в караулку влетел Дудка.

— Капитан, арестованные доставлены по назначению: все под замком! — бодро отрапортовал стражник; в это мгновение он заметил в руках у начальника зеркало, в котором отражалась красная от злости капитанова рожа. — Ой, капитан, а там ваш двойник!

— Что ты болтаешь?! — гаркнул капитан. — Какой двойник? Где?

— Ваш, ваш двойник: как вылитый! Точь-в-точь вы! — уверял Дудка. — Да это же у вас, видать, оно, оно самое… запрещённое зеркало.

— Как? Зеркало?! Запрещённое зеркало?! — испуганно завопил капитан Тузпик — Этого не может быть, клянусь козырной дамой!

— Я слыхал, что зеркало — это такая штуковина, которая повторяет всё вокруг, — возбуждённо размахивая руками, твердил Дудка. — Мне моя бабка рассказывала, что в старые времена они были повсюду… Ой, капитан, а что у вас сделалось с лицом-то?

— Что? — вскричал перепуганный капитан Тузпик, отшвыривая от себя зеркало. — Что?!

— Вы… Вы… Да вы сами стали похожи на уродыша!

Глава 4. В тюрьме

Пока Растрёпа что есть сил колотила в только что захлопнувшуюся железную дверь камеры, Страшик осматривался. Сквозь крошечное решётчатое окошко под самым потолком пробивался лунный свет, таинственно освещая рваные соломенные тюфяки, затянутый паутиной ржавый умывальник и сидящего в углу сгорбленного старичка.

— Здравствуйте, ребятки, — тихо сказал старичок. — Добро пожаловать!

Оставив дверь в покое, Растрёпа повернулась и уставилась на старичка.

— Добро пожаловать?! — возмущённо повторила она. — Ничего себе — добро! Ты что, дедуля, издеваешься? Разве не видишь, что мы ни за что ни про что в тюрьму угодили? Что это у вас тут вообще за страна такая странная: арестовывают кого попало, куда ни глянь — везде одни сплошные страхолюдины?

— Да, ты права, девочка, — грустно улыбнулся старичок, — это так. Вы попали в Особенную Страну. Здесь, действительно, живут одни уродцы, правда, сами себя они называют особенными. Я ведь, в каком-то смысле, тоже особенный — я тоже уродлив.

Старик повернулся, и юные путешественники увидели огромный горб у него на спине.

— А почему вы в тюрьме? — спросил Страшик.

— Я — Папье, Мастер Масок, — ответил старик, — и власти считают меня опасным государственным преступником. Сейчас я расскажу вам всё и о себе, и о нашей стране. Только наберитесь терпения, юные чужестранцы: мой рассказ будет долгим.

Растрёпа и Страшик уселись на соломенный тюфяк и приготовились слушать. Старик вздохнул — и начал:

В Особенной Стране правит Сам Морда́рий. Он носит титул «Самый-Самый Житель». Никто не знает, сколько ему лет, но даже глубокие старцы не помнят того дня, когда Мордарий взошёл на трон. Поговаривают, что некий злобный волшебник сделал правителя бессмертным в награду за его исключительное безобразие.

Предание гласит, что когда-то в юности Мордарий скитался по свету, и везде его осыпали обидными насмешками, побоями и пинками. «Уродина! — кричали ему повсюду. — Проваливай из наших мест! С глаз долой!» Так безжалостный мир ожесточил сердце юного Мордария, и он поклялся отомстить этому миру.

Однажды он забрёл в эти дикие лесные края — с душой, переполненной обидой и горечью. «Я стану здесь королём, — решил Мордарий. — Я буду королём всех уродцев: я соберу этих несчастных и обездоленных со всего света, и больше никто не посмеет унижать нас. Это будет только наша страна — справедливая Особенная страна. И жители её тоже будут называться особенными. Я заведу здесь свои порядки: здесь уродство станет достоинством, а красота — преступлением. Так мы посмеёмся над миром, который отверг нас. И это будет справедливо!»

Мордарий бросил клич — и уродцы, то есть «особенные», потянулись сюда из всех уголков Безграничного Мирра. По приказу Мордария они вырубили деревья, построили дома — и огромный дворец с высоченной Смотровой башней для своего нового правителя. Главный и единственный город страны в его честь был назван Мордариуполем.

Под угрозой изгнания из Особенной страны хитрый Мордарий запретил жителям пользоваться зеркалами. Отныне никто не видел себя, не знал, как он выглядит на самом деле, и каждому казалось, что он лучше всех остальных — что он действительно «особенный».

И особенные счастливо зажили в своей стране. Здесь никто не оскорблял, не притеснял, не преследовал их: каждый был равным среди равных. Так гласит старинное предание.

А дальше начинается ужасающая правда.

Мир не стоит на месте, мир всё время меняется.

Шло время. Жители Особенной страны жили, работали, влюблялись, обзаводились семьями, у них рождались дети. Это были самые обычные, милые дети, лишённые уродливых черт своих родителей. Часто — очень даже красивые дети.

Этих детей в Особенной стране стали называть «неправильными» или «уродышами». Едва узнав о «неправильных» детях, Мордарий приказал бросать их всех в лесу, на съедение диким зверям, чтобы само их существование не нарушало порядка в справедливом государстве, созданном им только для отверженных.

Ведь здесь не было места красоте.

Но родители любили своих детей и не хотели расставаться с ними, обрекать на страшную гибель. Они прятали детей, многие в отчаянии пытались бежать с ними в другие земли. Но бдительные стражники Мордария ловили беглецов и бросали в тюрьму, а детей всё равно отнимали.

Жители начали роптать. В Особенной стране наступили смутные времена, и авторитет Са́мого-Са́мого Жителя буквально висел на волоске. Чтобы укрепить свою власть и погасить недовольство, хитрый Мордарий придумал «милостиво» уродовать детей, чтобы не разлучать их с родителями. А заодно — уродовать всех, кто был ему не по вкусу: он назвал это «исправлением».

Теперь стражники день и ночь рыскали в поисках жертв: за каждого пойманного «уродыша» полагалась награда, и многие жители охотно доносили друг на друга. Прятать «уродышей» запрещалось под страхом смерти.

Мастер Папье родился горбатым, а значит, вполне мог считаться «особенным». Но вот лицо его не очень-то нравилось стражникам — с юных лет Папье то и дело хватали и тащили «на исправление». Не раз оказывался он в страшной комнате, где Главный Исправитель, похожий на палача, орудовал нагретыми щипцами, ужасными иглами и ещё какими-то чудовищными приспособлениями, придавая внешности неугодных жителей надлежащий «особенный» вид. Но каждый раз горб выручал несчастного Папье. «Э-э-э, — говорил Главный Исправитель, — да этот малый попал к нам по ошибке! Он и так уже замечательно горбат, и было бы несправедливо по отношению к остальным жителям награждать его дополнительными достоинствами».

И перепуганного Папье отпускали на свободу.

Но вскоре у него родилась маленькая сестричка, хорошенькая, как розовый бутончик. Она ещё качалась в колыбельке, а родители уже тайком плакали по ночам, представляя, как их милая крошка попадёт в руки ужасного Главного Исправителя — и прятали её от соседей. Папье день и ночь ломал голову над тем, как спасти сестрёнку.

Однажды, играя с малышкой, он проделал в большом кленовом листе дырочки для глаз и носа. Сестричка испуганно замирала, увидев незнакомца с зелёным лицом, а потом радостно смеялась, когда из-под зелёной маски выглядывал её любимый братик.

И Папье вдруг понял, что под маской можно спрятать человека надёжнее, чем в любом тайном убежище. И он решил изготовить для сестрёнки такую маску.

Сначала у него ничего не получалось, но Папье не опускал рук. Он научился делать маски из бумаги и картона, из проклеенной ткани и речной глины. Его маски годились для игры, они могли украсить любой праздник, но не могли обмануть бдительных стражников и жадных до награды соседей-доносчиков.

Как-то раз, гуляя в лесу, Папье наткнулся на странное растение с густым тягучим соком, похожим на клей. Мальчик обнаружил, что при нагревании этот сок застывает, превращаясь в прозрачный пружинистый материал. Папье назвал его «тягучиком». Вот из этого «тягучика» и научился Папье делать свои удивительные маски: они были тонкими и гибкими, полностью скрывали человеческое лицо, но позволяли дышать, закрывать глаза и даже шевелить губами. Папье изготовил маску для маленькой сестры, потом, под большим секретом — для братишки своего друга; потом — для внучки старого школьного учителя. Так он начал тайком спасать людей от «исправления». О Папье говорили украдкой, шёпотом, за закрытыми дверьми, берегли его имя в тайне, потому что он был последней надеждой многих несчастных.

Его стали называть Мастер Масок.

Вскоре десятки, потом уже — и сотни людей скрывали свои настоящие лица под спасительными уродливыми масками.

Но у Мордария всюду были шпионы. На Папье донесли — и лишь с помощью друзей ему удалось избежать ареста. Много лет Мастер Масок скрывался, но и в подполье не оставлял своего ремесла: у него появились ученики, они тоже делали маски. Стражники рыскали по всей стране: им было приказано дёргать за нос каждого подозрительного субъекта, чтобы проверить, не надета ли на нём маска. Те, кого разоблачали, оказывались в заточении.

Наконец один из арестованных не выдержал пыток и выдал убежище Папье. Мастера Масок схватили…

— Скоро меня казнят, — вздохнул старик, — но я не боюсь смерти. Жаль только, что вам я не смогу помочь: вам не избежать «исправления».

— Как, — воскликнула фея Растрёпа, — нас тут собираются изуродовать?! Да пусть только попробуют ко мне сунуться! Да я их всех так…

Фея смолкла на полуслове: она вновь вспомнила о своей потере. «Вот не везёт же, — вздыхала про себя Растрёпа, — тоже мне, фея называется! Волшебница без волшебства…»

— Давайте устроим побег, — предложил Страшик.

— Отсюда не убежать, — покачал головой мастер Папье, — это самая надёжная камера во всей тюрьме. Вы можете гордиться, юные чужестранцы: сюда сажают только самых опасных арестантов.

Все грустно замолчали: каждый думал о своём.

Их размышления прервал грохот тяжёлого дверного засова; дверь заскрипела, и в камеру просунулась голова пучеглазого стражника Дудки.

— Эй, преступники, уродыши, — гаркнул он, — быстро на выход! Вас наш капитан срочно требует.

Глава 5. Неожиданный поворот

Дудка связал руки Страшику и Растрёпе и отвёл их в караульное помещение.

Капитан Тузпик стоял спиной к вошедшим.

— Выйди вон и охраняй снаружи, болван, чтобы никто сюда не сунулся, — не оборачиваясь, приказал он Дудке. — И не вздумай проболтаться: клянусь козырной дамой — мигом шею сверну!

Крутой нрав капитана был известен всем: Дудка проворно выскочил, хлопнув дверью.

И лишь тогда капитан повернулся лицом к арестантам.

— Здрасте, приехали! — хихикнула Растрёпа. — Похоже, не только нас теперь нужно исправлять.

Страшик удивлённо рассматривал преобразившегося капитана: от прежнего любимца Самого́ Мордария не осталось и следа — теперь на арестантов сердито взирал стройный тонконосый красавец. Правда, был он чуточку лопоух — но ведь это такие мелочи.

— Значит, капитан, вы без спросу смотрелись в наше зеркало? — укоризненно покачал головой Страшик. — Я же просил сразу вернуть мне мою сумку.

Капитан Тузпик стукнул по столу кулаком — да так, что его обожаемая карточная колода подпрыгнула и улеглась веером.

— Молчать! Вы должны всё исправить! Немедленно! — завопил он. — Или я прикажу вас казнить! Повесить! И утопить! Я — капитан государственной стражи, я вам не шестёрка бубён какая-нибудь! Как я буду отдавать приказания моим болванам-стражникам с таким ужасным лицом?!

— А по-моему, так очень миленькое личико, — ехидно заметила Растрёпа, — уж получше прежнего: от местных девушек теперь отбою не будет.

— Молчать, глупая девчонка! — гаркнул капитан. — Да я вас…

Растрёпа бесстрашно выступила вперёд.

— Эй, не шуми, — посоветовала она, — кто-нибудь сюда прибежит, тебя увидит. Ты же теперь у нас в некотором роде и сам государственный преступник.

Капитан тяжело рухнул на стул и беззвучно зашлёпал губами. Растрёпа продолжила:

— Кстати, мы здесь в твоей тюрьме познакомились с мастером, который делает удивительные маски. И могли бы по знакомству похлопотать насчёт масочки лично для тебя. Если ты, конечно, выпустишь нас отсюда без лишнего шума.

— Нет, нет и нет! — заорал капитан Тузпик. — Я не хочу никаких масок! Я хочу назад моё родное лицо! Вы должны сейчас же всё исправить! Всё!

— А мы же не… — начал было Страшик, но Растрёпа незаметно ущипнула его, шепнув: «Молчи!»

Страшик умолк на полуслове. Растрёпа с важным видом стала прохаживаться по караулке, словно что-то обдумывая. Наконец она остановилась и в упор взглянула на капитана.

— Так уж и быть, мы поможем тебе, красавчик. Но, разумеется, только на наших условиях. Если не согласишься — можешь наслаждаться своей новой внешностью сколько душе угодно. Но мне почему-то кажется, что в вашей дурацкой стране это продлится недолго.

Капитан насупился и мрачно буркнул:

— Я на всё согласен. Чего вы хотите, уродыши?

— Эй, потише! На твоём месте я бы выбирала выражения, — обиделась Растрёпа. — Хочешь ещё разочек глянуть на себя в зеркало?

— Нет! — испугался капитан.

— То-то! Итак, ты возвращаешь нам наше зеркало, потому что без него ничего не получится, — стала перечислять Растрёпа, загибая пальцы. — Во-вторых, ты освобождаешь нас из тюрьмы без всякого идиотского исправления. В-третьих…

Капитан Тузпик заёрзал на стуле:

— Вы хотите слишком многого! Да я сейчас прикажу — и вас немедленно доставят к Главному Исправителю, век мне козырей не видать!

— Вместе с вами, капитан, — рассмеялся Страшик, — только вместе с вами! И неизвестно, оставят ли потом в капитанах государственной стражи бывшего преступника.

Капитан съёжился.

— В-третьих, — продолжила Растрёпа, — ты отправишься с нами, милашка: что-то я тебе не доверяю.

— И, в-четвёртых, капитан, — закончил Страшик, — вы сейчас же освободите из тюрьмы мастера Папье. Или не договоримся.

Капитан вяло махнул рукой: он был согласен на всё. Растрёпа приоткрыла дверь и оглушительно свистнула. В караулку влетел взмыленный Дудка:

— Звали, капитан?

— Мигом приведи сюда этого чёртова старика, масочника! — рявкнул капитан Тузпик. — Быстр-ро!

Удивлённый Мастер Масок был немедленно доставлен в караулку. Вскоре он — вместе с Растрёпой и Страшиком — под покровом ночи тайно покинул тюрьму.

Бывших арестантов сопровождал кутающийся в широкий плащ с капюшоном капитан Тузпик. Следом плёлся пучеглазый стражник Дудка, взятый для отвода глаз.

Глава 6. Мордарий

Знаменитый Самый-Самый Житель Особенной страны восседал на двойном троне в просторном тронном зале с золочёными стенами. Стены, по вкусу Мордария, были расписаны невообразимыми монстрами и уродцами, а двойной трон требовался правителю потому, что у него было сразу два сросшихся спинами туловища.

Правда, голова у Мордария была всего одна, и не очень-то большая: она держалась на тонкой вертлявой шее. Ещё у правителя были две слабые скрюченные руки и целых три ноги. Третья нога приятно отличала Мордария от его подданных: он мог кому угодно давать пинка, не теряя при этом равновесия — и даже давать пинка двумя ногами сразу. Правитель был единственным в стране, кто носил три ботинка — а также мог, стоя на одной ноге, ловко проделывать в воздухе «шпагат» под бурные аплодисменты безобразных придворных.

А вот бегал Сам Мордарий не слишком быстро: он всё время путался в трёх своих ногах. Впрочем, Самый-Самый Житель ничуть не расстраивался по такому поводу: бегать правителю Особенной страны было незачем. Для этого у него имелись слуги.

Карлик-секретарь уже целый час гнусавил, докладывая Мордарию о неприятных вещах, и правитель хмурился. Оказалось, что в его Особенной стране, прямо под самым его крючковатым носом, орудует целая шайка злоумышленников. Они обманом и колдовством превращают честных жителей в «уродышей», используя для этой преступной цели запрещённое зеркало. Они сумели освободить из заточения опасного государственного преступника Масочника, похитив при этом бравого капитана Тузпика. И, по словам надёжных свидетелей, подвергли изуродованию даже его.

Молча выслушав доклад до конца, правитель мрачно сдвинул брови и нетерпеливо махнул рукой: карлик пулей вылетел за дверь.

— О, ужас, — тонким голосом воскликнул Самый-Самый Житель, — оно сбылось, это старинное пророчество: колдовское зеркало появилось! Появилось, несмотря на все мои предосторожности…

Мордарий застонал от ярости — и крепко сжал в кулаке золотой футляр, свисавший на алмазной цепи с его тонкой шеи. Из футляра, с которым он не расставался ни днём, ни ночью, правитель осторожно извлёк Кровавый Камень и дунул на него специальным протяжным дуновением. Камень засиял, заискрился — и из его адской глубины зловеще сверкнули глаза Назлоба.

— Как ты смел потревожить меня, Мордарий? — загрохотал в голове правителя свирепый голос колдуна.

Оба сросшихся туловища Мордария задрожали от ужаса: он не находил слов.

— Надеюсь, у тебя найдётся какое-нибудь оправдание. Если в течение тридцати секунд я не услышу сколь-нибудь убедительного вранья, ты будешь раздавлен всей безграничной мощью моей тёмной магии, точно жалкая букашка!

— О великий Назлоб! Прости, что беспокою тебя, — пролепетал перепуганный правитель, — но моя власть под угрозой! То колдовское зеркало, о котором ты когда-то предупреждал меня — оно появилось! Я сделал всё, чтобы уберечься от этого несчастья: под страхом смерти я запретил моим подданным пользоваться зеркалами, разгромил все зеркальные мастерские и казнил всех зеркальщиков, расставил посты на границах, чтобы ни один чужак сюда не сунулся — и всё-всё напрасно! Зеркало здесь, в моём государстве, прямо как с неба свалилось! И оно уже превращает моих подданных…

–…в писаных красавчиков! Хы-хы-хы, славненько, — расхохотался Назлоб, — скоро в твоей уродской стране можно будет проводить конкурсы красоты.

Но Мордарию было не до смеха.

— Помоги мне, великий Назлоб! — взмолился он. — Спаси меня!

— Я ничего не делаю даром, — напомнил колдун. — Ничего!

— Я отдам тебе всё! Всё, что ты пожелаешь! Все свои богатства!

— Мне не нужны твои жалкие побрякушки, — поморщился Назлоб, — я богаче всех в этом ничтожном Мирре. Но когда-то я наградил тебя редким даром тайно питаться чужими жизнями, чтобы жить бесконечно — и я могу легко отнять этот дар, если от тебя не будет пользы. Мне же нужны от тебя только страх и ненависть. Чем больше в Мирре ненависти и страха, тем я сильнее. Жители твоей страны своим страхом и своей ненавистью много лет умножали мою силу, потому что ты был безжалостен с ними. Пусть так будет продолжаться и впредь. Ты должен немедленно завладеть этим зеркалом — и тогда я уничтожу его! А пока не отыщешь зеркало, не смей беспокоить меня, презренный раб.

Кровавый Камень полыхнул алым пламенем — и погас. Дрожащими руками Мордарий замкнул футляр.

Потом правитель вызвал карлика-секретаря — и почти зарычал, нетерпеливо стуча по подножию трона всеми тремя своими ногами:

— Немедленно поднять всех стражников! Злоумышленников немедленно схватить и доставить ко мне! Колдовское зеркало сегодня же должно быть у меня! Я казню всякого, кто встанет на моём пути! Я казню всех!

Глава 7. Убежище

Капитан Тузпик сидел на дереве и мрачно глядел вниз. Кругом шумел лес: деревья, деревья — зелёное лиственное море до самого края неба.

Здесь, высоко над землёй, в густых старых кронах расположился целый лагерь — тайный лагерь сторонников мастера Папье. Сплетённые из прутьев уютные домики прятались в ветвях, подвесные мосты-переходы соединяли их. На поручнях-канатах сушилось бельё и пучки лекарственных трав; до земли свисали прочные верёвочные лестницы. А внизу, в ловко замаскированных под кочки землянках, размещались секретные мастерские Мастера Масок: там тайно трудились его помощники.

— Мне отсюда нипочём не выбраться, — уныло бормотал капитан Тузпик, — да и куда мне бежать? Домашние меня с таким лицом не призна́ют, сдадут властям как уродыша. Ещё и награду себе за это выклянчат, клянусь козырной дамой! И покровительство Самого Мордария на этот раз меня не спасёт, мне никто не поверит: попробуй, докажи, что я — это я. Я бы и сам себе не поверил. Нет, дома меня ждёт одна тюрьма — и никаких козырей. Эх, вот спрыгну сейчас вниз и покончу со всем разом!

Но вместо этого капитан достал из-за пазухи заветную карточную колоду и начал проворно её тасовать: это всегда его успокаивало. Он вспоминал, как бежал со службы, завернувшись до бровей в тёмный плащ: бежал, как преступник, дрожа от страха и шарахаясь от каждого припозднившегося прохожего. Странные арестанты обещали, что расколдуют его, но подло обманули, век им козырей не видать. Они завели капитана и стражника Дудку в непроходимый лес и объявили, что исправить уже ничего нельзя, и что ему, бравому капитану королевской стражи, так и придётся до самой смерти жить с чужим безобразным лицом. Коварный старик-масочник предложил капитану перейти на свою преступную сторону и даже обещал сделать такую маску, которая будет в точности повторять прежнее капитаново лицо, так что ни одна живая душа ни о чём не догадается. Поразмыслив хорошенько, отчаявшийся Тузпик уже хотел согласиться на это, но тут стражнику Дудке вдруг приспичило сбежать. И если его не сожрали по дороге кровожадные лесные звери, он, никчёмная шестёрка бубён, конечно уже разболтал всему свету, что капитан Тузпик стал «уродышем» и прячется в лесах.

Нет, о возвращении домой не могло быть и речи.

«Кто я теперь? — горевал капитан. — Всего лишь государственный преступник. Битая карта — и ничего больше».

А в это время неподалёку, у самой вершины могучего древнего дуба, совещались в домике старого Папье беглые арестанты.

— Стражник Дудка уже добрался до своих. Мой помощник Тенио сегодня был в городе, там читали указ правителя: приказано найти капитана Тузпика и немедленно доставить во дворец. И вас, и меня, разумеется, тоже ищут, — вздохнул Мастер Масок, — стражники рыщут повсюду. Им нужно какое-то зеркало.

Растрёпа и Страшик переглянулись.

— Как, наше зеркало? — удивился Страшик. — Как они о нём узнали? И зачем оно им?

— Зачем-зачем? Да затем, что нам всем нужно поскорее бежать отсюда! — подскочила Растрёпа. — Мастер Папье, дайте нам маски, самые-самые уродские — и вперёд! Вы все можете бежать с нами: трактирный Бубырь и его Отта ведь сбежали за границу, значит — и у нас получится.

— Нет, я не могу бежать, — покачал головой старый Папье. — Куда, зачем? Спасать свою жизнь? Но я уже старик, девочка… И я не могу оставить в беде своих родных, своих друзей, свою родину. Здесь я нужен.

— Но вас же схватят, казнят! — воскликнул Страшик. — Стражник Дудка наверняка всем разболтал об этом тайном лагере.

— Во-первых, дорогу сюда найти очень трудно, да и вряд ли он её запомнил. Кругом сплошной лес, а для непривычного глаза одно дерево в лесу не отличается от другого. А, во-вторых… во-вторых, от себя никуда не убежишь, не убежишь от своей совести, — Мастер Масок грустно посмотрел на своих юных собеседников. — Раньше наша страна была лишь прибежищем несчастных людей, отвергнутых жестоким миром и нашедших здесь спасительный приют. Но страдания этих отверженных переродились в истинную красоту: их дети родились иными, совершенными! Но теперь и они обречены жить в страхе, как когда-то жили их родители. Видите, как всё перевернулось: теперь уже большинство людей в этой стране прячет лица под уродливыми масками.

Старый Папье тяжело вздохнул.

— А ведь каждый человек имеет право быть таким, каким он появился на свет, — продолжил мастер, — даже если он чем-то отличается от других, даже если это кому-то не нравится. Каждый имеет право быть самим собой. Мы должны сбросить маски, мы должны отстоять нашу свободу — свободу жить с открытыми лицами! И значит — нам предстоит борьба. Пусть же мои маски помогают тем, кто зреет для этой борьбы, кто пока ещё слаб: я остаюсь с ними. Вы же, друзья мои, торопитесь: всё приготовлено для побега, и этой ночью мой помощник Тенио тайно проводит вас до границы.

— А капитан Тузпик? Что будет с ним? — спросил Страшик.

Мастер Масок задумался.

— От него надо избавиться, — решительно заявила Растрёпа, — а то он сбежит при первом удобном случае, как сбежал подлый Дудка, и на всех тут донесёт. Лучше избавиться сразу!

— Как это — избавиться? — опешил Страшик. — Казнить его, что ли?

Растрёпа нахмурилась и пробурчала:

— Эх, если бы не ты, недотёпа, была бы сейчас со мной моя волшебная палочка! Уж я б его быстренько превратила в жучка или паучка какого-нибудь. Был бравый капитанчик — стал рыжий тараканчик.

— Нет, лучше его отпустить, — настаивал Страшик, — пусть идёт на все четыре стороны. Довести до лесной опушки — и до свидания!

— Да его с таким лицом живо схватят как уродыша, и он всё разболтает, всех предаст! — не соглашалась фея.

В их спор вмешался мастер Папье.

— Страшик прав: мы отпустим капитана. И маску ему подходящую выдадим, у нас их много. Придётся и ему теперь скрываться от стражников. Это будет для него справедливым наказанием: пусть на своей шкуре испытает, каково это — отличаться от большинства в Особенной стране, каково быть добычей в чьей-то безжалостной охоте. А доносить на самого себя он не станет, побоится. Так что, друзья, собирайтесь в дорогу: вечереет, пора.

Юные путешественники вернулись в отведённые им гостевые домики.

Страшик огляделся: собственно говоря, собирать в дорогу ему было нечего. Он сел на соломенный тюфяк, служивший постелью, достал из дорожной сумки волшебное зеркало и задумчиво провёл рукой по его гладкой поверхности. В дверь заглянула Растрёпа.

— Эй, ты чего расселся? Нашёл время на себя пялиться! Всё равно тебе от волшебного зеркала никакой пользы нет: как ты был Страшиком, так Страшиком и остался.

Действительно, сам Страшик ничуточки не изменился: на него Зеркало Красоты почему-то не действовало.

— Сапожник без сапог, — хихикнула Растрёпа, решительно отбирая зеркало. — Торопись, нам в дорогу пора

Страшик поднял голову и внимательно посмотрел на свою спутницу.

— Знаешь, Растрёпа, я решил остаться.

— Как это? — встрепенулась фея. — Здрасте-пожалуйста! Снизу Тенио уже свистит, поторапливает.

— Помнишь, что нам сказал старик? Нельзя предать тех, кто в тебе нуждается. Не можем мы бежать отсюда, как жалкие трусы. Смотри, вот зеркало, оно же настоящее, волшебное! Я не знаю — как, но оно может и должно помочь мастеру Папье и всем здешним жителям.

С тяжёлым вздохом Растрёпа уселась рядом со Страшиком.

Немножко подумав, она заявила:

— А я знаю, как это зеркало может помочь — надо показать его Самому Мордарию. Или — показать Мордария волшебному зеркалу. Короче, если здешний правитель посмотрит в это зеркало, он перестанет быть страхолюдиной, и тогда вся его глупая власть мигом рухнет, тогда и остальным быть уродышами вовсе не обязательно.

— Растрёпа, ты гений! — Страшик подпрыгнул и в порыве радости крепко обнял сообразительную фею.

Растрёпа никак не ожидала такого бурного проявления чувств: она отодвинулась от Страшика и смущённо засопела.

— Нам нужно срочно попасть во дворец к Мордарию! — возбуждённо тараторил Страшик, то вскакивая, то вновь садясь. — Вот только как?

Растрёпа пожала плечами.

— Как-как? Да запросто. Стоит тебе только высунуть нос из этого леса — мигом попадёшь во дворец, не сомневайся. Никакого приглашения не потребуется: стражнички с почётом проводят!

— Это опасно, — возразил Страшик, — ведь нас могут опять запихнуть в тюрьму, на исправление. Как оттуда выберешься? Ещё и зеркало отберут. Нет, рисковать нам нельзя, надо действовать наверняка.

Друзьям срочно требовался надёжный план.

Глава 8. Три капитана

— Эй, Дудка, я есть хочу, — ныл Макакак, плетясь вслед за Дудкой тёмной ночной улочкой.

Стражники направлялись к дому беглого капитана Тузпика.

— Мы уже мимо целых двух трактиров протопали, — не умолкал Макакак, — пора бы и перекусить.

— Когда время придёт, тогда и перекусим, — рявкнул Дудка, бдительно вертя головой. — Чую, сегодня нам повезёт!

— Повезёт-повезёт! Ты и вчера так говорил, а всю ночь, без всякого спасиба, голодными протаскались, — ворчал Макакак. — И что-то ты больно раскомандовался, Дудка! Вроде ещё и не капитан, а туда же: своим приказывать.

— Может, я и не капитан, а в нашем дозоре всё равно теперь главный, так что помалкивай, Макакак! — огрызнулся Дудка. — И в капитаны меня не сегодня завтра произведут, не сомневайся: стоит только схватить этого предателя Тузпика. А я уж точно его схвачу: мне самому в капитаны очень даже охота.

— Ага, дурак он тебе сюда соваться! Он сейчас по лесам прячется, как трусливый заяц, — хихикнул Макакак.

— А я чую: нынче придёт. Вот его дом, видишь? Наверно, там и денежки на чёрный день припрятаны в укромном уголке. А они ему, беглому, сейчас очень даже пригодятся. За деньгами любой придёт, — ухмыльнулся Дудка, кивая на тёмные окна Тузпикова дома. — А тут и мы с тобой как навалимся, как схватим его, тёпленького — и в темницу! Меня в капитаны произведут, как обещано, а тебе… тебе тоже чего-нибудь да обломится.

— Хорошо бы денег, — мечтательно улыбнулся Макакак, — купили бы вина, свиной колбасы, пирогов с грибами: вот погуляли бы с ребятами на славу…

Конец ознакомительного фрагмента.