ПОДРУГИ
Дружбу не планируют, про любовь не
кричат, правду не доказывают.
/Фридрих Ницше/
Это было как в книге «Ушли клоуны, пришли слезы». Она читала ее когда-то. Содержание несколько стерлось в памяти, яркой осталось лишь связка: люди ждали веселья, а клоуны достали автоматы и расстреляли намеченных заранее зрителей. Под заказное устрашающее убийство попали все, кто оказался рядом. Вот такой теракт.
А бывает, убивают и без оружия и расстрелов. А «послевкусие» то же: боль потери, страх невосполнимости и невысказанности.
Она ее просто уничтожила. Взяла — и подло так — умерла. Лучшая подруга называется. А совесть где? Вся жизнь с ней прошла. И поругались-то не из-за чего… Ну виновата, ну выскажи, заклейми, как положено, но зачем же «стулья ломать»? Ведь пять лет так и ушло в никуда, а как могли бы их душевно провести: за воспоминаниями, а то и за «Хеннесси»…
Да, слишком принципиальная была Арина. Ничего никому не прощала, даже в день прощения. И упертая. Что не по ней — ни за что не примет. Переоцени, говорила ей, бывало, ценности свои обветшалые: плесенью от них веет, а она — ни в какую. Вот и доупиралась. Со всеми перессорилась, даже с ней, подругой детства. Так и не помирились. Вот теперь хорони ее, без перемирия. А пришла бы, — сели, поговорили бы, повинились, обнялись. И опять вместе, как раньше…
Надежда вспомнила их первую встречу. Это было во дворе. Дворы тогда были совсем другие. Шумные, крикливые. На столбах — веревки, на веревках — белье сушится; сарайчики неказистые: у каждого свой, с символическим замочком, отпирающимся любым ключом. И деревянный забор, ограждающий детей от соблазнов «улицы». Мамки — всем мамки, а дети — всем дети.
— Ванька, ты хоть ел сегодня?
— Неа…
— Так иди, с Колькой моим поешь, я макароны сделала, а то пока мамка твоя придет, помрешь, небось, с голода…
— Иду, теть Зин…
— Дядь Слава, у меня что-то самолет не получается, подсоби..
— Ну давай, посмотрим, что там у тебя за техническое несоответствие…
— Толик, ты зачем кота на поводке водишь? Не издевайся над животным, сейчас же отпусти, вот отец придет, скажу…
— Сознавайтесь, паршивцы, кто веревку мою срезал? На чем я теперь белье сушить буду? Узнаю — уши надеру…
И так целый день. Тогда казалось — кошмар, а теперь — песня. Песня детства. И Аринка как раз тогда появилась. Чистенькая такая, в туфельках — отпад, ни у кого таких не было. Юбочка пышненькая, косички тоненькие, а в руках — кукла. Нет, не кукла — мечта: сказочное воздушное платье, ручки-ножки двигаются, вся мягонькая, не пластмассовая какая-нибудь, а как живая. Да еще и волосы длинные, как настоящие: светлые, кудрявые, так и хотелось прическу ей сделать. Надька робко подошла к новенькой:
— Тебя как зовут?
— Арина…
— Родионовна? — засмеялась Надежда.
— Нет, Андреевна, — не поддержала шутку Арина.
— А я — Надежда. Дружим? Дашь куклу причесать?
Арина нехотя протянула ей свое сокровище:
— Только осторожнее…
Так и началась их дружба, прошедшая проверку на прочность через всю долгую жизнь. Надежда даже не мыслила себе дня без Арины. Они были разными, но как-то очень удачно дополняли друг друга. Одно было непонятно: влюблялись в одних и тех же парней. Вначале растерялись, не знали — ссориться или как? Потом приспособились: кидали жребий и без обид уступали друг другу «ухажеров». Вот так, по жребию, Генка и достался Арине. Хотя всегда тянулся к ней, к Надежде. Как и она к нему. Арина это видела, но договор есть договор. На свадьбе Генка подошел к Надежде:
— Не передумала? Еще не поздно…
Она молча покачала головой:
— Дружба дороже…
Так и стали жить. Надежда никого больше не полюбила, не смогла. А Арина, из принципа, продолжала жить с Генкой. Потом, уже после появления двойняшек, она спросила:
— А ты у нас так и будешь в старых девах ходить? Или не в девах, но в старых? Надежда с вызовом ответила:
— Для себя рожу, зачем мне мужик? Ни к столбу — ни к перилу…
Арина посмеялась, но когда через некоторое время заметила, что подруга поправилась и похорошела, с подозрением заметила:
— Все-таки рожать одна собралась, дуреха?
— Ну не всем же такими умными быть, — отшутилась Надежда, и через несколько месяцев родила дочь.
— Колись, кто отец-то? Никого около тебя не видела, — допытывалась подруга.
— От духа святого непорочное зачатие, — отшучивалась Надя.
— Ну-ну, вот как он тебе алименты оттуда слать будет, ты подумала? — возмущалась Арина.
— Да не нужны они мне, сама зарабатываю, — раздражалась Надежда.
Дети росли как родные. Мальчишки опекали малышку, таскали ее повсюду за собой. Генку хватало на всех, так что дочь отсутствие отца не чувствовала.
Пошли в одну школу, потом все — в медицинский. Взрослые дружили. Вместе на дачу, всем гамузом — в отпуск. Потом Генка слег. Арина раздражалась: не могла простить такую слабость сильному всегда мужу. Больше ухаживала Надежда. Приходила с работы, и, быстро управившись дома, шла на смену Арине. Та отправлялась спать, а они часами говорили. Оказывается, сколько общего у них было! Мысли, чувства, оценки… Один начинал говорить, а другой подхватывал. И молчать было хорошо, комфортно. Не напрягали паузы, не нужно было искать темы. У Генки как-то прорвалось:
— Как же нам хорошо бы жилось вместе, Наденька…
— Не судьба, — улыбнулась Надежда.
И тут, как в плохом мелодраматическом фильме, прозвучал металлический голос Арины:
— А вам и так хорошо жилось… Дочку-то, от него прижила, подруга? Нянчился с ней всю жизнь, как со своей…
— Зачем ты так, Арина?
— Как «так»? Я думала — мне помогать приходишь, а оказывается, — к любовнику? Так я не мешаю, забирай этот куль ненужный — и вперед, только уж негодный он давно, сдулся… Но ты у нас сердобольная, выходишь…
— Арина! — Генка, который год как не мог привстать, рывком приподнялся с кровати.
— Все, дорогая, или забирай или уходи! Нет тебе больше дороги в мой дом, кончилась наша дружба! — Арина была не в себе, эмоции переполняли.
— Прощай, Гена, не нужно ей сейчас ничего говорить, — Надежда притронулась к его руке и повернулась к подруге:
— Врача вызови, не видишь — плохо ему…
На следующий день она узнала, что Геннадий умер. Дочка рыдала, она же не проронила ни слезинки. Только сидела, молча глядя в окно на обливающуюся слезами дождя рябину.
Вечером дочь спросила:
— Мама, а правда тетя Арина говорит, что Дядя Гена — мой отец? А то мы с Максом думали пожениться….
В ее глазах стоял неподдельный ужас, и маленькой точечкой светилась робкая надежда на то, что уже и без того покачнувшийся мир не разрушится, а будет стоять, как Пизанская башня: чуть склонившись, но оставаясь в гармонии со Вселенной.
— Не волнуйся, детка, это не правда. Твой отец давно умер, я расскажу тебе о нем чуть позже. Выходи замуж за Макса и будь счастлива.
Надежда глубоко вздохнула. И вина-то ее перед подругой была невелика — просто суждено было им любить одного мужчину. Смешно… А может, — страшно? Но жизнь и есть коктейль из того и другого со всевозможными пряностями и специями, — подумалось ей. Просто каждый выбирает сам: кто по названию, кто по составу, кто — по жребию. А послевкусие — оно становится понятным только тогда, когда распробуешь…
