Женщина в моей голове

Ольга Егорова

«Женщина в моей голове» – это сборник рассказов. 14 историй из жизни миллениалов, как сейчас модно называть мое поколение. Немного ностальгии о детстве, которое пришлось на 90-ые, много иронии, связанной с журналистскими буднями, и еще больше – веры в светлое будущее. Не могу сказать, что произведение полностью автобиографично. Скорее, это компиляция событий из жизней разных людей, близких и не очень, оставивших в моей авторской душе заметный след.

Дух няни Пушкина

Так получилось, что я, будучи самой обыкновенной девчонкой из самой обычной российской семьи, каким-то образом умудрилась оказаться в школе, где учатся дети исключительно непростых родителей. Первый лицей. Другими словами: редкий ученик ходил пешком до школьных ворот. С утра здесь образовывалась такая пробка из машин премиального сегмента, что, казалось, будто водители не детей отвозили, а соревновались в мастерстве вождения и разворота в узких пространствах.

Все это, конечно, дело рук моей мамы. Она преподавала в этой школе и лично ходила к директору, чтобы та дала согласие на мой перевод из соседней СОШ.

Таких как я, в классе было еще двое. Катя — девочка, поступившая по конкурсу. Вы, наверное, догадались, что она очень умная, а значит, совершенно лишена всякой крутости. А также жуткий драчун и хулиган Юра, чья мама также была учителем и вечно краснела за него перед директором. Так себе наборчик братьев по несчастью.

Это были специфические девяностые. Годы, когда одни имели все, а другие даже меньше чем ничего. Я, к сожалению, относилась, скорее, ко второй категории, когда как большинство моих одноклассников — к первой. Сами понимаете всю сложность ситуации.

Наша классная руководительница, Карина Николаевна, была женщиной чуткой, но пользовалась этим качеством весьма странно. Вот, скажем, если взять меня, то здесь она часто «подгаживала». По-другому просто не скажешь.

Как сейчас помню: весь лицей готовился к школьной «весне». Это что-то типа КВН. Бойкая руководительница театрального кружка, Светлана Юрьевна, искала таланты.

Хуже чем считаться бедной и умной — это быть бедной, умной, да еще и активной! Но у меня специфическая внешность. Точнее рост. В том смысле, что я весьма миниатюрных размеров даже в сравнении с тем, кто по-настоящему невысок. В общем, находка для шуток на сцене.

— Эта роль писалась специально для тебя! — как будто бы ждала от меня слов благодарности Светлана Юрьевна, размахивая сценарием перед моим носом.

Я, признаться, вообще никакой роли, кроме невидимки разве что, не просила и звездой школьного тетра становиться не собиралась. Но она ждала от меня какого-то ответа, и я в сотый раз повторяла, бубня поднос:

— Спасибо. Не хочу.

Роль — это, конечно, громко сказано. Мне предложили быть в одной из сценок богатырем Алешей Поповичем. Ну, понятное дело — для хохмы. Совершенно ясно, что после этих трех минут триумфа на сцене, меня три года подряд, вплоть до выпускного, стали бы дразнить богатырем. Оно мне надо?

Но Светлана Юрьевна — энтузиастка не от директора, а от Бога! За поддержкой она отправилась к Карине Николаевне. Та, будучи весьма чуткой женщиной, по-своему решила этот вопрос. В мое отсутствие она собрала весь класс.

— Ваша одноклассница очень стесняется своего роста, но вы должны ее поддержать, — взывала она к чувству эмпатии подростков. — Это выступление крайне важно для школы. Мы должны стать лучшими на городском конкурсе талантов.

Стоит ли рассказывать, как меня поддерживали одноклассники? Только ленивый не подошел ко мне с нескрываемыми смешками. Пришлось сказать, что вертела я этих учителей и пропади они пропадом со своими выступлениями. Кого именно из учителей я вертела, уточнила пофамильно.

Произнесла я это громко. Прямо в коридоре. Прямо у дверей директора, куда была моментально вызвана и я, и моя мама.

В общем, я до сих пор игнорирую серию мультфильмов о богатырях, которые так хвалили критики. Не видела и не буду смотреть. Моя принципиальная позиция. А роль эту в школьном спектакле под давлением пришлось все-таки сыграть…

Но больше всего Карина Николаевна меня разозлила в другой раз. Дело в том, что наша семья родом из Казахстана. Я родилась там, но свое детство застала уже здесь, в России.

Мы уехали в начале 90-ых. У нас в доме до сих пор часто вспоминают Казахстан и то, что было после распада Советского Союза. Когда власть сменилась, в нашей квартире били окна, угрозами заставляли уехать из страны на родину, в Россию.

После того, как однажды папин «Москвич» превратили в груду железа, родители продали трехкомнатную квартиру за копейки и уехали из страны. В России они в буквальном смысле начали жизнь с нуля.

Но многие наши родственники, в том числе почти вся родня отца, до сих пор живут в Казахстане. Каждый год мои родители строили планы, как перевести их к нам. Каждый год эти планы рушились под прессом упрямства старшего поколения.

— Вся жизнь здесь прожита, — вздыхала бабушка в трубку.

— Войну пережили и это переживем, — твердил дед.

Как-то в начала марта снова звонила бабуля. Голос у нее был мрачный, как пасмурное небо тех первых весенних дней. Всхлипывая тише капели за окном, она попросила к телефону отца. Я поняла: случилось нечто ужасное.

То, что бабуля говорила папе дальше, было слышно во всей квартире. Громкость ее голоса увеличилась, будто кто-то нажал на пульт. Она, по сути, и не говорила, а кричала, что Валерку — папиного брата, ночью избили, когда он возвращался с работы. А местные власти закрывают глаза, словно ничего не происходит.

— Геноцид! — визжала она на том конце провода.

Дядя Валера находился в больнице. Несколько дней он не приходил в сознание, но папа повторял, как мантру: состояние тяжелое, но стабильное. В том, как он произносил это слово: «стабильное», звучало больше надежды, чем в молитве. В общем, он выехал в Казахстан.

И вот, в школе, спустя пару недель после папиного отъезда, в рамках гуманитарной помощи, собирался сухпаек для русских переселенцев, которые в те времена спешно покидали разные страны бывшего Советского Союза, не только Казахстан. Уж такие были времена.

Каждый ученик должен был принести что-то от себя. Полина Макеева, чей отец — владелец игровых и ночных клубов в городе, положила в коробку CD-плеер. К слову, у меня тогда был только кассетный и я, как любой нормальный ребенок из 90-ых, перематывала песни, используя карандаш.

Варя Алферова, чья мама — директор самого крупного вещевого рынка в городе, дала учительнице денег. Мол, она не знает, что нужно купить, лучше сами пусть потратят по своему усмотрению. Как позже шептались учителя: сумма была больше их месячной зарплаты.

Не помню, что принесла тогда я, но Карина Николаевна, женщина очень чуткая, активно вмешалась в процесс. Когда я гордо направилась к той злополучной коробке, она во всеуслышание объявила, что от меня и не требуется ничего. Ведь это мы как раз те самые беженцы, вынужденные покинуть «насиженные места». Так что в очередной раз весь класс должен был проявить ко мне максимальной участие. О Боже! Казалось, это еще хуже, чем история с Алешей Поповичем!

Я поблагодарила Карину Николаевну за такую заботу, но твердо сказала, что никакого особого отношения ко мне не нужно. А про себя подумала, что хуже, чем быть бедной, умной и активной, может быть только все это, но еще и жалкой.

Но Карина Николаевна свое дело сделала: в тот же день ко мне подошла Полинка вместе со своим парнем Сашей (а он самый главный красавчик школы, футболист) и пригласила к себе домой после уроков. Сказала: будут многие из класса.

Я сразу поняла, что это из жалости, но в школе много рассказывали про ее дом. Говорили, мол, это не просто особняк из голливудских фильмов, а замок из сказок. Так что я плюнула на свою гордость и решила пойти.

На деле оказалось, что Полина живет лучше ребят из сериала «Беверли-Хиллз». У нее дома был даже бассейн и бильярдный стол. А во дворе бродил огромный алабай. Прежде чем пройти от забора до входной двери, Полине нужно было загнать хищника в вольер. А это оказалось не просто.

— Слушается только отца, — комментировала она свои действия.

Мы, в свою очередь, стояли по ту сторону ограды и, слыша грозный лай, могли только представить, что там творится. Когда дело было сделано, и внушительных размеров собака с доброй кличкой Маша оказалась в своей клетке, мы быстрыми перебежками попали внутрь дома.

Тяжелая дубовая дверь отгородила нас от улицы. Сразу сделалось темно и торжественно. Мраморный пол, винтовая лестница и эхо, которым отозвалось Полинкино: «Бабушка, ты здесь?» — все это меня восхитило.

У моих подруг во дворе были такие же малогабаритные двушки, как и у нас. С крошечной кухней и совместным санузлом. О лестнице по середине жилища можно было только мечтать.

Полинина бабушка вырулила из черноты коридора.

— Мы наверх. Делать уроки, — брякнула ей Полинка.

— А поесть? — спросила та, как и все нормальные, среднестатистические бабушки.

Это меня успокоило.

— Некогда, — коротко ответила Полинка.

— Молодцы. Уроки делайте тщательно, — дала напутствие бабуля и продолжила смотреть на ораву школьников в доме с неким недоверием.

Видимо, то был обычный сценарий времяпрепровождения Полины после школы. Так как все семеро человек уже разулись и гусеницей опоясали лестницу, направляясь наверх. Одна я осталась внизу: возилась со своими шнурками.

— Ну, быстрей, — шикнула на меня Полинка.

Так мы оказались на третьем этаже, который моя одноклассница называла мансардой. Там практически не было мебели. Только длиннющий, словно пирон, диван. Уроки здесь явно никто делать не собирался.

— Бабка у меня ногу ломала зимой. До сих пор по лестнице не поднимается, — объяснила Полина.

На стене висело огромное белое полотно. Полинка включила проектор. Замелькали картинки. Через колонки зазвучало рычание льва. Заставка перед фильмом наполнила радостью сердце — впереди ждут прекрасные полтора часа.

— Такие уроки мне нравятся, — вымолвила я, и все засмеялись.

Признаться, я почувствовала себя в центре богемной жизни. В другом измерении. В моем мире мы делили комнату с бабушкой по маминой линии, которая частенько приезжала в гости, а телевизор еще с родителями. 8 пар глаз на эту маленькую коробку. Ни то, что здесь.

Полинка включила фильм под названием «Мистерия». Что-то про вызов душ умерших. Было интересно, хоть местами и жутко. Я дважды взвизгнула и трижды закрывала глаза.

Ближе к финальным титрам мы твердо решили вызывать духов. Сделали все как в фильме. Смастерили подиум из букв и тарелки. Для верности взяли старинный фарфор.

— Бабка узнает — убьет, — восторженно произнесла Полина, показывая на белую посудину.

На тарелке с аккуратной золотой окантовкой по краям была изображена девочка в длинном красном платье и охотник. По всей видимости, что-то по мотивам «Красной Шапочки».

Мы сели кругом. Вызывали второго по полярности человека — няню Пушкина. Самый популярный, думалось нам, сам Александр Сергеевич.

— Почему не Пушкина? — резонно спросила Варя.

— Вдруг сейчас не только мы его вызываем? — высказала железный аргумент Юля Анохина. — Не сможет ко всем сразу прийти.

Юлька — рыжеволосая девочка из параллельного класса водила руками по тарелке. Та должна была двигаться к буквам, составляя слова. Но фарфор предательски стоял на месте.

— Дух няни Пушкина, приди к нам! — в десятый раз пронзительно заклинала Юля.

Темнота, которую мы создали, занавесив все окна мансарды одеялами, добавляла таинственности и остроты ощущениям. Стало так тихо, что было слышно, как у кого-то заурчал от голода живот. Но больше ничего не происходило. Мы уже собирались закругляться, как вдруг, скрипнула дверь, и что-то белое ворвалось в комнату.

Сущность напоминала седовласую женщину. Мы все закричали. Она заголосила в ответ:

— Что это вы устроили, вашу мать? Все вон отсюда!

Я чуть в штаны не наделала. Клянусь! Хорошо, что чуть. Потому как хуже, чем быть бедной, умной, активной и жалкой, было бы еще наделать в штаны.

Но позже включился свет, и мы все увидели, что перед нами стоит Полинина бабушка. В своем белом махровом халате. Несмотря на травму ноги, она все же взобралась на третий этаж. Может, тому поспособствовали наши магические обряды? Кто знает… Возможно сам дух няни вселился именно в нее. Вот только дальше происходили по-настоящему страшные вещи.

Сначала бабушка взяла за шиворот Полинку, затем Сашку, потом стала бить по спине полотенцем всех присутствовавших на спиритическом сеансе.

— Послезавтра прощеное Воскресенье! — орала она. — Демоны! Все отцу расскажу! Ишь че устроили!

Потом посыпались предсказания, которых мы так ждали еще пять минут назад.

— Неделю тебе гулять не выходить! — кричала бабушка Полине.

Внучка отбивались, но бабуля только входила в кураж.

— Вот какие у тебя уроки! — кричала разъярённая женщина.

Ее ноздри раздулись, седые короткие волосы сбились у раскрасневшегося лица, пояс халата развязался, оголив что-то белое и внушительное.

Уже через несколько минут мы что есть мочи бежали от входной двери дома до калитки. Машу мы уже не боялись. Она в сравнении с разъяренной пенсионеркой казалась котенком.

На следующий день Полинка пришла в школу с поникшей головой.

— Отец в бешенстве был, — рассказывала она в столовой. — Говорил, что у нас семья верующая и, мол, как я могла. И это он! Человек, который рожу запросто набить может.

В общем, к Полинке мы больше не ходили. По крайней мере, полгода точно. А еще ее лишили карманных денег.

— Финита ля комедия, — помню, подытожила она тогда наш сорвавшийся сеанс магии.

Кажется, на этой фразе Полинка помахала рукой, и я увидела на запястье синяк. Утверждать не буду, но мне показалось, что вчера его не было.

И тут я подумала, что не очень круто, конечно, быть бедной, и так далее по списку, но еще хуже, если тебя обижают дома.

Где-то через месяц Карина Николаевна попросила меня остаться после урока истории. Она сказала, что совсем скоро мы будем проходить тему: «Распад Советского Союза». Мол, моим одноклассникам было бы интересно, если бы я рассказала о нашей семье и о том, что нам пришлось пережить. И, кончено, хорошо бы пригласить кого-то из старшего поколения.

Я съежилась, втянув шею в плечи. Мало того, что моя мама — училка, еще и других родственников на урок. Ну, полный аут. Учителям этого не понять. Словно они забыли, что значит быть закомплексованным подростком.

Я сказала, что поговорю с родителями, но для себя твердо решила: никто из моих родственников в школу не пойдет.

В тот же вечер звонил папа. Сказал, что дяде Валере стало значительно лучше, и уже совсем скоро все они приедут к нам домой. Как это будет происходить в рамках нашей двухкомнатной квартиры, я представляла смутно. Это ж не Полинкин особняк!

Еще он говорил, что здесь погода гораздо теплее, и уже вовсю греет весна.

— Помнишь те качели возле дома? — спрашивал он меня с какой-то особенной романтикой в голосе. — Ну, твои любимые? Ты еще их как-то зимой решила облизать, и язык прилип. Они до сих пор стоят. Их даже не красили.

— Пап, мне было три года. Конечно, не помню.

— Не понять тебе моей ностальгии, — протянул он в трубку.

И тут я зачем-то брякнула, что в школе хотят видеть кого-то из нашей семьи с этими всякими историями из прошлого. Папа обрадовался и тут же при мне рассказал деду. В общем, уже по телефону было решено, что придут все: и бабушка, и дед. Может, даже дядя Валера.

— Баба Лена у нас вообще — партийный работники, — гордо подытожил

отец. — Столько всего может рассказать!

Короче, я никогда не была крута в школе, и терять мне было нечего. Решила, что пусть предки все-таки придут на урок. В конце концов, хуже того, чтобы быть бедной, умной, активной и жалкой — это стесняться своей родни. Правда, это не моя фраза, а мамина. Но именно в тот раз я отчего-то с ней согласилась.