Вырь. Час пса и волка

Ольга Гутарёва (2024)

Лекарь по прозвищу Мизгирь — двоедушник, за которым по пятам следует пришитый бес. Однажды на войне Мизгирь спасает умирающую сиротку, но вместе со спасением по случайности дарует девочке проклятье. Невольным свидетелем истории двоедушника и девочки становится однорукий беглый преступник Благота, ищущий спасения от преследующих его колдовских видений.

8. Мизгирь

— Пойдём, Грачонок, — отбрехавшись от послушника и его благотворительности, Мизгирь громко шмыгнул. Нос нещадно саднило из-за пыли. — Пойдём, купим тебе крендель.

Грачонок покачала головой, не смея поднять взгляда на его дергающееся от волнения лицо.

— Не хочешь? Ишь ты! Ещё и уговаривать её надо, гляньте-ка. Последний раз предлагаю. Пойдём. Хочешь тебе крендель, хочешь — петушок на палочке. Так уж и быть. Можешь взять побольше. Угощай своих мышей, сколько в них влезет. Хоть в колобков их преврати. Ты же знаешь, что такое «колобок»?

Грачонок кивнула и попробовала изобразить благодарную улыбку — вышло это у неё печальней некуда.

Яркое теплое солнце отражалось в золоченых куполах церкви, возвышающейся над ярморочными сооружениями. Площадь перед церковью гудела с самого утра. Торговцы ютились в шалашах, крытых рогожами, толпились возле телег и возов с самыми различными товарами. Воздух был наполнен сотней свистов. Праздношатающиеся скоморохи и зазывалы стреляли в прохожих прибаутками, играли на дудках и балалайках.

Шумно и грязно. Всё, как Мизгирь не любил.

Они шли вдоль ряда с украшениями. Грачонок, опасливо озираясь по сторонам, придерживала Мизгиря за край накидки. Первое время Грачонок сильно пугалась, видя проходящих мимо женщин в рогатых киках и нарядных понёвах, украшенных бубенцами. Теперь же она шла уверенней, и во взгляде её взамен страха вспыхивало восхищение. На севере, откуда они пришли, женщины предпочитали носить сарафаны и расшитые венцы. Неудивительно, что юницу притягивала таинственность чужеродной красоты.

«Бродить по дорогам в одежде мальчишки безопасней», — думал Мизгирь, припадая на трость. — «И всё же подрастающей девушке нужен женский наряд. Может быть, наглядевшись на праздничные одежды, она наконец-то захочет и сама примерить…»

Громкое биение сердца. В правую руку Мизгиря вгрызлась свирепая боль. Он остановился как вкопанный, и Грачонок налетела на него со спины. Подняла свой вопрошающий взгляд.

Мизгирь попытался сокрыть своё волненье. Он криво улыбнулся, чувствуя, как сводит скулы.

— Ну вот. Давай-ка глянем, что тут…

Мизгирь, представляя себя полным недотёпой, подковылял к первому подвернувшемуся столу с разложенным товаром. Скользнул взглядом по перстням и браслетам — витым и плетёным.

Грачонок робко подошла к столу вслед за ним и, затаив дыханье, стала разглядывать поясные подвески. Пока Грачонок отвлеклась, Мизгирь зашёл ей за спину, хворо припав на трость. Он позволил себе покривиться от боли, пока выдалась возможность. Вытер плечом стылый пот с шеи.

Тело его держалось на одном лишь честном слове — шов Явиди распадался стежок за стежком.

— «А ведь слеза Явиди пришлась бы очень кстати», — Каргаш вместе с Грачонком разглядывал товары у прилавка. — «Но как быть? Ведь ты истратил все, что имел. Но стоило ли оно того? Даже если она вырежет себе бесовской глаз, после того, как ты исколол её руки иглой, люди продолжат шарахаться от неё в ужасе…»

Голоса торговок и шум ярмарки слились в единый гул. Мизгирь застыл, тупо уставившись на свою правую недействующую руку. В голове его и без Каргаша царила неразбериха. В груди бушевала буря из противоречащих друг другу чувств.

— Никак сестрице родимой подарок присматриваешь, сынок? — одна из торговок вытянула шею, разглядывая тощую Грачонка у прилавка.

Грачонок, склонившаяся над прилавком и бережно поглаживающая височные подвески из латуни, вздрогнула, отдёрнула руку. Заметно погрустнела.

— Ну? Чего молчишь? — удивилась торговка. — Экий ты малословный. А чего это у тебя на лице? Ой, матушки святые! Ты где глаза-то лишился, голубчик?

Грачонок резко отвернулась и зашагала прочь.

Торговка в недоумении глянула на Мизгиря.

— Чего это с ним?

— Чтоб тебя, женщина, — процедил сквозь стиснутые зубы Мизгирь.

Грачонок не думала останавливаться, теряясь в толпе. Мизгирь решил, что ещё мгновенье, и она сорвётся на бег — тогда пиши пропало. На погоню у него не хватало сил.

— Тише, стой! — он торопливо заковылял следом.

Грачонок, к его счастью, послушалась, остановилась. Она была готова разреветься.

— Ну и что ты, расстроилась? — с тоскливой весёлостью спросил Мизгирь, перебарывая собственную боль. — Из-за цацек этих никчемных? Или из-за слов торговки? Посмотри на меня. Посмотри, сказал.

Грачонок упрямо поджала губы. Стараясь не плакать, покачала головой.

Мизгирь тяжело вздохнул.

— Красота девичья она не в серьгах, а в кротости характера и речи. С речью у тебя выходит недурно. Даже слишком, я бы сказал.

Грачонок вскинула взгляд, и Мизгирь догадался — она рассержена. Глубоко посаженные глаза девчонки выражали обиду. Вернее, один глаз.

— Горделивость в женщинах прекрасна, — Мизгирь не смог сдержать косой улыбки. — Но не когда она перерастает в дурь.

Грачонок обиженно прикусила губу.

Мизгирь с трудом наклонился и с деланым интересом заглянул ей в лицо.

— Не переживай по этому поводу, грачонок. До конца жизни ты будешь женщиной. И женщиной вполне красивой. Твою красоту не испортить глазной повязкой. А теперь дай руку.

Грачонок, всхлипнув носом, опустила плечи и робко протянула ему ладонь. Мизгирь осторожно закатал Грачонку рукав, обнажая край татуировки на внешней стороне её руки. Он сам наколол обережь грубой иглой смесью из древесного угля.

— Что же касается знаков на твоём теле, — он огладил лунарный символ на её коже большим пальцем. — Ты сама знаешь. Не стоит стыдиться собственной защиты.

— «Ты её ещё тут на людях трахать начни», — Каргаш скучающе валандался из стороны в сторону, вынюхивая что-то в воздухе. — «Ах да, сперва только попей нужных… восстанавливающих лекарств. Ну или возымей должную храбрость взглянуть ей на титьки, их уже вон, не спрятать. Да на титьки смотри, не на меня!»

Мизгирь потерял терпение, стоило Грачонку от услышанного панически уставиться на него самого впритык, будто в страхе, что он всё-таки воспользуется советом беса.

— «Да заткнись ты хоть на минуту!» — мысленно обозлился Мизгирь. — «Она же ещё ребёнок, пропащая ты мразь».

— «Успеет вырасти, пока ты снимаешь с себя пояс».

На церкви забили колокола, призывая к молитве.

Мизгирь шумно выдохнул и согнулся пополам, сгребая здоровой рукой больную. Трость его упала на землю. Боль вспыхнула яростней, парализовала.

Грачонок в недоумении поглядела на оброненную трость, затем на Мизгиря.

Прохожие из ярмарочной толпы не обращали на них внимания. Кто-то толкнул Мизгиря в плечо, и он злобно осклабился.

— Погляди, до чего ты довела больного человека, — Мизгирь не хотел звучать кощунственно, но голос его подвёл. — Давай-ка отойдём. Мне нужно присесть.

Они сошли с дороги, и Мизгирь сел в тени на землю возле одного из шалашей.

Грачонок, оцепенев от ужаса, стояла рядом, беспомощно хлопала глазами.

— Дай руку.

Мизгирь ссыпал в ладонь юнице пару монет.

— Видишь, вон? Где скоморохи скачут.

Он указал на толпу, собравшуюся вокруг разыгрываемого под открытым небом представления.

— Там разносчик кваса. Сходи-ка да принеси нам с тобой по чарочке. И возьми мне ещё один сахарный крендель. Что ты на меня так смотришь? Я, чёрт подери, хочу крендель. Иди. Нужно же тебе учиться общению с людьми. Как станешь себя вести, когда меня не станет? О, нет-нет. Только не плачь. А то я точно умру.

Дождавшись, пока юница отойдёт на безопасное расстояние, Мизгирь задрал рукав на больной руке.

Предплечье обвивал шов Явиди — клеймо в виде паучьей тенёты. За последнюю седьмицу дней шов увеличился в размере. Чёрные нити расползались на глазах — шевелились, как живые, под кожей.

Когда шов разрастётся на всё тело — ему придёт конец.

— Гангрена вас всех подери, — прорычал Мизгирь, сдавливая пальцем извивающиеся «ростки» расползающегося шва.

Пока никто из прохожих не заметил, Мизгирь опустил рукав и повязал его тесьмой. Затем согнулся, закрыл лицо ладонью, стараясь справиться с чувствами. Если бы только он не скормил последнюю слезу тому воеводе… или, может быть, этой инверийке?

Этой сероглазой и белокурой инверийке с курносым носиком, чьей улыбки он так старательно добивался. А ведь она ему даже имени своего не доверила. И всё же, глядя на Грачонка, Мизгирь с тоской вспоминал своих младших сестёр. А порой и вовсе представлял, что его единственная убитая в младенчестве дочь могла бы быть чем-то на неё похожей. Ей бы было вполовину меньше лет, чем Грачонку сейчас. Хотя сколько Грачонку самой лет? Тринадцать? Четырнадцать? Он даже этого о ней не знал. А ведь они уже год странствовали вместе.

Колокола смокли, боль утихла. Мизгирь отнял ладонь от глаз и взглянул на людей возле представления. Грачонок затерялась в толпе. Время шло, но её белокурая голова так и не появлялась, ни разу не вынырнув из толчеи.

Мизгирь встал, опёрся на трость. Он начинал нервничать. Когда на глаза ему попался продавец кваса, Мизгирь решил, что ждать больше не стоит. Чертыхаясь вполголоса, он захромал в толпу.

— Эй ты, рыло скоблёное! Куда лезешь?

Мизгирь отступил, получив толчок пятернёй в грудь. Начиная чувствовать подкатывающую злость, он поднял сердитый взгляд. Путь ему преграждал высокий крепкий юнец, со смаком посасывающий расползшегося петушка на палочке. Красные тяжёлые щёки юнца двигались вверх-вниз, продолжая глодать угощение.

— Не ворчи, злыдарь, — одёрнул юнца близстоящий лавочник. — Пропусти несчастного. Не видишь, что ли, калека стоит?

— Поглядите-ка, братцы! — из толпы донесся чей-то восторженный молодцеватый крик. — Как скоморохи кудесничают!

Мизгирь стыло усмехнулся. За годы, проведенные в Инверии, он и думать забыл, что в Савении слова «кудесничать» и «проказничать» имели один смысл. Для людей на этой земле, что истовые кудесники, что шумные скоморохи — все были приравнены к ходящим с нечистой силой.

Мизгирь двинулся в толпу. Когда ему уже стало казаться, что продвинуться дальше в толчее невозможно, головы перед его носом вдруг исчезли. Мизгирь увидел само представление.

Один из скоморохов, рыжеволосый поджарый середович, по-видимому, изображал… пьяного человека. Шатаясь из стороны в сторону, рыжеволосый то и дело прикладывался губами к фляге. Заложив одну руку под шерстяной пояс, он глупо сипло посмеивался, и взгляд его отвлеченно блуждал между собравшихся.

На лице рыжеволосого была вздета тряпичная маска.

— Кто ты таков будешь, добрый молодец? — вопрошал пьяница, красуясь перед толпой.

Второй скоморох в волчьей маске, измазанной сажей, взмахнул деревянным мечом.

— Я — Федка, Волчья Пасть! Верный слуга царя нашего, Александра Борисовича!

— Федка! Да неужто?! — рыжеволосый в маске заливисто расхохотался, на полусогнутых ногах поворачиваясь к «Волчьей Пасти» спиной. — Тот самый, что гнёт сковородки и одной левой побарывает медведей? Ах, нет. Тот, что с одного лёгкого движения рвёт юбки на бабах! Ну и что же тебе от меня нужно? Портки на мне решил порвать?

Толпа отозвалась дружным смехом.

«Волчья Пасть» набросился на рыжеволосого со спины, но в последний момент промахнулся. Рыжеволосый чудным образом увернулся от рубящего сверху удара, нагнулся, выпрямился. Снова покачнулся на нетвердых ногах.

— Тише-тише, друже, не горячись, — посерьезнел рыжеволосый скоморох, с опаскою отводя флягу в сторону, будто боясь, что её выбьют из его руки. — Дай сперва… Эх, бесовщина! Закончилось. Ты всю брагу выхлебал, друже?

Рыжеволосый угрюмо потряс перевёрнутой флягой. Лица его было не разглядеть за маской, но голос его явственно выдавал неподдельную тоску.

— Конец тебе пришёл, Роздай Беда! — вскричал «Волчья Пасть».

Рыжеволосый скоморох, изображающий «Роздай Беду», горестно вздохнул. А затем оба пустились вскачь, изображая жалкое подобие то ли танца, то ли сражения.

Мизгирь внимательно огляделся по сторонам. Грачонок стояла в окружение детей, открыв рот от удивления.

— «Какой же тупой она выглядит», — вздохнул Каргаш. — «Лучше б ты её учил, а не жалел».

Мизгирь окликнул девчонку, но его голос заглушила скоморошья музыка: ряженые с барабанами и дудками принялись водить хоровод вокруг тесно сплетенных «Роздай Беда» и «Волчьей Пасти».

Мизгирь стал с трудом пробираться в нужную ему сторону. Толпа зрителей сомкнулась теснее, люди в ряду перемешались, как семена в ступке. Мизгирь на мгновенье потерял Грачонка из виду.

Грянуло всеобщее ликование. «Волчья Пасть» вынырнул из круга музыкантов, толкая перед собой заплетающегося в ногах «Роздай Беду». Раздался смачный звук удара: скоморох, изображающий «Волчью Пасть», неподдельно влепил «Роздай Беде» кулаком по морде. Рыжеволосый повалился на землю, раскидав руки и ноги в стороны.

— Не тебе, гнида, тягаться с царской волей! — «Волчья Пасть» пустился в победный пляс.

Мизгирь толкнул Грачонка в спину. Она испуганно завертелась на месте.

— Чего застыла сургучом? — обозлился внезапно Мизгирь. — Вот ведь дурёха! Тебя только за смертью посылать…

В представление вмешался ещё один скоморох. Скача в тряпичной маске, он тщился изображать священника — кадилом ему служил подвешенный на верёвке лапоть.

— Чур тебя, названный! Чур! — «священник» принялся палить знаменьем лежащего на земле «Роздай Беда».

— Живей, уходим, — Мизгирь подтолкнул Грачонка в сторону. — Я уже вижу, как сюда приближается стража. Сейчас начнут лупить всех направо и налево. Живей, сказал.

Грачонок засуетилась, но спорить не стала. Лишь последний раз бросила зачарованный взгляд за спину, на «Волчью Пасть».

— «Дерьмо, а не представление», — проворчал Каргаш, когда они оторвались от толпы зрителей.

Грачонок с горячностью забежала вперёд и проделала руками два замысловатых жеста.

— Что значит «найти представление»? — с негодованием ответил Мизгирь.

— Смотреть представление, — жестом показала Грачонок.

Каргаш хмыкнул:

— «Что ж, а неплохая была задумка приспособить девку крутить пальцами. Вон как разговорилась, не заткнуть».

Мизгирь тяжело вздохнул.

— Послушай меня внимательно, — обратился он к Грачонку, заметно погрустневшей. — Предупреждай, ежели тебе в голову взбредёт отвлечься. Где монеты, которые я тебе дал? Ага. Славно. Я уж было подумал, что ты отдала их тем бродячим шутам.

Они подошли к краю площади, где их ждала телега. Возница, он же горшечник, привезший товар на продажу, отсутствовал. Жена его, полнотелая середовка, варила в котле похлёбку. Дождавшись момента, когда женщина отойдёт в отхожее место, Мизгирь обратился к Грачонку:

— Ты же помнишь, что мне нужно попасть в монастырь?

Грачонок кивнула, будучи увлеченной тем, что ковыряла ногти.

— Монастырь мужской, в нём строгие правила, — Мизгирь сжал предплечье, на котором под рукавом чернело клеймо. — Если пойдешь со мной, придётся быть ниже травы тише воды.

Грачонок кивнула в такт собственным мыслям. Выглядела она отстраненно. Не иначе сердилась из-за представления.

— В этом монастыре, — Мизгирь помолчал, взвешивая слова. — В монастыре хранится одна святыня. Мне нужно до неё добраться.

Снова кивнула.

Мизгирь кашлянул, опустил взгляд.

— Если ты не хочешь, я не стану тебя заставлять. Могу сперва пристроить тебя при одном женском монастыре. Здесь, неподалеку. Там тебе не придётся…

Грачонок подскочила на ноги, быстро-быстро завертела головой.

Мизгирь стыло усмехнулся. Он не знал, радоваться или горевать.

— Ладно. Я тебя понял.

— «Ты ей неважен», — Каргаш стоял за спиной у Грачонка. — «Она хочет силы. Хочет знаний, что ты способен ей дать».

Грачонок выдернула из кузовка прутик и принялась чертить им по земле. Мизгирь свёл брови, пригляделся. Грачонок нарисовала человечков, идущих по дороге.