Цветок камалейника

Ольга Громыко, 2006

Темна и тиха летняя ночь в Царствии Иггровом! Спите спокойно, отважные обережники, нахальные горцы, надменные йеры, презренные жрецы, охотничьи кошаки, всемогущие боги и вездесущие зеваки! Спите спокойно, дикоцветные земли, пришлые твари и первородные лозы! Спите спокойно, ибо не скоро вам в следующий раз удастся выспаться…

Глава 2

Поле-полюшко раздольное,

Я ль тебя зерном не потчевал?

Не поило ль небо дождиком?

Не светило ль солнце жаркое?

Йер ли ирной не задабривал?

Одари ж и ты нас хлебушком!

Песня жнеца

В господский дом охотника, разумеется, не пустили — невелика птица, посидит до темноты и в халупке^[10]. Оно даже лучше вышло: домик был просторным и чистым, хозяева прислугу не обижали, и некоторые рабы вели себя даже вольнее наемных работников, отличаясь от них только грубо заклепанными браслетами. Самодельный скваш, которым радушно попотчевали гостя, оказался на порядок вкуснее трактирного, и то разливавший его по кружкам старик сокрушался, что сусло в этом году отчего-то еле бродит, так и норовя заплесневеть.

Вечером в халупке стало еще веселее — вернулись полевые рабочие. По их словам, чуть живые, но уже через полчаса, после ужина, кто-то вытащил из сундука жайру-трехструнку; сначала просто тренькал, негромко подпевая, потом к нему присоединились девчонка с бубном и хмельной дедок, отбивавший ритм ложкой по ведру. Дом наполнился плясовым топотом и визгливым хихиканьем женщин. Одна рыжуха так и норовила присесть к горцу на колени, но тот предпочитал отшучиваться и ссаживать назойливую красотку. Перед охотой ЭрТар старался не злоупотреблять ни выпивкой, ни иными развлечениями. К тому же распущенность равнинных девок коробила горца, хотя и не настолько, чтобы совсем ими пренебрегать.

Вскоре стремительные летние сумерки заставили горца поблагодарить за гостеприимство и распрощаться. Скваш — коварная штука: голова остается ясной, а тело хмелеет, и пока не встанешь, не поймешь, насколько сильно. На сей раз ЭрТару удалось остановиться вовремя… ну, почти. По крайней мере, пока он дошел до третьего по счету поля, от постыдной вялости в ногах не осталось и следа.

Пестрые закатные разводы постепенно стекали за дальний лес, с запада наползала и густела ночная синева. Жара сменилась прохладой, а там и сырым холодом. ЭрТар разгрузил корлисса, набросил на плечи темно-серую куртку с высоким облегающим воротником, больше напоминающую доспехи, — из пропитанной блестящим составом кожи с нашитыми поверх кольцами, широкими и тонкими, как браслетки на девичью руку. Некоторые охотники носили настоящие кольчуги, но те, по мнению горца, слишком сковывали движения.

Оглядевшись и убедившись, что если за ним и наблюдают, то из деликатной дали, ЭрТар, скрестив ноги, уселся прямо посреди дороги и вытащил из внутреннего кармана куртки небольшую, с ладонь, деревянную коробку брусочком. Внутри плотненько, бок к боку, лежали стрелки — черные вперемешку с красными, отравленными. Охотиться можно с любыми, но для вторых меткость не столь важна, лишь бы зацепить, зато первые втрое дешевле. Приказчик сказал, что дичи тут много? Значит, красные. Окупятся.

Тишш потоптался рядом, но ложиться не стал. Косился на поле, смаковал ноздрями воздух и возбужденно пофыркивал. ЭрТар и сам трепетал от предвкушения, но тщательная подготовка — прежде всего. Горец ногтем подковырнул тупой конец стрелки, выуживая ее из коробки. Дальше пошло легче. Тринадцать штук охотник сразу зарядил в мыслестрел, бдительно прислушиваясь к щелчкам пружин, еще два семерика переложил в кожаный кармашек при поясе, дважды проверив, чтобы все лежали остриями вниз. Конечно, помереть от укола не помрешь, но палец опухнет, а то и нарвет. Приятного мало.

Парень захлопнул коробку, перевернул и, вставив кончик ножа в еле заметную щелку, сдвинул панель потайного отделения. Там, обернутые вощеной бумагой, чтобы не бренчали при встряхивании, лежали синие стрелки, купленные у знакомого обережника. Разрешения на них у горца, разумеется, не было, да охотникам его и не выписывали. Тем не менее подобные штучки «на всякий случай» имелись у всех мыслестрельщиков (как витиевато выражался наставник ЭрТара, «даже сестре милосердия не стоит ходить по темным улицам без дубинки»), от ночных сторожей до наемных убийц.

Синенькая отправилась в последнее гнездо мыслестрела. Мало ли кто ночами по дорогам шастает, можно и на беглого каторжника нарваться.

Тем временем небо догорело, и самым ярким пятном в нем стала ущербная луна с тусклым отблеском подлунка справа. Черный силуэт Ориты горной грядой раскинулся на северо-востоке; у ее подножия величаво прогуливались желтоглазые хищники — двойки обережников с факелами.

— Тишш! — ЭрТар за хвост вытянул недовольно взмяукнувшего киса из посевов. — Погоди, я ж еще не закончил.

Охотник натянул защитные перчатки, поверх застегнул на правом предплечье браслет мыслестрела. По руке пробежала сладкая дрожь, требовательно ткнулась в плечо, сообщая о готовности оружия. Если у него и впрямь имелась душа, как уверяло большинство мастеров, то эта с тем же успехом могла принадлежать стройной, холодной и надменной брюнетке с повадками дикого корлисса, способного часами лежать в засаде, чтобы потом одним прыжком сломать жертве хребет. Штучная игрушка, из-за которой, собственно, охотник и оказался на мели. Но она того стоила: из легчайшего юлландского сплава, полностью сливающаяся с рукой, повинующаяся даже не мысли — ее преддверию.

Горец, наконец, поднялся (кошак тут же радостно юркнул в голенастые стебли) и неспешно побрел по направлению к центру поля, сдержанно поругивая Темного Иггра, научившего людей бражничать. Остец — высокий и густой злак, хотя менее урожайный, чем та же рожь, а требует двукратной ирны. Но именно из остеца делают сусло для скваша, поэтому выращивать его все равно выгодно.

ЭрТар не сделал и семерика шагов, когда наткнулся на пятно более низких и светлых стеблей, заставившее охотника одобрительно покачать головой. У хозяина поля оно наверняка вызывало противоположные и куда более красочные чувства, ибо означало, что здесь завелись крагги. И, если как можно скорее от них не избавиться, с обильным урожаем можно распрощаться.

А вот тут его добыча сидела долго, возможно, несколько ночей подряд. Остец не только резко замедлил рост, но и пожух, скрючил листья и полег, словно ему под корень плеснули кипятком.

Как раз в этот момент одна из крагг, словно решив, что коль их уже вычислили, то можно не таиться, подала голос:

— Пррр… ста, ста! Пррррр… сссхакт! Ссса…

Стрекочущие звуки раскатились над полем, как горсть брошенного на лед пшена. Совсем рядом с охотником, у кромки поля, отозвалась другая, на противоположном краю, хором, еще три или четыре.

— Работаем, Тишш! — ЭрТар набросил кожаный капюшон и туго стянул завязки под подбородком. Людей крагги не едят, но, как и осы, злобно атакуют незваных гостей. Кто-то может выдержать три-четыре укуса, кто-то отдает концы от одного — но такие обычно в охотники не идут. В любом случае, удовольствие маленькое — жвала у крагг хоть и слабые, зато преострые, незащищенное тело способны располосовать до костей, вокруг раны быстро возникает отек, в глазах мутнеет, а сердце начинает колотиться как бешеное.

Шорох стеблей стих. Горец по-прежнему не двигался с места, даже не пытаясь определить, в какую сторону сейчас крадется взявший след кис. Все равно почти никогда не угадывал, только головой крутить и оставалось.

Ага!

Невидимый Тишш сделал охотничью стойку: передняя половина тела припала к земле, кисточка высоко задранного хвоста ярко белеет над зеленями, в темноте кажущимися черной глубокой водой. Охотник в сотый и последний раз провел рукой по застежкам куртки, проверил, свободно ли вращается запястье и не топорщится ли перчатка перед дулами. Вроде порядок.

— Киса, взять!

Кисточка исчезла. Сочно всхлипнули мнущиеся стебли, корлисс визгливо мявкнул, и из «воды» вырвалась первая крагга. Три пары жестких крыльев затрещали флюгерами, поднимая в воздух жирное тельце с растопыренными лапами. Вслед за краггой, не удержавшись, прыгнул кис, пытаясь сбить тварь когтистой пятерней.

— Тишш!!!

Кошак на лету виновато съежился и шумно шлепнулся в остец. Невредимая крагга скрылась в темноте и, судя по звукам, вскоре снова села.

Стрекот оборвался.

Горец не страдал излишней суеверностью, поэтому неудачное начало охоты подпортило ему настроение, но отозвать корлисса не заставило. Пусть другую вынюхивает, засранец хвостатый! Схлопотал бы стрелку в бок, надолго бы отучился под стволы прыгать.

Вторую краггу выслуживающийся кошак нашел и поднял на крыло вдвое быстрее. Охотник вскинул руку с мыслестрелом — пальцы сжаты в кулак, слегка отклоненный вниз, чтобы не заслонял дула на тыльной стороне предплечья, — и стрелка с тихим свистом ушла вдогонку дичи. Настигла или нет — станет ясно через пару минут.

ЭрТар опустил руку и перевел дыхание, бдительно прислушиваясь, не выбивается ли что из общего ветряного шелеста.

Белый «флажок» снова взвился над зеленью, теперь открыто и уверенно двигаясь к горцу. Стебли раздвинулись, и показалась умильная морда корлисса, сжимающего в зубах членистую лапу волочащейся за ним крагги. Тишш аккуратно положил добычу у хозяйских ног и громко заурчал, требуя похвалы.

— Глупая ты скотина, — ласково сказал горец, нагибаясь за добычей. Ишь, отъелась, зараза, одной рукой еле удержать!

ЭрТар вытащил из-за пояса кинжал и, ловко поворочав его кончиком в сочленениях панциря, отделил голову твари — гладкую, холодную и увесистую, как камень. Кинул в болтающийся на другом боку мешок и равнодушно отбросил тушку — только на удобрение и годится. Ну еще корлиссу в кошки-мышки подурачиться.

— Тишш!

Кошак небрежным взмахом лапы задвинул дохлую краггу себе за бок и обратил на хозяина кристально честные глазищи. Нижние, голубые половины радужек отражали лунный свет, черные верхние словно впитывали. В центре пронзительной желтизной фосфоресцировали зрачки.

— Иди лучше с живыми поиграй.

Кис понятливо муркнул и длинным прыжком скрылся в остеце.

ЭрТар прикинул, не подзарядить ли мыслестрел, решил, что ради одной стрелки лезть в карман не стоит, еще успеется. Благосклонно покосился на старательно светившую луну, и вот тут-то началась самая потеха.

Обычно охотнику удавалось поодиночке вспугнуть и застрелить семь — восемь крагг, прежде чем тупые твари соображали, что происходит. Но то ли чем больше стая, тем легче ее переполошить, то ли Тишш нарвался на гнездо, однако на сей раз не было ни кисточки, ни команды — крагги вспорхнули сами, разом, кучной стайкой в полтора-два семерика: три родителя и только что выбравшееся из-под земли потомство. По размеру молодые крагги почти не отличались от старых, даже казались чуть больше из-за покрывающей их щетины.

Пока ЭрТар ошеломленно пытался сосчитать тварей, на трескучий, лавинообразно усиливающийся шум крыльев поднимались остальные гнезда — словно ветер на одуванчиковую полянку дунул, сорвав в полет семенные пушинки.

Остец торопливой змейкой прошуршал обратно к охотнику. Заметно струхнувший кошак спиной прижался к хозяйским ногам, вопросительно глянул ЭрТару в лицо: «Ну я тебе больше не нужен? Теперь ты их и сам видишь?»

Лучше б не видел!

Горец плашмя рухнул в остец, тут же перекатившись на спину. До сих пор он про такие стаи только байки слышал, причем не геройскую похвальбу, а ночные страшилки. Три, ну четыре семерика на такое поле, и то если его с осени не досматривать! А тут вторую ирну всего месяц назад призывали — чистенькое было, словно храм перед праздничным молебном! Как они умудрились так быстро расплодиться?!

Впрочем, сейчас ЭрТару меньше всего хотелось размышлять о превратностях сельского хозяйства. Из его нынешней позиции раздраженно кружащие над полем крагги казались обычными жуками, затеявшими весенний танец. Пропитка куртки пока скрывала охотника от нюха рассерженных тварей, а цвет — от куда более слабого зрения, но когда они снизятся (а летать крагги не сильно любят), долго разлеживаться не придется.

Тишш до хруста вжался горцу в бок. Шерсть корлисса идеально сливалась с землей и зеленью, у кошака-то как раз больше шансов переждать налет.

ЭрТар машинально прикинул, сколько удалось бы заработать на таком изобилии. Не меньше десяти полновесных браслетов, а то и целые бусы. Корову купить можно.

Кто-то и купит, а на сдачу, из охотничьей солидарности, его захоронит.

Гнезда рассыпались и перемешались, от краев стаи оторвалось несколько клоков, с концами улетев на освоение новых полей. Но патриотично настроенное большинство не прекращало выискивать злоумышленника. На ЭрТара пару раз пахнуло взбитым крыльями ветром, однако твари так стремительно промчались над макушками злаков, что разглядеть горе-охотничков просто не успели.

А вот коршуном упавшая сверху — успела.

Стрелка с хрустом проломила панцирь между растопыренными лапами, на куртку брызнуло крупитчатой жижей, и крагга, закувыркавшись, упала в остец десятью шагами левее горца. Туда же горохом ссыпалась добрая половина стаи, а остальные подтянулись поближе.

Горец до крови закусил губу, почти не ощутив боли. Самообладания у него хватало, но ручаться, что на месте его держало именно оно, а не сковавший тело ужас, он бы не стал. В темноте клубок крагг казался единым многолапым чудищем, от которого до человека было если не рукой, то ногой уж точно подать. ЭрТар слышал, как они там копошатся, шуршат остецом и скрежещут зубами от злости (ну, зубов у крагг, положим, не было, но скрежет получался весьма характерный и выразительный). В таком шуме затерялась бы даже скрипящая на все четыре колеса телега, и горец начал потихоньку отползать в стороночку, взяв курс на, как он надеялся, обочину поля. Только бы не вскочить раньше времени или, того хуже, завопить!

Обследовав труп собрата, крагги расходящимся кольцом продолжили поиски, ненадолго задержавшись на месте, где только что лежал охотник. Куртка курткой, но здесь он дышал, касался земли ладонями и примял стебли, теперь источающие острый аромат сока. Оставленную им дорожку твари тоже заметили, но, в отличие от куда более умных собак, которые кинулись бы в погоню всей развернувшейся веером стаей, по следу крагги поползли цепочкой. Причем каждая принюхивалась самостоятельно, не соображая, что можно просто следовать за вожаком, значительно упрощая и ускоряя дело.

На это ЭрТар и рассчитывал. Если рвануть по дороге с горочки, шагов через четыреста будет старый, давно никем не осеняемый сад. Крагги не любят далеко улетать от гнездового поля, а от дикоцветных земель почему-то и вовсе шарахаются. К лесу, например, даже на полвыстрела не подойдут. Вот только правильно ли они с Тишшем ползут? Ладно еще пересечь поле поперек, но вдоль или наискосок… На мысли о блуждании в остеце по кругу горца прошиб холодный пот, а мышцы предательски заныли. Охотник на миг остановился, переводя дыхание и прикидывая, стоит ли рискнуть и высунуться разведать, что там и где.

Это его и спасло. Еще шаг — и ЭрТар уткнулся бы в неподвижно сидящую на земле краггу. Четыре растопыренные, вывернутые коленями наружу лапы подпирали огурцевидное тело, покрытое ломким тараканьим панцирем с наметками чешуй. Тяжелое, мерно пульсирующее брюхо лежало на земле, высасывая из нее животворную силу. Жвала шевелились в такт, как хвост у жующей коровы.

Горец так и застыл с приподнятой ногой, как пес у кустика. Крагга таращилась, казалось, прямо на охотника. ЭрТар знал, что пока эта тварь жрет, согнать ее с места можно только пинком под зад, однако пустой и одновременно пронизывающий взгляд удовольствия все равно не доставлял. Хоть бы Тишш не вздумал с ней сцепиться! На скрежет и мяуканье сюда вся стая сбежится…

Но дурашливый кошак дураком тем не менее не был, дав задний ход еще раньше хозяина. ЭрТар начал осторожно обползать краггу слева, с тоской осознавая, что окончательно потерял направление. Та же словно издевалась над человеком — то переступала лапами, заставляя сердце охотника заполошно екать, то расправляла и складывала крылья.

Наконец черный раскоряченный силуэт затерялся в остеце. Над головой тоже вроде бы никто не кружил. Охотник привстал на колени, боязливо потянулся вверх… и тут ему в бок с разгону врезался Тишш, с мявом шарахнулся, блеснул дурными глазами и, уже не таясь, почесал куда-то в сторону. За ним, задевая брюхами еще бесколосые макушки стеблей, неслись сразу три крагги.

Горец мрачно подумал, что дешевле и быстрее один раз пристрелить паскудного кошака, а рука с оружием уже сама взвилась вверх. Одна крагга сразу выбыла из строя, вторая еще какое-то время трепыхала крыльями, все сильнее вихляясь в стороны, но потом рухнула и она. Пальнуть в третью ЭрТар не успел — четвертая налетела на него самого. Выстрел в упор ее не остановил, пришлось добавить кулаком. На перчатке остались светлые капельки яда, вокруг снова начал нарастать шелестящий гул.

Понимая, что терять уже нечего, охотник вскочил на ноги. Темный Иггр на сей раз пакостил спустя рукава, но и Светлый благодарности не заслуживал: до кромки поля оставалось всего пятнадцать — двадцать шагов, однако сад оказался дальше, чем ЭрТару казалось — выстрелах в двух. Прикидывать, успеет ли он туда добежать, времени не было — горец пригнулся, пропуская над головой разъяренный шестикрылый ветряк, послал ему вслед стрелку и, даже не поглядев, догнала ли, что есть мочи рванул к саду. Остец остервенело лупил охотника по животу и бедрам, путаясь в ногах, и когда наконец закончился, ЭрТару показалось, будто сам Двуединый отвесил ему напутственный пинок под зад. Божественная помощь пришлась весьма кстати: горец споткнулся, сделал несколько огромных прыжков, но убежать от земли все равно не сумел и, едва успев сгруппироваться, кубарем покатился с горки.

Крагги приотстали, сбитые с толку человеческим коварством. Самая азартная все-таки вцепилась охотнику в плечо и попыталась прокусить куртку, но была тут же подмята и раздавлена если не в блин, то в лепешку. Только голова щелкать жвалами осталась.

У подножия горки, почувствовав, что качение замедляется, горец вскочил, снова обратив на себя внимание кружащей в небе заразы, и, не отвлекаясь на подсчет синяков, нырнул в холодное дыхание сада.

Добежав до первой грушки, ЭрТар хлопнул по ней ладонью («осалил!»), поймал ствол в крюк локтя и круто развернулся вокруг дерева. Трех крагг снял в упор, еле успевая переводить руку, еще одну — на подлете, парочку — на поспешном улете, а оставшиеся стрелки выпустил уже со злорадным смаком, выбирая цель покрупнее и помедлительнее. Забывшись, даже синенькую услал; интересно, сдохнет ли от нее крагга хотя бы к утру?

Пять-шесть минут, и небо снова уснуло, оставив неугомонный ветер приглядывать за полями. После такой встряски крагг не скоро потянет стрекотать… вот жрать — да, к утру в остеце заметно прибавится мертвых пятен.

Горец опустил руку и позволил дрожащим ногам подогнуться, усадив зад в некошеную, холодную и росистую траву. Расползшийся по земле куст красной смороды приподнял ветку и моргнул ЭрТару двуцветными глазами.

— Брысь, — пробормотал горец, но так устало и обреченно, что кошак с мурканьем выкарабкался из тайника и подбежал к хозяину, ткнувшись мордой в колени. ЭрТар словно бы нехотя положил руку ему на загривок, зарыл кончики пальцев в мягкую шерсть, успокаивая корлисса и успокаиваясь сам. Что ж, теперь и ему будет что рассказать впечатлительным молокососам, причем не с чужих слов! Вот только захочется ли?..

Примечания

10

длинный дом для слуг и рабов, обычно разделен на две части с отдельными входами. Зачастую к нему по сторонам пристраивают овин и хлев