Завтра ты увидишь рассвет

Ольга Голицына

Героини книги – мамы после долгого декрета. У каждой из них своя история, но объединяет их желание найти баланс между социальными ролями: жены, матери, хозяйки, специалиста в профессии и личными интересами. Вспомнить о себе, принять свою индивидуальность. Позволить себе быть и хотеть.Встретившись при необычных обстоятельствах, они находят друг у друга поддержку и понимание, силы начать новую жизнь – интересную, наполненную, приносящую радость и пользу.Книга о женщинах и для женщин.

Глава 4. Другие обстоятельства

— А у вас как было с садиком? — спросила Светлана, будто очнувшись.

— Да вот знаете, хорошо. Максимке исполнилось три года в мае, и буквально через пару недель нам позвонили — сказали, что можно приезжать за путевкой. Я уж тоже готовилась к долгому ожиданию, а все как-то быстро решилось.

— Но на работу вы не вышли?

— Нет. Я до декрета работала в государственном надзорном органе и возвращаться туда не хотела, да.

— Почему?

Маша ответила не сразу. Чуть помолчав, начала говорить медленно, тщательно подбирая самые точные слова.

— Ну, как бы это сформулировать… Пока с Максиком в декрете сидела, отдохнула от этих всех отчетов, проверок, интриг. Они, конечно, на любой работе есть, но сама работа в государственной структуре для меня была трудной. Потому что это система, а ты в ней — винтик. Ничего не решаешь, ничего не стоишь. Уйдешь — легко заменят другим. Там нет места творчеству, душевным порывам. Только строгие, сухие регламенты. Мне было там душно. Во всех смыслах. Постоянно открывала окно — не хватало воздуха. И моей душе не хватало жизни, живых эмоций. Мне хотелось быть клиентоориентированной, но чиновнику это не положено. Есть срок — делай в этот срок, и без исключений, словно если мы выдадим ответ немного раньше, какие-то основы мироздания пошатнутся… И вот это постоянное «Маша, ты же госслужащий, ты не должна ни с кем возиться»… Я сейчас говорю это и думаю: как же странно, когда тебя ругают за проявление человечности…

Светлана кивнула.

— Понимаю. Мне поэтому тоже было трудно в банке. Там, конечно, клиентоориентированность, наоборот, поощрялась, но людей всегда приходило так много, что при всем желании индивидуальный подход не получался. В этом мы с вами похожи: нам интересны люди как люди, а не просто как имя и фамилия, да?

— Да! Но вот что интересно. Что бы я ни думала об этой работе, а увольняться было волнительно. Одно дело — говорить, и совсем другое — делать. Я, помню, забрала свою трудовую, увидела вот эту запись: «уволена с государственной гражданской службы…» — и только тогда поняла, что все на самом деле серьезно. С этого дня я безработная. Никаких запасных аэродромов, никаких планов. Не самые приятные ощущения…

— А близкие как отреагировали? Поддержали или говорили: «Зачем же ты уволилась, в наше время так сложно найти работу, а у тебя такая хорошая должность была…» Ну и все в таком роде.

— Мама говорила. Она у меня женщина очень деятельная, трудяга невероятная, и поэтому, конечно, ей было непонятно: зачем увольняться?

— Вы объяснили?

— Пробовала… Но нам сложно в этом смысле понять друг друга. Я говорила примерно вот как вам, что мне там душно, тесно, что не мое.

— И?

Маша грустно усмехнулась.

— Да как-то не особо. Она нас с братом практически одна вырастила, прошла через суровые девяностые, когда, чтобы выжить, надо было вкалывать и на работе, и на огороде. Папа же почти не помогал — у него вскорости другая семья образовалась… Ей пришлось забыть про свою женскую природу, отключать эмоции и тащить, тащить… Поэтому все мои рассуждения про удовлетворение от работы, про пользу людям и прочее она восприняла как глупости. У нее-то в свое время не было выбора: надо было работать там, где платили деньги.

— Да. К сожалению, у многих женщин в девяностые происходило такое. Когда мужья растерялись, а детей-то надо было растить… Сейчас, к счастью, все иначе. Ну и муж вас, я так поняла, поддерживает?

— Ой, да. С Витей мне повезло — он очень обо мне заботится. О нас с Максом. Мы же долго ребенка ждали — несколько лет. Получилось, когда уже совсем надежду потеряли. И это нас с Витей так сплотило! Он с самого Максимкиного рождения мне во всем помогает. И насчет работы говорит: «Ничего, не переживай, ты же у меня умница — найдется и для тебя местечко».

— Знаете, а на вашу пару когда смотришь, сразу это видишь — эту близость, поддержку. Теплоту какую-то. Это ценно. Не каждый мужчина понимает, что женщина после рождения ребенка становится уязвимой, зависимой и морально, и физически от множества факторов. От ребенка, от мужа. В том числе и финансово.

Маша просияла.

— Да! Мне пока декретные платили полтора года, как-то нормально было. У меня всегда была своя копеечка, на которую я могла купить что-то. Те же подарочки мужу или сыну. Ну, или себе. То есть я тогда еще чувствовала себя самостоятельной женщиной. А вот когда перестали платить — тут-то и стало понятно, что я теперь содержанка, иждивенка…

— О, какие знакомые слова! Звучат грубо, но по своей сути ведь это правда… Я вас прекрасно понимаю. Меня тоже именно вот этот факт сильно удручал. Мой муж частенько намекал, что, мол, неплохо бы мне тоже что-то в семейный бюджет вкладывать. Он очень много работал, чтобы мы могли выплачивать ипотеку и более-менее нормально существовать. Мне было его жалко и стыдно перед ним, но сначала вот садик нам долго не давали, потом там другие обстоятельства…

Маша ждала продолжения, но его не последовало. По лицу Светланы Анатольевны снова пробежала тень, и Маша поняла, что под словами «другие обстоятельства» скрывается что-то очень непростое. Ей бы хотелось узнать, через что пришлось пройти этой женщине, она чувствовала, что там что-то очень ей близкое, но не решилась спросить. Все-таки это же очень личное. И если она не рассказывает — значит, этот выбор нужно уважать. В конце концов, они знакомы-то сколько?

Светлана прервала молчание.

— Мария, а сейчас сколько лет вашему сыну?

— Четыре вот недавно исполнилось.

— То есть вы уже год как свободный человек? В плане работы, имею в виду.

— Ну да, разве что в этом плане. А вообще, наоборот, чувствую себя пленницей, заложницей у любимого мужа. Ну, я вам говорила про клетку.

— Да-да, я понимаю. Ну вы же ищете работу?

— Искала…

— Почему в прошедшем времени?

— Потому что ничего толкового из этого не вышло. Мне стало казаться, что я вообще уже никогда не смогу найти себе работу…

— Ну зачем же так? Я вот уверена, что у вас все получится! Вы умная, красивая и, самое главное, ищете работу по душе. А это, поверьте мне, очень ценно. И это ваше желание обязательно приведет вас туда, куда нужно именно вам!

— Мне бы вашу уверенность…

— Все будет, Мария, непременно! Ищущий да обрящет. Если человек действует, пусть и наугад, если он искренне верит в то, что делает, у него в итоге обязательно все получается! И вот перед вами живое доказательство этой теории, — сказала Светлана, улыбаясь и показывая на себя.

— Мне пока очень трудно поверить в это. Но я знаю, что это важно сделать — хотя бы поверить, чтобы были силы двигаться дальше.

Светлана одобрительно улыбнулась.

— На данном этапе этого вполне достаточно. А дайте-ка я поиграю в экстрасенса? Спорим, вы никому не рассказывали, как именно искали работу, ни с кем не делились? Все же ждали результат, а его не было, и вам было стыдно за это. Угадала?

Маша бросила на Светлану быстрый настороженный взгляд: не издевается ли она? Но, увидев в глазах собеседницы озорные огоньки, неожиданно для себя улыбнулась:

— В точку!

Через секунду лицо Маши снова стало серьезным.

— Мне было невероятно стыдно, — продолжила она. — Особенно перед мамой. Она столько надежд на меня возлагала… И все сделала для того, чтобы нас с братом вырастить, дать образование. А тут я — тунеядка, которая только и делает, что ищет себя…

— Уверена, что ваша мама — сильный, мудрый человек. И она со временем поймет вас и ваш выбор.

— Надеюсь… Мне бы этого очень хотелось…

— Так, раз я как экстрасенс оказалась на высоте, давайте рассказывайте подробности. Вам сразу станет легче, вот увидите.

— Ох! Ну давайте, попробую…

Маша набрала полную грудь воздуха и с каким-то отчаянием погрузилась в воспоминания.