Сложности высоких отношений

Ольга Вуд, 2023

Женя выше своей подруги, даже выше одноклассников и старшеклассников. И это одна из причин, по которой Жене сложно чувствовать себя комфортно не только в классе или в школе, но и в своём теле.Дима старшеклассник и рост его ниже среднего. И несмотря на это Женя ему интересна.Но смогут ли они преодолеть предрассудки общества и сложности высоких отношений и наконец станцевать медленный танец?

Глава 1. Женя

— Урок окончен, можете быть свободны.

Десятый «б» засуетился, дети торопливо закидывали ручки, тетради и учебники — кто в сумки, кто в пакеты, кто в рюкзаки.

— Кстати, кхм, Короткова, — кхекнула Светлана Николаевна. Женя подняла глаза и быстро нашла направленный на неё взгляд: — Зайди в учительскую, там тебя Людмила Анатольевна спрашивала.

Женя кивнула, не уточняя, с какой целью: искали и искали, она и так узнает для чего, когда придёт. Зачем разводить лишние вопросы. Тем более Светлана Николаевна, скорее всего, не знала причины.

— А зачем ей Женька? — подала голос Маша, поднимаясь на носочки возле Жени и цепляясь за её руку, чтобы не упасть.

— Всё-то тебе надо знать, — покачала головой Светлана Николаевна, но всё же ответила: — Там что-то связанное с новогодним концертом, я так и не поняла.

Она помахала рукой, показывая, что сама мало знает, и направилась на выход из кабинета.

— Как-то это подозрительно, — сузила глаза Маша, отчего стала смахивать на азиатскую принцессу.

— Чего сразу подозрительно? Помочь, видимо, надо. Сейчас узнаем, что она хочет, — пожала плечами Женя, закидывая рюкзак за спину.

— Эй! — раздалось позади неё. — Ты меня чуть не снесла, долбаный столб!

Женя вжала голову в плечи и сгорбилась, стараясь стать максимально незаметной и маленькой. Но нет, не получилось, большая часть одноклассников, что не успели уйти, обернулись, прекрасно видя и её высокость, и светлую голову.

— Сам «эй», Некрасов! Смотри, куда идёшь, и всё с тобой будет в порядке, понял, чёрт ты слепой? — вскинулась Маша, расправляя плечи и делая шаг к Некрасову, будто закрывая Женю от нападок.

— Тебя никто не спрашивал, гном, — выплюнул Некрасов и уже собирался и правда сплюнуть, но вспомнил, где он — настороженно глянул на дверь, но не заметив там опасности, вновь расхрабрился, весь нахохлился.

— Как оригинально, браво, маэстро, — всплеснула руками Маша. — Но мы торопимся. В следующий раз не забудь глянуть наверх, мало ли там будет ветка или падающий кирпич.

Маша развернулась и стала усиленно подталкивать замершую, словно одеревеневшую, Женю.

— Это угроза? — очухался Некрасов, когда Женя и Маша уже оказалась в коридоре.

— Больно надо тебе угрожать, ушлёпок, — проворчала под нос Маша, но громче ничего не сказала. — Забей. Он просто лает. Ничего сделать не сможет, да и не получится у него: страх за собственную шкуру сильней.

— Да я и не боюсь, просто неприятно, — устало проговорила Женя, рвано выдыхая слова. — Бесит уже.

— Так ты бы, того, — Маша махнула рукой, как бы показывая, что даёт подзатыльник. — Дай отпор, рыкни на них, щелбаном награди.

— Не, щелбан не вариант. Вдруг прилетит сдача. Да и вообще не вариант драться, — быстро поправила себя Женя. Они спустились по лестнице на полпролёта ниже, чтобы дойти до учительской.

— Смотри сама, — перепрыгнула через ступеньку Маша, при этом чуть не навернувшись. Женя же шагала неторопливо, чтобы ненароком не споткнуться. — Тебе потом не отвертеться от нападок.

— Так уже, — невесело усмехнулась Женя. — Ладно, проехали.

Учительская была почти пуста, только в углу сидела Людмила Анатольевна и что-то писала, черкала, размашисто рисовала в тетради.

— Здрасте, — поздоровалась Женя.

Маша осталась в коридоре, напевая себе под нос.

— О, Короткова, привет, — засуетилась Людмила Анатольевна, закрывая тетрадь и откладывая её в сторону. — Иди сюда, садись.

Она ткнула на стул напротив, через стол. Когда Женя села, колени оказались подняты выше обычного, словно стул был ниже среднего. Или это она выросла, пока шла сюда? Опять.

— Слушай, уже сейчас я готовлю сценарий новогоднего концерта, — уверенно начала Людмила Анатольевна. — И для старших классов я решила поставить стандартную сказку про Деда Мороза и Снегурочку, но с некоторыми изменениями. Чтобы и повеселей, и немного позаковыристей. Да и чтобы вас побольше было задействовано, а то болтаетесь…

Людмила Анатольевна глянула на Женю, которая по себе знала, что она уж точно нигде не болтается.

— Но до новогоднего концерта, как до Луны — ведь ещё начало ноября.

— Да-да, — отмахнулась Людмила Анатольевна. — Но выступать же будут дети. Пока они настроятся, пока выучат слова, пока набалуются. Короче, сейчас начать самое то. Так вот, — уверенно продолжила она, — я решила поставить, создать некоторое переплетение разных сказок, а не какую-то одну выдуманную постановку.

Людмила Анатольевна раскинула руки и победно опустила их на стол, отчего стала походить на Доцента из фильма «Джентльмены удачи», который как раз и крутят под новый год по телевизору.

— Хорошо-о, — протянул Женя, растерянно улыбаясь. — А я-то тут при чём?

— О, ты главная фигура: холодная и немного воздушная, лёгкая и неземная девочка, — Людмила Анатольевна отчего-то заговорщицки подвигала вверх-вниз бровями, словно знала тайну про Женю. Но тайн никаких не было.

Женя не холодна и… неземная? Дурочка, что ли? Женя ведь хотела, чтобы от неё отстали и перестали обращать внимания.

— То есть вы мне предлагаете сыграть Снегурочку? — решила уточнить она и тем самым добить себя.

— О нет! — театрально воскликнула Людмила Анатольевна и подтянула закрытую тетрадь, словно намекая, что разговор в скором времени будет закончен. — Я сообщаю, что ты будешь играть Снегурочку.

Женя ошарашенно раскрыла рот от такого заявления.

— А если я не хочу? — поражённо спросила она. Да, Людмила Анатольевна всегда была напориста и пряма. Но чтобы до такой степени.

— Придётся, — тяжело вздохнула Людмила Анатольевна. — Прости, но ты идеальная Снегурочка. Прямо…

— Это из-за моего роста? — спичкой вспыхнула Женя, успев подумать: как хорошо, что от волнения и гнева она не краснела, а только чувствовала жар на скулах и плечах.

— В том числе, но больше из-за твоих волос, — Людмила Анатольевна задумалась, окинула Женю внимательным взглядом. — И отстранённости.

Женя пропустила мимо ушей фразу про отстранённость, за которую обычно принимали простое желание быть менее заметной. Мало того, что своим ростом она выделялась, так ещё и быть яркой личностью, талантливой, чтобы ещё больше тебя видели? Нет уж, увольте.

— Но я не хочу играть…

— Завтра сбор всех выступающих. У вас сколько уроков, пять?

— Шесть, — с тяжёлым вздохом поправила Женя.

— Отлично, значит, после шестого урока жду, — Людмила Анатольевна раскрыла тетрадь, но Женя не уходила. От несправедливости плечи её опустились уже до такой степени, что болела шея. Людмила Анатольевна продолжила: — Послушай, это всего лишь концерт. Выступишь раз, получишь частичное освобождение от домашнего задания, может, с кем ещё сдружишься.

— Такие себе плюсы, — сжала руки Женя.

— Жень, ну это чисто для тебя роль, согласна? — Женя мотнула головой не соглашаясь. — А я считаю, что да! Тебе будет полезно сыграть в постановке.

— Ну конечно, — пробормотала Женя под нос, понимая, что не сможет отказаться. Если на неё рассчитывали, то чувство ответственности обычно не позволяло слиться и оставить всё как было. Ну или как есть.

— Во вторник — ну, завтра — после уроков собираемся в актовом зале. Раздам вам слова, расскажу о концерте: что да как там будет.

Людмила Анатольевна опустила глаза в тетрадь, продолжая что-то бормотать себе под нос.

Женя поднялась, чувствуя, как ослабли ноги от совершенно нерадостной новости.

— И да! — вдруг воскликнула Людмила Анатольевна. Женя испуганно замерла. — Подружка твоя, Свинцова которая…

— Что с ней? — в дверном проёме показалась голова Маши.

— О, Свинцова, и ты здесь, можно было и догадаться. Иди сюда, — Людмила Анатольевна помахала листом, подзывая Машу, которая, пританцовывая, подошла к Жене и подхватила её под локоть, чуть неуклюже, но всё же.

— Ты же в музыкалку ходишь? — начала Людмила Анатольевна.

— И меня хотите припахать к концерту? — фыркнула Маша.

— Почему бы и нет, — пожала плечами Людмила Анатольевна, ничуть не смутившись. — Ты же поёшь?

Маша зацепила Женю взглядом: врать смысла не было — в музыкалке Маша хоть и нечасто, но пела на отчётных концертах. Её голос: грубоватый, низкий, словно у курильщика — был специфичным и от этого не всем нравился.

— Ну, есть немного, — нехотя согласилась Маша.

— Тогда тоже завтра после уроков приходи, — довольно проговорила Людмила Анатольевна и в своей тетрадке напротив какой-то надписи поставила плюс.

— Это эксплуатация детей… — начала было Маша, направляясь к выходу.

— Для вашего же блага, — перебила её Людмила Анатольевна, совершенно спокойно. — Не будете шататься по посёлку.

— Да в такую погоду особо не пошатаешься, — отчего-то встряла Женя, понимая, что на протяжении двух месяцев придётся поздно возвращаться домой. А с каждым днём будет становиться всё темнее, всё снежнее. И никакая Снегурочка не доведёт её до дома по метели, которая в декабре уж точно начнётся.

— Именно, — подхватила Маша, уже не обращая внимания на Людмилу Анатольевну, которая, кстати, в ответ тоже перестала смотреть на них, и начала что-то себе наговаривать под нос.

*

Женя и Маша жили далеко друг от друга, но после школы хотя бы пару минут могли пройти вместе.

Жене надо было идти в сторону стадиона, на улицу, где только в начале, возле дома номер три, был фонарь. Дальше же иногда приходилось пробираться по темноте, подсвечивая маленьким, карманным фонариком, который в начале года купила мама.

Маша же жила совсем рядом от школы. На уроки она добиралась минут за пять, поэтому всегда приходила, так сказать, при параде, успевая и накраситься, и стильно, насколько это было возможно, приодеться, и накрутить волосы, если появлялось желание.

— Почему ты согласилась играть? — Маша в тряпочных кроссовках старательно обходила лужи.

— Потому что… — Женя в очередной раз схватила Машу за капюшон, когда та перепрыгивала через лужу и поскользнулась на мокрых листьях. — Потому что на меня рассчитывают.

— Но ты же не хочешь, — тихо проговорила Маша. — Зачем себя заставлять?

— Не знаю, — в отчаянии отозвалась Женя, понимая, что сама загналась в ловушку с этим чувством ответственности. Будь оно неладно. — Вообще, мне несложно. Тем более, это же просто школьный концерт. Меня же не просят ехать в Москву выступать.

— Ну туда-то можно сгонять, — оживилась Маша. — Может, какое модельное агентство тебя заметит и заберёт с руками и, хах, ногами.

Она рассмеялась собственной шутке, на что Женя не выдержала и тоже засмеялась.

— Да ну, — наконец бросила она. — Какая из меня модель?..

— Самая настоящая, — горячо заверила Маша, цепляясь за Женю и пихая её локтем.

— Конечно, — притворно согласила Женя, заканчивая этот бессмысленный разговор, который её всегда вгонял в тоску и уныние.

Какая из неё модель, когда она даже не красится? На каблуках не ходит, элегантно одеваться не умеет, специфической внешностью не обладает — что в ней может привлечь? Длинные ноги? Это скорее минус, который большим разделом отгораживал её от обычного мира. Ни тебе женственности, ни невидимости, ни обыденности, ни простоты.

Женя не терпела свои длинные ноги. Да и вообще рост. Она была выше всех. Хотя в её классе учился мальчик — Олег, с которым она была примерно одного роста. Остальные были ниже. И это было невыносимо.

Невыносимо оттого, что приходилось мириться с обзывательствами, которые последовали после первого шока, когда вытянувшаяся за лето перед девятым классом Женя, пришла в школу. Невозможно оттого, что эти самые обзывательства никак не хотели заканчиваться, словно обидчикам наступать на больную мозоль было намного интересней, чем найти себе новую жертву. Или лучше стать умнее и перестать обзываться вообще.

Женя помнила, как иногда одноклассники кидались на Машу. Словно свора голодных псов они лаяли, оббрёхивали, окружали и клацали зубами, но, правда, никогда, никогда не пытались укусить. Угрожали, да и только. Но от этого было не легче. И больше приходилось загоняться и думать о том, как бы стать незаметнее. Вот Женя и выбрала существовать в невзрачной, сероватой одежде, мешковатых кофтах, и, конечно же, не краситься. Потому что таким образом девочки всегда привлекали к себе внимание, а Жене этого было не надо.

Маша же несмотря на свой ниже среднего рост, несмотря на то, что её тоже часто задирали не только чисто из-за внешности, но и потому, что она дружила с Женей, никогда не боялась быть яркой и непослушной. Она могла огрызаться в ответ, скалиться и кидаться на руку, которая на неё показывала пальцем.

И Маше нравилось привлекать внимание. Например, Женя уже и не вспомнила бы, какой натуральный цвет волос у Маши, потому что та часто красила их. То русая мышка, то рыжая ведьма, то зеленоволосая русалка (неудачный эксперимент с басмой), то баклажан, который Жене, кстати, понравился больше всего. Также Маша красила веки разного цвета карандашами и носила броскую, выделяющую её из толпы, одежду. Казалось, она делала всё возможное, чтобы её видели, замечали. Или же она боялась затеряться среди незнакомых тел, среди толпы, которая может смести, и никто даже не заметит, что был такой человек.

За это Жене и нравилась Маша. Она не боялась быть собой. Не боялась говорить слова́ поперёк, не боялась, что про неё болтают в принципе.

Жене же было важно мнение всех и каждого. Она не хотела никого обидеть. Она не желала стать частью сплетен, и чтобы про неё рассказывали какие-то нелепые истории, которые потом будут знать и слышать все кому не лень. Это больше всего пугало Женю. Поэтому серость, поэтому простота и смирение. Только такое развитие событий. Только такая жизнь могла быть в Посёлке.

У Маши были папа и мама. В ближайшее время должна была родиться сестра. У Жени же была только мама. Папы как будто и не было никогда, мама могла изредка вспоминать и его, и рост, которым он её покорил, и яркую блондинистость, которая досталась Жене. Вспоминала и словно бы иногда завидовала этой яркой чёрточке в Жене, потому что сама мама имела сероватую, неприметную внешность.

Женя с мамой были разными. Мама среднего роста. Женя высокая. Мама активная и общительная. Женя закрытая, и больше любила читать книги, чем разговаривать с людьми. Мама сварливая и противящаяся тому, что ей не нравится. Женя податливая и делающая всё (или почти всё), что её попросят.

Последнее она считала своим проклятием. Это она в себе ненавидела больше всего, но никогда не могла противиться. Не могла отказаться и не делать. Чтобы окружить себя удобством. Наконец, хоть что-нибудь совершить, чтобы быть в уюте и радости от того, что она делает что-то по своей воле.

*

— Женька, ты, главное, не волнуйся насчёт выступления, — пыталась успокоить её Маша. Выходило слабо, но даже это дорогого стоило. — Концерт — это не конец света. Ну и да, всё же будет полезно поучаствовать в этой вакханалии.

Маша заулыбалась, отворачиваясь от поднимающегося ветра. К вечеру становилось холоднее.

— Да пока переживать нет смысла. Обычно Снегурочки на таких выступлениях появляются в паре сцен, так что нормально, — сказала Женя спокойно, желая показать свою беззаботность, но лёгкое волнение всё равно уже копошилось внизу живота, норовя перерасти в совершенно нелёгкую панику.

Перед началом учебного года Маша рассталась с парнем, который приезжал на лето из города к бабушке. И сейчас заботливость из неё прямо-таки изливалась, распространяясь на всех дорогих ей людей.

Из-за роста у Жени парня не было. Точнее, он был до девятого класса. В конце восьмого она встречалась с Максом, который был на год младше (и боже, как же ей нравилось его имя). Женя уже тогда была с ним одного роста, но не придала этому значения, не задумалась, даже никакой тревожный звоночек не раздался в голове. Они расстались в мае, буквально перед последним днём: потому что наступало лето и встречались бы они реже, но и потому, что Макс поехал в санаторий в Сочи, где (и Женя догадывалась, что так и случится) он начал встречаться с девочкой из другого города. Но так как Женя с ним рассталась до этого, то никакой обиды не было, никакой злости. Только принятие: ну, случилось так, ну что поделать, не волосы же рвать на себе.

А волосы у Жени были волшебные. Она чувствовала в них силу и красоту. Чувствовала, что это единственно красивая частичка, что досталась ей от отца. Рост туда она не смогла бы включить. Поэтому за волосами Женя ухаживала максимально тщательно: выпрашивала деньги на дорогие шампуни, пытаясь апеллировать тем, что не пользуется же она косметикой и не носит броских, дорогих вещей; расчёсывала долго и деревянным гребнем; спала с заплетённой косой, чтобы волосы не путались.

Женя прекрасно помнила, какие длинные и тяжёлые у неё были раньше волосы. Какая великолепно белая и выделяющаяся была коса. И как мама с удовольствием заплетала корону на голове, отчего Женя чувствовала себя важной особой — королевой, царевной, что в любой момент может распустить свои косы и покорить всякого принца.

Но после того как рост вытянулся, и стало понятно, что Женина особенность теперь не только в красивых белых волосах, но и в том, чтобы беспрепятственно доставать с верха серванта коробки с посудой, она поняла, что не сможет и дальше носить эту красоту, которая часто выделяла. Куда уж больше любопытства?

Мама была против стрижки. Но именно в этот момент Женя «встала в позу», как рассказывала мама подругам. Но Женя не могла поступить иначе: коса — это броскость, броскость — внимание, внимание — обзывание. Именно такая была у неё в голове закономерность. И ещё она с ужасом представляла, как мальчики, которые захотят над ней поиздеваться, — или даже девочки — хватают за эту косу. И тянут. И пару раз такой сон снился Жене. Да ещё был страх, что косу отрежут. И Женя решила, что лучше сама это сделает, чем подвергнется такому насилию. А выглядело бы это именно так.

*

Женя и Маша расстались на перекрёстке возле автостанции, где на улице стояли пару человек в ожидании автобуса. Маша всё заверяла, что концерт пройдёт на ура. Женя соглашалась, пытаясь поверить в это. Но почему-то казалось, что обязательно что-нибудь случится. Ну не может выступление в старших классах пройти без происшествий. Или всё же может?