Дефиле над пропастью

Ольга Володарская, 2015

Коко и Алиса. Две эти женщины по-настоящему дружили, хотя принято думать, что женской дружбы не бывает. Дружили, несмотря на то что первая годилась второй в бабушки! Но дамы, молодая и зрелая, прекрасно ладили. И имели один общий титул – КОРОЛЕВА. Только Коко носила его много лет назад, а Алиса – сейчас: некогда самая знаменитая манекенщица Советского Союза помогла высокой нескладной девочке с кучей комплексов стать моделью и взойти на престол. А сама прозябала в забвении, пока некто вновь не посадил ее на трон… Уже мертвую! Он убил Коко, сделал несколько ее портретов и разослал их в журналы. Чего он этим добивался? Хотел прославить Коко посмертно? Или жаждал славы сам? Алиса не знала. Но чувствовала: опасность угрожает и ей, нынешней королеве подиума…

Часть вторая

Глава 1

Элена

Она сидела в своем кабинете за столом и мелкими глотками пила остывший кофе со сливками и сахаром. Элене нравился именно такой. Даже когда она садилась на диету и ела одни овощи да вареную куриную грудку, не отказывала себе в любимом напитке. Лишить себя теплого, сладкого, с концентрированным молочным привкусом кофе все равно что добровольно обречь себя на муки.

Чашка опустела. Элена отставила ее и взяла в руки стопку фотографий. В ней их было семь штук. И на каждой изображена Коко.

Разложив фотографии на столе, Элена стала изучать их.

— Эта не годится, — пробормотала она, перевернув самую первую. — На ней Коко очень молода. Ей тут тридцать. Эта, пожалуй, тоже… — Она постучала ногтем по фото, на котором подруга была запечатлена в заснеженном лесу. Она стояла возле ели. На голове меховая шапка-ушанка. Очень красивая, пушистая, но закрывающая лоб и скулы. — Пол-лица скрыто! — Снимок был положен на первый, также изображением вниз. — Эта? Что ж, возможно…

Элена взяла ее и, вытянув руку, взглянула еще раз. Ох, уж эта возрастная дальнозоркость! И нежелание пользоваться очками.

— Нет, тоже не то! — с разочарованием проговорила она.

В дверь постучали.

— Кто там? — крикнула она. Всех, в том числе секретаря, она приучила стучать.

— Мам, можно?

— Заходи, сынок.

Дверь открылась, и на пороге возник Оскар. Он совсем не был похож на мать. Разве что глаза ее взял: голубые, льдистые, с чуть приподнятыми уголками. Волосы же были темными, чуть волнистыми, не очень густыми. Лицо — приятным, щекастым, с ярким румянцем. Мордаха Оскара-ребенка всех умиляла. Особенно его мать. Элена обожала трепать сына за розовые щечки и очень расстроилась, когда он, начав созревать, исхудал. Сейчас, будучи взрослым мужчиной, он имел среднюю комплекцию.

Сын переехал жить в Москву несколько лет назад. До этого учился в Риге, там же делал попытки найти себя. Но как-то у него не ладилось. И не потому, что он был глуп или нестарателен. Просто Оскар был из породы тех людей, которые нуждаются в каждодневной поддержке. Его отец и бывший муж Элены Роберт считал это слабостью и постоянно упрекал супругу в том, что это она во всем виновата. Чрезмерно его опекала, и вот результат: Оскар — маменькин сынок, не способный принять самостоятельно элементарных решений. И это касалось всего. Оскар не знал, в какую секцию ему записаться, какое выбрать для себя хобби, куда поехать на каникулы, в чем лучше пойти на свидание, а зачастую и с кем! Да, бывало и такое. Элена подсказывала ему, какую девочку-девушку лучше выбрать, потому что сам он затруднялся это сделать.

— Мамочка, мне нравятся две мои одноклассницы: Эльза и Регина. Как думаешь, кого из них мне пригласить на выпускной?

— Ту, которая нравится больше.

— Больше Эльза. Но она такая шумная — громко говорит и хохочет. Я от нее устаю.

— Значит, Регину. С девушкой прежде всего должно быть комфортно.

Сын благодарно целовал маму и внимал ее совету. Элена не считала это чем-то ужасным. Разве плохо, что она имеет влияние на свое чадо? К кому сыну еще прислушиваться, как не к ней?

С мужем они развелись, когда Оскар оканчивал школу. Ему оставалось полгода до получения аттестата. Элена хотела дотянуть до выпускного, чтоб не травмировать ребенка перед экзаменами, но супруг ждать не пожелал. Он давно любил другую и желал с ней воссоединиться до того, как ее живот полезет на нос — она забеременела. Элена не стала мужу гадить, дала согласие на развод. Но потребовала хороших отступных.

Школу Оскар окончил с медалью, но Элена сомневалась, что сын сможет поступить в московский вуз, так как русский был его вторым языком. Значит, придется оставаться в Риге. Но ей так надоел этот город, тянуло в родную Москву. К тому же антироссийские настроения мешали ей чувствовать себя в Латвии как дома. И она решила, что пора перерезать пуповину.

Когда она сообщила мужу, уже бывшему, что хочет переехать в Россию, а Оскара оставить в Латвии на его попечение, тот обрадовался. Да, у него уже имелся второй ребенок, но это же не повод отмахнуться от первого. Отцепившись от маминой юбки, парень наконец-то начнет взрослеть, а это именно то, чего он так упорно добивался.

Как ни странно, Оскара новость не ввергла в пучину отчаяния. Он воспринял ее лишь с легкой грустью:

— Я буду по тебе безумно скучать, — сказал он, обняв мать. — Но разлука, пожалуй, нам обоим пойдет на пользу. Я стану самостоятельнее, а ты…

— А я?

— Посвятишь себя еще кому-то, кроме меня. Ты теперь женщина свободная, можешь найти себе человека по душе. Я всегда считал, что вы с отцом друг другу не подходите.

Она была приятно удивлена. Так здраво ее мальчик еще не рассуждал. Неужели повзрослел?

После того как Оскар поступил в институт, она уехала в Москву.

Первое время они каждый день перезванивались. Потом все реже. Сына закрутила студенческая жизнь, появились новые друзья, девушки. Потом оказалось, не те! И если б Элена была рядом, Оскар попал бы в другую, более подходящую для себя компанию и связал жизнь с достойной себя барышней.

О том, что Оскара отчислили с третьего курса за прогулы и он вступил в гражданский брак с какой-то рокершей, которая на завтрак курит, а на обед выпивает два литра пива, Элена узнала, приехав его навестить. Отец купил Оскару квартиру, и он жил отдельно. Неудивительно, что к парню с собственной хатой потянулись всякие сомнительные личности обоих полов. Элена быстренько всех разогнала. А когда Оскар попытался отстоять свое право на свободу выбора, инсценировала сердечный приступ. Перепуганный сын тут же свернул свою революционную деятельность, и Элена, полежав для достоверности в больнице, вернулась в Москву со спокойной душой. Знала: в ближайшее время ее Оскар будет паинькой и не сделает ничего, что может расстроить его больную мамочку.

Он неплохо окончил институт. Нашел благодаря отцу работу. Но она его не увлекала. Хотелось заниматься чем-то другим, но чем, он не знал. В итоге уволился, начал себя пробовать то в одном, то в другом, от коммерции до написания эротических рассказов. Дохода ни одно из занятий не приносило, да и удовлетворение лишь на первое время. Оскар захандрил, начал попивать, нашел себе очередную непутевую бабу. Эта, правда, не курила и не употребляла алкоголя, но была не от мира сего: не работала, все свободное время посвящала чтению изотерических книг и попытке выйти в астрал. Дом был запущен, а Оскар заработал гастрит, питаясь сухомяткой. Хорошо, не повернулся на той же почве, что и его избранница, а та не забеременела. Тогда Элена уже ничего не смогла бы поделать.

— Сын, нам нужно серьезно поговорить! — заявила она Оскару, выпроводив его сожительницу в аптеку за лекарствами, которые она якобы забыла в Москве. На самом деле она в них не нуждалась, поскольку на здоровье не жаловалась, а те пилюли, за которыми она послала девушку, вряд ли продавались где-то, кроме страны-производителя — Израиля. Значит, девушка вернется не скоро. — Я понимаю, ты тут родился, вырос, и все в твоей жизни связано с Ригой, но…

— Я в Москву не поеду, если ты к этому ведешь, — мотнул головой он. Этот город его пугал. Был слишком большим и враждебным. Элена пыталась переманить сына в Москву сразу после того, как он получил диплом. Но Оскар отказался. Тогда она не стала настаивать, думала, он и без ее чуткого руководства устроит свою жизнь.

— Но я нуждаюсь в тебе. Неужели ты бросишь меня, больную?

— Мам, давай лучше ты возвращайся.

— У меня российское гражданство. А это значит, я тут не получу нормальной медицинской помощи. К тому же там, в Москве, я при деле. Не думаю о хворях. А тут я превращусь в обычную пенсионерку, захандрю и уйду раньше времени…

И далее в том же духе.

Пятнадцати минут хватило, чтобы переубедить Оскара. И когда его сожительница вернулась домой, ей сообщили, что он уезжает, и попросили начать собирать свои вещи, поскольку квартира будет продана.

Элена ни разу не пожалела о том, что вновь взяла под контроль жизнь сына. Зато теперь он уважаемый человек, издатель и по совместительству — главный редактор. Она решила, что неплохо бы было выпускать модный журнал для среднего класса. Эдакий прет-а-порте ответ кутюрным «Вогу» и «Эль». Элена вложила эту идею в голову сына, чтоб тот ее принял за свою, и, когда Оскар ее озвучил, с радостью поддержала. Денег на раскрутку она же дала. И помещение под редакцию выделила в здании, принадлежащем агентству. Так что работали сын и мать по соседству. Поэтому Оскар был частым гостем в ее кабинете.

— Мамулькин, привет! — он подошел к Элене и чмокнул ее в щеку. — Выглядишь чудесно.

— Перестань, — отмахнулась она.

— Серьезно. Ни за что не скажешь, что ты весь вечер проплакала. — Он слышал, как мама всхлипывала, когда разговаривал с ней по телефону.

— Утром пришлось в салон заехать, сделать криомаску. Мешки были — во! — Она приложила чуть согнутые ладони к лицу.

— Чем занимаешься?

— Выбираю фото для похорон. Поможешь?

Оскар сел на край стола и начал перебирать снимки.

— Вот это, пожалуй, лучшее, — сказал он, протянув матери портретное фото.

— Сын, это же на паспорт! С ума сошел?

— Не знал, что у Коко был паспорт размером с Большую советскую энциклопедию.

— Она в последнее годы только Васко доверяла себя фотографировать. В том числе — на документы. И он наделал этих портретов в разных форматах. Зачем только, не знаю. — Она перевернула фото, как и остальные. — Кстати, как он?

Оскар сдружился с Васко и эту ночь провел у него, желая поддержать. Об этом его попросила Элена. Боялась, что их общий друг от горя что-нибудь с собой сделает.

— На удивление — нормально, — ответил на вопрос матери Оскар. — Поплакал, напился, опять поплакал и уснул. Сейчас он у следователя. Потом сюда приедет.

— Может, он мне поможет фото выбрать?! Я теряюсь. По-моему, так ни одно не годится.

— И мне так кажется.

— Но других нет, только эти.

— Она моделью почти двадцать лет проработала, как — нет?

— Коко перестала сниматься в сорок. Фотографии тех лет не годятся. А за последнее десятилетие она сделала их ничтожно мало. Хотя ей постоянно предлагали работу. Я — в том числе. Одежду для зрелых дам тоже кто-то должен рекламировать. А в последнее время вообще пошла мода на возрастных моделей. Но Коко, приняв в сорок решение уйти, его не поменяла. В этом она похожа на Брижит Бардо. Та закончила свою кинокарьеру в том же примерно возрасте, хотя могла бы сниматься и сниматься, она ведь до сих пор жива…

— Мам, ты что-то путаешь.

— Что, умерла? А я не слышала.

— Да не о Бардо я! А о Коко. По крайней мере, в одной фотосессии она недавно поучаствовала.

— Быть такого не может!

— Не веришь мне, поверь своим глазам…

С этими словами он протянул матери большой конверт. Он все это время держал его под мышкой.

— Что это?

— Открой, посмотри.

Элена сунула руку внутрь уже надорванного конверта и нащупала плотную глянцевую бумагу. Фотографии, поняла она. А что еще может носить с собой главный редактор модного журнала?

Она вытащила их. Разложила на столе поверх тех, что уже были. Фотографий оказалось четыре.

— Потрясающе, — прошептала она, рассмотрев каждую.

На всех — Коко, сидящая на стуле, который они с Васко ей подарили. Поза во всех четырех случаях одна — ракурсы разные. Элене особенно понравился снимок, на котором подруга изображена анфас. Лицо безмятежное, очень молодое, только глаза пустые какие-то, им бы немного блеска придать в фотошопе. Странно, что фотограф этого не сделал, хотя снимок был отредактирован.

— Где ты взял эти фотографии? — спросила Элена у сына.

— Обнаружил на своем столе сегодня. Вместе с остальной почтой. Очень удивился, когда, вскрыв конверт, увидел фотографии Коко. Не помню, чтоб мы заключали с ней контракт на съемку.

Элена продолжала рассматривать фотографии. Они уже не казались ей потрясающими. Что-то в них было не то…

Тут в дверь постучали. И тут же она открылась, явив взору Элены взволнованную мордашку секретарши Катерины.

— Элена Александровна, тут к вам из полиции, — выпалила она. — Майор… э…

— Сергеев, — подсказал визитер, оттеснив девушку. — Позвольте?

Майор был невысок, хорошо сложен, темноволос и весьма лицом приятен. Элене нравились мужчины такого типажа. Сама высокая, она обращала внимание на компактных, но ладных представителей сильного пола. Только ее бывший муж был крупным мужчиной, за метр девяносто. И красивым. Но не обаятельным. Может, поэтому она так и не смогла его полюбить?

— Элена Александровна, думаю, вы поняли, по какому вопросу я к вам, — сказал Сергеев, опустившись в кресло, на которое ему указала хозяйка кабинета.

— Это насчет Коко?

— Совершенно верно.

— Алиса… та девушка, что обнаружила тело.

— Я понял, о ком вы.

— Так вот, она сказала мне, что Коко убили, это так?

— Прежде чем ответить, я хотел бы попросить вашего посетителя покинуть кабинет.

— Это мой сын Оскар. Он отлично знал Коко. Много раз бывал у нее. Он может так же, как и я, быть полезен.

— Что ж, хорошо, пусть остается. А могу я попросить кофе?

— Простите, что не предложила. Конечно. — Элена нажала кнопку селектора и дала Кате задание сделать три кофе. — Так что вы скажете? Как умерла Коко?

— Ваша подруга скончалась от яда, введенного в тело при помощи инъекции. Ни шприца, ни ампулы в квартире не обнаружили. К тому же тело переносили после смерти. Это подтверждает версию насильственной смерти.

— В голове не укладывается, — прошептала Элена. — Коко была дивным человеком. Ей никто не мог желать зла.

— Вы так же считаете? — обратился Сергеев к Оскару.

— Я не так хорошо знал Коко, как моя матушка, но мне она всегда казалась положительным персонажем. Так что мотивом вряд ли является личная неприязнь, скорее — выгода.

— У Коко водились деньги? — заинтересовался майор.

— Как таковые — нет. Но она жила в шикарной квартире. Это же как минимум полтора миллиона долларов, а скорее, два. Узнаете, кто наследник, — вычислите убийцу.

— Вам бы в полиции работать, — криво усмехнулся опер. — Вон вы как быстро расследование провели. Да еще в одиночку.

— Не понимаю вашего сарказма. Как говорили древнеримские юристы: «Ищи, кому выгодно!»

— Если все было бы так просто, процент раскрываемости бы зашкаливал…

— Я думаю, квартира достанется Алисе, — подала голос Элена. — Но она совершенно точно не убийца. Девушка обожала Коко.

— Алисе? — удивился Оскар. — Почему ей? Она ведь не родственница и не самый близкий человек. Да они знакомы всего несколько лет!

— Я не любила ее квартиру, — начала Элена, обращаясь не к сыну, а к майору. — Считала ее старушечьей. Говорила, что в ней воняет нафталином и надо запустить в дом свежесть. Естественно, я выражалась иносказательно. Квартира на самом деле не пахла ничем. И Коко как-то на мой очередной выпад ответила фразой: «Свежесть придет с новым хозяином после моей смерти. Попахивающую нафталином старость сменит благоухающая молодость!» А так как, кроме Алисы, всем друзьям Коко перевалило за пятьдесят, то…

— Минутку, — резко оборвал Элену Сергеев. — Что это у вас?

— Где?

— В руках.

— Фотографии, — ответила Элена. Начав разговор с опером, она убрала их на край стола, а теперь взяла, чтобы переложить в ящик, так как Оскар включил кондиционер на обогрев, и она побоялась, что их сдует.

— Можно взглянуть?

— Пожалуйста. — Она протянула снимки Серову. — Оскар обнаружил их на своем столе сегодня. Судя по всему, это последний лук Виктории.

— Я бы сказал, посмертный, — пробормотал Сергеев, впившись глазами в первое фото.

Глава 2

Алиса

Никаких каблуков, обтягивающей бедра замши, меха, стразов. Джинсы, кроссовки, спортивная куртка. За спиной рюкзак. Волосы собраны в хвост. Ни сережек, ни колец. Никакой косметики, даже блеска на губах, только бальзам.

— Ты выглядишь от силы на двадцать в таком виде, — сказала Алисе Сью, валяющаяся на диване и следящая за тем, как подруга собирается.

— Разве это плохо?

— Я бы сказала, что нет, не превратись ты в совершенно безликое существо, сливающееся с толпой. Уж лучше выглядеть на свои двадцать шесть, чем превратиться в серую мышь.

Сью скривилась. Сама она делала все, чтобы привлечь к себе внимание. Поэтому волосы красила в угольно-черный цвет и наращивала их. Носила цветные линзы. Раз в три месяца впрыскивала в губы гель. Одевалась во все блестящее и ультракороткое. А туфли с каблуками ниже двенадцати сантиметров и без платформы считала тапочками. Благодаря всему этому ей удавалось становиться центром внимания, поскольку похожие на нее барышни передвигались на авто, а она пользовалась метро и маршрутками. Сью пока только начинала свою карьеру модели и еще не обзавелась «папиком».

— Я сейчас именно этого и хочу, — ответила на замечание подруги Алиса. — Стать безликой. У меня горе, и мне страшно представить, что кто-то начнет проклевывать скорлупу, в которую я спряталась.

Со Сью Алиса познакомилась два года назад. Та явилась в агентство Элены в надежде стать одной из его моделей. Тогда она представлялась своим настоящим именем Сюзанна (ее мама обожала песни Кузьмина) и была не роковой брюнеткой, а хорошенькой шатенкой среднего роста. Из-за него девушку не взяли в модели. Та отказом была просто-таки раздавлена, так как ни минуты не сомневалась в том, что именно ее ждет мир фэшена, и рыдала в туалете до тех пор, пока Алиса, зашедшая туда, не успокоила. Ей девочка понравилась, поэтому она решила последовать примеру Коко и помочь Сюзанне.

Алиса отвела ее в другое агентство. Оно было не такое крупное и престижное, как у Элены, и специализировалось на подборе девушек и юношей для работы в молодежных журналах и каталогах. Сюзанне было уже восемнадцать, но выглядела она на пятнадцать, потому что была естественна и миниатюрна, и ее с удовольствием взяли.

Первое время Алиса следила за скромными успехами Сюзанны, но потом потеряла ее из виду, так как много работала за границей: то недели моды, то съемки для календаря, то участие в рекламном ролике известного автомобильного бренда. Встретилась она с Сюзанной только через девять месяцев и не узнала ее. В кафе, где девушки договорились пересечься, вплыла кукла, накрашенная и разодетая так, будто она артистка кабаре и в перерыве, не снимая грима и сценического костюма, забежала попить кофе.

— Сюзанна? — неуверенно спросила Алиса.

— Сью, — поправила та. — Всегда ненавидела свое имя.

— Судя по всему, и внешность…

— Нравится? — Сью надула губы. Выглядели они как два слепившихся вареника.

— Мне кажется, со своими тебе было лучше. И вообще ты сейчас выглядишь старше своего возраста. Зачем это нужно? Ты ведь подростковая модель.

— Уже нет.

И она стала рассказывать о том, что разорвала контракт с агентством, куда ее привела Алиса, ушла в другое, и вот-вот на нее обрушится мировая слава. Потом Сью переключилась на своего парня, очень перспективного рекламщика, но пока печатающего листовки, что раздают у метро. Что Алисе нравилось в Сью, так это ее чистота. Наивность — один из ее признаков. Только она опасалась, что девушка ее вскоре утратит. Именно из таких, как Сью, получаются самые отъявленные циники.

Она никогда ни о чем Алису не просила. Та сама помогала. Пару раз нашла девушке работу. Брала с собой на вечеринки, где Сью могла бы познакомиться с нужными людьми. А когда та рассталась со своим парнем, тем самым рекламщиком, предоставила кров. Полтора месяца Сью жила с Алисой и совершенно ее не напрягала. Обе бывали дома нечасто, а приходили только отдохнуть, помыться, переодеться. Если обе оказывались в квартире в одно и то же время, закатывали «пиры» (объедались легким йогуртом или низкокалорийным клюквенным суфле), болтали, иногда выпивали бутылочку брюта и танцевали под Псая. С веселой, неконфликтной Сью было легко уживаться. И она не нарушала двух условий, которые Алиса перед ней поставила перед тем, как приютить: не разводить бардак и не водить мужиков.

— Ты куда сейчас? — спросила Сью, встав с дивана. На нем она валялась в полной боевой готовности: с прической, макияжем и в красном декольтированном платье. Подруга, как вставала и умывалась, сразу наводила красоту. Даже если из дома намеревалась выйти только к вечеру.

— Надо съездить в квартиру Коко, платье выбрать для похорон.

Сью поежилась. Она до жути боялась покойников, а также погребальных церемоний.

— Не возражаешь, если я на них не пойду?

— Это твое дело, Сью.

— Я же ее и не знала почти…

Алиса подошла к подруге и, наклонившись, поцеловала ее в макушку.

— Все, я побежала.

— На такси поедешь? — спросила Сью, зная, что сама Алиса не водит, а метро терпеть не может. В этом они с Коко были похожи.

— Глеб отвезет.

— Он вернулся из Германии?

— Да, ночью.

Глебом звали парня Алисы. Он работал спортивным агентом, и в Германии «продавал» одного из футболистов «Зенита».

Познакомились молодые люди полгода назад на светской вечеринке. Алиса сидела на диване, пила минералку, из последних сил поддерживала разговор с популярным молодым актером и думала только о том, как поскорее сбежать с этого пафосного, но невероятно скучного пати. Глеб стоял возле стойки, прихлебывал виски и наблюдал за ней. Взгляд его был так пристален, что Алиса его почувствовала и повернулась.

Сначала ей не понравилась внешность Глеба. Он был неплохо сложен, но имел заметное брюшко. Темные волосы подстрижены очень коротко, и заметно, что уши чуть оттопырены. Губы тонковаты. Но тут Глеб улыбнулся, широко, открыто, и все изменилось. Его лицо осветилось и стало невероятно притягательным.

— Разрешите, я украду вашу собеседницу, — обратился к актеру Глеб и, не дождавшись ответа, помог Алисе подняться с дивана, затем увел ее на балкон. — Тут поспокойнее, — сказал он. — Можно нормально познакомиться. — И представился.

Алиса тоже назвалась.

— А я вас узнал, — улыбнулся Глеб. — Вы некоторое время встречались с одним из моих футболистов, я видел фото в светской хронике.

— Вы тренер?

— Нет, я агент. А вот мой отец когда-то был заслуженным тренером Советского Союза. От него мне передалась любовь к футболу.

— Сами играли?

— Только с пацанами во дворе. Я, видите ли, ботаник. Или алгеброид, как сейчас принято называть таких, как я, заумных чудиков. Меня больше привлекало учение, нежели спорт. Особенно интересовался историей. Но и в математике хорошо разбирался. Поэтому думал, куда поступать после школы: на исторический или математический.

— И что же выбрали?

— Так и не смог этого сделать, поэтому учился на двух факультетах. На одном днем, на другом вечером.

— Выходит, у вас два высших образования?

— Три. Я потом еще юридическое получил. Говорю же вам — алгеброид.

В таком духе они и беседовали. Больше говорил Глеб. И не то чтобы хвастался, а себя рекламировал. Как он потом признался, так хотел произвести на Алису наилучшее впечатление, что немного перегнул палку.

С вечеринки они уехали вместе. Причем домой к Глебу. Но не затем, чтобы заняться сексом. Алисе обещали показать редкую коллекцию английских гравюр и напоить английским же чаем, привезенным из Лондона, куда Глеб ездил совсем недавно.

Ее новый знакомый обитал в отличной квартире. Она была просторна, со вкусом обставлена, а из окна открывался изумительный вид на реку. Чай они пили, стоя возле него. Из невесомых фарфоровых чашек. Оказалось, он и их коллекционировал.

— Есть еще что-то, что ты собираешь? — поинтересовалась Алиса. Они перешли на «ты» по дороге.

— Книги по искусству.

— И все?

— Все.

— А как же футболки с автографами знаменитых футболистов? — усмехнулась Алиса. — Я ожидала увидеть на стенах именно их, а не гравюры, на которых изображены английские аристократки.

— Футбол — моя работа, и только. Я занимаюсь ею из-за денег. А они мне нужны. Я человек, склонный к сибаритству.

— К роскоши, удовольствию и праздности?

— Праздность исключим. Я не лентяй. Но люблю все красивое, дорогое, редкое… Удобное, добротное, солидное… Вкусное опять же… — Он хлопнул себя по животу и подмигнул. — Поэтому, когда отец предложил мне попробовать себя в роли спортивного агента одного из своих подопечных, я согласился. Знал — те получают процент. И если я «продам» игрока в хороший клуб, то отлично заработаю.

— Сразу получилось?

— Нет. Пока не набрался нужных знаний (учился на юридическом три года и осваивал английский с немецким) и опыта, еле сводил концы с концами. Зато теперь жаловаться грех. По крайней мере, на материальную сторону жизни.

— А на какую бы ты пожаловался?

— Мне тридцать два, а я, как видишь, не женат. Я тебе больше скажу: у меня нет любимой девушки.

— Почему? Не можешь увлечься всерьез?

— Могу и увлекаюсь.

— Значит, боишься серьезных отношений?

— Стремлюсь именно к ним!

— Быстро разочаровываешься в избраннице и бросаешь?

— Меня бросают, Алиса, не я, — криво усмехнулся Глеб.

— И по какой причине, если не секрет?

— Я только на первый взгляд неплохой вариант: обеспечен, здоров, неглуп, чистоплотен и так далее…

— Забыл добавить — симпатичен.

— Поскромничал. — Лицо Глеба вновь озарила улыбка. Вместе с губами кверху бежали и уголки глаз, и взгляд становился лукавым.

— Так что со вторым взглядом?

— Со мной сложно, а по словам некоторых, невыносимо.

— Ты тиран?

— Боже упаси! Я либерал и никогда не ограничивал права и свободы своих женщин.

— Тогда в чем твоя невыносимость?

— Я крайне занятой человек и очень мобильный. То есть у меня много дел в разных уголках мира. Сегодня в Москве после приятно проведенной ночи завтракаю со своей девушкой, планирую вечер с ней, обещаю сводить в театр, а в выходные познакомиться с ее подругами. Но днем оказывается, что я должен завтра утром кровь из носу быть, скажем, в Осло. Я заказываю билеты, мчусь домой за вещами, потом в аэропорт, лечу, заселяюсь в гостиницу, сплю несколько часов, иду на встречу… И только в обед, когда расслабляюсь за фужером вина, вспоминаю, что не позвонил своей девушке и не предупредил ее о том, что не смогу повести ее в театр, а скорее всего, и с ее подружками познакомиться.

— Да. Это не очень хорошо.

— Согласен. Она делает вывод, что мне на нее плевать, раз я позволяю себе так поступать, потому что для того, чтобы позвонить, нужно каких-то пять минут. Но хуже другое. Когда я возвращаюсь в Москву, то не мчусь к ней и не прошу ее примчаться, я отмываюсь с дороги, отсыпаюсь, читаю, потому что в самолетах делать этого не могу, а потребность в этом имею. Не то чтобы я не соскучился, нет. Просто мне нужна передышка.

— А она опять делает вывод, что тебе на нее наплевать?

— Или что она у меня не одна.

— Хочешь, я тебя удивлю?

— Попробуй.

— У меня примерно та же ситуация. — Она подняла палец. — Примерно! То есть я занятая и мобильная. Поэтому не могу уделить своему мужчине достаточно внимания. Из-за этого…

— Они тебя бросают? В это не поверю!

— Они мне изменяют, и их бросаю я. — Алиса поставила опустевшую чашку на подоконник и сказала: — Мне пора.

Он вызвал Алисе такси, проводил ее до машины и на прощание поцеловал в щеку. Потом, когда у них завязались отношения и дело дошло до откровений, он сказал, что страстно ее желал, но держался в рамках приличия, боясь спугнуть. На втором свидании, состоявшемся спустя несколько дней, вел себя так же по-джентльменски, только прощальный поцелуй был не в щеку, а в губы. Потом она улетела в Швецию, а он — Германию. Созвонились, уже находясь за границей.

— Хочешь, я приеду к тебе? — спросил Глеб.

— Хочу, — просто ответила она.

Он купил билет на самолет, прилетел к ней в Стокгольм. Там, в люксе отеля «Рэдиссон» с видом на гавань, между ними произошла первая близость. В нем же — вторая, третья, пятая, десятая — они остались в Швеции на двое суток, затем поехали в Германию и оттуда вместе вернулись в Москву.

…Алиса выбежала из подъезда и огляделась. У Глеба был «Мерседес-«S-класса» редкого чернильного цвета. В нем сочеталось все то, что он так любил: дороговизна, комфорт и красота.

Увидев машину, она двинулась к ней. Глеб вышел, чтобы открыть перед ней дверь.

— Привет, — поздоровалась с ним Алиса. — Ты, как всегда, галантен.

— А ты, как всегда, прекрасна. — Он поцеловал ее в щеку. — Как ты? В норме?

— Да, все нормально.

— Выглядишь отлично, но я, кажется, повторяюсь.

— Сью считает, что сегодня я похожа на серую мышь.

— О да, она же эксперт по имиджу, — фыркнул Глеб. — Садись скорее, а то замерзнешь, сегодня ветер.

Алиса села. Закрыв за ней дверь, Глеб обошел машину и забрался в салон. После того как он по просьбе Алисы отрастил волосы и сделал хорошую стрижку, выглядеть стал очень привлекательно. Сью даже стала называть его красавчиком, хотя первый раз, как увидела, скорчила разочарованную мину.

— Как твоя поездка? — спросила Алиса.

— Более чем удачно.

— Что это значит?

— То, что в перспективе — крупнейший контракт в моей карьере. Если заключу, то, выражаясь языком трудового законодательства, перейду на легкую работу. Иначе говоря, новых клиентов искать не буду, ограничусь уже имеющимися.

Это было здорово! Потому что пока виделись Алиса с Глебом редко. Если суммировать время, проведенное вместе, то за полгода набежит месяца полтора-два. Впервые за свою взрослую жизнь Алиса страдала из-за разлуки со своим парнем.

У нее было много мужчин. Если бы она взялась считать, то десятую их часть просто не вспомнила бы. С кем-то она уезжала с вечеринки, чтобы провести ночь, а потом больше не встречалась. Кто-то «завоевывал» Алису, заваливая комплиментами, букетами, подарками, а затащив в постель, терял к ней интерес (на заре карьеры такое случалось частенько — богатые пресыщенные дяди коллекционировали юных моделей). Кого-то она соблазняла, чтобы получить контракт или просто из любопытства: так ли мужчина, играющий героев-любовников, хорош в сексе, как его экранные герои? В таком вольном поведении не было ничего необычного. Все коллеги Алисы вели себя примерно так же. Кто-то лучше, кто-то хуже. Лучше те, у кого имелся серьезный покровитель, и они опасались его прогневать, хуже — кто пил или принимал наркотики, такие могли и в оргии поучаствовать.

Года в двадцать два Алиса наигралась с мужским калейдоскопом и решила воздерживаться, пока не встретится тот единственный, которому не захочется изменять. В поисках его прошло полгода. Не выдержав, она переспала со своим тренером по фитнесу. Но, как потом оказалось, именно он оказался ТЕМ САМЫМ. Отношения продлились почти год, но закончились по той причине, которую она озвучила, разговаривая с Глебом. После инструктора был начинающий музыкант, следом — банкир, затем — тот самый футболист, с которым ее любили фотографировать для светской хроники. Во всех этих мужчин она влюблялась, но уже в начале отношений Алиса знала, они долго не продлятся. Она даже стала подумывать о том, что сама себя программирует на фиаско. Но когда познакомилась с Глебом, поняла: это не так. Просто ТЕ были НЕ ТЕМИ. И она в глубине души это понимала. А Глеб…

Он, похоже, ее мужчина! ТОТ САМЫЙ.

Ей нравилось в нем все, но особенно — ум. Именно он возбуждал ее больше всего. Сама Алиса хоть и была неглупа, особой эрудицией не могла похвастаться. С Глебом она начала больше читать, интересоваться историей и искусством, да не современным, в котором воткнутая в унитаз ржавая труба считается скульптурой, а классическим. В странах, где бывала, раньше она носилась по бутикам, теперь ходила по музеям. А возвращаясь, привозила в подарок своему мужчине не прикольные боксеры или модный одеколон, а интересное панно, старинную книгу, миниатюру с видом, чашку для коллекции. Она и сама стала собирать фарфор и стекло. Увидев как-то в пражском магазинчике, затерявшемся на узкой улочке Старого города, очаровательную свинку-копилку, не смогла себе отказать в удовольствии ее приобрести. Там же ей приглянулся котик из богемского стекла. Его она тоже купила. С этих двух фигурок началась ее скромная коллекция.

— Я привез тебе подарочек, — сказал Глеб. — Открой бардачок.

Алиса заглянула в него и увидела коробочку с бантиком. Открыв ее, ахнула:

— Какой зайчик дивный! — Она достала фигурку и поставила ее на ладонь. — Сверкает, как бриллиантовый!

— Он хрустальный. Между прочим, старинная работа. Сделан в конце девятнадцатого века. Но есть небольшой дефект.

— Этот? — спросила Алиса, ковырнув пальцем небольшой скол на макушке зайца.

— Да, это отбившаяся дужка. Когда-то это была елочная игрушка. Якобы украшавшая рождественское дерево самого канцлера.

— Чудесный подарок, спасибо огромное!

Она вернула зайчика в коробку и убрала в рюкзак.

— Можно вопрос? — обратился к ней Глеб.

— Конечно.

— Если бы я не позвонил тебе ночью, ты бы сама сделала это?

— Да, — растерянно ответила Алиса. — Мы с тобой не на той стадии отношений, чтоб я считала чем-то зазорным первой звонить своему парню.

— Я не о том. Я позвонил тебе и услышал плач. Ты сказала, что умерла Коко и ты никак не можешь прийти в себя, лежишь в кровати уже полтора часа и не можешь уснуть.

— Так и было. А в чем дело?

— Я — твой мужчина, так?

— Так.

— Любимый?

— Ты хочешь моего признания сейчас, я не пойму? Давно не слышал? Хорошо, мне нетрудно повторить: я тебя люблю.

— Тогда почему ты не звонишь мне, когда у тебя горе? Не делишься со мной своей болью? — Он говорил спокойно, впрочем, как всегда, но Алиса видела — он взволнован. — Мне кажется, это естественно — желать, чтобы любимый мужчина утешил, а не хозяйка твоего агентства, которой ты позвонила перед тем, как лечь.

— Она была лучшей подругой Коко. Я связалась с ней поэтому. — Алиса протянула руку и накрыла ею ладонь Глеба, лежащую на рычаге переключения скоростей. — Не принимай все так близко к сердцу, хорошо?

— Я хочу жениться на тебе, Алиса, — тихо сказал Глеб. — Причем давно. Наверное, с той нашей первой ночи в Стокгольме. Как проснулся с тобой поутру, прижал, податливую, к себе, зарылся носом в твои волосы, почувствовал телом твое тепло, поймал себя на мысли, что хочу каждое утро, изо дня в день, из года в год пробуждаться с тобой. Уже тогда я чуть было не выпалил — выходи за меня. Но я понимал: нахожусь я в эйфории влюбленности, и прикусил язык. Потом я часто это делал. Желал позвать тебя замуж, но в последний момент воздерживался от предложения руки и сердца. И знаешь, почему?

— Считал, что мы недостаточно узнали друг друга?

— Вовсе нет! Я боялся отказа. Если бы ты ответила «нет», я бы пережил, конечно, но… Это все испортило бы. Как скол… на макушке твоего хрустального зайца. Он вроде бы и не заметен особо, и фигурку не портит, а все равно… изъян.

— Почему ты думаешь, что я скажу «нет»?

— Ты неправильно выразилась. Я не уверен, что ты ответишь «да». — И повернув голову, посмотрел на нее вопрошающе. Как бы побуждая ее его успокоить. Заверить в том, что ответ будет положительным. Но Алиса, несмотря на то что не колеблясь дала бы согласие на брак, уклончиво проговорила:

— Пока не попробуешь — не узнаешь.

Глеб скривил рот в унылой гримасе. Когда он так делал, Алиса дразнила его грустным смайликом. Но сейчас она была не в том настроении, чтобы шутить.

— Вот черт, — выругался Глеб, глянув на дорогу впереди: она была забита машинами. — Опять пробка. А ехать осталось всего ничего.

— Давай я выйду и добегу до дома Коко ножками. Тут напрямик метров пятьсот.

— Я хочу сопроводить тебя.

— Не стоит. Ты же говорил — у тебя встреча в одиннадцать.

— Да, но сейчас десять. Я успею.

— Не успеешь. Пока тут простоим, пока во двор заедешь, уже и обратно надо… по тем же пробкам. Да и мне лучше одной там побыть. Спокойно выбрать наряд. А зная, что ты спешишь, я буду дергаться.

— Ладно, понял. Тогда до вечера.

— Я позвоню, — бросила она и, послав Глебу воздушный поцелуй, выбралась из авто.

До дома Коко она дошла минут за пять. Открыла дверь, вошла в подъезд. За стойкой консьержа сидел не вчерашний Андрей, а Лаврентий Аскольдович, работающий в доме с таких давних времен, что, когда Коко въехала в него, он уже был тут лифтером.

— Здравствуйте, Лаврентий Аскольдович, — поприветствовала старика Алиса. — Как ваше здоровье?

— Не жалуюсь, спасибо, — с достоинством ответил тот. Самое поразительное, что он не обманывал. В свои восемьдесят консьерж был бодрее многих сорокалетних. И конечно же, бдительнее своих молодых коллег. Поэтому жильцы искренне желали ему богатырского здоровья и долгих лет.

Алиса ждала, что старик начнет расспрашивать ее о смерти Коко, но тот молчал. То ли уже все узнал, то ли проявил деликатность.

Поднявшись на лифте и выйдя из него, Алиса увидела, что дверь в квартиру Коко опечатана. Но это ее не остановило. Аккуратно разорвав бумажную полоску, она отперла замок и вошла.

В прихожей она по привычке хотела разуться, но вовремя остановилась — пол весь затоптан. Только сбросила с плеча рюкзак и расстегнула куртку. Зябко ежась, Алиса прошла в кухню, поставила чайник. На улице оказалось очень прохладно, и пока она шла к дому, продрогла. На столе громоздились грязные чашки, но их Алиса решила помыть позже. Сейчас надо заняться тем, за чем она явилась, то есть подбором погребального платья.

Одежды у Коко было немного. А все потому, что она была консервативна в ее выборе. Любила определенные фасоны, материалы, цвета. Не экспериментировала в угоду моде. Не снисходила до поточных вещей. В ее гардеробе было много винтажных вещей, попадались просто «жемчужины» от Диора и Живанши. В них она блистала в молодости, а благодаря тому, что ее фигура с годами не утратила стройности, Коко иногда надевала их и в зрелые годы. Алиса решила выбрать для похорон одно из них. Осталось решить, какое.

Открыв шкаф, Алиса пробежала глазами по вешалкам. Сняла две. Платья — бордовое с кружевным воротником и черное с атласной стойкой — положила на кровать и стала их рассматривать. Никаких указаний по поводу того, в чем ее хоронить, Коко не давала. И не имела сумки «на смерть», как, например, бабушка Алисы. Та лет за десять до своей кончины подготовила все, в чем бы хотела лежать в гробу.

…Вдруг из прихожей донесся скрип. Алиса напряглась.

Она не закрыла двери? Нет, такого быть не может. Замок автоматический и захлопывается сам.

— Кто здесь? — услышала она окрик.

Полиция?

— Отвечайте, или я звоню «02».

Да кто это, черт возьми?

— Это я звоню «02», — крикнула Алиса. — Уже набрала!

Тут дверь в спальню распахнулась, и на пороге возник высокий, широкоплечий мужчина в спортивных штанах, футболке и… тапках!

— Вы кто? — спросила Алиса, недоуменно уставившись на незнакомца.

— Я друг Коко. Зовут меня Данила, Дэн.

— Друг? Коко? — Она фыркнула. — Я знаю всех ее близких, и среди них нет никакого Дэна.

— Значит, не всех, — буркнул он.

— И как вы попали в квартиру?

— Вы дверь не закрыли.

— Серьезно?

— Замок в последнее время заедал и не захлопывался с первого раза.

— А вы что же… Вот так… по улице? — и ткнула пальцем в тапки.

— Я живу в этом же подъезде. Спускался к почтовому ящику, увидел, что печать сорвана, а дверь неплотно закрыта, вот и вошел.

— И давно вы с Коко дружите?

— Там шипит что-то, — сказал он, указав себе за спину.

— Чайник, — вспомнила Алиса и заторопилась в кухню. Дэн последовал за ней. — Вам заварить? — спросила у него Алиса.

— Я буду кофе.

Она открыла навесной ящик и достала из него турку и баночку с арабикой.

— Я растворимый люблю.

— Но Коко терпеть его не может, поэтому не держит…

Дэн молча подошел к ящику и открыл другое его отделение. В нем оказалась банка с «Якобсом».

— Как вы тут хорошо ориентируетесь, — поразилась Алиса. — Часто бывали в гостях?

— Да.

— Почему тогда я вас ни разу не видела? — Он пожал своими мощными плечами. — Более того, я о вас и не слышала.

— А я о вас — частенько. Вы ведь Алиса, так?

— Совершенно верно.

— Коко очень вас любила. — Он взял одну из грязных чашек, сполоснул, сыпанул в нее кофе. — Вы зачем тут?

— Выбираю платье для похорон.

— Из тех двух, что лежат на кровати? — Алиса кивнула. — Мне кажется, бордовое лучше подойдет.

Алиса и сама к тому склонялась. Бордовый — благородный цвет. Царственный. Викторианский. И это символично. Ведь они хоронят королеву… Викторию.

— Как вы познакомились? — спросила Алиса, усевшись на табурет с чашкой.

— Я только переехал в этот дом.

— И давно вы купили тут квартиру?

Конец ознакомительного фрагмента.