Письмо без адреса

Ольга Белоус

Каждый рассказ – чужая жизнь, странно пересекающаяся с твоей собственной… Настроение. Иногда хочется плакать, иногда – смеяться.Чаще всего – верить и надеяться. Уметь прощать и забывать. Любить – сейчас и навсегда.Найти, выбрать, услышать, резонировать.

Предновогодняя сказка

Это был всегда самый-самый праздник. Даже лучше, чем день рождения. Папа приносил елку. Обычно это событие происходило тридцатого декабря, и радостное ожидание этого пушистого зеленого, потрясающе вкусно пахнущего чуда всегда смешивалось с каким-то восторженным напряжением, а вдруг что-то случиться и елки не будет. Но елка всегда появлялась вовремя. Её вносили в коридор, и мне ужасно хотелось, чтобы она сейчас же, сию же минуту оказалась на положенном ей месте. Но папа говорил:

— Подожди чуть-чуть. Она же с мороза, ей нужно немножко оттаять.

И начинал аккуратно развязывать верёвку, которая притягивала её пушистые ветки. Затем, ёлка стояла в уголке, с замечательно-колючих иголок медленно скатывались холодные капли тающего снега, а я нетерпеливо приплясывала вокруг, все время спрашивая:

— Ну, уже можно? Уже заносим?

Зато пока елочка оттаивала, с чердака доставали ящик с елочными игрушками. О, это был какой-то совершенно необыкновенный ящик. Сколоченный из неструганных брусочков каркас был обшит довольно толстой фанерой. Я даже не представляю, для чего этот ящик изначально предназначался, и что там хранили. Но теперь это был ящик с новогодними сокровищами. Затем папа прибивал к основанию елки крест, и елка занимала самое почетное место в доме — между двумя окнами, там, где обычно стоял телевизор. На это время телевизор сдвигался в сторону и скромно выглядывал из-под пушистых веток. Потом папа вешал гирлянды разноцветных лампочек. Эти гирлянды он сделал сам. Лампочки были покрашены разными цветами, и от старости краска на них местами облупилась, но это все равно были настоящие мерцающие новогодние огоньки. Затем, папа брал острый нож и аккуратно подрезал самую верхнюю веточку, на которую устанавливал верхушку. У нас было несколько чудных остроконечных верхушек и каждый год мы выбирали одну из них. И вот тут-то начиналось самое главное действие.

Сначала мы нанизывали на ниточки конфеты. Это были шоколадные конфеты: «Красный мак», «Кара-кум», «Белочка», «Мишка косолапый» и множество других, обалденно вкусных и совершенно необходимых, без которых и елка и новый год казались бы какими-то ненастоящими. А однажды, к новому году мама купила так много самых разных конфет, что их даже пришлось все ссыпать в наволочку, потому что они вываливались из кулечков и норовили рассыпаться по полу. Конфеты были завернуты очень удобно, в плотную бумагу с красивыми картинками. Самое главное преимущество той обертки заключалось в том, что ее можно было аккуратно раскрыть, вытащить конфету и придать уже пустой бумажке первоначальную форму. Так что, конфет хватало надолго.

После того, как конфеты были повешены, из ящика извлекались игрушки. Боже мой, какие это были великолепные игрушки! Огромная розовая шишка, сантиметров десять в длину, большие стеклянные часы, которые всегда показывали без пяти минут двенадцать, невероятно красивые блестящие шары, несколько разноцветных сосулек. А еще у нас были игрушки на прищепках. И тогда мы старательно размещали их на самых прямых веточках, чтобы они стояли ровно и не наклонялись. Их тоже было много, но самыми любимыми были, конечно, Дед Мороз, Снегурочка, и Турецкий султан.

На пианино стояли вазы с апельсинами и мандаринами, тарелка с яблоками, в хрустальной ладье лежали орехи. Яблоки были из нашего сада, зимние сорта. Папа снимал эти яблоки с деревьев поздней осенью, каждое из них заворачивали в бумагу и хранили в погребе, а на Новый год всегда были свои яблоки. Я все норовила повесить на елку побольше всего, в том числе яблоки и мандарины. Уж не знаю, как, но, не огорчая меня, родителям удавалось направить бурную энергию в мирное русло, и яблок на елке все-таки не было. Запах хвои, мандарин и яблок, смешавшись в один неподражаемый букет, наполнял комнату. В кухне за стеной топилась печка и с елки кое-где скатывались капельки растаявшего снега.

Помню, что однажды в этот важный день я заболела. Что, чем и как совершенно неважно, но, видимо у меня была высокая температура, потому что суетиться, бегать и скакать непрерывно вокруг елки и родителей, у меня не было сил. Я сидела в кресле и просто наслаждалась этой предновогодней сказкой. Но вот когда пришла пор вешать на елку самую большую, мою любимую розовую шишку, я все-таки захотела сделать это сама. Мама взяла меня на руки, подошла со мной к елке, и я собственноручно водрузила эту шишку. Правда, через несколько дней мне показалось, что шишка висела не совсем там, где я ее повесила, но это было уже не столь принципиально.

Когда все игрушки были повешены, наступал черед мишуры и дождика. Сначала, я думаю, это делала мама, но позже, когда я уже могла взобраться на стул и достать до середины елки, я выполняла эти важнейшие завершающие штрихи, забрасывая легкую фольгу почти на самую верхушку. А вот если уж совсем не получалось достичь нужной точки, то здесь на помощь приходил папа.

А самое главное — в это время мы все и всегда были счастливы. Мы улыбались, шутили, смеялись.

И вот наступала торжественная минута — на елке зажигали новогодние огоньки и гасили в комнате свет. Мы сидели все вместе. Я забиралась на руки к папе или к маме и, затаив дыхание, смотрела на светящиеся лампочки, поблескивающие в полутьме шары и таинственно мерцающий дождик.

А потом меня укладывали спать. Но из кроватки была видна часть нашей новогодней елки и, по моей просьбе, ее оставляли включенной.

Я до сих пор люблю засыпать в предновогоднюю ночь, глядя на мерцающие разноцветные огоньки. В эти минуты я снова вижу ласковую улыбку мамы и бесконечно любящие папины глаза.

23/05/2012