Тиара скифского царя

Ольга Баскова, 2021

Сын сапожника, бывший лавочник из Одессы Шепсель Гойдман с самого детства мечтал найти клад и стать сказочно богатым. И наконец-то счастье ему улыбнулось, когда вместе с братом они провернули аферу века. Им удалось изготовить искусную подделку – тиару скифского царя – и продать ее в Лувр… Лизе Котовой не везло в личной жизни, но вскоре она познакомилась в кафе с симпатичным летчиком Игорем и пригласила его к себе в гости. Она не ожидала, что уже через несколько месяцев вместе с любимым будет готовить операцию по краже бесценной тиары скифского царя из коллекции Лувра…

Глава 15

Очаков, 1891 г.

Несмотря на начало сентября, осень не позолотила ни одного листа на деревьях, трава пожухла еще в июле, дни и ночи оставались такими же жаркими, как и в августе.

Шепсель сидел на камне, глядя в яму (они с Лейбой продолжали раскопки только для отвода глаз) пустым взглядом, и думал только об одном, вернее, об одной.

Однажды запавшая в душу, Малка не давала спокойно спать, занимала его мысли днем и ночью, казалось, постоянно находилась рядом, протягивала во сне ему сочные губы для поцелуя, но с рассветом исчезала, и он вставал усталый и раздраженный.

В последнее время Шепселя не радовала прибыль. Ему хотелось обладать красавицей, но он не знал, как к ней подступиться. Несколько раз, встречая ее по дороге к мастерской Нахумовича, он пробовал заговорить, однако девушка отделывалась незначащими фразами или просто молчала, вероятно помня наказы дяди.

Старый Яков не уставал говорить Шепселю:

— Ну не пара ты нашей Малке. Ну набьешь карманы деньгами, а на поверку все равно жулик, мошенник. Ты никогда не заработаешь кусок хлеба честно, а это значит, что рано или поздно окажешься в тюрьме. Я не для того вложил душу в мою девочку, чтобы отдать ее уголовнику.

Шепсель вспыхивал, как спичка, испытывая большое желание ударить скульптора по лысевшей голове.

— Сам-то разве не этим же промышляешь? Купил бы ты своей Сарре меховое манто, если бы не наш антиквариат?

Яков презрительно фыркал и сплевывал:

— И все же я скульптор и зарабатывал без ваших афер. А кто ты? Недоучка-сапожник? Шепсель, по-хорошему тебя прошу: не раскатывай губу на мою Малку.

И младший Гойдман решил больше не разговаривать со стариком. Он хотел подкараулить Малку где-нибудь подальше от дядиной мастерской, чтобы девушка выслушала его признания.

Да, именно признания. Младшему Гойдману не хотелось ходить вокруг да около, как когда-то говорил его отец: «Шоб да, так нет». Красавица должна знать, как он к ней относится и что готов для нее сделать.

А чтобы она не сомневалась в его словах, Шепсель купил у ювелира дорогое кольцо с бриллиантом и сережки. Не у каждой девушки в Очакове есть такие украшения. Он искренне надеялся, что растопит лед в сердце неприступной красавицы.

Только бы выдался удобный случай, только бы выдался, и уж он своего не упустит. Во всяком случае, постарается.

— О чем думаешь, брат? — Лейба, вернувшись из лавки, опустился возле него и коснулся рукой его пиджака. — А, знаю, о своей зазнобе. Крепко же она запала тебе в душу.

Шепсель хотел отшутиться, но промолчал.

— Я бы на твоем месте присмотрел кого другого, — дружески посоветовал Лейба. — Не отдаст ее тебе старый Яков, хоть и делает с нами щахер-махер. Кто мы в его глазах? Босяки одесские. А он скульптор, уважаемый человек. Принеси ему десять килограммов скифского золота — и то не увидишь Малку.

Шепсель грустно вздохнул:

— А другая мне не нужна, Лейба. Только ее и хочу, о ней дни и ночи думаю.

Брат поцокал языком.

— Знаю одно проверенное средство. Давай пойдем в кабак. Выпьем водки — и забудешь Малку хотя бы на время.

Шепсель махнул рукой, словно рубил воздух:

— А пошли.

Он отряхнул штаны, и братья зашагали к городу.

Когда закончилась вздыбленная раскопками земля, потянулись поля и огороды, на которых, как муравьи, копались жители города. Они неустанно сеяли, сажали и возделывали, а потом несли на рынок плоды своих трудов: огромные сахарные арбузы с желтыми и белыми боками, продолговатые дыни, сладкие как мед, желтую морковь, развесистую капусту, петрушку, лук, чеснок.

— Может, на ярмарку заглянем? — спросил Лейба, вытирая пот, градом катившийся с его загорелого лица. — Дед Петро горилку принесет. Ух и хороша у него горилка, враз тебе мозги прочистит.

Шепсель ничего не ответил, но покорно последовал за братом. Если бы они не знали, в каком месте обычно проводилась ярмарка, все равно отыскали бы ее по гулу. Она гудела, словно пчелиный улей, продавцы наперебой расхваливали товары, а придирчивые покупатели осматривали их и даже пробовали на зуб.

Очаковская ярмарка была похожа и не похожа на ярмарки, которые проводились по всей России. Крупные ярмарки продолжались долго: от двух недель и до полутора месяцев, и купить на них можно было что угодно. Здесь же работали балаганы, артисты развлекали публику песнями и кукольными представлениями, а стражи порядка наблюдали за всем, готовые пресечь любое нарушение.

Очаковская ярмарка не отличалась размахом и поэтому гудела всего неделю. Никаких балаганов и скоморохов здесь не было и в помине, зато, как скоморох, но с серьезным лицом, крутился красноносый урядник, и братья видели, как купцы совали ему в карман красные бумажки. Однако дармоглот свое дело тоже знал, и на очаковской ярмарке еще не было случаев воровства или хулиганства.

Как в других городах, это место играло важную информационную роль. Жители соседних деревень обменивались новостями, общались с торговцами из других городов, решившими привезти свои товары почему-то в этот забытый уголок.

Лейба, потянув воздух длинным носом, будто учуяв запах горилки, потащил брата на поиски деда Петра, и Шепсель не возражал, дал увлечь себя в веселый водоворот с шутками и песнями, но вдруг остановился как вкопанный.

У высокого рыжего парня, державшего короб с бусами, стояла Малка и выбирала товар. Парень, чмокая красными губами, расхваливал его, наклонившись к уху, шептал что-то красавице, и крупные завитки волос у виска трепетали от его дыхания.

Младший Гойдман сжал кулаки, ревность охватила его целиком, и если бы не Лейба, тоже увидевший эту картинку, он накинулся бы на рыжего торговца и извалял бы его в пыли.

— Тише, тише, брат, — прошелестел Лейба. — Он всего лишь хочет подороже продать товар. Он мало чем отличается от нас, разве продает товар помельче и подешевле. Пойдем купим горилку.

Шепсель выхватил свою руку из цепких мокрых ладоней Лейбы:

— Иди сам. Я подожду тебя здесь.

Старший Гойдман усмехнулся, показав желтые зубы, и растворился в толпе. Младший не отрывал глаз от красавицы. Рыжий прохвост таки всучил ей какое-то дешевое ожерелье, и Малка, украсив им свою нежную смуглую шею, пошла дальше по рядам, уже без интереса разглядывая товар.

Шепсель в три прыжка нагнал ее.

— Здравствуйте, — вежливо обратился он к ней, краснея (она всегда заставляла его смущаться). — Как поживаете? Увидев вас здесь, я не мог не подойти.

Красавица презрительно надула пухлые губки:

— И напрасно сделали. Шли бы своей дорогой.

— Очень трудно пройти мимо такой красавицы, как вы. — Он весь трепетал, как былинка на сильном ветру. — Я видел, вы купили бусы. Позвольте полюбопытствовать, зачем вы это сделали? Они дешевые и совсем не для вас.

Малка усмехнулась:

— А что для меня? Бриллиантовое ожерелье?

Шепсель щелкнул пальцами. Девушка, сама того не подозревая, направила разговор в нужное ему русло.

— Если вы согласитесь заглянуть ко мне в лавку, вы увидите кое-что достойное вас, — заговорил он торжественно и проникновенно. — И если оно вам понравится, я с удовольствием подарю вам.

Впервые в ее черных глазах-угольках загорелся интерес.

— О чем вы говорите, господин Гойдман?

Он подмигнул:

— Пойдемте, и вы сами все увидите.

Девушка заколебалась. С одной стороны, она хорошо помнила наказ дяди не общаться с братьями-мошенниками, но с другой — женское любопытство победило.

«В конце концов, — подумала девушка, — почему дядя сам с ними общается, если считает нечестными людьми?»

— Хорошо, господин Гойдман, — ответила Малка и опустила ресницы. — Я загляну к вам на минуточку. Только на минуточку — не больше. Вы же знаете, как к нашему общению относится Яков.

Лицо Шепселя озарила радостная улыбка. Первый шаг к сближению с красавицей был сделан, и, если он не допустит ошибки, она выйдет за него замуж.

Бросив многозначительный взгляд на Лейбу, выбиравшего чесночную колбасу к горилке, он провел девушку сквозь гудевший улей ярмарки, и вскоре они оказались в лавке.

Шепсель усадил ее в кресло, смахнув пыль с подлокотников, и попросил:

— Подождите меня пару секунд. Уверяю вас, вы не пожалеете.

Он бросился в чулан, где бережно хранил кольцо и серьги, и вскоре предстал перед гостьей, держа в вытянутых руках две коробочки из красного бархата.

— Соблаговолите принять от меня скромные подарки. — От волнения мужчина заговорил красиво, сам не ожидая от себя такого красноречия.

Малка сразу хотела отказаться, но старый знакомый — любопытство — не позволил ей этого сделать, и она, бережно приняв их в свои маленькие белые ручки, открыла сначала одну коробочку, с кольцом.

Шепсель отдернул запыленную занавеску, чтобы в комнату проник луч сентябрьского солнца, уже не такого яркого, как летнее, но позволявшего увидеть радугу бриллианта, и Малка вскрикнула от восхищения:

— Ах, как красиво!

Полюбовавшись кольцом, она положила его в коробочку и хотела поставить на стол, но Гойдман запротестовал:

— Зачем вы это делаете? Прошу вас, наденьте на палец.

Малка послушалась, кольцо на ее среднем пальце смотрелось как влитое, и Шепсель обрадовался, что угадал размер.

— Вот теперь поглядите, что в другой коробочке.

Бриллиантовые серьги поразили ее больше, чем кольцо. А когда Шепсель помог ей надеть их, она кинулась к зеркалу и прошептала:

— Какая прелесть!

— Вам действительно нравится? — Гойдман был доволен собой. — Тогда это ваше. В общем, я и не скрываю, что купил это для вас. Я знал, как относится ко мне ваш дядя, но надеялся, что однажды вы переступите порог моей скромной лавки.

Она покраснела.

— Господин Гойдман, я не могу это принять. Мне придется объяснять моему дяде, откуда у меня такие вещи.

— Это действительно серьезно, когда незнакомый молодой человек дарит драгоценности девушке, — согласился Шепсель. — Но когда жених преподносит это своей невесте — что здесь плохого?

Она с изумлением посмотрела на него, ожидая шутливой улыбки, но антиквар был серьезен.

— Я несколько раз просил вашей руки у Якова. Но старый пройдоха считает, что я недостаточно хорош для вас, что вы выйдете замуж только за наследного принца. — Он вздохнул и приложил руку к сильно бьющемуся сердцу. — Да, я согласен с ним, вы достойны быть королевой. Но давайте рассуждать здраво: в наших краях вам не найти человека, который осыпал бы вас золотом. Кроме меня.

Малка захлопала длинными ресницами и переспросила:

— Кроме вас?

— Да, кроме меня, — повторил Гойдман более твердо. — Я богат и готов тратить деньги только на вас. У вас будет самое дорогое меховое манто, самые крупные бриллианты, платья мы закажем из Парижа. Мои деньги удовлетворят любое ваше желание. И при этом я требую взамен немного любви.

Она молчала, пораженная таким пылким признанием.

— Сам я люблю вас безумно, — продолжал Шепсель и вдруг упал на колени и обнял ее ноги. — Я думаю о вас день и ночь, вы вошли в мое сердце и душу, я не могу без вас жить. Малка, прошу вас, не убивайте во мне надежду.

Он опустил голову, а девушка, зардевшаяся, как мак, теперь уже по-другому смотрела на торговца антиквариатом. Его пылкость передалась и ей, и она почувствовала желание обнять его, сказать что-нибудь хорошее. Ну почему дядя не хочет, чтобы она общалась с господином Гойдманом? Он молод, привлекателен, богат и вполне достоин ее семьи, хотя старый Яков и говорит, что братья Гойдман не весть какое сокровище.

— Вы станете моей женой? — Шепсель по-прежнему не поднимал голову, и она прикоснулась тонкими пальчиками к его волосам.

— Дядя никогда не согласится.

— Что мне дядя? — воскликнул мужчина и вскочил на ноги. — Я женюсь на вас, а не на вашем дяде. В конце концов, мы можем убежать с вами в Одессу и там пожениться. А когда вернемся сюда, что сможет сделать ваша семья? Что ей останется сделать? Только благословить на счастливую семейную жизнь.

Малка вздохнула:

— Это неправильно. Так нельзя.

— Ну почему? — Шепсель взял ее за руку, почувствовав, как она пылает. — Многие так делают. Или вы считаете, что я недостоин вас?

— Да нет, конечно же, достойны, — Малка закусила губу, — но так не принято, и вы сами об этом знаете. Давайте я еще раз попробую поговорить с дядей. — Она сняла с себя украшения и положила их в коробки. — Обещаю, если мне не удастся уговорить дядю и тетю, я что-нибудь придумаю.

— О, моя королева! — Он хотел снова опуститься на колени, но девушка остановила его:

— Прошу вас, не нужно, господин Гойдман. Мне пора. Если кто-нибудь заметит, что я была у вас в лавке одна и расскажет дяде, разговора с ним не получится.

Лицо Шепселя приняло покорное выражение.

— Идите, любовь моя, — грустно сказал он, — мне не хочется вас отпускать, но другого выхода нет. Бросьтесь к ногам Якова, умоляйте его и возвращайтесь сюда с хорошей вестью. Одному богу будет известно, как я стану ждать вас, молиться за вас и переживать.

Ему хотелось схватить ее в объятия, но он не посмел этого сделать. Ее полные губы, волнистые мягкие волосы, глаза Мадонны — все сводило с ума.

— До свидания, господин Гойдман. — Стоя на пороге, Малка махнула ему на прощанье и улыбнулась. — О моем разговоре с дядей вы узнаете сразу.

— Я так надеюсь. — Шепсель снова приложил руку к сердцу, но девушка уже упорхнула, словно яркая птичка.

Мужчина подошел к окну и задернул занавеску, оставив лишь маленькую щелку. Настырный солнечный луч будто не хотел покидать лавку, бился в щель, на нем словно оседали пылинки, кружившиеся по помещению, но Шепсель ничего не замечал.

Свет раздражал его, и он опустился в кресло, прикрыв рукой глаза. В такой позе и застал его Лейба с двумя бутылками горилки в руках и кругом чесночной колбасы в кармане брюк.

— Шо, братишка, ушла твоя краля? — Он бросил все на стол. — И черт с ней. Давай поедим.

Шепсель отнял руку от побледневшего лица и сжал кулаки.

— Никогда не говори ничего плохого об этой женщине, — прошептал он. — Слышишь? Никогда, или я превращу твой длинный еврейский нос в кровавую кашу.

Лейба осекся. Брат давно уже не разговаривал с ним в таком тоне.

— Да пожалуйста. — Он достал из кармана нож, вытер о штаны и принялся резать колбасу. — Не хочешь — вообще можешь ничего не рассказывать.

— Она должна поговорить с Яковом. — Младший Гойдман понимал, что не сможет носить все в себе — слишком тяжел груз. — Лейба, прости меня и помолись со мной. Малка должна быть моей.