Комплекс полуночи

Ольга Баскова, 2012

В руки журналиста Никиты Савельева из издания «Вести Приреченска» попадает письмо с просьбой о помощи. Молодой человек Петр пытается разыскать свою невесту Яну, которая исчезла несколько месяцев назад. Тревогу жених забил не случайно: в полиции принимать заявление о пропаже девушки отказались. Яна и Петр – детдомовцы, нет ни родственников, ни друзей, никого, кого бы могла заинтересовать их судьба. Последняя надежда осталась только на средства массовой информации. Но Никиту, решившего провести собственное журналистское расследование, ждет ужасающее известие – почти сразу после того, как Петр дописал злополучное письмо и отправил в редакцию, его сбила машина. По всему видно, что это было спланированное убийство и кто-то не желает, чтобы в редакции газеты узнали всю правду об этих детдомовцах…

Глава 5

Быстро подошедшая маршрутка повезла меня в редакцию. На мое счастье, Анатолий Николаевич выехал в очередную срочную командировку. Наша секретарь Рита, не чета кроличьей дамочке, чем-то смахивающая на Джулию Робертс в ее лучшие годы, положила передо мной лист бумаги, исписанный почерком шефа.

— Эти задания он дает тебе.

Пенкин хотел, чтобы я забежал в пару местечек и написал несколько статей. Что ж, в принципе поручения небольшие, во всяком случае, расследованию не помешают. Я послал Рите обворожительную улыбку:

— Ничего, если поработаю дома?

Девушка усмехнулась:

— А мне какое дело?

— Тогда до завтра.

Ее ответа я дожидаться не стал. Мне было необходимо остаться одному и выработать план дальнейших действий. Наверное, стоило, наконец, посетить клуб «Магнолия», в котором последний раз видели Яну. Может, там я получу ее фотографии? Это вполне возможно, если она являлась завсегдатайницей заведения. Решив отправиться именно туда, я дернул на себя тяжелую дверь редакции. Красный «Опель», поджидавший меня, мирно стоял у тротуара.

— Ты вынуждаешь ходить только через черный ход, — процедил я сквозь зубы и снова скрылся в редакции, решив выбраться через склад. Кладовщик дядя Степа не стал задавать лишних вопросов. Если человек просит открыть нужную дверь, значит, так надо.

Я махнул на прощание рукой и скрылся в арке, соединявшей дворы. Мои преследователи снова потеряли меня. В голове сразу завертелись мысли, можно ли дворами пробраться к клубу. Однако времени на размышление не осталось. Звонок мобильного — свадебный марш Мендельсона — заставил вздрогнуть. Я посмотрел на дисплей. Номер звонившего мне ни о чем не говорил:

— Савельев слушает.

— Это Тамара Кочетова.

Фамилия показалась мне знакомой, но не в сочетании с именем.

— Какая Тамара?

На том конце провода хихикнули:

— Сегодня вы разговаривали с моей матерью, Полиной Тимофеевной.

Я хлопнул себя по лбу:

— Точно! А что вам от меня нужно?

— Вы интересуетесь Должиковым и Рыбиной, — она вздохнула. — Так вот, мне есть что рассказать вам.

— Есть что рассказать? Почему вы так уверены?

— Я уверена, — в голосе звучал металл. — Но предупреждаю: информация стоит денег.

Это меня рассмешило. Девочка начиталась иностранных детективов и решила заработать на бедном журналисте.

— Вы поставили не на ту лошадку, моя милая. Между прочим, ваша мать ничего от меня не скрыла и не просила бабок.

— Возможно, ей они не нужны, — отозвалась Тамара. — Я другое дело.

— Зачем же деньги такой милой особе? — удивился я. Девушка снова захихикала, а потом чихнула.

— Будьте здоровы, — мне не хотелось прослыть невежей.

— Спасибо, — только и успела вымолвить она, тут же чихнула снова и уже не могла остановиться.

«Наркоманка», — с презрением подумал я и не побоялся сказать это вслух:

— Значит, денежки нужны на дозу?

На мое удивление, Тамара не возмутилась:

— Ты угадал.

— Надеешься, что я милосерден к наркошам? Просто диву даешься, откуда у такой матери такая дочка.

Она ответила между чиханьями:

— Я ей не родная. Выросла в нашем детдоме, а в возрасте семи лет Полина меня удочерила. Что касается наркотиков, наверное, проклятая наследственность. Кочетова здесь ни при чем. Теперь ты убедился, что я знала и Янку, и Петьку? Гони бабло и получишь преинтересные сведения.

— Милая! — взвыл я волком. От очаровательной девушки уже тошнило. — Я бедный журналист. Ну неоткуда брать деньги. Дядя-миллионер забыл вписать меня в свое завещание.

— Тем не менее информация стоит тысячу рублей, — не сдавалась Тамара. — Займи. Это не бог весть какая сумма.

— Допустим, я займу, — согласился я. — Но где гарантии, что твои сведения стоит купить? Докажи.

Она наконец перестала чихать:

— У Янки был богатый старый любовник. Я видела их у дорогих ресторанов и клубов. Он обращался с ней, как с игрушкой.

Мне это ни о чем не говорило:

— Что с того, что Рыбина спала с дедушкой?

— Он не дедушка, — запротестовала Тамара. — Очень красивый мужик под пятьдесят. В такого бы и я влюбилась. Видел бы ты его джип! Наверняка Янка захотела, чтобы он бросил семью, а красавчик отказался. Зачем ему бедная девушка? Она хороша для интрижки, но не для брака. Возможно, Рыбина стала шантажировать его. Кому это понравится? Ну, каково?

Мозги плавились от жары, без сомнения, прилетевшей из Сахары погостить в наш город. Торопливая речь наркоманки вызывала желание убить ее.

— И это все?

Она словно прочитала мои мысли:

— Представь, нет. Во-первых, я выследила его и знаю, где живет красавчик. Во-вторых… Ну, а во-вторых будет, когда ты принесешь деньги.

Наверное, услышав мои молитвы, подул спасительный ветерок. Настроение сразу улучшилось.

«Если это все наркотический бред, то я пожалею, расставшись с тысячей рублей, — подумал я. — А если девчонка не врет? Значит, это еще одна зацепка?»

Вспомнив об отложенных на отпуск деньгах, я вздохнул. Тысяча не была для меня копеечной суммой. Однако при желании выяснить правду расстаются и с более значительными денежками.

— Диктуйте адрес, — в моем голосе звучала покорность судьбе.

— Частный дом на Объездной, — торжествующе заявила Тамара. — На Персиковой, двенадцать.

— Вы живете там с Полиной Тимофеевной?

Она засмеялась:

— Боже упаси! Мы давно решили жить раздельно. Я снимаю в этой халупе комнату.

Мысленно я посочувствовал Кочетовой. Конечно, даже это жалкое жилище оплачивала она.

— Поторапливайтесь, — отозвались на том конце. — Не буду же я сидеть весь день дома.

Тамара отключилась. Я прыгнул в автобус и поехал домой. Пришлось расстаться с надеждой отдохнуть на мягком диване.

Отложенные мной три тысячи уютно покоились в шкатулке. Я взял одну, посмотрев на купюру с сожалением. Если так пойдет дело, брошу расследование ко всем чертям. Не просить же мне милостыню! Наскоро ополоснувшись холодной водой, я запер дверь и вышел из подъезда. На секунду мне показалось, что за деревьями мелькнул красный автомобиль, но мой друг на колесах не выехал мне навстречу.

— Мало ли красных машин! — успокоил себя я и отправился на автобусную остановку. Теперь следовало помнить, что на «девятке» надо ездить в крайних случаях, и не только из-за преследователей. Еще парочка вымогателей — и бензин станет для меня непозволительной роскошью.

В автобусе, переполненном сверх меры, было так жарко, что перед глазами поплыли оранжевые круги. Не хватало еще свалиться в обморок. Женщины, отягощенные кошелками, ругали водителя неизвестно за что. Иногда поток словесной брани прерывал мужской голос, жалующийся на жизнь. Маленькие дети белугами ревели на коленях измученных матерей. Стоит ли говорить: когда объявили мою остановку, я выскочил из этого ада со скоростью молодого гепарда. На улице было прохладнее, но ненамного. Я с неудовольствием отметил про себя старые некрашеные деревянные заборы, неухоженные плодовые деревья, склонившие от жары ветви к земле, и запах помоев. Где-то ютился и нужный мне дом. Я пошел по кочковатой дороге, внимательно следя за номерами домов. Та халупа, где обитала молодая Кочетова, вызвала бы отвращение даже у бомжей. Если у этой покосившейся избушки и были хозяева, они совершали преступление, беря деньги за сданную площадь. Штукатурка осыпалась и свежевыпавшим снегом покрывала потрескавшуюся землю. Крыша местами прохудилась, и не было сомнений, что в дождь жильцы запасаются тазами и ведрами. На огороде, вернее, его подобии, заросшем пыреем и лебедой, валялись бутылки и прочий мусор. Похоже, Тамара не утруждала себя походами к контейнеру, зеленевшему в тридцати шагах от дома. Для приличия я стукнул в деревянную калитку:

— Тамара! Встречайте гостей!

Дверь халупы не дернулась. Окна с гниющими рамами и треснувшими стеклами не дрогнули. Наверное, эта дрянь успела наглотаться чего-нибудь и теперь крепко спала. Впрочем, я не собирался ждать, когда ее величество проспится. Наркоманы обычно гостеприимно распахивают двери для себе подобных, и не было сомнения: в дом я попаду без хозяйки. Так оно и случилось. Покосившееся подобие двери пропустило гостя. Я зашел в грязный коридор и чуть не задохнулся от вони. В грязи можно было утонуть. Об уборке Кочетова-младшая не имела никакого представления.

— Эй, Тамара! Просыпайтесь!

В маленькую комнатушку неизвестно как втиснулся диван с такими грязными простынями, что меня замутило. На столике, когда-то, вероятно, помпезно называемом «письменным», в беспорядке стояли бутылки и немытые тарелки. Помоечный запах угнездился здесь навеки.

— Тамара!

Черт, ну куда она подевалась? Если ей вздумалось прогуляться, я не выдержу здесь и десяти минут.

— Тамара, выходите!

Наверное, в эту секунду липкий страх схватил меня за горло. Конечно, наркоманы — люди непредсказуемые, однако девушка ждала меня с деньгами. Ради этого она не могла никуда уйти. На негнущихся ногах я вышел из помещения и стал обследовать крохотный участок. Полуразвалившийся деревянный сарайчик привлек мое внимание. Дрожащими руками я рванул на себя дверь, которая чуть не свалилась с петель.

Она, конечно, была там. Раскрытые от ужаса глаза неопределенного цвета, посиневшие губы, замершие в беззвучном крике. Чья-то безжалостная рука пронзила ножом ее сердце. Я остолбенел настолько, что забыл об осторожности. Меня уже подставляли таким образом в Южноморске. Надо было сразу свалить и по таксофону вызвать милицию, однако я стоял и пялился на труп. Милицию вызывать не пришлось. Кто-то сделал это за меня, и я скорее догадался, чем почувствовал, как на моих руках захлопнулись наручники. Капитан милиции с лоснящейся от пота физиономией и такими толстыми губами, что им могла позавидовать любая модница, готовая заплатить деньги за силикон, добродушно поинтересовался:

— За что ты ее?

— Это не я, но, полагаю, вы все равно не поверите. — Оставалось смириться с судьбой и подумать на досуге, то есть в камере, как выбраться.

— Ты. Больше некому, — подтвердил мои подозрения капитан.

— Когда я пришел, она уже лежала здесь.

— Все так говорят. Пойдем. — По мобильному он вызывал «Скорую» и бригаду экспертов. Его напарник, старший лейтенант, напоминавший боксера среднего веса, с кулачищами, под которые преступники боялись попадать, осклабился:

— Везет же нам сегодня!

Огромные руки-клешни с ловкостью карманника обшаривали меня в поисках документов.

— Гляди-ка, — его удивлению не было предела, — какие нынче пошли убийцы. Это корреспондент «Вестей Приреченска». Зачем тебе понадобилась несчастная наркоманка, придурок?

— Она понадобилась мне по делу, — твердо ответил я, — обратилась с просьбой оказать ей материальную помощь. Кстати, положите тысячу рублей на место.

Лейтенант не шелохнулся. Похоже, с деньгами все-таки придется попрощаться.

— И ты решил дать ей тысячу? — иронично спросил капитан.

— Именно так.

— За красивые глаза?

— Из жалости.

Они оба расхохотались, потом лейтенант боксерского типа заявил:

— У нас другие сведения. Девчонка с утра ругалась с каким-то своим хахалем, потом послышался крик — и все стихло. Если думаешь, что убийство какой-то наркоманки сойдет тебе с рук, ошибаешься: закон во всех случаях один.

— Вот именно, — встрепенулся я. — И ваше дело доказать, что преступник перед вами.

— Докажем, не волнуйся.

Они втолкнули меня в милицейский «уазик», и старая машина, прыгая по кочкам, повезла меня в отдел.

— Значит, стоишь на своем? — уже пятнадцатый раз спрашивал меня следователь, представившийся Егоровым.

— Да, меня подставили, — не сдавался я. — И кажется, я имею право сделать звонок.

— Признаешься — сделаешь. — Он готов был на все, лишь бы выколотить из меня признание.

— Но почему вы не рассматриваете другие версии? — Пока не хотелось складывать оружие. — Мне не меньше вашего жаль Тамару, она дочь женщины, которую я глубоко уважаю. И еще раз повторяю, когда я пришел к ней, она уже была мертва. Спросите соседей. Возможно, кто-нибудь видел, как я шел с остановки. А ругаться она могла со своим настоящим дружком.

— Ты темнишь с материальной помощью, — гнул свою линию Егоров. — Ни один здравомыслящий человек не отдаст наркоманке и гроша.

— Вчера по работе пришлось познакомиться с ее матерью, — заверял я. — Мне дали задание написать про детский дом. Так мы и встретились. Полина Тимофеевна помогает другим детям, почему же мне не помочь ее собственной дочери?

— А как ты на нее вышел? — не унимался следователь. — Мы уже поговорили с Кочетовой-старшей. Она ни словом не обмолвилась про дочь.

Господи, как не хотелось раскрывать карты!

— Кстати, вчера была убита директор этого детдома, — вставил стоявший у окна толстый капитан.

Я смело посмотрел на него:

— Хотите пришить мне и это дело?

— А почему бы нет? — усмехнулся мужчина. — Только ты в последнее время что-то вынюхивал на этой территории.

— Если редактор дает мне задание, это равносильно приказу, — спасая свою жизнь, я молился, чтобы они не нашли Пенкина. Кто знает, что скажет наш главный. Возможно, это будет правда. Никакого задания, связанного с детдомом, мне не поручали.

— Кочетова сказала, что ты интересовался только двумя воспитанниками, — процедил следователь. — Какими-то Должиковым и Рыбиной. С какой целью?

Я вздохнул:

— К нам обратился Должиков с просьбой отыскать его подругу Яну Рыбину. — Ох, как не хотелось раскрывать карты!

— Почему он не пошел в милицию? — резонно спросил Егоров. — Редакция не занимается поиском пропавших без вести.

— Он был у вас, — заявил я. — Кстати, у меня в кабинете лежит его письмо. Найдя его, вы прочтете, что милиция быстро бросила поиски. Его это не устраивало.

— А ты, значит, Шерлок Холмс? — ехидно бросил капитан.

— Если меня будут так называть, останется только гордиться, — парировал я.

Егоров взглянул мне в глаза с интересом и беспокойством:

— И что ты накопал?

— Ничего. — Я дернул руками в наручниках. — И уже оставил бы это дело, поскольку отправителя письма сбила машина, однако мне позвонила Тамара Кочетова, невесть откуда узнавшая мой телефон. Наверное, мать рассказала ей о нашем разговоре и показала визитку. Девушка позвонила мне, сказала, что располагает важными сведениями о Должикове и Рыбиной, которые можно получить за деньги. Как вы понимаете, я не отказал себе в удовольствии, хотя потеря тысячи рублей наносила значительный урон моему бюджету.

Следователь недовольно закусил губу:

— Бред. У меня другая версия.

Я откинулся на стуле:

— С удовольствием выслушаю.

Он приблизил ко мне круглое лицо. Несвежее дыхание вызвало тошноту:

— Ты тот, который снабжал ее наркотой. Она отказалась платить или же не смогла этого сделать, и ты прикончил ее.

Мне стало смешно:

— Да будет вам известно, наркоманы идут на все, лишь бы раздобыть деньги на дозу. Любой дилер подождал бы, потому что, судя по всему, Тамара была чьей-то постоянной клиенткой и доставала бабки.

— Это так утверждаешь ты.

Я комично надул щеки:

— Извините, лучшего ничего не пришло в голову.

Егоров не моргнул и глазом:

— Теперь ты — наш клиент, а они, попадая сюда, часто жалуются на амнезию. По счастью, у меня имеются два хороших врача — они перед вами.

Капитан и лейтенант насторожились, как гончие псы, ожидающие команду «фас». Следователь не обманул их ожидания:

— Полечите его немного. Для первого раза.

Я разгадал его намерения:

— Вы рискуете должностью.

— А ты — здоровьем, — парировал он.

Милиционеры подхватили меня под руки и, как барышню, внесли в соседнюю комнату. Вероятно, она предназначалась для пыток. Тот, кто обставлял это помещение, не побаловал его мебелью, кроме колченогой табуретки посередине. Капитан толкнул меня на ее расщепленное сиденье:

— Располагайся.

Я еще раз попытался воззвать к их разуму:

— Ребята, вы сильно рискуете.

Капитан и лейтенант переглянулись:

— Мне не нравится его настойчивость, — задумчиво проговорил первый и, размахнувшись, сильно ударил меня по лицу. Моя голова дернулась, из носа поползла струйка крови. Сильная боль, казалось, огромной иголкой пронзила тело. Я застонал.

— Еще? — участливо поинтересовался лейтенант и натренированным ударом свалил меня на пол.

— Вспомнил? — спросил его товарищ. Я скривился:

— Мне нечего добавить.

— Маленькая доза, — с видом доброго доктора констатировал капитан. — Чуточку увеличим.

Тяжелый ботинок прощупал мой живот. Я никогда не думал, что способен выдержать такую сильную боль. Впрочем, судьба была ко мне милосердна. Я просто отключился.

Я очнулся от сильного запаха нашатыря, исходившего от кусочка смоченной ваты. Егоров вздохнул с облегчением:

— Я же сказал — не перебарщивать.

— Но он упрямится, — оправдывались подчиненные. Следователь внимательно посмотрел на мою скрюченную фигуру:

— Он устал. Возможно, отдохнув в камере, парень станет более разговорчивым. Отнесите его.

Они подняли меня, как куль с мукой, протащили по коридору, отворили какую-то дверь… Я снова отключился и пришел в себя только в камере. Разбитая голова покоилась на подушке с несвежей наволочкой. Нос продолжал кровоточить.

— О-о-о… — это был первый звук, который удалось издать мне. Тотчас взволнованное лицо, украшенное крупными веснушками, склонилось надо мной:

— Негодяи!

В глазах вспыхивали и угасали красные точки. Я силился разглядеть сокамерника. Наконец это мне удалось. Рыжий парень лет тридцати сочувственно наблюдал за мной:

— Здорово досталось?

— А что, не видно?

— Они умеют бить, — согласился новый знакомый. — Кстати, Антон. А тебя как зовут?

— Никита.

Он еще раз оглядел меня:

— По виду маменькин сынок. Как здесь очутился?

Я не собирался ни с кем секретничать:

— По ошибке. Меня подставили.

— Значит, первый раз, — сделал он вывод. — Я так и думал. На твоем месте я бы признался. Тебе не выдержать их издевательств.

Я расхохотался, насколько позволяли разбитые губы:

— В чем признаваться? Я чист, как вымытое стекло.

— Все так утверждают.

Если Антон надеялся, что вотрется ко мне в доверие, то сильно ошибался. Я раскусил его с первого взгляда. Таких подсаживают в камеры. Однако с ними надо быть предельно осторожными.

— Мне серьезно не в чем признаваться, — заверил я его. — Девица была уже мертвая, когда я появился в ее доме. Случайно налетел на ментов — и вот тебе… А что, адвокат нам не полагается?

Антон сморщился:

— Полагается, только ты увидишь его через несколько дней. За это время тебя измочалят, как старый матрас. Хочешь — пиши жалобу, однако они никуда не дойдут.

— А ты откуда знаешь?

Он смутился:

— Знаю, раз говорю. Слушай. — Он поднялся и присел рядом со мной. — Давай мы сделаем так. Ты берешь все на себя, пишешь признание, а потом отказываешься от своих показаний.

— А это возможно?

— Конечно.

Я пытался собраться с мыслями. Мозг отказывался служить мне. Меня жаждали посадить, может, ненадолго, чтобы заставить отказаться от расследования. Но чем вызвано такое желание? Куда влипли двое несчастных воспитанников детского дома?

— Утро вечера мудренее. — Я попытался уйти от прямого ответа. — Посмотрим.

Отвернувшись к стене, я силился заснуть. Ноющая боль в разбитом лице и животе мешала это сделать. Вскоре мне удалось провалиться в сон, и, отдавая себя в объятия Морфея, я слышал, как на панцирной койке ворочается мой сокамерник.

Утро действительно оказалось мудренее, то есть настолько мудреным, что я и близко не ожидал подобной развязки. Мой вчерашний мучитель, капитан, явился за мной, и его грубое лицо выражало радушие, если можно назвать радушием улыбку Горгоны.

— А за тобой пришли, — торжественно объявил он мне. — Так что повезло тебе, парень. Сейчас подпишешь бумажонку: мол, не имеешь к нам никаких претензий — и расстаемся, как в море корабли.

Я остолбенел:

— Кто пришел? Пенкин?

Он вскинул белесые брови:

— А кто такой Пенкин? Кандидат в президенты?

— Не меньше.

— Тогда это не он, — серьезно ответил милиционер. — Возможно, он нанял адвоката, и самого лучшего. Тот тебя отмазал.

— Как благородно с его стороны.

— Поменьше слов. — Он втолкнул меня в кабинет своей мощной клешней. Егоров сидел за столом и любезно разговаривал с пожилым мужчиной, при виде которого по моей спине поползли мурашки. Если бы Фрэнк Коппола увидел этот типаж раньше, чем на горизонте возник Аль Пачино, роль крестного отца досталась бы ему. Весь в черном, с седоватыми уложенными волосами и тонкой ниточкой усов, он обратил на меня безжизненные глаза мафиози. Улыбка тронула только узкие губы:

— Вы Савельев?

— Да.

— Я ваш адвокат Борис Васильевич Мазуров. Подписывайте документ — и вы свободны.

— А… — на языке вертелся закономерный вопрос. Крестный папаша остановил меня жестом руки:

— Все потом. Главное — поскорее выйти отсюда.

— Вы правы.

Его манеры поражали безупречностью. Наверное, он хорошо стрелял, из жалости отправляя людей на тот свет без мучений.

— У меня машина. Я подброшу вас. До дома или до редакции?

— До дома. — Я почесал затылок. — Надо же привести себя в порядок.

Не глядя мне в глаза, Егоров протянул листок:

— Распишитесь.

— Всенепременно. — Я чиркнул ручкой в указанном месте. — Но что-то подсказывает мне, что мы еще встретимся. Когда в тюрьму попадают работники правоохранительных органов, это вызывает огромный интерес публики.

Он побелел, потом покраснел, однако ничего не ответил.

— Идемте, — повторил Мазуров.

— У вас наверняка большая черная машина, — весело сказал я ему.

Адвокат удивился:

— Откуда вы знаете?

В автомобилях такой марки я не разбирался. Однако не раз видел в кино, как мафиози спокойно разъезжали на таких. В прямом смысле слова душа ушла в пятки:

— Может, я на трамвае?

— Нам надо кое-что обсудить, — парировал он.

— Если ваш гонорар, то напрасно стараетесь. — Мне вдруг стало весело. — У меня никогда не будет столько денег.

— За вас заплачено.

Его ответ удивил меня.

— Пенкиным? Он в городе?

Мазуров усмехнулся:

— Насколько мне подсказывает память, Пенкин — ваш главный редактор. Но он не в курсе. Нет, за вас порадели совсем другие люди. — Он открыл дверцу и подтолкнул меня:

— Садитесь.

Я влез в салон и погрузился в мягкое сиденье.

— Отвезем его домой, — тихо сказал мужчина шоферу, остроносому парню в кепке.

— Итак, я вас слушаю. — Мое любопытство не знало предела.

— Понимаю. — Мазуров не был голословным. — Видите ли, нам известно, что вы не совершали убийства этой наркоманки. Однако вам, с вашими амбициями и неуемным желанием лезть в чужие дела, просто необходимо было посидеть в камере.

— И подвергнуться насилию со стороны представителей правоохранительных органов? Зачем?

— Вас неоднократно предупреждали: вы залезли на чужую территорию, — спокойно вещал он. — Надо вернуться назад. Иначе я не отвечаю за последствия.

— То есть мое расследование кому-то очень не по нутру?

— Вы умный человек и прекрасный журналист. — Его комплимент как-то не согревал душу. — Вот и занимайтесь своими делами.

Я почесал затылок:

— Ваш босс допустил ошибку. Ему надо было тихо наблюдать за моими потугами выяснить что-нибудь. Уверен, скоро бы я бросил это дело. Однако он всеми силами старался показать: здесь нечисто. И ему удалось вызвать во мне неподдельный интерес.

Крестный отец улыбнулся. От его улыбки впечатлительный человек побежал бы в церковь молиться за свое здоровье:

— И опять вы говорите не то. В следующий раз вас либо посадят уже всерьез и надолго, либо ваша газета выпустит прекрасный некролог.

Я посмотрел в окно и облегченно вздохнул. Мы подъезжали к моему дому. Разумеется, беспокоило то, что им известно обо мне абсолютно все.

— Кажется, приехали, — перехватив мой взгляд, бросил Мазуров. — Не смею вас больше задерживать и уповаю на ваш ум и чутье.

На негнущихся ногах я вышел из машины и поднялся к себе. Измученное тело просило отдыха, однако, прежде чем упасть на диван, я долго сидел в ванне и тер кожу мочалкой, пока она не покраснела.