Измена. Проиграть любовь

Ольга Арунд, 2022

Предавший муж, открывший глаза поклонник и участливый сосед. Кира не собирается выбирать, ведь теперь единственный мужчина в её жизни – сын, но время расставит всё по своим местам. Тем более, что у судьбы на неё свои планы.Цикл "Самсоновы", книга 1

Глава 9

Солнце медленно садится, лаская вечерними лучами деревянную горку на детской площадке, дикие яблони, посаженные самими жителями, и косящихся на нас старушек, облепивших скамейки как голуби парящие люки зимой. Я смотрю на Хоффмана и прикидываю что мне выгоднее, послать его сразу или сначала воспользоваться услугами носильщика.

— Бери сумки, помощник, — побеждает здравый смысл.

Подняв дверь багажника, жестом указываю ему на чемодан и пакет с продуктами, и Хоффман легко подхватывает вещи.

— Мама?

— Иду, Саш, — багажник закрыт, Хоффман при деле, и я отстёгиваю Сашку, ставя его на асфальт. Надутого, с рюкзаком и Киндером, и недовольно сверлящего взглядом чужого дядю с нашими сумками.

— Здравствуй, Александр! — мой откровенный сарказм не мешает Хоффману важно пожать руку сына. — Меня зовут Гриша, я учусь с твоей мамой.

— Глиса? — греча! Хочется съязвить, но не при ребёнке же!

— Точно! — как ни в чём не бывало соглашается тот.

— Идём, мой хороший, — мы первые идём в сторону подъезда и держим дверь, пропуская Хоффмана.

Всё время, пока мы поднимаемся в лифте, Сашка недобро на него косится, а я поражаюсь его интуиции. Доля благодарности к Хоффману всё же присутствует в моих мыслях, и если бы не его наглые домогательства, я бы её даже озвучила. Если бы…

С дверью приходится повозиться — последний раз открывать её своим ключом мне посчастливилось года три назад. Антонина Васильевна, мамина соседка-подружка, переехала и мама просила меня приезжать хотя бы раз в три дня, чтобы поливать цветы, больше напоминающие буйные джунгли. Тем летом она ещё была жива.

— Мама, тепель мозно? — Сашка заходит в тесную прихожую, начисто забыв обо всём, кроме драгоценного яйца.

— Сейчас помоем руки и съешь! Хоффман, — я зову его, ведя сына в ванную, — чемодан брось в коридоре, а пакет отнеси на кухню. И обувь сними!

— Ты за кого меня принимаешь? — даже приглушённый водой, его голос звучит возмущённо.

— Ты не хочешь этого знать, — хмыкаю я себе под нос и помогаю сыну вытереть руки.

Здесь в моей душе всегда воцарялся покой и умиротворение, но присутствие Хоффмана разрушает до основания и это. Не помогает даже то, что куда бы не смотрел мой взгляд, он замечает вечные вещи, те, которые стояли на тех же местах и пятнадцать лет назад.

— Фсё? — с надеждой спрашивает Сашка, хватая с раковины свою награду.

На кассе он долго выбирал между Киндером и упаковкой мармеладных мишек, соблазнившись в итоге игрушкой, и получил её за терпение и стойкость.

— Всё, — договариваю в пустоту, удивляясь какую скорость развивает этот ребёнок, когда дело касается сладостей. — Саша! — кричу вдогонку. — Быстро на кухню! — топот резко меняет направление, но в коридоре меня задерживает Хоффман.

— Ки-ира, — протягивает он.

К счастью, узкий коридор не просматривается с кухни и шелестящий фольгой сын не видит, как Хоффман крепко сжимает мою талию, привлекая к своей груди. Это чертовски неправильно, но на мгновение я задерживаю дыхание, глядя в самодовольные разноцветные глаза. Те самые, которые демонстративно разрушили мой брак по собственной прихоти. Те, по которым сохнет большая часть потока. Те, которые решили, что я сдалась. И оказались недалеки от истины. Вот только понятие победы у нас с Хоффманом разное.

— Ты же меня хочешь! — ментоловое дыхание укрывает мои губы тёплым покрывалом.

— Сколько тебе лет, Хоффман? — откровенная насмешка вселяет в него сомнение.

И правильно, ведь согласно сценарию мы уже должны страстно целоваться.

— Двадцать восемь, — он отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза.

— Я тебя младше, — всё также стою в его объятиях, даже не пытаясь освободиться, — а понимаю в этой жизни гораздо больше.

— Мама! — отчаянный крик, и у Хоффмана не остаётся выбора — он разжимает руки.

— Что, мой хороший? — я захожу на кухню.

— Надо мыть, — глубокомысленно изрекает Сашка и протягивает ко мне руки ладонями вверх.

— Ну ты даёшь, герой! — весело хмыкает за моей спиной Хоффман.

Тарелка, стоящая перед сыном, отличается неестественной белизной, в отличие от стола, стула, самого Сашки и даже стены. Интересно, хоть что-нибудь попало ему в рот?

— Идём мыться, — никогда не понимаю что следует делать в таких случаях.

Ругать двухлетнего ребёнка? Сложно сохранить серьёзное выражение лица, когда он перемазан шоколадом словно спецназовец — на щеках широкие полосы от носа к волосам, а на лбу отпечаток ладони. Мне с трудом удаётся сохранять укоризненное выражение лица. Пока я отмываю сына, Хоффман успевает неплохо устроиться, поставив чайник и даже порезав лимон на тонкие кружочки.

— Как тебе это удалось? — включив ребёнку мультик, я возвращаюсь.

Не самое лучшее занятие, но сейчас у меня нет выбора.

— Освоиться в твоей кухне? — мне никогда не удавалось так красиво поднимать бровь.

— Порезать лимон, — странно, но меня не раздражает, что он здесь хозяйничает. Уходить без разговора он явно не собирается, хотя ещё днём должен был забыть о моём существовании.

— Мама развелась с отцом двадцать лет назад, — хмыкает он и ставит передо мной кружку с чаем. Мою старую кружку с русалочкой и витиеватой надписью «Кирочка», — а через полгода вышла замуж удачнее прежнего. Ты знала, что готовка способна снимать стресс даже у восьмилетнего ребёнка?

— Запомню.

Из соседней комнаты слышится Лунтик, а мы чинно сидим на кухне, не спеша начинать разговор.

— Ты мне соврала, Кира, — отставляя кружку я знала, что увижу и не разочаровалась. — Сегодня, в зоопарке, — немигающий взгляд, сжатые в тонкую линию губы и всё недовольство мира на лице.

— И ты решил за мной проследить?

— Увидел твою машину на парковке супермаркета и не удержался, — Хоффмана не беспокоит ни это, ни нахождение в чужой кухне.

Кажется, он везде чувствует себя хозяином положения, что лично меня удивляет. Подобное мне приходилось видеть, и не раз, но те мужчины были гораздо старше. Хотя что я знаю о Хоффмане? Только то, что он гений в математике.

— Зачем ты приехал? — второй раз закосить под дурочку не удастся и мы оба хорошо это понимаем.

— Я уже сказал, — хмыкает он, даже не притронувшись к кружке. — Я хочу тебя и хочу знать сколько это будет стоить.

Выдыхаю через сцепленные зубы и резко поднимаюсь. Помыть кружку становится лучшим выходом. Ярость кипит внутри, расплёскиваясь, выжигая внутренности и заставляя дрожать руки. Холодная вода не способствует успокоению, но мне нужно занять руки, чтобы не запустить кружкой в Хоффмана. Так, чтобы «Кирочка» разбилась осколками вместе с его лбом. Баран! Купить меня!

Плевать, что я сама вложила эту мысль в его голову! Плевать, что это не должно меня задевать! Никогда в жизни я не оценивала людей по степени наполнения их банковских счетов! И услышать это оказалось… чересчур.

— Не злись! — шёпот обдаёт тёплой волной ухо, горячие руки ложатся на талию и он прижимается ко мне, демонстрируя всю степень своего желания.

Удар.

Я бью не по-женски, сильно, вкладывая всю горечь последних суток, и Хоффман отступает на шаг. Из носа течёт кровь, красными каплями въедаясь в белоснежную поло.

— Запомни, Хоффман, раз и навсегда, — мне действительно легче. Не настолько, чтобы останавливать бракоразводный процесс, но достаточно чтобы перестать считать его виновником всего этого, — не подходи к стрессующей женщине! И не демонстрируй своё желание, если не хочешь остаться без достоинства!

Очень удачно нож оказывается в моей руке, но я бросаю его в раковину и тыкаю в Хоффмана вафельным полотенцем с весёлым петушком, стоимостью пять советских рублей. Прямо в нос, туда, где совсем недавно был мой кулак. Ругательство радует больше любимого коктейля, но Хоффман может считать это проверкой. Если бы я сломала нос, кровь не остановилась бы так быстро, да и боль имела совсем другой оттенок. Знаем, плавали.

— Зар-раза ты, Самсонова! — гнусавит он, на ощупь находя табурет и задрав голову вверх.

— А ты — идиот!

— Видимо, да, — крутость Хоффмана заметно подпорчена засыхающими кровяными подтёками и лишней абстракцией на рубашке, но это не мешает мне подозревать очередную глупую выходку, — потому что хочу, чтобы вы с Сашкой переехали ко мне!