Измена. Проиграть любовь

Ольга Арунд, 2022

Предавший муж, открывший глаза поклонник и участливый сосед. Кира не собирается выбирать, ведь теперь единственный мужчина в её жизни – сын, но время расставит всё по своим местам. Тем более, что у судьбы на неё свои планы.Цикл "Самсоновы", книга 1

Глава 4

— Мама! Доблое утло! — крик в ухо и прыжок на живот будит мгновенно.

На одних рефлексах удерживая Сашку от падения, я переворачиваюсь с ним вместе, перекладывая его на середину огромной кровати, и, пока он заливисто хохочет, открываю глаза.

— Доброе шестичасовое утро, — против воли вырывается обречённый стон, но маленький энергичный смерч двух с половиной лет плюхается поперёк груди, организуя мгновенную побудку.

— Хочу куфать кафу! — требовательно заявляет моё персональное чудо и желудок согласно урчит. Он всё ещё помнит вчерашние подвиги.

— Кафу, так кафу! — фыркнув, соглашаюсь я.

С Сашкой на руках я ставлю молоко и пока мы умываемся, смеясь и брызгаясь, оно успевает залить половину плиты.

— Не будет кафы? — расстроено возит он ложкой по столу, пока я пытаюсь быстро стереть следы первой неудавшейся попытки.

— Ещё как будет! — вскоре молоко долито, успешно доведено до нужной температуры и через пятнадцать минут готовая каша лежит у нас в тарелках.

— Голячо! — хнычет сын.

Тот самый, который минуту назад не мог ждать, требовательно стуча ложкой по столу. Ещё бы не горячо! Быстро переливаю овсянку в плоскую тарелку, дую и ставлю перед нетерпеливо ёрзающим Сашкой его любимое блюдо.

Александра Борисовна приходит в половине девятого. Услышав характерный звон открывающих дверь ключей, я замираю с тушью в руках, плохо понимая как мне вести себя с Кириллом при сыне, но раздаётся её: «Доброе утро!», и Сашка срывается с кресла, в котором до этого перебирал мою косметичку.

— Доброе утро! — закончив с глазами, я выхожу из спальни.

— Удалось выбраться пораньше, — обнимая Сашку, весело признаётся она, — в поликлинике практически не было очереди!

— Александра Борисовна, давайте мы запишем вас к хорошему кардиологу! — уже в который раз предлагаю я ей. — У Кирилла есть замечательный знакомый — мастер своего дела! — я осекаюсь, но Александра Борисовна не замечает мою заминку. Или делает вид. Не удивлюсь, если ей давно известно о том, свидетельницей чего вчера оказалась я.

— Кира, поверьте, в моём возрасте уже ни один мастер не поможет! — смеётся она. — Ну, что вы сегодня делали? — обращается она к Сашке.

— Ели сголевшую кафу! — торжественно признаётся он, а я иду собираться.

Глаза накрашены сильнее, чем обычно, на мне — чёрные джинсы, чёрная футболка и часы на тёмном кожаном ремешке. Lady in black. Долго изучаю собственное отражение и иду переодеваться — чёрта с два я обрадую Меркулову и Хоффмана траурным видом!

— Александра Борисовна, я убежала! — через пятнадцать минут я заглядываю в детскую и ловлю в объятия сына.

— Плиходи быстлей! — шёпотом просит он. — Мы тебе слона налисуем!

— Обязательно, мой хороший! — крепко целую его и, махнув няне, выхожу.

Михаилу Германовичу я позвонила ещё вчера, сидя в машине перед «Надеждой», со сведёнными судорогой пальцами и ощущением краха своего персонального уютного мирка. Давний знакомый моих родителей, он находился на связи практически круглые сутки и именно Михаил Германович составлял наш с Кириллом брачный договор.

— Кира! — он сам выходит навстречу, как только секретарь сообщает о моём приходе. — Здравствуй! — на правах старшего он по-отечески целует меня в лоб.

— Доброе утро, Михаил Германович! — моему голосу ощутимо недостаёт его жизнерадостности. — Извините, что побеспокоила вас так рано! — официально он работает с десяти, но в это время я уже должна быть на парах, поэтому мне пришлось воспользоваться хорошим его ко мне отношением.

— Брось, Кирочка! — приобнимая за плечи, Михаил Германович провожает меня в кабинет. — Ты же знаешь, я здесь ежедневно с восьми до восьми, — усадив меня в кресло, он устраивается за столом. Вышколенная секретарь бесшумно приносит поднос с кофе и конфетами, также незаметно исчезнув. — Так что случилось? Признаться, вчерашний твой звонок оставил больше вопросов, чем ответов.

Говорить об этом оказалось неожиданно трудно и чашка с кофе помогает занять руки на долгие две минуты, во время которых Михаил Германович молча ждёт моих слов.

— Мне нужен развод, — на выдохе признаюсь я, поднимая на него глаза.

После не следует ни грома, ни молний. Михаил Германович даже позы не меняет, продолжая смотреть на меня с вежливым интересом.

— Ты в этом уверена?

— Абсолютно, — отставив кофе, я переплетаю пальцы перед собой.

— Как скажешь, Кирочка, — он быстро пишет несколько слов в раскрытом ежедневнике. — У вас же есть ребёнок?

— Саша, два с половиной года, — подтверждаю я и Михаил Германович хмурится.

— Напомни-ка, когда заключали контракт?

Даты, статьи, сроки, документы. Порой именно так разрушается устаканенный привычный мир. Так себе выход из зоны комфорта.

Следующие полчаса мы проводим плодотворно, обговаривая все нюансы будущего бракоразводного процесса.

« — А чего бы ты мне не простила? — моя голова лежит на его коленях и Кирилл нежно перебирает пряди волос.

— Я не прощу измену, Кир. Никогда»

Не думала, что это случится и с нами. Правда, и совместной старости я тоже никогда не представляла. А вообще, многие ли задумываются о том, как через сорок лет будут гулять в парке под ручку с мужем? Хороший вопрос, но я точно не в их числе.

До начала пары остаётся пятнадцать минут и я нажимаю на газ, радуясь, что университет недалеко. Но всё равно опаздываю.

— Извините, — к концу курса только-только начали появляться профильные предметы и этот, к счастью, не является ни одним из них, — можно?

— Проходите, Самсонова, — Разумовская приглашающе машет рукой и продолжает лекцию.

Четыре пары истории подряд могут усыпить кого угодно, но волевая ироничная преподавательница вносила немало оживления в свой предмет. Поток из пяти групп не оставил ни одного приличного места и либо я сажусь с Хоффманом на второй ряд, либо иду в самый конец. Естественно, я поднимаюсь по ступеням римской аудитории, но это не избавляет меня от его навязчивого внимания, после вчерашнего отчётливо отдающего подлостью.

— Как ты? — он присаживается передо мной на парту, чего никогда не позволял себе раньше. Решил, что с горя я кинусь в его постель?

— О чём ты, Хоффман? — я не прячу глаза под солнцезащитными очками и любой, в том числе и Меркулова, может попытаться поискать на моём лице признаки ночной истерики.

— Со мной ты можешь поделиться, — он склоняется ко мне, бережным и лёгким движением заправляет прядь волос за ухо, напрочь игнорируя сотню вытаращившихся на нас студентов.

Голос звучит на зависть любому психотерапевту — такой же ласковый и внушающий доверие. А со вчера Гриша заметно осмелел!

— Пошёл к чёрту, Хоффман! — его не берёт ничего — ни мой снисходительный тон, ни ядовитая насмешка в глазах.

— Брось притворяться, Кира, — он всё ещё пытается вызвать меня на откровенность под злобными женскими взглядами половины потока, — я могу помочь! — честное слово, он подставился сам!

И я не могу сдержаться — выразительно осматриваю его с головы до ног, задерживаю снисходительный взгляд на ширинке, и подаюсь к нему.

— Помоги сам себе, Гр-риша, — после томного шёпота издевательский смешок был ещё более уничижающим.

Как и то, что мои слова слышат практически все — в момент оглушающей тишины после звонка о начале пары.