Измена. Проиграть любовь

Ольга Арунд, 2022

Предавший муж, открывший глаза поклонник и участливый сосед. Кира не собирается выбирать, ведь теперь единственный мужчина в её жизни – сын, но время расставит всё по своим местам. Тем более, что у судьбы на неё свои планы.Цикл "Самсоновы", книга 1

Глава 11

Стоит смотреть кто звонит перед тем как отвечать.

— Как Сашка? — Кирилл знает, что спросить и, скрипя зубами, я иду на кухню.

Восемь квадратных метров не освещаются даже фонарём — как часто бывает, у него не хватает главного — лампы.

— Хорошо, насмотрелся мультиков и уснул, — я с ногами устраиваюсь на широком подоконнике.

Ещё пару лет назад он был заставлен цветами — в то время, когда мама была жива. На другом конце трубки тишина.

— Я люблю тебя! — ему не нравится моя откровенно издевательская усмешка.

— Перешёл к тяжёлой артиллерии? — перед подъездом паркуется чёрный Крузер, не новый, но даже отсюда видно, что ухоженный.

Кирилл раздражённо выдыхает. Удивительно, как мы срослись за это время — я знаю всё, что он сделает и что скажет. Даже представляю выражение его лица.

— Перестань быть такой острой! — острая, дикая, колючая и даже грубая. Всё это про меня и именно это и привлекло его в тот вечер. — Отзови иск.

— Нет.

— Кира, — бьюсь об заклад, он собирается сказать что-то насчёт моей глупости и упёртости, но вовремя затыкается. Меня Кирилл изучил не хуже, чем я его. — Я буду настаивать на сохранении брака, — наконец, сообщает он. Ничего другого я и не ожидала, — ты не отделаешься одним заседанием!

— Кирилл Самсонов в своём репертуаре! — заговорившись, я пропускаю кто вышел из машины и куда пошёл. — На что ты надеешься? Я не изменю намерений.

— Горячка — твой бич! — с той стороны слышится стеклянный дзынь.

Уверена, он сидит сейчас на балконе, с любимым коньяком в пузатом бокале, в одних потёртых джинсах и с устремлённым в никуда взглядом. Пронзительный укол в сердце и я откидываю голову на стену, не позволяя слезам скатиться по щекам. Мы часто сидели так вместе — каждый в своём кресле или я на его коленях — и говорили, говорили, говорили… Всё начало рушиться ещё до Сашкиного рождения.

— Ты всегда была такой, — меньше всего мне нужна ностальгическая хрипотца в тихом голосе, — резкой и неуправляемой, но я вовремя тормозил твои порывы, — слёзы всё-таки прочерчивают две влажные дорожки по щекам, голосу я не доверяю. — Ты же моя пантера, Кир! Вся, от светлой макушки до ямки на ногте среднего пальца левой ноги!

— А Меркулова тогда кто? — шёпот маскирует слёзы. — Мне не нужны твои признания, знаю и так, что она не первая твоя подстилка, — вспомнив сцену в номере, я повышаю голос. — Но кто стал первой? Твоя Инночка подсуетилась, пока я полгода дохла от токсикоза и ещё три на сохранении? Или ты нашёл себе кого попроще? — я догадливо ахаю. — А может всё началось ещё тогда, со смазливой дочки Ивана Аркадьевича?

— Бред твоего воспалённого сознания! — жёстко отзывается он, но я словно сижу рядом и вижу как нервно Кирилл глотает коньяк, и как дёргается рука за пачкой сигарет, которой не было уже как три года.

— Значит, всё-таки дочка, — лучше бы я встретила Хоффмана на пару лет раньше. Розовые очки разбились, но раны от осколков ещё долго будут отравлять мне жизнь.

— Как ты узнала про Ли… Меркулову?

— Мир не без добрых людей, — оговорка впилась очередной длинной иглой в сердце. Самое время стравить Кирилла и Хоффмана, но я молчу, не в силах объяснить это даже себе.

— Тот сопляк… — с особым удовлетворением протягивает он, — побочная Ипатьевская ветвь, — и столько презрения в голосе, что я не могу удержаться.

— О чём ты?

— Так ты не в курсе с кем спишь? — тихий издевательский смешок действует не хуже пощёчины. — Хоффман — фамилия матери, по отцу щенок — Ипатьев.

— Ему двадцать восемь, — напоминаю я, забыв про слёзы.

Ипатьев… Что-то такое мелькает на границе сознания, но мысль не даётся в руки. Где же я это слышала?

— Спроси у любовничка, — Кирилл ловит волну, возвращая разговору нужный тон. — Под ним ты стонешь также громко, а, Кира?

— Самсонов, — я возвращаюсь в реальность, — ты предал меня! — в трубке стало тихо. — Выбросил на помойку моё достоинство и будущее нашей семьи. Наплевал на всё, что между нами было! — перед глазами экстаз Меркуловой и горечь в моих словах становится вязкой, ощутимой даже на том конце провода. — А я ведь хотела родить тебе ребёнка… — его судорожный вздох и мой жалящий ответ. — Как хорошо, Самсонов, что таблетки закончатся только завтра! Я скуплю все пачки в городе и больше не позволю никому залезть ко мне в душу! Спасибо, ты многому меня научил!

— Кира, — я словно наяву вижу, как он потерянно запускает руку в волосы, — прости меня, родная! — всего лишь шёпот, но я срываюсь и он слышит судорожный вздох. — Любимая, единственная моя, скажи, что ты хочешь и я всё сделаю! Переверну мир только бы ты меня простила! Жизнью клянусь, Кирёнок! Кир! Кира, ты плачешь?! — он видел мои слёзы лишь раз — когда умерла мама, и мне бы съязвить, уколоть больнее, но горло сдавливает спазмом и всё, что я могу — делать глубокие вдохи в попытках взять себя в руки. — Я сейчас приеду, слышишь, Кира? Умоляю, не плачь! Родная, я сдохну, но сделаю всё, чтобы ты была счастлива! Пожалуйста, потерпи всего пятнадцать минут! — его Вольво мог преодолеть ночной город за это время, но Кирилл ошибается.

Уже двое суток как он перестал быть частью моей жизни.

— Иди к демонам, Самсонов! — отчётливо выговариваю я и бросаю сотовый на стол, но предаться унынию просто не успеваю — трель непрекращающегося вызова ввинчивается в мозг.

Режим «Не беспокоить» оказывается очень кстати.

И я без сил сползаю по стене между стулом и батареей. Господи, когда это закончится? Когда воспоминания перестанут рвать душу? Я же выморозила их все. Разбила ледяные картины возможного счастья, безжалостно разодрав и выкинув из памяти портрет светловолосой девочки с серыми, как у папы, глазами. Дочери, которой у меня не будет.

Экран сотового продолжает светиться — Кирилл серьёзно надеется, что я возьму трубку? Сюда он не поедет. Ключей у него нет, дверь я не открою, а мучить дверной звонок он не станет, боясь разбудить сына. Но ничто не мешает ему встретить меня у института или ещё где-то, где я бываю регулярно по одним и тем же дням. Его секретарше прекрасно известно моё расписание. А, значит, все поездки сводятся к посещению Михаила Германовича и учёбы.

Остаётся надеяться, что наш разговор достаточно выбил его из колеи, чтобы Самсонов затих хотя бы на несколько дней.

Сидеть и дальше бессмысленное занятие, но почему-то мне так легче. Вот бы мама была жива! Зав. кафедры филологии в том же университете, где я учусь, она бы не одобрила развод. Всеми силами старалась нас помирить и переживала.

Каждое мгновение беспокоилась обо мне, Сашке и ставшем родным Кирилле… К лучшему, что она не застала меня в таком состоянии! Плохо, когда вся жизнь летит к чертям, но ещё хуже видеть страдания своего ребёнка и быть не в силах помочь. А мне поможет только время.

Кажется, Самсонов, наконец, угомонился и я рискую стянуть со стола телефон — вставать не хочется. Сорок три пропущенных. Надо же, совсем чуть-чуть не дошёл до ровного числа! Руша все мои надежды, сотовый вспыхивает на мгновение сообщением с незнакомого номера. Кирилл идёт другим путём? Может и так, но я всё равно не могу удержаться, снимаю блокировку и тупо смотрю в экран. Оказывается, их два.

«Я всегда добиваюсь желаемого и ты станешь моей. Обещаю!»

Незнакомый номер и Хоффман. Без вариантов.

«Я добьюсь твоего прощения, чего бы это не стоило!»

Самсонов никогда не признавал поражений. Даже в Монополии.

Чтоб вы оба сдохли!