Стань моим мужем, дракон!

Ольга Алексеевна Ярошинская, 2023

Я купила красивого раба, чтобы выдать его за жениха и избавиться от навязанного замужества, а получила большие проблемы. Геррах – дикий и необучаемый варвар, или притворяется таким, чтобы поиздеваться надо мной? Перевертыш, которому обрезали крылья, дракон, потерявший себя. Но, быть может, мы найдем друг в друге куда больше, чем искали.

Глава 2. Терпение и труд

— Почему ты его выбрала? — вздыхала тетушка. — Неужели на всем рынке не нашлось кого-нибудь посимпатичнее? Кого-нибудь более утонченного, златокудрого… Ты погляди на него! Да такой может голыми руками из верблюда воду выжать!

— По-моему, он очень красивый, — искренне сказала я, наблюдая за варваром с балкона.

Вчера я оставила раба отдыхать и отсыпаться, сегодня же собиралась вплотную заняться его облагораживанием. Однако уже битый час Геррах тренировался на заднем дворе с найденными где-то деревянными мечами, и мне не хотелось его прерывать. Он так легко двигался, что это выглядело каким-то священнодействием. Отточенные движения, перекатывающиеся мышцы под смуглой кожей, стремительный удар — и мечи со свистом разрезали воздух. На заднем дворе моего дома танцевал дикий опасный хищник. А я отчего-то решила, что смогу его приручить.

— Он так машет этими палками, что кажется, ничего другого и в руках не держал, — проворчала тетя. — Ни вилки, ни тем более книжки.

— Как знать, — пожала я плечами. — Речь у него поставлена хорошо.

Быть может, он даже не простой воин, а кто-нибудь вроде командира. Перевертыши у варваров в почете. У нас же таких ценили разве что на горячих играх. Я была на них в прошлом году, дядя заставил — традиции. Лязг мечей и блеск металла, песок, залитый кровью… Я сказала, что мне дурно, и ушла через полчаса, но потом игры долго снились мне, и я просыпалась в холодном поту от кошмаров.

— А можно взять на роль подставного жениха лютниста, — отвлекла меня от воспоминаний тетя. — Я знаю подходящего, поет в трактире «Две кошки». Кудрявый, с ямочками на щеках, и язык подвешен как надо.

— А потом этот лютнист растреплет о своем приключении на всю Аль-Малену, — возразила я. — Нет, я не хочу таких сюрпризов. Раб — отличный вариант. Он будет держать язык за зубами. А что ты, кстати, делала в этих «Кошках»?

— Кошечек и подкармливала, — вздохнула тетушка. — Там так отвратительно готовят, что объедки даже кошкам не годятся.

Тетя Молли, младшая сестра моей матери, рано овдовела, оставшись бездетной, и своей нерастраченной любовью щедро одаривала меня и всех бродячих котов. Трехцветная кошка неспешно подошла к толстому рабу, который сидел на крыльце, наблюдая за другом. Подставила спину, потерлась головой о ладонь, и раб почесал кошку за ушами.

— А этот, второй, — с трагическим надрывом произнесла тетя. — Он же лысый! Дея, солнце мое, Конрад ни за что не поверит, что ты решила влюбиться в лысого!

— Что значит — решила? — улыбаясь, спросила я. — Разве любовь не приходит внезапно?

— К лысому может быть только расчет, — категорично ответила тетя.

— Он мне как раз для расчетов и нужен. Сказал, что отличный счетовод.

— Наврал, — тетя обреченно махнула пухлой ручкой. — Даже не знаю, в кого ты такая доверчивая… Послушай, Дея, раз уж у нас теперь есть рабы, то нужен и надсмотрщик, как полагаешь? Кто-нибудь грозный, с ремнем…

Я не держала раньше рабов, но надеялась, что браслет удержит Герраха. А теперь, наблюдая, как он двигается, вдруг засомневалась — достаточно ли надежен магический поводок.

— А еще я знаю одну гувернантку, — заговорщицким шепотом сообщила тетя Молли. — Отвратительная особа. Зато ловко управляется с розгами.

Геррах отложил деревянные мечи, взял ведро, стоящее у колодца, и окатил себя водой с головы до ног, так что обнаженный торс заблестел под солнцем.

— Вообще-то он интересный, — признала тетя, близоруко щурясь. — Издалека. А может, ты зря волнуешься? Может, новый жених, которого приведет Конрад, окажется лучше предыдущих?

Я передернула плечами от отвращения. Все эти сытые, наглые, самодовольные рожи, которые рассматривали меня как товар, вереницей пронеслись перед глазами. К счастью, дядя Конрад, брат моего отца, относился ко мне с заботой и не слишком давил. Он спокойно воспринимал мои отказы, а одного из потенциальных женихов даже самолично спустил с лестницы, когда тот полез ко мне с угрозами.

Но так было раньше. В последнюю встречу дядя вел себя пугающе категорично.

— Каким бы тот жених ни оказался, пусть ищет другую невесту, — отрезала я. — Через год я смогу сама распоряжаться и собой, и наследством, и можно будет выдохнуть и зажить в свое удовольствие. Может, отправимся в путешествие? Что скажешь?

— Куда ты, туда и я, — согласилась тетя Молли, и я обняла ее и поцеловала в щеку.

Геррах подошел к лысому, присел рядом, и кошка ткнулась в смуглую ладонь, а потом перевернулась на спину, пытаясь ухватить палец мягкими лапками.

— Так-то и обезьяну можно выдрессировать, — вздохнула тетя, тоже наблюдая за ним. — Хотя разница не велика…

Оставив ее на балконе, я спустилась во двор.

— Амедея, — раб вскинул темный взгляд, и мне вдруг стало жарко. Хотя что удивительного — солнце так и палит. — Будешь учить меня хорошим манерам?

— Для начала встань, когда разговариваешь с дамой, — потребовала я, но когда Геррах поднялся, тут же об этом пожалела.

Я уже и забыла, какой он высокий. Запрокинув голову, сердито на него посмотрела.

— Быть может, мне ходить на согнутых коленях, чтобы не ущемлять твое достоинство, госпожа?

— Только варвары могут думать, что рост каким-то образом возвышает человека над другими.

— Но он как раз-таки возвышает, в прямом смысле, — возразил он.

Его торс блестел то ли от воды, то ли от пота, но черные чешуйки на плече оставались матовыми.

— Помойся, оденься, и приходи в голубую столовую, — приказала я. — Слуги покажут — где это. Начнем со столовых приборов.

— Прекрасно, — сказал раб, как будто я спрашивала его мнение. — Я как раз проголодался.

***

Пока Геррах приводил себя в порядок, я решила заняться и вторым своим приобретением. Вопреки сомнениям тети Молли выяснилось, что я каким-то чудом отыскала в грязи невольничьего рынка настоящий бриллиант. Эврас мигом привел в порядок все мои счета и показал, где у меня необоснованно высокие траты.

— Не может быть таких цен на мясо, госпожа, — он обвел цифру карандашом. — Смените поставщика. А вот тут с вас дважды сняли налог на землю.

Я только хлопала ресницами и кивала. А мне-то казалось, что я отлично справляюсь после того, как выгнала вороватого управляющего.

— А вот здесь… — толстячок задумчиво постучал пальцем по бумагам и вопросительно глянул на меня.

— Это доход от продажи артефактов, — быстро пояснила я. — Мой отец был выдающийся маг.

Вообще-то нет. У отца и правда были способности, и он мог найти источник воды даже в пустыне. В наших опаленных зноем землях это ценилось превыше всякого золота. А вот артефакты отцу не давались: магическое плетение не держалось, расплываясь через пару минут.

Я нашла его записи в лаборатории, из чистого любопытства попробовала повторить — и по моим пальцам потекла магия, собираясь в руны, крепкие и надежные, точно отлитые из стали.

Разумеется, мне пришлось держать свое открытие в секрете. Одно дело маг — уважаемый человек, способный принести обществу великую пользу. И совсем другое — ведьма, существо непредсказуемое, вредное и злокозненное, требующее над собой строгого контроля, как, впрочем, и любая другая женщина.

Так что если я не хотела навеки отправиться в замок ведьм — а я не хотела, то должна была скрывать свой дар. Я наврала, что обнаружила в лаборатории отца запасы артефактов, которые оказались удачными. Он экспериментировал — и вот результат.

Быть может, тетя Молли и догадывалась о чем-то, но держала язык за зубами. О замке ведьм говорили страшные вещи: неприступные гранитные стены, железные цепи, одиночные камеры, но самой пугающей была версия о том, что нет никакого замка ведьм. Женщин-магичек попросту вывозили из города и убивали, а безжалостная пустыня поглощала их тела.

— Жаль, что однажды этот источник иссякнет, — заметил Эврас.

— Ничего, — легкомысленно ответила я, напуская на себя беззаботность. — Когда я выйду замуж, такие вопросы перестанут меня волновать.

— Но вы, госпожа, насколько я понял, замуж не стремитесь, — проницательно напомнил толстячок.

Я лишь улыбнулась в ответ. Мало ли, что там в голове у женщины. Сегодня одно, завтра другое. Именно так считает дядя, так что если я предъявлю ему готовенького жениха, то вряд ли сильно удивится.

Оставив Эвраса в кабинете, я пошла в голубую столовую. Окна были открыты нараспашку, и свежий ветер перебирал прозрачные занавески. Вышитая скатерть, серебряные приборы, тончайший фарфор — Геррах смотрелся здесь пугающе чужеродным элементом.

Он поднялся мне навстречу, и я мысленно его похвалила: быстро улавливает. Но когда отодвинул мне стул, я покачала головой.

— Так не надо делать. В нашей стране мужчина не прислуживает женщине.

Геррах все же помог мне сесть, и лишь потом сам опустился на место.

— Прекрасно выглядишь, Амедея, — сказал он. — Твои глаза такие ясные и прозрачные, как высокое небо в утренний час.

— А вот комплименты — это хорошо, — похвалила я. — Это можно.

— Мне нравятся твои одежды, — продолжил Геррах. — Ткань такая тонкая, что можно рассмотреть все изгибы.

— Но твои слова не должны быть слишком откровенными, — осадила его я.

— Правда? — раб вздернул темные брови. — Где же проходит граница?

— Лицо и общий облик — допустимо, — задумалась я. — Изгибы — точно нет.

— Хм, — Геррах нахмурился. — Давай попробуем еще раз. Твои губы, Амедея, точно лепестки роз.

— Неплохо, — ответила я.

— Кожа чистый фарфор.

— Вполне, — одобрила я.

— А дерзкие вишенки, что натягивают ткань платья, так и хочется укусить.

Мои щеки запылали.

— Нет! — воскликнула я. — Никаких вишенок!

— Значит, граница проходит по ним? — невозмутимо уточнил варвар. — Я, кажется, понял.

Взяв с тарелки булочку, Геррах макнул ее в персиковый джем и откусил сразу половину.

— Что? — промычал он. — Я опять сделал что-то не так? Надо было колоть ее вилкой?

— Наблюдай за мной и повторяй, — терпеливо сказала я.

В конце концов, тетя Молли права: и обезьяну можно выдрессировать. Но придется усердно работать.

***

Амедея очаровательно смущалась, деликатно поправляла его и завопила лишь раз, когда Геррах схватил соусник и сделал вид, что собирается пить прямо из носика.

Он вынужден был признать, что Эврас прав, и с рабством им действительно повезло. Хозяйка оказалась доброй, милой и очень привлекательной. Хоть Геррах и продолжал убеждать себя, что последнее вовсе не важно, но завтракать в компании красивой женщины было очень приятно.

— Скажи, Геррах, тебе нужна медицинская помощь? — спросила она.

— Не думаю, что твои целители, кем бы они ни были, смогут вернуть моего дракона, — резко ответил он.

— Я про рубцы от кнута, — пояснила Амедея. — Болят?

Геррах пожал плечами. На эту боль он не обращал внимания. Это как если бы человека, которому отрезали ногу, спросили — не досаждает ли ему насморк.

— Мне жаль, что так вышло, — с сочувствием продолжила девушка. — С драконом.

— Правда? — нехотя сказал он. — В вашей стране оборотней не считают за людей. С чего бы тебе меня жалеть? По вашей логике я должен радоваться, освободившись от звериной половины. Разве нет?

— Нет, — выпалила Амедея без раздумий. — Я знаю, каково это… Отказываться от части себя…

— Откуда бы тебе это знать?

Она спохватилась, как будто сболтнув лишнего, и мило улыбнулась.

— Я про замужество, — пояснила охотно. — Когда девушка выходит замуж, то тоже лишается очень многого. Попробуй теперь намазать ломтик хлеба творожным сыром. С ножом ты должен управиться легко, не так ли?

Амедея хотела казаться беззаботной птичкой, и это у нее получалось очень неплохо, но Геррах видел за нежной внешностью стальной характер. А будь он иным, разве пошла бы она на такой отчаянный риск?

— Замужество не отбирает, а дает, — возразил он. — Это этап жизни. Как дерево растет, цветет и дает плоды, так и женщина исполняет свое жизненное предназначение, когда любит мужчину и рожает от него детей.

— Угу, — промычала она, пряча взгляд.

— Может, я лучше убью твоего жениха, раз уж он тебе не по нраву? — предложил он. — Сними с меня браслет, и я…

Амедея снисходительно улыбнулась, и Геррах сам осознал примитивность своей уловки.

— Не перебьешь же ты всех, — заметила она. — Аль-Малена — город большой. К тому же сюда съезжаются со всего света. Кстати, я тут подумала, что за местного ты никак не сойдешь — акцент, внешность, поведение. Промахи иностранца воспримут проще, спишут на разницу культур. Будешь торговцем с запада.

— С востока. Те земли я лучше знаю.

Амедея вдруг захлопала в ладоши, и Геррах удивленно воззрился на бутерброд в своей ладони. Оказывается, задумавшись, он намазал сыр и сложил приборы как положено.

— Браво! — воскликнула девушка. — У тебя очень хорошо получилось. А теперь не запихивай его в рот целиком, как бегемот, а откусывай по небольшому кусочку. И не забывай жевать.

— Это все потому, что ты подкрепляешь мои успехи, — сказал Геррах. — Вот кнут на мне не срабатывает. Как меня ни пороли — я только становился упрямее. А поощрение, как видишь, творит чудеса.

— Думаю, свобода — достаточный стимул, — напомнила Амедея.

Геррах укусил бутерброд, запил чаем, сделав аккуратный глоток, и поставил чашку назад на блюдце, заслужив одобрительный взгляд.

— А промежуточная награда будет? — спросил он.

— Что еще ты хочешь?

Его взгляд против воли метнулся к ее губам. Не понять, в чем тут дело. Быть может, в браслете есть плетение, которое заставляет его обожать свою госпожу, но его тянуло к ней как ни к одной женщине прежде.

Уловив что-то по его лицу, Амедея напустила на себя суровый вид.

— Поцелуй, — все же сказал он.

— Ты с ума сошел, раб? — холодно поинтересовалась она.

— Я очень здраво мыслю, — возразил Геррах, вовсе не будучи в том уверен: ему бы разрабатывать план бегства, а он вместо этого размышляет, каковы ее губы на вкус. — Я вот что подумал: если ты хочешь убедить дядю в своей влюбленности в меня, то можно устроить так, чтобы он застал нас за страстными ласками. Предлагаю потренироваться. Вдруг я целуюсь не так, как положено воспитанному мужчине?

— Да уж наверняка не так! — вспыхнула Амедея. — Но, боюсь, тебе суждено умереть, не освоив эту науку.

— Как скажешь, госпожа, — ответил он и, доев бутерброд, облизал пальцы.