Ненормальная

Ольга ANABOLIK, 2014

Главный герой независим, успешен, не обделен женским вниманием. Встречает странную особу, которой оказывается совершенно не нужен. Не потому ли она становится такой необходимой? Публикуется в новейшей авторской редакции.

Глава 5

Только не упустить. Это первая мысль, которая пришла в голову утром. Вообще не понятная и необычная для пробуждения. Так, зажмуриться и подумать: что ж такого приснилось, и о чем думал, когда засыпал, если эта невнятная идея набатом звенит в голове?

Солнце слепит глаза — опять забыл на ночь шторы задернуть. Проснулся ни свет, ни заря. А рядом кто-то пыхтит и тянет на голову одеяло, явно прячась от ярких лучей.

Ах ты ж, мать твою, вот о ком первая мысль была! Ну да, вот она, маленькая, скрутилась клубком, завернулась в одеяло, как в кокон. Всегда воюет за последние драгоценные минуты сна — не важно, с солнцем, с будильником, с непрошеными поцелуями: утренний сон для нее — наивысшая ценность, ни с чем не сравнимая и ни на что не обменная. Поэтому, как бы ни хотелось сейчас разбудить, растормошить, залюбить ее всю, от темной макушки до пяточек — нельзя. Себе дороже. Проверено неоднократно.

Поэтому: аккуратно встаем, задергиваем плотно шторы, укутываем в одеяло и валим отсюда, пока соблазн не взял верх над здравым смыслом. И так уже натворил делов ночью. Только сейчас это понимание догнало, тюкнуло по темечку так, что зубы заскрипели, а вместе с ним и ворох мыслей поднялся: что дальше-то делать? Как объяснить, оправдаться, не обидев, как убедить… В чем убедить? В том, что не хотел? Ага. Самому смешно. Не хотел. Руки чесались, ноги тряслись, что там с остальным телом происходило — лучше вообще не вспоминать, ТАК хотел. И соврать не получится. Кому-нибудь другому — как нефиг делать. Ей — бессмысленно. Лучше не пытаться. Так взглядом обожжет, что никакой валидол не поможет. Или, наоборот, окатит презреньем — заморозит, а потом парой слов добьет и уйдет, не прощаясь. А нам сейчас это совсем ни к чему.

Поэтому нужно так все объяснить, чтобы не врать, и не оскорбить своей наглостью. Только вот вместо нужных слов и мыслей, в голову почему-то лезет одно: какая она там теплая, под одеялом. И как тихо дышит во сне, так бы и слушал, бесконечно.

Похоже, привычка к никотину вернулась вместе с ней. И никакой овсянки на завтрак не хочется. Крепкого кофе — вот чего душа требует. Пока варится, можно и подумать над дальнейшими действиями. Смешно сказать: раньше так стратегию только в бизнесе продумывал, к важным встречам готовился. Неважные — сами собой, на автомате, проходили. Так и с другими женщинами: зачем думать о словах, если она сама с утра начнет трещать — не остановишь? Можно вообще молчать, и только хмыкать при согласии, вертеть головой — если против. Обычно все так и случалось. С этой — не прокатит. Если не захочет говорить — может промолчать полдня, и не важно — есть кто рядом, или нет. Ей просто нечего сказать — и она молчит. Очень долго пришлось привыкать к этой особенности. А потом — так же невозможно долго отвыкать. Похоже, до сих пор не отвык: вся женская утренняя болтовня теперь раздражает. Хочется мирной тишины, когда каждый думает о своем и не мешает другому. Поэтому больше, чем на раз, задерживаются только те подруги, которые исчезают под утро, не дожидаясь совместного завтрака. Или, наоборот, выставляют из дома, не разрешая ночевать. Мудрые девушки, словно знают, как рискованно совместное пробуждение. А эта — мудрая ли? Вряд ли. Ей, в общем-то, фиолетово, как ты относишься к утренней беседе. Просто так совпало, что у вас с ней похожие мнения. Что с утра ее лучше вообще не трогать и не попадаться на глаза. Тогда день пройдет мирно.

Мда. Это, конечно, все замечательно. Только вот что дальше-то делать? Здравая мысль вернулась после третьей сигареты и второй чашки кофе. Так недолго и до инфаркта, с такими-то потрясениями. Безумно повезло — и она снова мелькнула на горизонте, обожгла своим теплом и светом. Нечаянно, как всегда, не задумываясь. Подарила немного времени и украденной радости. А что дальше? Если снова исчезнет — это будет так же жестоко, как вернуть ослепшему человеку зрение на пару минут — и опять отобрать. Напомнить, как прекрасно многоцветье мира, и снова лишить счастья, уже навсегда. И ведь может. Не от жестокости. От незнания. Откуда ей знать, глупышке, как сердце заходится, и как ладони потеют (у взрослого-то мужика)? Никто не раскроет ей страшную тайну. И не потому, что стыдно. Потому что нельзя. Ведь тогда не уйдет. Но и душой не останется. Сама себя в клетку закроет, решит, что нельзя боль причинять, что нужно пожалеть. А не нужна такая — в клетке. Нужно, чтобы сама захотела, и сама осталась. Очень нужно.

Итак, мысль сформировалась. Смелая такая, мужская: валить. Сбежать на время, чтобы подумать на расстоянии. Говорил же, что нужно будет по делам отъехать. По каким, куда и на сколько — это уже не известно никому. Но оправдание для побега есть. Себе-то можно признаться, что это побег, и ни что другое.

Умыться, одеться, схватить ключи и бумажник — дел на пятнадцать минут. Закрыть снаружи, чтобы не сбежала — еще две. А потом колесить по городу бездумно — не известно сколько времени. Заехать к сестре, попросить на время спортивный костюм и какие-нибудь шлепанцы — еще минут сорок. С сестрой повезло: понимающая. Оценила хмурый вид, озабоченный тон, съязвила что-то насчет помощи беженцам и всепоглощающей страсти, от которой одежда"в хлам", но в душу не полезла. Время придет — запытает, всю подноготную вытащит, но сейчас не лезет. Ей одной и можно, как на духу, во всем признаться: не станет издеваться, давать советы, предлагать помощь. Просто и понятно объяснит, что братец у нее дурак, и с возрастом не умнеет. Четко так, по полочкам разложит. Но это потом. А сейчас напоила чаем, вручила пакет со шмотками, снова съязвила что-то насчет нижнего белья, дала подзатыльник и выставила. Даже не попрекнула, что разбудил в субботу в восемь утра. Потом припомнит. Со всеми отягчающими.

Еще час не маету по городу. Полчаса — в магазине, взять что-нибудь съедобное (не вчерашним же ужином кормить, который не состоялся?). А потом — сдаваться.

Щелкнул замком, намеренно громко зашуршал пакетами — прислушался. Квартира залита солнечным светом — значит, проснулась. Ага, и голос слышен. Интонации… Не похоже, что кому-то на жизнь жалуется. Да и не страдала она этим никогда — ни свет ни заря, делиться с подругами своими приключениями. Да, кого-то с утра уже отчитывает. Вдумчиво так, серьезно, что-то прямо расписывает по пунктам и по пять раз повторяет. Терпеливая. Будем в это верить.

Дойти до комнаты — и снова задохнуться, словно в первый раз увидев, так и не привык к этому зрелищу: ходит по комнате, в одной рубашке — какую со стула подхватила, такую и набросила. Утонула в ней вся, только шея нежная выглядывает, да ноги от колен торчат, босые. Что ж за привычка такая — босиком по холодному полу? Полное право — подхватить на руки, усадить на диван, обхватить ступни ладонями. Нужно ведь проверить — на сколько уже замерзла? Растереть горячими руками каждый пальчик, даже подышать можно. Только и успела моргнуть удивленно, но разговор не прервала — очень важный, видимо. И не нужно делать страшные глаза — никто тебя не домогается, сейчас теплые носки на ножки натяну и оставлю в покое.

Конец ознакомительного фрагмента.