Мертвая вода

Оливье Норек, 2019

Оливье Норек – писатель, сценарист, восходящая звезда французского детективного жанра и, между прочим, капитан полиции, уже обрел немало поклонников. Его социальный триллер «Мертвая вода» завоевал несколько престижных литературных премий: Prix Babelio, Prix Relay des voyageurs lecteurs, Prix Maisons de la presse и др. Во время задержания наркодилера капитан парижской полиции Ноэми Шастен получает пулю в лицо. Жизнь, любовь, карьера – все катится к чертям, ну а дальше «неприглядного» служащего и вовсе отсылают с глаз долой – за семьсот километров от Парижа, в деревеньку на берегу озера Авалон, в самую глушь, где никогда ничего не происходит. Ноэми предстоит изучить обстановку и принять решение о ликвидации полицейского отделения. Однако ситуация резко меняется, когда после шторма деревенский рыбак вытаскивает из озера небольшую пластиковую бочку с ужасным содержимым. Эксперты приходят к выводу, что найденные в бочке кости принадлежат ребенку. След ведет в прошлое, к событиям, происходившим четверть века назад, когда при пуске гидростанции старая деревня была затоплена. Именно тогда пропали трое детей – Алекс, Сирил и Эльза. Возможно, жуткая находка связана с кем-то из пропавших. Но если так, то что же случилось много лет назад и где еще двое пропавших?.. Впервые на русском!

Часть вторая. Прямо в глушь

16

Вокзал Вивье-Деказвиль, Аверон

Кроме Ноэми, с поезда сошли еще только двое. После семи часов пути она покинула наконец «кукушку» — медленный местный состав, который сделал тысячу крюков, чтобы проехать деревни с неслыханными названиями, которых она, разумеется, никогда не вспомнит. Надо сказать, что, для того чтобы запомнить Ларок-Буйяк, Буас-Паншо и Лакапель-Мариваль, следовало иметь хорошую память или попасть там в аварию.

Никаких кварталов высотных зданий, только леса и поля с изредка попадающимися сельскохозяйственными постройками. Никаких широких проспектов, лишь извилистые улочки, которые порой превращались в грунтовые дорожки и выводили к уединенным домикам. Скирды соломы, трактора и лошади: Париж решительно исчез. Впрочем, станция Вивье-Деказвиль не обладала буколическим обликом предыдущих остановок.

Ноэми осталась у вокзала одна, на залитом солнцем паркинге. Прямо напротив был пустынный ресторан, изобретательно названный «Вокзал». Позади него — покрытые приземистой растительностью облезлые холмы, которые больше ста лет загрязнялись выбросами тяжелых металлов при производстве цинка; у подножия холмов на сотни метров тянулись серые железные склады. Невдалеке, на площади в добрую тысячу квадратных метров, — заброшенный завод: лабиринт ржавых металлических труб и переплетение старых ленточных конвейеров, замерших в шестидесятые годы прошлого века.

За спиной раздался довольно-таки приветливый голос:

— Капитан, не стоит это разглядывать.

И когда Ноэми повернулась, встречавший ее молодой местный лейтенант увидел лицо своего нового командира.

— Ровно это собиралась сказать вам и я, — ответила она.

Утверждать, что он не отпрянул, как другие, к чему Ноэми уже привыкла, было бы неправдой. Однако он мгновенно сориентировался:

— Я хотел сказать, что здесь есть по-настоящему красивые места, надо только немного знать наш регион. Достаточно просто покинуть вокзал. Он даже на меня тоску наводит. — А затем протянул ей руку: — Лейтенант Ромен Валант. Мое почтение.

— Капитан Ноэми Шастен.

Ему было от силы лет тридцать пять, всклокоченные светлые волосы и милое мальчишеское улыбающееся лицо, как будто хорошее настроение для него было привычным.

— У меня есть дядя, так у него прямо под носом взорвался рудничный газ на шахте в Обене. Ему тогда исполнилось двадцать. По правде сказать, вы ему в подметки не годитесь.

— Тогда насмотритесь раз и навсегда, это удовлетворит ваше любопытство, и мы сможем двинуться дальше.

Она тотчас поняла, что была чересчур резка, и рассердилась на себя за столь холодную отповедь при первом знакомстве. Однако, похоже, этого было явно недостаточно, чтобы поколебать обычную жизнерадостность лейтенанта Валанта. Он ответил с обескураживающим чистосердечием:

— Ладно, раз уж вы сами предлагаете, с удовольствием.

Тут Ноэми стало немного не по себе рядом с этим незнакомцем, который со своей чертовой, будто приклеенной к губам улыбкой внимательно изучал рубец за рубцом и как будто не видел ничего страшного.

— Ага, точно, мой дядька был совсем другое дело.

А затем сменил тему, как перелистывают страницу иллюстрированного журнала.

— Я отвезу вас к вам домой. Ну то есть если вам там понравится, то дом станет вашим. Кстати, можно и другой найти, в ином месте. Это в девяти километрах отсюда, в деревне Авалон. Но я говорю: вам там будет хорошо. Авалон красивый. Подождите, я возьму ваш багаж.

В своем семейном минивэне лейтенант Валант устроил чемоданы Ноэми сзади, рядом с детским креслом. Хотя он старался скрыть возбуждение, но походил на кипящий чайник. Одним вопросом Ноэми дала ему возможность сбросить давление:

— Вы введете меня в курс дел? Перед приездом я ничего не успела узнать.

А большего и не потребовалось.

— А знаете, у вас теперь все будет по-другому. Комиссариат Деказвиля отвечает за пять окружающих его коммун. Обен, Крансак, Фирми, Вивье и Авалон — это где вы будете жить. Общая площадь примерно равна Парижу, но жителей меньше пятнадцати тысяч, тогда как в столице вас больше двух миллионов. Так что представляете, какой простор! Всего сто лиц, помещенных в камеры предварительного заключения за год, тогда как в самой маленькой коммуне Девяносто третьего департамента — более полутора тысяч. Это чтобы вы поняли, есть ли у нас время. И всего сорок восемь полицейских, чтобы следить за всем этим. Это чтобы вы поняли, что нас не так много. Последнее убийство произошло пять лет назад. Ага, у вас теперь все будет по-другому.

Сам того не подозревая, Валант подтвердил все опасения министерства о реальной полезности работы комиссариата. А трогательное простодушие, с которым он вывалил перед Ноэми большую часть того, что она прибыла обнаружить, доказало, в свою очередь, что здесь никто и понятия не имеет о цели ее командировки. Внезапно она безрадостно осознала, что в ближайшие недели ей предстоит лгать всем окружающим. Не стоило бы связываться.

— А сколько тут офицеров? — спросила Ноэми.

— Комиссара у нас нет, службой командует майор. Выходит, он, я и вы: трое. Но офицер с таким послужным списком, как у вас: шесть лет в тридцать шестом, в уголовном розыске, и восемь в бригаде по борьбе с оборотом наркотиков — такого у нас не бывало… Должен признаться, для нас большая честь видеть вас в нашем комиссариате. Мы-то считали себя чуть ли не на скамье подсудимых, а тут нам присылают дополнительный контингент, да еще не абы какой. Это реально добрый знак, который всех успокоит.

— Похоже, вы обо мне все знаете. — Ноэми все труднее было увиливать от прямого разговора.

— Так точно. Я и про ваше лицо знал, эта история наделала шуму среди своих. Но как я вам уже говорил…

— Да-да, ваш дядюшка, шахта, все такое, — прервала она его.

Валант расхохотался — он постоянно смеялся чему-то своему. Ноэми предпочла бы, чтобы он оказался отвратительным…

Автомобиль свернул с национальной трассы, попетлял по окаймленным дубами узким дорогам и прибыл на вершину холма, под которым лежала деревня Авалон, которую Ноэми окинула одним взглядом.

Спокойная гладь озера, а по всему берегу — череда домов, разделенных замшелыми низкими стенами; при каждом домике огород или фруктовый сад. Короткая главная улица ведет от мэрии к храму. Справедливо разделенные закон человеческий и Закон Божий.

— Ну как вам? — с гордостью спросил Валант, радуясь эффекту.

Настоящий городской житель, Ноэми никогда и не помышляла жить на почтовой открытке. Какой-то узелок у нее в животе тихонько ослаб, словно пропала тяжесть. Один узелок из тысячи, что еще предстояло развязать, и все-таки это было начало.

Она хотела бы улыбнуться, но ничто не отразилось на ее лице.

Минивэн тихонько скатился по склону, проехал по главной улице через центральную площадь и спустился на ухоженную грунтовую дорожку, идущую через каштановую рощу. В конце дорожки, после крутого поворота, возник дом из камня и дерева, с огромным окном во всю стену, выходящим на лужайку, которая продолжалась мостками. Озеро овальной формы, с узким берегом, усыпанным галечником и коричневым песком, навевало покой.

Место действительно было великолепное. И в дополнение к нежданной роскоши, в ее личном распоряжении находился кусок озера. В животе Ноэми стало еще на один узелок меньше.

— Как я уже говорил, если это вам не подходит, есть еще комната для гостей рядом с церковью.

— А что с арендной платой? — встревожилась Ноэми, которая в Париже никогда не смогла бы снять больше пятидесяти квадратных метров.

— Обсудите с владельцем. Он мой отец. И это не срочно.

— Скажите, Валант, и много у вашего отца такой собственности?

Он провел ладонью по взъерошенным волосам, впервые немного смутившись.

— Пьер Валант — самый крупный землевладелец региона. И еще он мэр Авалона. Так что земли у него полно. И когда говорят: «Валант», чаще всего имеют в виду моего отца. А меня-то лучше звать по имени: Ромен, а то я могу и не обернуться, когда вы меня позовете.

— Хорошо. Передайте ему мою благодарность.

— Давайте уж лучше сами.

Ноэми уловила глубоко укоренившуюся враждебность между двумя мужчинами и убрала эту информацию в ящичек «следователь» своего мозга. Зацепка, какой бы она ни была, всегда может пригодиться тому, кто интригует. И сейчас же ей стало стыдно перед этим таким радушным молодым фликом.

— Ладно, судя по размеру ваших чемоданов, полагаю, вы мало что прихватили с собой. Идемте, сейчас откроем и проветрим дом, я покажу вам, где постельное белье и полотенца, дам код Wi-Fi для Интернета и расскажу, как включается котел. Он своенравный, но работает. А потом оставлю вас обустраиваться.

— А что, в комиссариат мы не зайдем? — удивилась она.

— Новый дом, новая деревня, новая служба и новые коллеги, вы что, хотите все сразу? Знаете, здесь надо уметь притормаживать. Странно, до чего плохо парижане сбавляют скорость.

Ноэми посмотрела на озеро, потом сквозь стеклянную стену заглянула в просторную гостиную, где вся мебель была накрыта белыми простынями, — точно маленькие привидения, которых ей предстояло выселить, и сделала вывод, что новый заместитель совершенно прав.

— За домом у вас есть гараж, ключи в машине. Это вы тоже обсудите с отцом. Кроме того, я кое-что прикупил для вас. Основное, чтобы было, с чего начать. Все это в шкафах на кухне. Завтра в девять утра я заеду, чтобы для первого раза показать вам дорогу к комиссариату Деказвиля.

— Если не трудно, лучше в семь. Мне бы хотелось бегло просмотреть все текущие дела — чтобы, прежде чем повстречаться с командой, иметь четкое представление о том, куда я попала.

Похоже, эта не сразу сбросит скорость, подумал Ромен, уже начиная мысленно готовиться к завтрашнему дню. Дочка, школа, все остальное.

* * *

Даже не притронувшись к чемоданам, Ноэми уселась на мостки и, касаясь босыми ступнями прохладной воды, отдалась долгому созерцанию озера. С удивлением заметив, что стемнело, она достала из сумки свитер, а остальную одежду забросила в шкаф в спальне. Широкая кровать, поставленная на старый неровный пол таким образом, чтобы в окно был виден лес, раскрыла ей свои объятия. Она пощупала ладонью матрас, растянулась на нем с мыслью об ужине и куче всякой другой ерунды и заснула, даже не откинув одеяла.

Около полуночи она внезапно проснулась от душераздирающего крика, горестной жалобы какого-то зверя. Она прислушалась, но все стихло. Тогда она нырнула под одеяло и свернулась калачиком в поисках сна, который потешался над ней до самого рассвета.

Ноэми надеялась оставить свои бессонные ночи в Париже, но и здесь они хранили ей верность.

17

В шесть часов утра после двух больших кружек кофе Ноэми обошла дом и направилась в гараж. По правде говоря, речь шла, скорее, о простом, незапертом деревянном сарайчике, по балкам которого вился совершенно затянувший его плющ. Войдя, она смахнула огромную паутину, занавесившую выключатель. Пыльная лампочка выдала лишь слабое свечение, в котором смутно вырисовывался силуэт машины, покрытой чехлом. Стянув его, она обнаружила кроссовер «лендровер» с шинами в дорожной грязи, но явно в хорошем состоянии. Тачка для лесоруба, сломать невозможно, припарковать в городе — тоже.

Ключи действительно лежали на приборной доске, двигатель завелся, будто только ее и ждал. Она проверила дворники, затем фары, которые тут же залили хибарку светом. Через ветровое стекло она заметила на стеллаже картонную коробку с наваленными в нее игрушками и прицепленной к ней серебристой звездой шерифа.

Ноэми вышла из машины, чтобы рассмотреть поближе. Несколько пластмассовых солдатиков, старые гоночные машинки и под всем этим, в самом низу, деревянная рамка с черно-белой фотографией. Сидящий на спиленном стволе мужчина лет сорока, с охотничьим ружьем на перевязи, а рядом с ним улыбающийся во весь рот мальчонка — уперев кулаки в бока, с приколотой к рубашке звездой шерифа, он буквально светился от гордости, что стоит рядом с тем, кто, похоже, приходился ему отцом. Ошибиться невозможно: несмотря на детскость черт, с фотографии улыбался Ромен. Ноэми снова убрала все в коробку и поставила на место, испытывая легкое чувство неловкости оттого, что покопалась в личной жизни своего нового заместителя.

Ромен появился с совершенно полицейской исполнительностью, даже на десять минут раньше назначенного времени. Он припарковал минивэн и нашел своего нового капитана, который хлопотал в гостиной, выводя дом из оцепенения. Он вежливо постучал в приоткрытое окно:

— Ну и как вам первый вечер в деревне? Тишина не слишком вас смутила? Вы хорошо спали?

Ноэми скинула со старого дивана коричневой кожи последний чехол.

— Этот вопрос мне лучше не задавать. Во всяком случае, пока. Я провожу ночи, как правонарушитель в бегах.

Не дожидаясь его реакции, она подхватила со стола ключи от внедорожника и одновременно надела пальто; ей не терпелось начать этот день, забыть о той женщине, которой она не хотела быть, и наконец снова стать полицейским. В лучах рассветного солнца рыжие вихры Ноэми приобрели медный отлив, и Ромен впервые заметил на ее правом виске серебряную прядь.

— Если хотите, проедем через Фирми, — предложил он.

Ноэми не удержалась от раздраженного вздоха:

— Я прекрасно вижу, как вы стараетесь, и обещаю, что все оценю, но я еще успею посетить все шесть наших коммун. А сейчас единственное, чего мне бы хотелось, это заступить на службу.

— О’кей, понимаю, — развеселился Ромен. — А если я добавлю труп? Это вас больше мотивирует?

— Нашли мое слабое место?

* * *

Полицейская машина была уже там. Она стояла перед узким, высоким, слегка покосившимся домиком, напоминающим криво вбитый в холм гвоздь. Перестроенный из бывшей голубятни, этот дом был невероятно тесным, и все его помещения: прихожая, гостиная, кухня и спальня — громоздились друг на друге, как детали детского конструктора.

Ромен похлопал по капоту автомобиля и разбудил одного из полицейских; второй, углубившийся в свой мобильник, вздрогнул от неожиданности. Оба поспешно выбрались из тачки и приступили к знакомству.

— Капитан Шастен, позвольте представить вам капрала Буске, перебежчика из марсельской бригады по борьбе с оборотом наркотиков; служит здесь уже шесть лет.

Предмет обсуждения, еще не совсем проснувшийся, источал здоровье и добродушие, чего ничуть не опровергло его вялое рукопожатие.

— А вот рядовой Солиньяк, исконно местного производства, родился и учился в Деказвиле. Знаком почти со всеми семействами наших коммун. Между нами, у него прозвище Милк^[15].

— Мое почтение, капитан. Добро пожаловать.

Если бы не пистолет в кобуре, Солиньяка нельзя было бы принять не только за полицейского, но даже за совершеннолетнего парня. Казалось, этот мальчишка только что оторвался от материнской груди, так что прозвище Милк подходило ему как нельзя лучше.

— Вместе со мной, — продолжал Валант, — перед вами Опорный пункт охраны правопорядка^[16] в полном составе.

Накануне лейтенант предупредил сослуживцев о ригоризме нового офицера и, разумеется, о лице. И если сегодня они старались вести себя корректно, то делали это чересчур усердно. Опасаясь глянуть куда не надо и не суметь отвести взгляд, Буске упорно смотрел Ноэми прямо в глаза; зато Милк пристально рассматривал носки своих ботинок, словно впервые их видел. Игра казалась посредственной, но их усилия были достойны похвалы.

— Заходим, — скомандовала Ноэми. — Перчатки есть?

— Вообще-то, это не потребуется, мы с Милком уже обнаружили убийцу. Это пробки, — прихвастнул Буске.

Не обращая внимания на трупный запах и первых мух, стоя на коленях перед винтовой лестницей, соединяющей все три этажа, Ноэми скрупулезно осматривала труп. Подбородок опущен к левому плечу, рот полуоткрыт, на губах засохшая желтоватая пена… Ладони намертво вцепились в рычаг застрявшего между этажами подъемника для инвалидного кресла. Остекленевшие глаза почти столетней жертвы смотрели в сторону домофона, стоявшего на накрытом салфеткой круглом одноногом столике, всего в двух метрах от покойника. На его лице запечатлелись тревога и отчаяние.

Как горько ощущать свое бессилие, немощность тела и духа, когда знаешь, как глупо тебе предстоит умереть. Ноэми задумалась о тех днях и ночах, когда он, запертый в своем одиночестве, надеялся на чей-нибудь приход. Да, почтальон пришел, но слишком поздно, и связался с комиссариатом: подобные мрачные находки стали для него почти привычными.

Позади Ноэми группа с любопытством следила за офицером в деле. Буске рискнул повторить свои выводы:

— Да точно, пробки выбило. Электричества нет, вот его там и зажало. Вызвать пожарных?

— И не только. Может, есть соседи, которые могли заметить какого-нибудь бродягу?

— Не ближе чем в пяти километрах отсюда. Семья Кроз, — сообщил Милк. — Владельцы пекарни в Фирми.

— Хорошо, пригласите их на допрос сегодня после обеда. Вызовите криминалистов для снятия отпечатков на счетчике и приводе кресла-подъемника. Определите серийный номер, чтобы проконсультироваться с производителем, — пусть пришлет специалиста. Свяжитесь с каким-нибудь родственником, пусть придет и проверит, не пропало ли что-то из дома. Я займусь наружным осмотром, чтобы исключить взлом, и опечатываем халупу.

Пораженные количеством заданий, которые представлялись им совершенно бесполезными, Милк и Буске переглянулись, а затем уставились на лейтенанта Валанта, который, по их понятиям, еще не передал власть капитану. Безвольно пожав плечами, Ромен подтвердил приказания. Оставшись наедине с Ноэми, он все же попытался умерить ее пыл:

— Капитан, понимаете, это точно несчастный случай.

— Я прекрасно знаю, что это несчастный случай. Или вы думаете, что мне повсюду мерещатся убийства? Я делаю необходимый минимум и стараюсь избежать неприятностей для нас. Не более.

Она внимательно осмотрела окна одно за другим, обошла дом сзади и поискала следы на рыхлой земле; затем, завершив обход, оказалась в метре от Буске. Тот кому-то звонил, стоя спиной к ней, напротив сидящего на капоте машины Милка. По-видимому, ожидая ответа абонента, Буске прикрыл ладонью микрофон мобильника и воскликнул:

— Твою мать, Милк, как тебе ее видок? Девчонки с такими рожами, должно быть, постоянно рыдают! Ну, я бы ее ни за что не трахнул даже твоим членом!

Капрал уже собрался было заржать, но смех застрял у него в горле, когда он увидел вылезшие из орбит глаза напарника. Буске обернулся, увидел Ноэми и оторопел. Исполненная достоинства, та даже не рассердилась. Беглый презрительный взгляд, и все.

— Вы с Милком дождетесь здесь пожарных и криминалистов. Встречаемся в конторе.

Парни виновато вытянулись во фрунт: «Есть, капитан».

Сжав челюсти, Ноэми забралась в минивэн и сгорбилась на пассажирском сиденье. Ей удалось быстро справиться с комом в горле. По правде говоря, нет никакой разницы между «знать» и «услышать». Буске всего лишь произнес вслух то, что у всех на уме. Она должна с этим смириться. Ее заместитель сел в кабину, однако не для того, чтобы тронуться с места.

— Капитан?

— Да?

— Вы в моей машине. Ваш внедорожник позади нее.

В зеркале дальнего вида она увидела солидный «лендровер».

Выходит, шеф был прав? Она не готова…

* * *

Спустя ровно двадцать четыре часа после прибытия на вокзал и первого шага по земле Аверона Ноэми наконец оказалась в комиссариате Деказвиля. Двухэтажное краснокирпичное здание, ведущая ко входу лестница в три ступеньки. Тихое место, покой которого тревожила лишь близлежащая школа на переменах между уроками. Однако вокруг явственно проступали признаки всеобщей спячки. Слева сохранял следы былого величия заброшенный отель с выбитыми стеклами. Справа на фронтоне кинотеатра с заклеенными газетами стеклянными дверями виднелось расписание сеансов фильма «Смертельное оружие — 2»^[17], что точнее любой аутопсии позволяло определить дату его закрытия. Ромен заметил, что Ноэми очевидно разочарована.

— Я знаю, о чем вы думаете. Но все наоборот. Наши коммуны вовсе не угасают, они пробуждаются. Надо только дать им время. На долину имеются обширные планы, но мой отец, пожалуй, расскажет вам об этом лучше, чем я.

— Потому что?..

— Потому что он мэр Авалона, — уже во второй раз сообщил Ромен.

— Ах, простите, у меня вылетело из головы.

«Фокус, Ноэми, держи фокус!» — поднимаясь на крыльцо комиссариата, мысленно приказала она себе, чтобы сосредоточиться.

Лейтенант Валант постучал в дверь кабинета, а сам остался на пороге. Ноэми увидела, что начальник стоит возле окна и глядит вдаль. Майор даже не потрудился обернуться. Возможно, чтобы произвести впечатление или же попросту показать, что появление какого-то парижского полицейского для него не событие. Впрочем, он продолжил разговор, начатый, очевидно, раньше:

— Вам известно, что они обосновались в двух улицах отсюда? Прямо напротив нас. Мне отсюда видны их тачки последней модели.

— Кто?

— Да жандармы, черт возьми! Однако, когда они узнают, им придется разочароваться. Прибытие нового офицера в наши края доказывает, что министерство по-прежнему оказывает нам доверие. Хотел бы я взглянуть на их физиономии.

Тут он наконец развернулся и, не чинясь, медленно рассмотрел ее.

— Нда… Этот парень не промахнулся, — в заключение осмотра изрек он. — Но у меня тут не модельное агентство, так что все в порядке. Думаю, именно по этой причине вы оказались здесь. Нечто вроде отпуска после болезни. Поближе к природе.

— Можно и так сказать, — согласилась Ноэми.

Ей не показались неприятными его манеры, поскольку хороших в запасе явно не имелось. Каждый реагирует как может, более или менее пристойно, более или менее изворотливо, удивленно, болезненно или с искренним отвращением. Половина ее лица напоролась на мину: это ее проблема, и больше ничья. Она не могла ждать от каждого встречного адекватной реакции.

— Я майор Роз, если вам еще не сказали. Судя по вашему званию, вы должны стать моим заместителем, но я прекрасно и без вас управляюсь в лавке. Так что по документам мы с вами вместе руководим комиссариатом, а по факту вы отныне командуете пунктом охраны правопорядка. Вы там развлечетесь больше, чем следя за старым полицейским, который поджидает отставки, стараясь оставить место в таком же порядке, в каком его принял. Вдобавок, если вы постоянно будете ходить за мной по пятам, у меня сложится впечатление, что меня преследует служащий похоронного бюро, чтобы снять мерки для изготовления гроба. Так что оставляю на вас ведение расследований, а за собой сохраняю горстку дежурных подчиненных.

Ноэми предпочла играть в открытую.

— Я не прошла испытание по стрельбе.

— Знаю, — бросил он, пожав плечами.

— Я физически не гожусь для работы на местности.

— Тоже знаю.

— Я могу случайно подвергнуть коллег опасности.

— Именно так, как мне кажется, считает ваше руководство. Мне и это известно. Но я же не полный идиот. Я прекрасно понимаю, что из Бастиона мне не пришлют парижского офицера в полной исправности. Я подозревал, что имеется какой-то скрытый порок.

— Скрытый? Не совсем. Скорей… явный, я бы сказала.

Роз оценил ее самоиронию. Впрочем, он ошибся: то, что он счел принятием, представляло собой обыкновенную систему самозащиты.

— Рискуя обмануть ваши надежды относительно новой должности, доведу до вашего сведения, что последнее убийство в наших краях имеет пятилетний срок давности, а применить оружие в последний раз мне пришлось четыре года назад. Если и есть на земле место, способное восстановить вас, то оно точно находится здесь. Что касается оружия, то вы уже большая девочка, так что договоримся, что вы сами примете решение, когда снова станете его носить.

От ободряющего отеческого тона майора у Ноэми создалось приятное ощущение, что она опять, как в детстве, стоит перед взрослым, который говорит ей: «Теперь я сам обо всем позабочусь, а ты просто закрой глазки». Но как подобает отцу, решения Роз тоже принимал единолично:

— Что касается Лебеля, я приказал все отменить. Это решительно бесполезно.

— Лебель — это кто? — не поняла она.

— Тот старик, которого зажало между этажами. Вы потребовали чересчур много судебных действий. Лебель — бывший архитектор. Ему так и не удалось спроектировать что-то путное, и вдобавок не удалось ничего сделать хорошо. Кособокая голубятня, в которой он жил, стала его последним проектом. У него нет ни семьи, чтобы наследовать ему, ни завидных богатств и уж тем более врагов, которых можно было бы опасаться. Так что нет никакого повода предполагать нападение. Не стоит вызывать экспертов по части электрических подъемников, а также техников для снятия отпечатков только для того, чтобы констатировать банальный несчастный случай.

Ноэми уже собралась возразить, но передумала, решив не перечить новому патрону в первый же день. Роз удобно устроился в кресле, и она явственно ощутила, как тот подбирает слова, чтобы ее не обидеть:

— Понимаете, у вас там, в Париже, все по-научному. Отпечатки, камеры наблюдения, телефонная прослушка, геолокации, дроны, ДНК да баллистика. Будто это не полиция, а научная лаборатория. А все потому, что вы никого не знаете: ни виновных, ни жертв. А следовательно, поневоле ищете не там. Мы же здесь всегда начинаем с человека, потому что мы его знаем. Когда мы кого-нибудь задерживаем, то это зачастую сосед, иногда даже кузен или дядя, но почти всегда кто-то из тех, с кем мы постоянно общаемся. Нам известны его привычки, его окружение, его тайны, мы знаем его машину и адрес, знакомы с первой любовью, мы в курсе, к какой семье он испытывает неприязнь и почему. И я уверяю вас, что никто не стал бы специально выбивать пробки в старой халупе Лебеля, чтобы поймать его в ловушку на лестнице.

Однако, несмотря на логичность объяснения, Ноэми не собиралась так легко сдаваться:

— Я полагала, что вы займетесь личным составом, а я — расследованием?

Роз едва заметно улыбнулся. Шастен оказалась упрямой и въедливой, короче, занудой, и уже очень ему нравилась:

— Тогда предположим, что вы начнете завтра. Я в курсе, что отец Ромена вполне достойно вас принял. Так что пока обживайтесь в доме или посетите остальные пять наших коммун. Знать свой округ — вот что основное. Уговорите себя, что вы уже работаете, если это избавит от чувства вины.

А поскольку со вчерашнего дня все, кажется, только и мечтали, чтобы она занялась туризмом, Ноэми подчинилась и удалилась.

На служебной парковке комиссариата она столкнулась с Буске и Милком. Оба сразу смутились. Мальчишка-полицейский юркнул внутрь, а Буске принялся извиваться ужом, пытаясь как-то спасти положение.

— То, что произошло… Что я сказал…

Ноэми прервала его, чтобы не выслушивать жалких извинений:

— Чтобы между нами не было никаких недоразумений, капрал. То, что вы полный кретин, меня не слишком беспокоит. Поскольку вы хороший флик. Вы уже виртуозно заработали значок «полный кретин». Мои поздравления. Даю вам возможность получить следующий.

И она оставила его в полной растерянности, напоследок послав ему неслабый апперкот.

18

Деказвиль, Обен, Крансак, Фирми и Вивье. Ноэми потратила меньше получаса, чтобы объехать все и вернуться в Авалон, последнюю из шести коммун. Она решила прокатиться вокруг озера, величины которого не смогла оценить со своих мостков.

Берега тянулись между двумя долинами, а затем терялись в лесу. Дорога быстро пошла в гору, оставляя озеро под головокружительным уклоном все дальше и дальше внизу. За неожиданным крутым поворотом Ноэми увидела обсаженный деревьями участок земли. Прямо перед ней возвышалась внушительная бетонная стена, берущая свое начало сто тринадцатью метрами ниже.

Авалонская плотина.

Она пересекала озеро по всей ширине — так бестактно прерывают разговор на полуслове. По одну сторону низвергались в пропасть миллионы кубических метров воды, а по другую дремала спокойная река. «Сантинель»^[18], — прочла Ноэми в GPS.

Тут она поняла, что Авалонское озеро — это творение человеческих рук, гигантская фабрика по производству электричества. Ноэми выбралась из автомобиля и подошла поближе к гидроэлектростанции. Вцепившись ладонями в холодный металл и свесившись над пустотой, она осторожно перегнулась через парапет. Растущие далеко внизу высоченные ели отсюда казались комнатными растениями. Почувствовав головокружение, она преодолела его усилием воли, но тут внезапный телефонный звонок заставил ее вздрогнуть и отпрянуть от пропасти.

— Мадам Мерсье, у вас все в порядке?

В шестистах километрах отсюда ее старая, почти слепая соседка совершенно неведомым образом справилась с телефонным аппаратом и набрала ее номер.

— Деточка, я потеряла ключ от вашего почтового ящика.

— И очень кстати, у меня нет никакого желания получать новости из Парижа.

— Значит, ничего не рассказывать о вашем мсье?

Адриэль. У него есть дубликат ключей от квартиры. Вот черт.

— Непременно расскажите, — нахмурилась Ноэми.

— Это было сразу после вашего отъезда. Я следила за ним до самой вашей двери. Выглядел он сильно раздосадованным.

— Он что-то вынес из квартиры?

— Нет. Я думаю, он пришел повидать вас. Разве можно вот так оставлять мальчиков. Когда их так оставляют, они могут наделать глупостей. Впрочем, он все равно очень приятный.

Ноэми не отличалась жестокостью, но ей бы очень хотелось в ту минуту оказаться там, лицом к лицу с Адриэлем, чтобы посмотреть, сколько пригоршней азиатских шершней она могла бы затолкать ему в глотку.

— Да, он очень приятный парень. Но если он снова появится, заберите у него ключи и положите их вместе с ключом от почтового ящика.

— Я его потеряла.

— Вот и отлично.

19

Ночь была населена зверьем.

Прежде всего, ее кот. Огромный — его голова занимала все пространство входа в комиссариат, каждый глаз смотрел в отдельное окно, хвост торчал из развороченной крыши и разгонял первые облака, когтистые лапы прочно стояли в коридорах, а от его мурлыканья дрожали и позвякивали стекла.

Затем пробуждение, в полном смятении чувств. Опять то же душераздирающее завывание, острое, как осколки стекла. Нечеловеческое — в этом Ноэми была уверена. Она в льняных пижамных штанах стояла перед широким окном, изо всех сил напрягая слух и пытаясь взглядом пронзить тьму, но, как и накануне, крик послышался всего один раз… если он вообще был реальным.

Ночь пропала, нечего было даже пытаться уснуть снова. Нанизанные одна за другой, как четки, минуты украденного сна не составляли даже трех полных часов. Придется этим удовольствоваться.

Она дождалась восхода солнца, поставила кружку с кофе перед монитором компьютера и, когда наконец появился Мельхиор, кратко изложила ему события двух последних суток.

Разумеется, сильнее всего его заинтересовало сновидение:

— Мне представляется, что вы их несколько потеснили. Образ вас самой, занимающей все пространство комиссариата и даже проломившей потолок, очень показателен. Кого же вы там нахлобучили? Своих подчиненных или начальство?

— Если честно, то практически всех. Я резкая, агрессивная и достаточно упрямая.

— Вы и прежде такой были?

— Вероятно, да, но не настолько. Мне смертельно скучно. Это не деревня, а просто настоящая дыра с почтовым индексом. Не припомню, чтобы я хоть раз улыбнулась с тех пор, как прибыла сюда.

— Очень жаль, улыбка освещает ваше лицо.

— Я его хорошо прячу.

Док не скрыл огорчения.

— Как же вы ошибаетесь… А вы задумывались о функции лица? Поняли, что оно есть отражение наших чувств? На нем можно прочесть печаль, радость, опасения, вопросы, боль — и наслаждение. Словом, оно выражает двадцать и одно чувство, двадцать и одно сообщение, которое вы посылаете другому человеку.

— И даже больше, если учесть ту микромимику, которую любой хороший флик отслеживает во время допроса, — добавила Ноэми.

— Вы превосходно владеете темой, отлично. Так что продолжим. Слепой от рождения не способен использовать этот способ мимического общения. Просто потому, что у него нет опыта визуального взаимодействия. Для самого человека выражение его лица не имеет значения, это всего лишь информация, которой он делится с теми, кто стремится его понять. Лицо представляет один из редких участков нашего тела, который мы не можем увидеть без зеркала. Зато это первое, на что обычно смотрят. Оно целиком для другого человека. Это также единственный участок, который задействует все пять чувств. Он полностью открыт миру. А вы хотели бы скрывать его?

— Предположим, тут дело в страхе — как у начинающей актрисы, которая не выучила текст.

Мельхиор искренне рассмеялся:

— Занятная метафора. Выходит, вы что, собираетесь дождаться, когда снова станете хорошенькой, чтобы показаться? Разве вы полагаете, что принятие себя зависит от красоты? Вы знакомы со статистикой самоубийств в мире модельного бизнеса? Она поразительна. Некоторые манекенщицы несравненно хороши, но несчастны, в то время как другие вполне заурядны и при этом совершенно счастливы. Хотя мы все должны были бы считать себя великолепными. Мы все должны были бы любить себя, не ожидая, когда нас полюбят другие. Вам ведь наверняка известно, что мы очень скудно используем возможности нашего мозга?

— Самое большее — приблизительно на десять процентов.

— Точно. Однако особенно огорчительный факт заключается в том, что мы — это «мы» всего лишь на тридцать процентов. Кто-то на десять, другие на сорок… но полностью — никогда. Мы носим в себе свои раны, тайны, комплексы — и все это не позволяет нам быть цельными, быть совершенными. На Земле почти восемь миллиардов человек, и Господь, если вы в него верите, каждому дал свое лицо, особенное, как код ДНК. Стоит по достоинству оценить его усилия, он сделал большую работу, но вывод таков, что ваше лицо среди восьми миллиардов других — это именно ваше лицо, и вам его не изменить. А теперь вы будете двигаться вперед либо останетесь топтаться на месте.

Ошеломленная, Ноэми выпрямилась на старом кожаном диване:

— Нельзя ли вас попросить во время следующих сеансов быть не таким резким?

— Если вы одарите меня улыбкой, договоримся.

— Посмотрим.

И Ноэми прервала связь.

20

Миновала первая неделя, неторопливая, как дрейфующий континент. Различные правонарушения вроде порчи личного имущества, украденной зерноуборочной машины, разумеется найденной спустя час после преступления ввиду размера добычи. Успешная работа Буске, бывшего сотрудника бригады по борьбе с оборотом наркотиков, который нашел целое поле конопли, но, к сожалению, не поймал его владельца; пара-тройка пьянчужек, оставленных в камере до протрезвления, и тяжкий груз глубокой тоски, что с каждым днем все сильнее наваливалась на капитана. Ноэми не покидало ощущение, что она работает вхолостую. И когда из коридора до нее донеслось слово «исчезновение», она выскочила из кабинета, как чертик из коробки. Она буквально на лету поймала Ромена Валанта, когда тот записывал первые сведения со слов дежурного патруля, и обрушила на него поток нетерпеливых вопросов:

— Кто жертва? Сколько времени прошло после исчезновения? Вы предполагаете облаву? У вас для этого есть обученные собаки?

Под этим напором он уже почти жаждал трагедии, чтобы суметь удовлетворить полицейские аппетиты своего офицера. Сгодилось бы все, что угодно: серийный убийца из детектива, эко-террористы, даже метеорит на деревенской площади.

— Мне очень жаль, капитан, но это всего лишь мадам Сольнье. Девяноста лет от роду. Она сбегает раз в неделю — ничего необычного. Мы незамедлительно обнаружим беглянку в одном из ее излюбленных местечек. В бывшем кинотеатре или в деказвильской медиатеке, на берегу Авалонского озера или на Вольфовой горке в Фирми.

— А какая связь между всеми этими местами?

— Пока не определили… Думаем. Прежде чем пускать в ход тяжелую артиллерию, предлагаю начать с этих мест. Хотя, вообще-то, решать вам.

Плечи Ноэми опустились так скорбно, как у ребенка, которого лишили праздника.

— Нет, вы правы, — сдалась она. — Поступим, как вы предлагаете. Распределяйте силы.

Таким образом, Милк и Буске получили кинозал, медиатеку и озеро, а Ноэми и Валанту предстояло бурить Вольфову горку.

— Вы поведете? — предложил он.

— Нет, мне не хочется.

Только усевшись за руль, Ромен осознал, что именно на пассажирском месте она оказывается к нему тем единственным профилем, который ей не отвратителен.

Через двадцать долгих минут, без сирены и мигалки, они прибыли к месту назначения, пропуская поворачивающих справа водителей, останавливаясь под красным светофором и соблюдая ограничение скорости. Настоящая мука для капитана Шастен. Они припарковались возле водоема, прямо у подножия горы. Валант достал бинокль, внимательно осмотрел вершину и включил рацию.

— Все в порядке. Я ее вижу, — сообщил он другому экипажу.

— На самом верху? — спросил Милк.

— Ага. На самом верху.

— В таком случае удачного восхождения.

Вольфова горка не отличалась особой высотой, да никто и горой-то ее назвать не мог, однако склоны она имела опасно крутые. Жесткая трава землистого оттенка и поросшие темно-зеленым папоротником-ужовником уступы; враждебный для растительности камень, острый и вылезающий отовсюду мерзким минеральным прыщом по всей высоте каких-то четырехсот девяноста метров над уровнем моря. Опасная и негостеприимная природа, создавшая этот нервный и неровный рельеф, мгновенно пленила Ноэми. А над всем этим — белый призрачный силуэт, который, казалось, танцевал на вершине.

— Вот черт, она в отличной форме! — удивилась Шастен, которая на полпути уже задыхалась.

— Сольнье? Да она неутомимая!

— А кто-нибудь знает, что ее туда привлекает?

— По правде сказать, я даже не больно-то уверен, что старуха на самом деле понимает, где она находится и уж тем более что она там делает.

Когда полицейские добрались до нее, пожилая дама направилась навстречу Валанту и прошла опасно близко к краю пропасти, образовавшейся между двумя некогда составлявшими единое целое скалами, на несколько метров вросшими в землю.

— Малыш Ромен! — приветствовала она лейтенанта. — Печальный мальчик. И зачем же ты пришел сюда?

Валант поспешил подойти к ней, чтобы взять за руку и не допустить случайного падения, опасности которого она даже не осознавала. Благодаря старческому слабоумию мадам Сольнье сильно выигрывала в уверенности, подобно детям, полагая себя бессмертной.

— Я тут бродил с подругой, — продолжал Валант, — и, увидев вас, подумал, как хорошо было бы воспользоваться нашей встречей, чтобы вместе вернуться домой. Мы на машине.

— А вы в ночной рубашке, — добавила Ноэми.

Старушка взглянула на облегающую ее тщедушное тело тонкую ткань в цветочек, будто увидела ее впервые.

— Давайте, — только и соблаговолила бросить в ответ Сольнье.

Пестрая компания, состоящая из флика, фрика и буки, приступила к спуску с Вольфовой горки, оставив позади себя расщелину, возле которой заблудилась Сольнье. На дне этой пропасти, под зарослями колючего дрока — единственного растения, что выжило на пятнистой скале, стоял небольшой полусгнивший деревянный крест, скрываемый как тяжкая тайна.

21

Ромен Валант выщелкнул заряженную обойму и убрал оружие в сейф, находящийся у него в шкафу. Имея в доме дочурку-исследовательницу, он ни в коем случае не хотел рисковать. Он никак не мог забыть леденящее душу происшествие, случившееся недавно совсем неподалеку. Рождество. Семья. Мальчонка. Ружье. У него перед глазами так и стояла картина: в гостиной наряженная елка, иллюминация, соперничающая с мигалками пожарных, пытающихся реанимировать ребенка. Впустую… А назавтра останутся все эти красиво упакованные подарки, которые никто никогда не развернет.

Владельцы оружия в три раза чаще рискуют кого-то убить или быть убитыми. Он запер сейф и набрал код безопасности.

Ромен прошел через гостиную, взъерошил волосы дочурки, сидящей перед камином и упершейся подошвами туфелек в решетку. Она была погружена в чтение такого толстого приключенческого романа, что с трудом удерживала книгу в руках.

Амината вышла из кухни с горячим блюдом и поставила его на стол. Разное меню каждый вечер, при этом даже не надо готовить — преимущество работы официанткой в ресторане «Форт» в соседней коммуне Обен. Ромен поймал ее руку и поцеловал. Его белая кожа на черной коже жены десять лет назад дала жизнь Лили, ребенку цвета карамели с глазами цвета лаванды. Впрочем, их браку удалось внести раздор между Роменом и его отцом, поскольку тот не жаловал смешения цветов, и даже появление Лили абсолютно ничего не изменило. С тех пор нога Пьера Валанта никогда не ступала в их дом, а сам он демонстративно шумно вздыхал, когда Ромен заводил речь о своем семействе. Таким образом, мужчины старались пересекаться как можно реже, и слова «отец» и «сын» практически исчезли из их речи. Пьер относился к сыну как к флику, а Ромен видел в отце только мэра Авалона. Все остальное упокоилось в области воспоминаний.

В прошлом остались совместные выезды на охоту. Приколотая к картонной коробке звезда шерифа. А фамильный дом возле озера слишком сильно скорбел по усопшей мадам Валант, от которой осталась лишь фотокарточка в рамке — совершенно одинаковая у каждого из мужчин.

— Ну и что потом? Она смягчилась? — спросила Амината.

— Я бы сказал, скорей, смирилась.

— И что, она осваивается в деревне?

— Как бы не так! — усмехнулся он. — Ей все еще кажется, что она в городе. Запирает на два оборота дом на озере, закрывает дверцы машины, если отходит хоть на пару метров, и ради мельчайшего расследования готова отправиться в крестовый поход. У меня впечатление, будто я работаю с миной замедленного действия. Я знаю, что она вот-вот взорвется, только мне неизвестно, когда именно. Но вот странно, это-то как раз меня не беспокоит.

Привлеченная распространившимся по гостиной дивным ароматом, Лили оставила свои приключения и устроилась за столом. Алиго — картофельное пюре, запеченное с расплавленным сыром «том» и приправленное чесноком, было подано с куском толстой и сочной колбасы. Снаружи по черепичной крыше скребли ветки, словно им тоже хотелось разделить трапезу с хозяевами дома.

— Мне кажется, у нее случаются провалы в памяти, — продолжал Ромен. — Забывчивость. У нее не все запечатлевается. Иногда я ощущаю, что она теряет над собой контроль. Мне даже кажется, что ее раздражительность сильнее ее самой.

— Значит, ты должен стать ее костылем. Подпоркой. Не позволяй больше никому прознать про ее слабости. Защищай ее. Ведь именно это делает помощник, верно?

— Да, именно это делает помощник. Что тут скажешь, я исполняю роль заплатки.

— Наверное, она ужасно страдает, — огорчилась Амината.

— Не думаю. Во всяком случае, она этого не показывает.

— Идиот, она страдает в душе.

Увидев, каким дурацким стало лицо ее папы, Лили громко расхохоталась, а потом, справившись со своей горкой пюре, как само собой разумеющееся, предложила:

— Пригласи ее в гости. Она ведь там одна-одинешенька.

— Я подумаю, — заверил несколько смущенный Ромен.

— Она красавица? — поинтересовалась малышка.

— Ты знаешь, какая она. Я тебе рассказывал.

— Ну и что? Когда я свалилась с велосипеда и ободрала щеку, ты все равно говорил, что я красавица.

— Ладно, согласен, — уступил папа. — Она такая красавица, как будто раз десять свалилась с велосипеда.

— Так ты ее пригласишь, да?

— Ешь, или я тебя съем!

— Как Людоед из Мальбуша? Который кушает детей, даже не жуя их?

— Он самый, мадемуазель.

* * *

Ноэми допивала чай на опушке каштановой рощи, удобно устроившись на наклонном стволе изогнутого дерева, поросшего мхом. Надев шерстяной свитер, она старалась мыслить позитивно, как советовал доктор Мельхиор, пыталась забыть о внешности или скрытых причинах своей миссии, отвлечься от раздумий о том, что вскоре ей предстоит совершить злое дело, закрыв здешний комиссариат. Позади нее в наступающую темноту светили окна дома.

Вдруг ей послышалось, будто кто-то ворошит листву деревьев, раздвигает ветки, чтобы пройти. Она прочно уперлась ступнями в землю и слегка согнула ноги в коленях, уже готовая бежать от волка, медведя, Жеводанского зверя^[19] или любого другого фантазма истинной парижанки. Но это оказался всего лишь что-то вынюхивающий беспородный пес. Черный пес с белым брюхом, в роду которого много поколений подряд смешивались и перемешивались разные породы. Он направлялся вдоль озера в ее сторону, но все время держался на расстоянии, оставаясь на краю леса. Ноэми расслабилась и снова устроилась на поваленном стволе.

— Ну, привет тебе. Так это ты так шумишь по ночам?

Пес стал подходить все ближе, сантиметр за сантиметром. Теперь она смогла получше рассмотреть его. Язык нелепо свешивался набок из-за явно вывихнутой челюсти, а левый глаз непрестанно слезился. Поскольку одна из лап была повреждена, передвигался он враскачку и притом прихрамывал.

— Похоже, ты драчун, да?

Она слышала его хриплое дыхание и теперь уже почти могла прикоснуться к нему.

— Во всяком случае, ты в паршивом состоянии. Мы можем стать друзьями.

Наконец Ноэми положила ладонь на собачий бок и легонько погладила его. Мысленно она уже проводила ревизию в своих шкафах в поисках куска чего-нибудь, чем можно угостить вечернего визитера, когда вдали вдруг прозвучал громкий свист. Пес повел ушами, все его тело мгновенно напряглось, и он рванул на зов с такой скоростью, какую только могла позволить ему ненадежная лапа; очень скоро лес поглотил его.

— Рада была познакомиться.

22

Ноэми была знакома с хозяином дома только через его сына, и хотя Ромен никогда не говорил об отце ничего плохого, его молчание и горестный взгляд свидетельствовали о многом. Так что, когда Пьер Валант сам нанес ей визит в дом на озере, она была удивлена его приветливостью.

В длинном темно-зеленом пальто он почти сливался с окружающей природой, словно бы не желая нарушать ее, и Ноэми тотчас заметила, что у Ромена отцовские глаза.

— Возможно, первые десять дней показались вам чересчур длинными, — начал он, — однако это время, нужное, чтобы привыкнуть и войти в ритм. И, кроме того, вы, возможно, даже не заметите, но пройдет целый месяц, потом год — и вы уже не сможете вообразить себя живущей где-то в другом месте. Вы даже задумаетесь, как могли так долго оставаться в Париже, в квартире размером с кроличью клетку.

Поскольку была затронута тема жилья, Ноэми очень быстро перешла к серьезным вещам: логистическим вопросам, слишком долго остававшимся в подвешенном состоянии.

— Что касается платы за жилье… — начала она.

Старший Валант мгновенно уладил проблему:

— Скажем, в качестве платы за жилье я прошу вас поддерживать дом в нормальном состоянии. Согласны?

— Я бы с удовольствием, но, к сожалению, нельзя ничего дарить полицейскому, очень скоро это становится двусмысленностью. Граница между великодушием и субординацией — дело тонкое. Если однажды мне придется арестовать вас, я буду испытывать определенную неловкость и сомнения.

Он поморщился, однако очень тонко уловил холодный юмор и манеру поведения капитана полиции. Глыба льда, которую невозможно заставить улыбнуться. И тогда они сговорились о цене, столь смехотворной, что это больше напоминало подарок. Но аренда студии в городе всяко дороже аренды дома в любой деревне, убедил ее Валант. После чего она получила право прослушать сотни раз затверженную речь искренне заинтересованного и гордящегося своей деревней «господина мэра».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

15

Milk (англ.) — молоко.

16

GAJ: Groupe d’appui judiciaire (фр. Опорная судебная группа) — объединяет полицейских, занятых расследованиями в одном комиссариате. (Примеч. автора.)

17

«Смертельное оружие — 2» (англ. «Lethal Weapon 2») — художественный кинофильм Ричарда Доннера, снятый в США в 1989 году. Популярный детектив.

18

La Sentinelle (фр.) — Стражница, Дозорная и т. д.

19

Жеводанский зверь (фр. La Bête du Gévaudan, окситан. La Bèstia de Gavaudan) — прозвище волкоподобного существа, зверя-людоеда, который охотился на севере французской провинции Жеводан (ныне департамент Лозер), а именно рядом с селением в Маржеридских горах, в 1764–1767 годах. За три года было совершено до 250 нападений на людей, 119 закончились смертью. Согласно другим источникам, произошло от 88 до 124 нападений. Об уничтожении зверя объявляли несколько раз, а споры о его природе не завершились даже с прекращением нападений. История Жеводанского зверя считается одной из самых известных загадок Франции, наряду, например, с легендой о Железной Маске.