Мой бывший муж

Оливия Лейк (2022)

"Я не хотел терять семью, но не знал, как удержать! Меня так злило это, что налет цивилизованности смыло напрочь. Я лишился Мальвины своей, и в отместку сердце ее разорвал. Я не хотел быть один в долине потерянных душ. Эгоистично, да, но я всегда был эгоистом." (В)"Вадим был моим мужем, но увлекся другой. Кричал, что любит, но явился домой с недвусмысленными следами измены. Не хотел терять семью, но ушел. Не собирался разводиться, но адвокаты вовсю готовят документы. Да, я желала бы встретиться с его любовницей! Посмотреть на этот «чудесный» экземпляр." (Е)Есть ли жизнь после развода? Катя Полонская упорно ищет ответ на этот вопрос. Начать самой зарабатывать, вырастить дочь, разлюбить неверного мужа — цели номер один. Только Вадим Полонский имеет на все свое мнение и исчезать из жизни бывшей жены не собирается!Простить нельзя, забыть? Простить, нельзя забыть? Сложные вопросы и сложные ответы. Боль, разлука, страсть, любовь. Победит сильнейший.Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Катя

— Мяу, мяу! — Я встрепенулась, когда кот о ногу ластиться начал. — Мяу!

Голодный. Вместо того, чтобы бежать корм насыпать, я взяла его на руки, в рыжую шерсть лицом уткнулась. Британская шиншилла, подаренная Нике на пятилетие, стала котом Баяном. Нежным и ласковым, но с характером, естественно. Его Дим подарил. ВаДим. Вадим…

— Почему тебя Дым называют?

— Я петарду в классе поджог и бросил в ведро с мусором. До сих пор помню, какой дым повалил. Так и привязалось.

— Я думала из-за цвета глаз.

— Пацанов мои глаза мало волновали.

— Тогда я буду называть тебя Дим, за глаза.

— Я согласен, моя Мальвина.

— Я не твоя, Полонский, — напомнила строго.

— Ну это пока…

Дим… Нет его больше. Я позволила Баяну спрыгнуть на пол и на автомате корм взяла, заметила, что руки от дрожи не слушаются и глубоко размеренно задышала. Вчера первый за год приступ астмы накрыл: я полагала, что практически излечилась, ушла в легкую сезонную аллергию. Я ошибалась. Во многом ошибалась.

Ночь провела бессонную, в голове прокручивала сцену в прихожей. Каждое слово Вадима разбирала и себя препарировала. Поверить не могла. Разве так бывает? Бывает в счастливой семье?! Нет, с кем-то возможно, но не с нами! Мы же любим друг друга! Я усмехнулась горько. Любили. Наверное, каждая женщина думает, что с ней такого быть не может, ведь верилось в долго и счастливо.

К зеркалу подошла, в отражение взглянула — я смогла сдержаться, не удариться в истерику. Не накрыло меня еще. Осознание не заполнило душу. И перед Вадимом хотелось сильной быть, гордой и знающей себе цену. Он такую меня полюбил, а не слезливую кисейную барышню. Возможно, всколыхнется в нем что-то. Я не поверила его заверениям в любви. Это страх потерять привычное. А вот осталась ли яркая искра ко мне? Ответ еще предстоит выяснить. А что потом? Не знаю, совсем не знаю. Я уверенно и жестко заявила о разводе, но не готова к нему морально. Как к этому подготовиться можно?! Моя жизнь в одночасье изменилась, то, что создавалось годами рухнуло в момент. Всего три слова и предлог…

У меня есть другая…

— Дикость какая, — шепнула, взглядом свою крепость оглядывая. Вот моя кухня с моей посудой, бокалами и множеством ваз и вазочек — люблю я их в интерьере! В спальне мое белье и подушки, а в ванной моя мочалка! Только муж больше не мой! Это сложно в голове уложить, а сердцу принять нереально просто!

Когда же это случилось? Где я ошиблась? Оступилась в чем? Когда внимание его утратила, что на других женщин смотреть начал? Я всегда красивой быть старалась, ухоженной, подтянутой. Фитнес, спа, салоны красоты, шмотки стильные, сексуальные, модные. Разной для Вадима хотела быть. Я развивала Нику и развивалась вместе с ней. Даже четвертый язык выучила. Мне они легко давались, а учеба в институте привила любовь к ним. Я пыталась быть не скучной, не тупеть с годами, общественные инициативы поддерживала, чтобы занятой и для мужа в том числе быть. Чтобы ждал порой, как я жду.

Мои труды даром не пропали. Я ведь не затюканная домохозяйка, я могу нравится мужчинам. Вадиму льстило, что на меня заглядывались. Его самолюбие еще больше вверх устремлялось от понимания, что для меня только он желанен. Мой муж в этом уверен был на тысячу процентов. И прав был, прав. Пусть мы переступили этап влюбленности, экстаз новизны утратили, но страсть не иссякла. Она сменилась глубоким осознанным чувством. В нашей постели больше не было неожиданных фейерверков, но было единение тел: когда знаешь каждую клеточку, каждый миллиметр плоти и безошибочно уносишь партнера к звездам. Да, о полигамности мужчин не слышал разве глухой, но помимо звериных инстинктов покрыть большинство самок, есть базовая потребность любить и быть любимым. Возвращаться в дом, где тебя ждут и принимают, выслушают и помогут. В богатстве и бедности, болезни и здравии, в горе и радости. У нас осталось только горе.

Я истерично рассмеялась и успокоиться минуты две не могла. Вадим даже не пытался оправдываться, прощения просил сухо. Семью сохранить хотел, естественно, но там лейтмотивом: мое, моя, хочу! А я на искренность надеялась. Молчала, не подталкивала, но ждала. Такие вещи должны из души литься без толчков в спину, только тогда им вера есть. Расскажи все, поделись своим грехом и смятением, и вместе решим, как быть дальше. Есть ли в принципе, что спасать? Я не святая и могу с плеча рубануть, но я не такая максималистка уже, чтобы из-за подозрений и фантазий, пока ничем не подкрепленных, разводиться. Возможно, еще не произошло самого страшного — измены сердечной помноженной на деяния плоти. Возможно…

Я увлекся коллегой…

Поверила бы, что за рамки ненамеренного влечения, не подкрепленного физиологией и душевной привязанностью «это» не вышло? Не знаю. Простила бы, если покаялся бы? Не знаю. Пока Вадим уехал думать. Вполне возможно, думать: любит ли меня, или новое чувство успело дать всходы, корнями в сердце прорасти. Если любовь умирает, то происходит это именно так: атрофируется с годами, а когда время приходит, отпадает, как хвост у ящерицы, за который дернули случайно. Или, наоборот, неслучайно? Но рана кровоточащая в любом случае будет…

— Мам, — после короткого гудка сказала я, — ты на работе? Можно приехать?

Через пять минут я уже мчала в Боткинскую больницу. У меня мама заведующая онкологией там — знает, как людей утешать, а мой случай не самый тяжелый. Для вселенной, естественно, для меня — полнейшая катастрофа.

Мама, как назло, нашлась в ординаторской, обычно гудящей врачебным персоналом. Я коротко постучала, вошла, быстро обстановку оценила: кроме нее, уборщица баба Тая — сто лет работает здесь. Как и мама.

— Здравствуй, Катюш. У тебя что-то срочное? У меня обход в стационаре через десять минут, — спросила врач с ног до головы Нина Михайловна и снова в компьютер уткнулась. На работе она в первую очередь доктор, а потом уже жена, мать, бабушка.

— Мам, — пискнула я и не сдержалась — заплакала.

— Катя! — ахнула она.

— Матерь божья, — услышала возглас бабы Таи.

Через секунду меня обнимали родные руки, заботливые, материнские.

— Девочка моя, что случилось? Ника? Вадим? — она гладила меня по волосам, таким же светлым, как у нее, успокаивающе, ласково. Она столько раз людям плохие новости говорила, что готова ко всему — ничего не боялась. — Не плачь, Катюшенька. Не плачь.

— Мне Вадим изменяет, — взвыла и всхлипывать начала. В красках представила, как он, возможно, делал это. Как ту другую — коллегу — раздевал, тягучими поцелуями распалял, страсть пьянящую пробуждал. Это он умел. Всегда умел.

— Так, пойдем, присядем, — она повела меня к столу. — Баб Тая, чайник щелкните.

— Конечно-конечно, — сказала та, а потом к нам присела. Любопытно ведь! Чужие проблемы и страдания больше интереса вызывают, чем все счастье мира. Такова уж природа людская.

Мама гладила меня по руке, пока рыдания не утихли, и платок подала, чтобы нос вытереть. К тому моменту чай подоспел и баранки какие-то.

— Что там у вас произошло?

Я достаточно подробно передала наш разговор с мужем. Может, подскажут что-то. Говорят же, что со стороны виднее. Да и опыта у слушателей побольше моего.

— Ты точно решила, Кать?

— А что ты предлагаешь? — всполошилась я. — Простить его?!

Конечно, не точно! Но я хорохорилась.

— Кать…

— Мам, он даже не просил об этом! Он просто свое отдавать не хочет. Будто я вещь, ему принадлежащая!

— Ты этого не знаешь наверняка, — мягко парировала она. — Жизнь — она, знаешь, разная бывает. Поверь, я многое повидала: мужчин, которые бросали жен после мастэктомии, и тех, кто из последних сил боролся за возможность рядом хотя бы лишний день побыть. Немного разбираюсь. Вадим — не самый плохой человек.

— Человек, да, но не муж! — в сердцах отрезала. Хотя Вадима нельзя было назвать козлом, по крайней мере до последних событий.

— Он тебя бьет? Много пьет? Тунеядец? — это уже баба Тая спросила.

— Нет, конечно, — нахмурилась я. Вадим — мужчина. Мужчина в самом верном понимании этого слова. Совсем не принц, далеко не идеал, но от него такая бешеная энергия исходила, магнетизм истинно первобытный. Он даже пах какой-то дикой самцовостью и дело не в Н24 от «Hermes», которым пользовался на протяжении многих лет (раньше мне казалось, что мой муж постоянен не только в выборе парфюма. Ключевое слово «казалось»).

Вадим из тех, на кого женщины охотятся. Специально добывают приглашения на званые вечера, благотворительные мероприятия и экономические форумы. Красивый, богатый, умный, жесткий и властный. С дымчато-серыми глазами, загорелым тренированным телом и невероятно чувственными губами, изогнутыми в форме древнего лука. В самом расцвете мужественности и на вершине бизнес-успеха. Таким невозможно отказать и еще сложнее удержать. А я отказывала и посылала на все четыре стороны много-много раз. Такие, как Вадим Полонский, в протестные девятнадцать меня только отталкивали. Я была юной максималисткой, примеряла на себя разные социальные формы и судорожно искала свою личностную идентичность.

Конец ознакомительного фрагмента.