Тронута Я

Олеся ДЕРБИ

Это истории обо мне и людях, родственных мне душой. О странных и загадочных снах. О бегстве от себя и возвращении туда, откуда был побег. О жизни в пасмурном настроении и в унылых буднях. О скитаниях в кромешной тьме и желании увидеть приятный свет на горизонте.

Прости и отпусти

Сила не в том, чтобы удержать,

а в том, чтобы перестать цепляться.

Марта Кетро, «Знаки любви и её окончания»

— Если любишь — отпусти.

— Не могу. Слишком впечатляющая она, любовь моя, никак не оторвать от себя. Необъятная. Так нависла надо мной, что заслонила другие чувства.

— Любовь для того и существует, чтобы любить. А твоя причиняет боль. И не только тебе, но и ему. Оставь в покое чувства. Отгони их в сторону. Иначе совсем скоро они сомнут все мысли о других буднях жизни.

Двое комфортно сидели на облаке и болтали ногами. Разговаривали, часто посматривая вниз. Там, на земле, наступала ночь: она шла медленно, укрывая озябшее небо тёплым сонным одеялом. В одном из окон домов большого города свет никогда не выключали. Здесь, в стандартных комнатах, поселилось горе. Много лет оно считало тут себя главным. По-хозяйски ходило по скрипучему полу, регулярно заставляло жильца плакать и униженно преклонять перед ним колени.

…Хельга и Виктор познакомились случайно. Столкнулись на тротуаре. От неожиданности женщина выронила горшок с бегонией. Земля рассыпалась, порезавшись мягкими комочками об острые углы глиняных осколков. Красные лепестки цветка заметно помялись. Не выдержав сильного удара, стебель машинально согнулся пополам от боли.

И тогда Виктор купил новый цветок. Ежедневно он встречал Хельгу на этом самом месте. И каждый раз в руках кавалера был новый росток. Как олицетворение его расцветающей любви. Как символ их возрастающих чувств друг к другу. Красивых. Нежных. И, как бегония, привлекательных красотой.

Друзья говорили: «Вы слишком взрослые для свадьбы». Обоим немного за сорок. У неё уже взрослый сын. У него уже пожилая мать. Но любовь не знает преград. Виктор выбрал красивые обручальные кольца, а Хельга ещё раз примерила симпатичное подвенечное платье.

Ночь накануне свадьбы стала для этой судьбой сведённой пары последней. Торжество, которое так тщательно планировали, не состоялось. Невеста не вышла к алтарю. В подвенечное платье её одели, когда хоронили. Траурную церемонию организовал бывший ревнивец-муж Хельги.

Виктор беспробудно запил. Воя на луну, как беспризорный пёс, из красивого черноволосого красавца он превращался в седого убогого старика. Без Хельги ему не было жизни.

Когда на город опускалась ночь, она приходила к нему. Садилась рядом. Обнимала и плакала. Застряв между небом и землёй, её душа не желала уходить без багажа всё ещё бурлящей любви. Туго привязывая к себе подлинную тоску Виктора верёвками отчаяния, Хельга всегда выпивала один из сосудов любви до донышка. И не понимала, что забирает у него не просто несколько бокалов вина — неумолимо иссушает всю его опечаленную душу.

Да, его любили женщины. И он их обожал, взаимно. Его хотели женщины. Он отвечал аналогичным желанием. Но каждый раз, когда рядом с Виктором появлялась очередная фрау, Хельга вмешивалась в их отношения. Гнала новую пассию чувствительными тычками: «Вон отсюда!» Ведь рядом с любимым должна быть только она…

— Если любишь — отпусти, — небесный хранитель поправил белые крылья за спиной и посмотрел на землю. Грохоча колёсами по тёмным ухабам, туда уже нацелилась разбойница-гроза. Зарядив тучи-обоймы дождём и градом, она готовилась к осадковому наступлению на мирно спящий город. Попутно хотела смахнуть пыль с давно не мытых окон. Обильными потоками смыть скопившиеся в трещинах асфальта страхи, отчаяние и тоску.

Хельга плакала вместе с грозой. Вспоминала разбитый горшок с бегонией. Тогда те осколки она посчитала приближающимся счастьем. Выходит, на самом деле это были острые кусочки беды. Душа её, похожая на тот стебель, вдруг согнулась пополам от невыносимой боли. Это отвязалась любовь, которой она все эти годы удерживала Виктора возле себя. Сорвалась с цепи и набросилась на хозяйку. Впилась в неё острыми клыками разорванных звеньев. Зарычала, кромсая на клочки тонкую кожу.

Закричала жалобно Хельга. Завыла на луну, как выл когда-то Виктор. Упав на колени, она просила у небес прощения. За любимого своего молила. За себя. За всепоглощающую любовь. За ревность, злость и отчаяние. Стонала от боли и ползла по облакам, как по ступеням. Туда, где брезжил свет. Туда, где открывают двери странникам небес, заблудившимся и неприкаянным душам.

Закончив обильный обстрел сыростью и гулким треском, гроза покатилась дальше, громыхая телегой по тёмным ухабам неба. Причёсывая хаотично растрёпанный город, ветер тихо стучался в одно окно. Здесь много лет не гасили свет. Здесь горе, скрипя половицами, по-хозяйски расхаживало по комнатам, регулярно заставляя жильца плакать и униженно преклонять перед ним колени.

Виктор спал. Сон, поначалу изгнанный горем и тоской, вернулся к нему блудным сыном. Он принёс с собой цветные мелки и начал раскрашивать мрачные мысли мужчины яркими штрихами. С ним пришла и Хельга. Она комфортно уселась на облаке, свесила стройные ножки вниз и улыбалась. Впервые за много лет…