Туман. Книга третья

Олег Ярков

Наши знания о Земле и о природе не есть таковыми, кои донесены до нас неизвестными учёными, а суть таковы, каковы получены нами самими в момент общения и с Землёю, и с природою.

ЧАСТЬ ТРЕТIЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ВАМ МАЛО ЗАГАДОК? ИЗВОЛЬТЕ, ВОТ ВАМ ЕЩЁ!

Так, для стороннего наблюдателя, поведение Кириллы Антоновича, вернувшегося сотоварищи в дом поселкового головы, было более чем непонятно.

Его решимость прекратить прогулку и осмотр Великоважского Лога, сразу после встречи с кузнецовой женой, превратилось в, с позволения сказать, монументальное молчание и, в не менее мощную задумчивость.

Само собою случившееся лидерство в троице наших героев, оставило последних двоих обескураженными перед очевидной надобностию совершать последующие действия, и перед непробиваемой стеной само уединения, коей отгородился от мира новоявленный командир малого отряда.

Перед ожидающими Модестом Павловичем и Карлом Францевичем помещик, словно сомнамбула, вышагивал по дому, иногда подходя к окошку и пробуя перстом стекло. А после сызнова приступал к хождению. Безмолвие никем не нарушалось.

Гоф-медик, не ознакомленный со сложнейшей конструкцией ума философствующего помещика, сохранял вежливое молчание человека, который вот-вот обретёт главнейший ответ на свой мучительный вопрос.

Штаб-ротмистр, напротив, понимал, что его друга беспокоило, и что ввело его в таковое состояние нечто такое, что сам Модест Павлович, попросту упустил их виду притом, что неотрывно находился при своём друге и видел собственными глазами всё то, что видели остальные.

Только вот Кирилла Антонович, поражённый открывшимся, только ему одному откровением, старался побороть два равно означенных, но противу полярных предположения. Первое было таковое, что вот запросто, ну прямо из воздуха, к нему пришло натуральное объяснение того, что происходило в Логе. Второе же говорило о том, что как только помещик примет первое объяснение за правдивое, и совершит попытку озвучить его друзьям, то в тот же час он признан, в лучшем случае убогим, либо блаженным, а в худшем будет помещён в скорбный дом по причине лишения ума.

А ещё помещику остро недоставало зеркала, коего, в сём доме, не наблюдалось вовсе. Но, мы-то, с вами, разумеем, что в действительности ему хотелось увидеть своё отражение. Именно отражение, однажды давшее полезные подсказки.

Думаю, что мне стоило бы принести извинения за столь долгое отступление. Однако задумайтесь, какого времени вам было бы достаточно, чтобы прийти в себя от таких мыслей и растолковать свою отстранённость после прихода оных. Не сильно погрешу супротив истины, ежели скажу, что иному и дня Божьего для подобного было бы мало. А так, слава Господу, Кирилла Антонович совсем не из таковых, и скорее остальных прочих пришёл в себя, оттого-то моё отступление и не случило аж на пять страниц.

Возвращение к повествованию станет не таким долгим, как отступление, тем более что новые события не заставили себя долго ожидать. Я же не стану более утруждать вас чтением подобных разглагольствований.

Перемещение помещика по комнате завершилось, на исходе второго получаса ожидания, теми событиями, о которых я и сообщаю.

В первую голову, как-то так вдруг, и совершенно непредумышленно, помещик увидел в оконном стекле своё отражение. Пусть и не чёткое, но увидал! Пусть и не прямое, а чуток глядя наискосок, но увидал то самое, искомое отражение!

Во вторых, обретение Кириллой Антоновичем ожидаемого совпало с возвращением хозяина, Митрофана Заведеевича.

С явственно читаемым сожалением на лице, помещик исполнил четвёртое правило приличия, очень и очень нехотя оторвав свой взор от отражения, повернулся передом к хозяину. Так уж случилось, что воспитание и приличное поведения суть черты неискоренимые.

Митрофан Заведеевич присел к столу и жестом пригласил гостей последовать за ним. Кирилла Антонович поблагодарил за приглашение, однако остался стоять у окошка.

Уже привычно неожиданно появились женщины, принявшиеся накрывать на стол. Рядом с вазочками с вареньем и аппетитными пирогами самодовольно запыхтел самовар.

Снова приглашающий жест хозяина и снова вежливый отказ помещика.

— У вас пост? — Поинтересовался поселковый голова, и взял большую кружку.

— У нас вопрос, — ответил Модест Павлович, уловив сперва просительный взгляд друга, а после и благодарственный кивок головы, за своевременно заданный правильный вопрос.

— Поданное на стол завсегда от Бога, а застольное вопрошание — от диавола.

— Схоластика хороша в споре, а не в житейском обычае. И вопросы, уважаемый Митрофан Заведеевич, не по прихоти любопытства, а исключительно дела ради. Прошу, Модест Павлович, продолжайте!

Произведя сей выпад, Кирилла Антонович снова оборотился к окну, однако отражение более не проявляло себя. И в другом окошке оно запримечено не было. Оставив подобные попытки в разряде тщетных, помещик сызнова оборотился лицом к столу, оставаясь, при том, стоять.

А разговор, промеж тем, уж начался.

— А что могут означать сии тряпицы, кои мы наблюдали в лесу? Уж вам-то, дорогой наш хозяин, не знать про то не позволительно! Что же то за тряпицы? Откуда они и кто их повязал?

— Вы не имейте сомнений на мой счёт, господа. Я знаю всё, что надобно знать и, даже, сверх того, — ответил Митрофан Заведеевич, отхлёбывая из кружки. — Однако ведать и понимание иметь тут, простите, не водицы испить. Сии вещи не товарки, они порознь ходют. Вот, к примеру — я ведаю, что это за тряпицы такие. У тутошних Герасимцев имеется обычай — на вспомин умерших вывешивать в лесу тряпицы. Лес, по ихнему разумению, навроде цельного Божьего мира, а те тряпицы — души приставившихся. Одну повязали — одну душу припомнили, две — две души, сто — стало быть, цельную сотню душ не позабыли помянуть. Ведаю я про то? Ведаю, и до подробностей. Но, не понимаю того, по какой такой нужде те раскольники ранее на цельную неделю принялись их повязывать? Такого, за мои пять десятков прожитых годков, не случалось ни разу. И дед мой, царствие ему небесное, ни словечком про такое не обмолвился ни разу. Вот, стало быть, и выходит, что я не понимаю того, про что ведаю.

Хозяин отломил кусок пирога, перекрестил, утопил его во рту и принялся медленно жевать.

Тут уж приспичило сказать, что таковая обыденность толкования немного расстроила штаб-ротмистра. Да, и настолько, что он и не принял к вниманию кое-какие слова. А именно «на цельную неделю раньше».

Конец ознакомительного фрагмента.