Туман. Книга вторая

Олег Ярков

То, что обещалось как приятная прогулка, стало опаснейшим приключением. Это именно то, что произошло с героями второй книги.

Пароход «ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ МАРIЯ ПАВЛОВНА»

Оторвав от точек соприкосновения одновременно две вещи — взгляд от воды, а себя от перил (по-морскому — леера), Кирилла Антонович уныло побрёл по палубе, обходя по левую руку остеклённую кают-компанию и, держа одноимённую руку наизготовку, дабы иметь возможность моментально обрести ею точку опоры для своего многострадательного тела в момент возможной бортовой качки. И, хотя, река была спокойна, и никакой качки не предвиделось, помещик счёл не лишним совершать передвижение в сторону своей каюты именно в такой позиции тела.

Состояние Кириллы Антоновича не улучшилось, а даже наоборот, когда из своей каюты, расположенной рядом с каютой помещика, вышагнула худющая и длинноносая жена бюргера, совершенно счастливая от того, что путешествует пароходом по реке.

Увидев походку Кириллы Антоновича, и исполненное болезненной тоской его лицо, эта немка, кстати, Магда Теофил Эрнест Шенке, заговорила довольно приятным голосом, обращаясь к помещику.

— Уммёглихь! Майн Готт! Зи зеер кранк! Ви понимать мне? Дас ист зеер шлехт! Надо лежать, а не… топ-топ, как ви, понимать? Надо чай с лимон и мокро на голова… это….

— Полотенце?

— Я, я! Полотенце! Их бин сказать стюард про ваш… кранк… э-э… болеть! Идите в каюта унд лежать. Я прислать стюард, хорошо? Их шнелле… ходить.

Указав себе направление движения собственным носом, немка, она же Магда Шенке, унеслась по коридору, обдав Кириллу Антоновича воздушной волной.

— Может статься, что она и права. Попробую прилечь. Возможно ли такое, что это ужасное плавание закончится тогда, когда я ещё буду жив? Не верится, совершеннейшим образом не верится!

Причитая подробным образом, и жалея себя изо всех, оставшихся в его распоряжении, помещичьих сил, Кирилла Антонович проник в свою каюту. Хотя, слово «проник», было выбрано как самое толковое для определения способа попадания в отдельное помещение с кроватью, на которой он приляжет с «мокро на голову» полотенце. До следующей стоянки, большого Волжского города Балаково, оставалось пять часов. Господи, целых пять вечностей!!!

— Битте, э-э… пить! Бальд… скоро порт, вам выйти на… эрде… земля.

Стук в дверь вытащил Кириллу Антоновича из дремотной трясины, в которую он провалился, едва опустил голову на подушку. Не испытывая ни капли облегчения от нахождения на кровати, помещик встал (ладно, оставим слово «встал», хотя явно напрашивается иное словцо), и отворил дверь.

На пороге стояла всё та же немка, цепко держащая за локоть официанта. Тот, в свою очередь, держал в руках поднос, на котором красовался стакан, одетый в красивый подстаканник.

— Да-да-да, выйти на землю. Спасибо, фрау Шенке, спасибо и данке! Любезный, поставь чай на стол. Да, и тебе спасибо!

Довольная собой немка собралась удалиться, пристроившись в кильватере (Господи! Всего ничего на этом пароходе, а уж сколько морских словечек понавыучивал!) у официанта. Однако возня с расстановкой чая на столе, и манипуляция с нарезанием лимона были поняты длинноносой фрау по-своему, и она быстро ретировалась.

— Вот и хорошо, — сказал официант, доставая какой-то порошок из жилетного кармана. — Господин Ляцких, примите немедля, запейте чаем и полежите минут тридцать. Скоро Балаково, а вам надобно быть в форме. На борт поднимутся новые пассажиры, среди которых, может статься, окажутся те, на кого вам следует обратить внимание.

— Простите, любезный, а вы… кто?

— Яков. Просто Яков.

— Вы от….

— Да. Я — от. Имен называть не надо. Ежели случиться нечто срочное, или, ваш взгляд, архиважное, закажите мне… хоть чай с лимоном. Я буду знать, что у вас есть надобность в разговоре со мной. Хорошо?

— Непременно так и поступлю. А скажите, нас уж двое на корабле?

— На пароходе. Нет, есть ещё наши люди, но вам их знать пока не надо. Прилягте, отдохните, а мне — пора. Не гоже официанту так долго быть в каюте пассажиров.

Забрав поднос, Яков удалился.

— Что происходит такого, о чём мне не сказал господин Толмачёв? Я же должен быть один на пароходе, а, поди ж ты, тут целый отряд! Получается, что это не такое уж простое дело? Теперь понятен скепсис Модеста Павловича, говорившего, что то, что просто и мягко устелено, может оказаться не самым приятным приключением.

Кирилла Антонович умышленно исказил слова штаб-ротмистра, поскольку она, вышеупомянутая фраза, в оригинале содержала слишком уж мрачное слово.

Мельком взглянув на циферблат карманных часов, помещик сразу определил, что до стоянки в Балаково осталось немногим более трёх часов и, значит, могут начаться события, из-за которых Кирилла Антонович попал на пароход «ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ МАРИЯ ПАВЛОВНА», принадлежавший Волжской речной компании «Самолёт».

Утопив часы в жилетном кармане, помещик поглядел на себя в зеркало. Поворотив отражение то одним, то иным боком, благодушно отметил, что отражению даже очень понравился оригинал, стоящий перед зеркалом.

— И я хорош, и порошок хорош! И настроение хорошее! Спасибо, любезный Яков! Премного, так сказать, благодарствую.

Проведя пару раз по раздвоенному шраму на правой щеке, и уложив щёткой растрепавшиеся волосы, Кирилла Антонович проговорил, обращаясь к самому себе.

— Вот, вряд ли шрам меня портит, очень, даже, вряд ли. А порошок, принесённый Яковом, действительно меня исцелил. Я уж и скучать начал по такому отменному расположению душевного и телесного состояния. Отменное снадобье, Яков, право слово, отменное! Надо бы запас сделать этих порошков, до Царицына ещё долго. Ну, что же, дорогой мой Кирилла Антонович, скоро пристань, а, значит, начнётся приключение. И тогда, как говаривал Модест Павлович — шашки к бою! Вперёд, на палубу!