Последняя тайна Распутина

Олег Шишкин, 2018

Новое расследование Олега Шишкина основано на сенсационном «Деле об убийстве Распутина», которое было найдено автором в архиве Министерства юстиции Российской империи. Этот документ полностью переворачивает представления о покушении на царского фаворита. Шокирующие криминалистические подробности, неожиданные показания свидетелей и признания прокуроров, собранные в этой книге, сделают ее чтение поистине захватывающим.

Глава 2

Преддверие события: особенности личности жертвы

1.

Обложка этого дела имеет бумажную наклейку — «Центральный государственный исторический архив МВД СССР в Москве». Так когда-то назывался Государственный архив Российской Федерации, где находится этот документ сегодня. Тут же стоит дата начала дела: «20/IХ 1917 года» — это момент, когда дело было сброшюровано и положено на полку архива.

Первый лист прокурорского дела «Об убийстве Распутина» открывается строками из «Проекта всеподданнейшей записки по Третьему уголовному отделению». Этот документ был адресован императору, так как будущий процесс обещал быть максимально резонансным, и в нем могли фигурировать ближайшие родственники царя. И в общем-то цель дела № 751 заключалась в том, чтобы представить царю лично первые данные расследования, собранные в документе. На первой странице мы видим автограф начальника Третьего уголовного отделения Оссовского, помечающего, что сам проект всеподданнейшей записки готовился 21–25 февраля 1917 года.

В своих мемуарах глава сыскной полиции Российской империи Аркадий Францевич Кошко разъясняет положение с этим резонансным делом: «…на совещании у министра было решено направить все производство на высочайшее усмотрение, что, однако, не было выполнено до февральского переворота»^[23].

Последняя дата на странице «25/Н» означает время второй редакции документа, и, видимо, доклад лег бы на стол Николая II, если бы 3 марта тот прибыл в Петроград. Но начиная с 21 февраля в столице уже шло восстание, переросшее в Февральскую революцию. А в день предположительного вручения «Всеподданнейшей записки по Третьему уголовному отделению» царь отрекается от престола.

Но тем не менее заглянем в этот важный документ. В нем сообщаются подробности дела, потрясшего всю Россию: «Утром 17 декабря 1916 года полицейскими властями г. Петрограда были получены сведения об исчезновении проживающего в столице крестьянина Тобольской губернии, Тюменского уезда Покровской волости, села Покровского Григория Ефимова Распутина, он же Новых»^[24].

Декабрьской датой отмерен срок жизни человека, породившего как множество легенд, так и весьма достоверных событий, повлиявших на национальную и мировую историю.

В Российской империи документальный материал о Распутине собирался в основном в особом отделе Департамента полиции и его разнообразных подразделениях, связанных с государственной безопасностью.

В охранном отделении хранились целые библиотеки блокнотов сыщиков с описанием передвижения и манер Распутина. Более того, его биография, начиная с 1912 года, скрупулезно протоколировалась буквально по часам, собирались различные сведения как о настоящем, так и о прошлом, создавалась плотная биохроника Распутина, не уступающая ныне существующей биохронике Ленина.

При этом надо отметить, что анкетные данные Распутина, связанные с рождением и местом жительства, мало чем отличались от анкетных данных миллиона русских мужиков, уроженцев Сибири.

Будущий фаворит родился 9 (21) января 1869 года в Покровской слободе Тюменского уезда Тобольской губернии в крестьянской семье.

Покровское — это большое село на самой длинной русской дороге, называвшейся как тогда, так и сейчас Сибирским трактом. Вела она в Восточную Сибирь и далекий Китай, откуда привозились в Россию дорогие товары: чай, фарфор, шелк и прочее. Немудрено, что здесь процветали извоз и все, что было связано с его обслуживанием.

По этой же дороге в Тобольскую пересыльную тюрьму ходили колонны каторжников. Прошли здесь и декабристы, и писатель Федор Достоевский. Впрочем, и богомольцы со всей России проходили через большое сибирское село, когда отправлялись по святым местам в Верхотурский или Абалакский монастыри.

Прямо перед домом Распутиных происходила перепряжка лошадей и всегда слышалась ямщицкая речь во время кропотливой и отлаженной путевой процедуры. Но Покровское было знаменито и другим путем — водным. Тут в дни навигации по Туре шли корабли к Тюмени или к Тоболу, и лоцманы брали деньги за проведение по сложному фарватеру. В Покровском они строили представительные дома. Потом один из таких домов купит Григорий Ефимович.

Я был в этом сибирском селе осенью 2017 года. Ранняя октябрьская пурга навалила сугробы у избы, где когда-то стоял дом Распутина. Он был снесен по прихоти советской власти после того, как в 1979 году здесь побывала группа Boney М, под предлогом, что в 1980-м, олимпийском году, сюда могли приехать не только артисты, но и нежелательные иностранные гости.

Напротив места, где был дом Распутина, сегодня стоит частный музей, посвященный экстраординарному человеку русской истории. Пожалуй, единственная ныне примета его существования в этих краях.

Как признается Распутин в своей пространной биографии, с 15 до 28 лет он страдал энурезом и бессонницей. От этих хворей его будто бы излечил Симеон Праведный Верхотурский. А первым монастырем, куда совершил свое богомолье будущий душеспаситель царской семьи, был Абалакский мужской монастырь, что на Иртыше, в 40 километрах от Тобольска. Что искал в монастырях Григорий? Возможно, какого-то отдохновения, ведь он два года был послушником и едва не стал монахом. Неразборчивая пресса потом часто называла его мрачным, а то и безумным монахом, а сам Григорий давал для этого повод, фотографируясь в эффектном укороченном подряснике из черного шелка.

В своих поисках Распутин не раз уходил в паломничество в Киево-Печерскую лавру, а потом даже и в Палестину, и на Афон.

Сухой, высокий, бородатый, с гипнотическим взглядом, таким он предстает на растиражированных фотографиях.

Но этот узнаваемый образ возник позднее. А поначалу, когда Григорий Распутин пришел в Петербург и остановился в убогой монастырской гостинице, он был неотличим от многих других русских богомольцев. К подобным бродягам православная церковь относилась с подозрением, считая их скрытыми членами сект, а то и законспирированными раскольниками. Таких было много на Севере и в укромных таежных скитах Сибири, откуда те совершали паломничества по святым обителям России.

Полностью отказавшись от дома и собственности, они отправлялись в вечное путешествие по Руси и у простых людей часто могли рассчитывать на подаяние и ночлег. Таким был Лука из пьесы Горького «На дне», таким мог показаться и Распутин, который во время своих странствий слышал пророков различных раскольничьих толков, живших в городах и еще больше в лесах по всей многострадальной Руси. Несмотря на огульные обвинения его в хлыстовстве и всевозможные исследования о его раскольничестве, одним из которых является труд Ипполита Гофштеттера^[25], Распутин остался традиционно православным, хотя, по-видимому, имел представление о старообрядческих толках.

В патриархальной России, которую исходил вдоль и поперек Григорий Распутин, культ царя-батюшки был непререкаем. Он зиждился на вере в то, что в момент миропомазания, сразу после Духова дня, когда, по преданию, Мать — Сыра Земля раскрывает свои тайны, у святых врат Успенского собора новый монарх — то есть царь земной — встречает Царя небесного, Повелителя этого мира и всех последующих, вечно торжествующего светоча христианства. Это был почти священный канон русского народа, духовно сформулированный еще во времена Ивана Грозного и Иерусалима Небесного, которого первый царь истово чаял.

На знаменитом полотне Ильи Репина 1884 года «Прием волостных старшин Александром III во дворе Петровского дворца» изображен момент идиллического союза царя и народа. И кажется, что эта встреча крестьянских старшин, прибывших со всех концов страны, и монарха является не только воплощением государственного монолита, но и прямоты и доступности главы государства, открытого для встреч, прошений и бесед с простым людом. Нечто подобное мы можем увидеть и в коронационных альбомах XIX века, когда в дни торжеств новые император и императрица принимали в Андреевском тронном зале Большого Кремлевского дворца поздравления подданных. Со всех концов России шли к ним представители всех национальностей, сословий и вероисповеданий. Это был обряд взаимного знакомства монаршей четы с народом.

В действительности же путь к ступеням царского дворца для русского крестьянина был невозможен.

Государственная пирамида Российской империи зиждилась на жестких сословных и полицейских препонах. Последние были оправданны убийством Александра II и многочисленными покушениями революционеров на Александра III.

Но как простой человек, сын грузчика, житель провинциального придорожного села смог так триумфально подняться к подножию трона самой большой державы мира? Кто построил ему эти ступени и познакомил с главой страны и его семьей? И как он стал символом русского провиденциализма?

2.

Весьма осведомленный секретарь Распутина Арон Симанович вспоминал: «В первые годы появления Распутина в свете на него большое влияние оказывала графиня Клейнмихель. Она имела салон, находилась в прекрасных отношениях со всеми кругами высшего петербургского света, и с ней считались даже при дворе»^[26].

Влияние этой женщины на политическую жизнь предреволюционной России было связано с некоторыми чрезвычайными обстоятельствами ее биографии. Ее мать, русская аристократка Мария Ивановна Ризнич-фон-Келлер, влюбилась во французского чиновника МВД Сент-Ива д’Альвейдра. Их роман перерос в брак. И Мария Ивановна в Италии даже купила для мужа звание маркиза.

Он был духовидец, медиум и изобретатель предсказательной политической машины археометр, которую смог запатентовать и во Франции, и в Англии.

Рождение этого механизма было спровоцировано явлением маркизу его покойной жены, указавшей ему тайный ключ в 18-м псалме Давидовом: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук его вещает твердь».

Маркиз Сент-Ив д’Альвейдр также являлся одной из важных фигур в тайном обществе французских мартинистов и имел много влиятельных учеников и последователей среди политической элиты Франции максимально консервативного направления.

«Сент-Ив посвятил себя делу своей мечты, — пишет Умберто Эко, — мечтал же он найти политическую формулу, способную привести к созданию более гармонического общества — синархии, которое есть не что иное, как противоположность анархии»^[27].

Д’Альвейдр имел славу одного из крупнейших французских мистиков, был автором книги «Миссия Индии в Европе», в которой подробно рассказывал о существующей в сердце гор Азии, буквально в пещерном мире, таинственной стране Агарте, населенной телепатами, управляющими миром. Эта территория была его «Атлантидой», где среди мудрецов-брахатм восторжествовали политические принципы «синархического закона истории и человеческих обществ».

Эко уточняет: «Синархию он мыслил как европейское общество, управляемое тремя советами, которые соответственно представляют экономическую, судебную и духовную власть, то есть бразды правления вручаются церкви и ученым, просвещенной олигархии, призванной покончить с классовой борьбой путем объединения левых и правых, иезуитов и масонов, труда и капитала»^[28].

В сущности, д’Альвейдр предлагал свой эффективный механизм тайных обществ, двигателем которого являются мистические идеи, а их носителями в буквальном смысле политические оракулы. Задача такого общества — делегировать своих пророков на самый пик государственного аппарата.

Будучи сотрудником французского МВД, д’Альвейдр мечтал о совершенном порядке, который гарантировал бы обществу стабильность и процветание. Поэтому он выдвигал идею социального планетарного государства в его вечном Законе, который реализуется в момент второго Пришествия^[29].

Мария Эдуардовна Клейнмихель испытала влияние своего французского отчима как в его политической, так и в мистической части. Чрезвычайно деятельная и информированная, она создала салон, пользовавшийся популярностью в политическом Петербурге. В беседах с гостями графиня была весьма изобретательна и могла узнать у важного собеседника многое о нем самом и его знакомых. А круг ее знакомств охватывал высших военных, дипломатов, олигархов, даже и первых лиц: от кайзера Вильгельма до Романовых.

Спиритические сеансы в доме аристократки были известны тем, что на них вызывались агрессивные духи. Один из вызванных духов, по легенде, сорвал с ее головы парик и обнажил в присутствии участников ее лысую голову. Но важнее потусторонних феноменов было другое. Как вспоминал осведомленный Арон Симанович: «В ее салоне вращались дипломаты и высшие государственные сановники, финансисты и множество дам высшего общества. Старая графиня была ловка и умна, а также умела со всеми ладить. Она была очень дружна с графиней Игнатьевой, которая была председательницей реакционного общества „Звездная палата“»^[30].

3.

Тайное общество «Звездная палата», которое иногда называли салоном, было создано членом Государственного совета, генералом, графом Алексеем Павловичем Игнатьевым. Лицо этого важного сановника мы видим даже на знаменитой картине Ильи Репина «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года».

Сегодня смысл понятия «звездная палата» мало известен. Однако, например, для средневековой Англии организация с таким названием играла роль особого суда аристократов, который действовал против могучих политических фигур, чье осуждение обычным судом было вряд ли возможно из-за коррупции или политического веса. Свое название этот суд получил от зала в королевском дворце Вестминстера, свод которого действительно был украшен звездами: здесь в эпоху Генриха VII он изначально и собирался.

Организация не была судом в прямом смысле слова. Она выполняла роль тайного общества ревностных монархистов, занимавшегося вынесением своих приговоров и расправой в период династий Тюдоров и Стюартов. Предметом внимания Звездной палаты стали заговоры, мятежи и беспорядки. Но это общество произвольно понимало право и вершило свой суд, который часто расходился с общей практикой: палата исполняла тайную волю короля, которую тот не мог провести через парламент и уж тем более высказать публично. Таким образом, выражение «звездная палата» стало нарицательным символом внесудебных и тайных расправ.

Русское общество вряд ли случайно взяло такое же название. Тем более что в монархической и консервативной его принадлежности сомневаться не приходилось. Очевидно, что идеи д’Альвейдра о синархии как квинтэссенции тотального порядка и сугубого консерватизма полностью соответствовали задачам «Звездной палаты».

В мемуарах Алексея Игнатьева, сына графа, рассказывается о планах военного переворота и уверенности отца в необходимости максимально жесткого самодержавия. При этом граф Игнатьев отличался чрезвычайной трезвостью практических суждений и имел репутацию блестящего организатора, что доказал, будучи генерал-губернатором и в Восточной Сибири, и на Украине. Как профессиональный военный он знал толк в боеспособности частей, расквартированных в столице, знал командиров этих соединений и многих старших офицеров, пользовался у них непререкаемым авторитетом.

Со своим сыном Алексеем граф не раз обсуждал возможный план переворота: «Вот я думаю, можно положиться на вторую гвардейскую дивизию, как на менее привилегированную, а из кавалерии — на полки, которые мне лично доверяют: кавалергардов, гусар, кирасир, пожалуй, казаков»^[31]. Будущий диктатор, мечтавший об ужесточении царского правления, показывал сыну и список кандидатов на министерские посты в своем правительстве. Он считал, что только военная диктатура и национализм являются будущим России. О далеко идущих планах Игнатьева были осведомлены и в высших сферах. Там побаивались этого деятельного и непредсказуемого патриота с диктаторскими амбициями.

«Как далеко зашел отец в осуществлении своих планов дворцового переворота, я не знаю, — писал его сын. — Одно для меня бесспорно: какие-то слухи, может быть, и неясные, дошли тогда до правящих сфер. Отношения с двором и правительством у отца все более портились. Чья-то рука направляла начавшуюся травлю в так называемой бульварной прессе вроде „Биржевки“ и „Петербургской газеты“»^[32].

В адрес графа Игнатьева стали поступать анонимные письма с угрозами и нарисованными черепом и костьми. Мрачные намерения анонимных сил осуществились 9 декабря 1906 года, когда Алексей Павлович Игнатьев баллотировался в тверские губернские гласные. Его убил пятью выстрелами член эсеровской боевой организации Ильинский. Обстоятельства покушения указывали на то, что оно хорошо планировалось. Околоточный, стоявший у черного входа в дворянское собрание, где находился Игнатьев, был кем-то заблаговременно снят. Как, впрочем, и вся охрана в помещении. А убийца-революционер неожиданно оказался агентом охранного отделения. Так оборвалась жизнь потенциального диктатора.

После смерти графа его вдова Софья Сергеевна унаследовала не только владения и капитал, но и тайное общество-салон «Звездная палата». В «Письме начальнику отделения по охране общественной безопасности и порядка в Санкт-Петербурге за 21 марта 1914 года» сообщалось, что в числе «лиц, упомянутых в справке, приложенной к записке № 107017, в качестве членов масонско-оккультических кружков в Санкт-Петербурге в 1906 году по негласно собранным сведениям» о кружке масона Арсеньева К. К., редактора журнала «Вестник Европы», проживавшего в Царском Селе, проходила и графиня: «Как дознано, в беседах принимали участие какая-то графиня Игнатьева и княжна Гагарина, по-видимому, вдова генерал-адъютанта графиня Софья Сергеевна Игнатьева, известная благотворительница, интересующаяся религиозными вопросами…»^[33]

В «Звездной палате» также вертелись столики, вызывались духи потустороннего мира, велись диспуты о будущем устройстве империи.

4.

В 1904 году в Петербург приезжает уроженец французского Лиона, некто мэтр Филипп Низье Антельм. Он гипнотизер и народный целитель, а также ученик и последователь д’Альвейдра, приемного отца Марии Клейнмихель. Протекцию этому французу оказывала не только русская аристократка, но и черногорские принцессы Милица и Стана. Первая была женой великого князя Петра Николаевича, а вторая — женой князя Георгия Максимилиановича Романовского (6-го герцога Лейхтенбергского). Обе были увлечены различными поисками в области потустороннего и паранормального. Благодаря этим черногорским принцессам еще 20 сентября 1901 года в Компьене произошла первая встреча императорской четы с Филиппом Низье Антельмом.

«Их величества, — вспоминала ближайшая подруга царицы фрейлина Анна Вырубова, — говорили, что они верят, что есть люди, как и во времена Апостолов, не непременно священники, которые обладают благодатью Божьей и молитву которых Господь слышит. К числу таких людей, по их убеждениям, принадлежал Филипп, француз, который бывал у их величеств»^[34].

Стоит напомнить, возвратившись к книге «Миссия Индии в Европе», что ее автор д’Альвейдр говорит в ней о «высоких посвященных», «понтифах парадезы», то есть жрецах идеального общества, обладающих экстраординарными качествами, в сущности, выступающими носителями идей синархии и Агарты. К таковым лицам, видимо, относился и Филипп из Лиона.

Фрейлина Вырубова, рассказывая об императрице Александре Федоровне, подтверждала факт этого знакомства с медиумом через влиятельную черногорскую принцессу: «Они познакомились с ним у великой княгини Милицы Николаевны^[35], и он умер до моего знакомства с государыней»^[36].

Уроженец Лиона в прошлом был крестьянином, но в силу экстраординарных способностей приобрел славу толкового знахаря, гипнотизера и, как сказали бы сейчас, экстрасенса. Сверхъестественные возможности Филиппа впечатлили русского монарха. Царь пригласил волшебника в Санкт-Петербург. Там ему оказали небывалые почести, присвоили должность медика Военно-медицинской академии, звание генерала и статского советника.

По-своему карьеру Филиппа в Петербурге описала немецкая газета Berliner Lokal Anzeiger: «Приблизительно 10 лет тому назад в Петербурге появился ловкий француз, доктор Филипп, которого ввели в общество две дамы из русской царской семьи. Они познакомились с ним за границей и были в восторге от его искусства, которое состояло преимущественно в проблемах 4-го измерения. Доктор Филипп был гипнотизером, ясновидящим, словом, ловким человеком, который умел придавать темному искусству полнейшую ясность. Дамы высшего русского общества были в восторге от предсказаний Филиппа, и слава его росла и дошла даже до трона. Однажды скользкий как угорь француз находился при дворе и имел там сеанс. Он понравился, и его стали приглашать очень часто»^[37]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

23

А. Ф. Кошко. Очерки уголовного мира царской России. Воспоминания бывшего начальника Московской сыскной полиции и заведывающего всем уголовным розыском Империи. Том 2. Париж, 1929. С. 133.

24

ГАРФ, Ф. 124, Оп. 57. Д. 751. Л. 1.

25

ГАРФ, Ф. 713. Оп. 1.Д. 48.

26

Святой черт. М.,1990. С. 128.

27

Умберто Эко. История иллюзий. М., 2017. С. 376.

28

Умберто Эко. История иллюзий. М., 2017. С. 376.

29

Подробнее об этом в моем предисловии к: Д’Альвейдр Сент-Ив, Рене Геной. Между Шамбалой и Агартой. М., 2005.

30

Святой черт. М., 1990. С. 128.

31

А. А. Игнатьев. Пятьдесят лет в строю. М., 1988. С. 16.

32

А. А. Игнатьев. Пятьдесят лет в строю. М., 1988. С. 16.

33

А. Я. Аврех. Масоны и революция. М., 1990. С. 313.

34

Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. М., 1993. С. 274.

35

На тот момент она была женой герцога Лейхтенбергского.

36

Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. М., 1993. С. 274.

37

Русские ясновидящие. Berliner Lokal Anzeiger, 28 февраля 1914 г.