Амперсанд

Олег Чеснаков

Новошахтинск 2024 года – это город, где больше нет места таким словам, как надежда, помощь, доброта. Здесь больше не бегают дети, только их кости хрустят под ногами. Сможешь ли ты сохранить свою человечность в этом избитом мире? Готов ли ты пожертвовать всем ради жизни? Что ты будешь делать, когда окружающий мир прижмет тебя к стене? А она может… Книга содержит нецензурную брань.

Глава I Часть I Пропасть тоннелей

Еще одно имя на стене. Еще одна душа отдалась жадным тоннелям. Что чувствует отец, вырезавший ножом имя своего погибшего сына на каменной бездушной стене? Покой на душе, ведь сын больше не видит весь ужас и мрак подземной жизни? Или, все же, горечь утраты? На самом деле и то, и другое.

Слезы лились по морщинистым щекам, а сердце, казалось, разрывалось на части. Старик стиснул зубами норковую шапку, чтобы остальные люди не слышали крика, который он так старался удержать. Да, он был в тоннеле не один. Помимо него было человек пять или семь. Все занимались одним делом: вырезали на стенах имена своих погибших родных. Только, в отличие от Ивана Петровича, не всем удавалось удержать, рвавшийся из души вопль. Темный тоннель вобрал в себя сотни имен новошахтинцев и в итоге стал похож на братскую могилу. Его назвали «Братский тоннель». Теперь и имя «Лёня», как шрам на теле мужчины, украшало стену.

Старик сидел на коленях и не мог остановить град слез. Да и вправду, можно ли остановить скорбь по сыну? Родители не должны переживать своих детей. Об этом сейчас думал Иван Петрович и плакал. Плакал, плакал, плакал. Так он просидел минут пять. Пока все же не смог встать с колен, пока не смог перебороть боль и слезы. Я люблю тебя, сынок…

***

Лера шла по «улице» шахты имени Кирова. Интересно ли ей, почему люди живут в угольных шахтах? Думал ли пещерный человек, когда вылезал из своей норы, что ему придется вернуться назад из-за опасности, которой стал он сам? Маленькая девочка видела людей, которые были озадачены только своими проблемами. Да и особого дела им до неё просто не было. Здесь никто не обходился без работы. В больнице, на базаре или на заводе. На таких заводах, которые называли «Шахтёрскими», производили все: от ножей, топоров и лопат до бинтов, одежды и столовых приборов. Но самой главной достопримечательностью был рынок, но на языке новошахтинцев «Базар». На нём можно было купить, все что угодно.

Семилетняя пухлощёкая девочка прошла маленькую деревянную комнату в угольной стене. Возле двери комнаты курили, и что-то обсуждали трое мужчин: мэр шахты, глава общины и директор завода. Поговорим о главе общины — это было самое доверенное лицо мэра. Он выбирался из самых влиятельных лиц города-шахты. Люди могли бушевать по разным вопросам, касательно шахты, а глава общины шел с этим вопросом к мэру, и они вместе решали, что сказать людям. А вернее, что народ хочет услышать!

Таким образом, поддерживался порядок, и, пока это работало, менять никто ничего не собирался. Зачем чинить то, что не сломано? Ведь так?

С главой завода все было проще — это был просто директор. Именно он решал, на какой предмет производства сейчас следует сделать акцент. Что нужно шахте и людям. Наверное, самое хорошее в этом то, что народ здесь и правда, что-то решал.

А мэр — это самый главный человек в шахте. Но из-за маленьких размеров угольных складов, нельзя было назвать таких людей президентом. Директором тоже, ведь в границах города-шахты было много предприятий. Так и прижилось — Мэр.

Лере было не до всех этих «важных вопросов». Сейчас она хотела скорее увидеть отца. Своего любимого папочку. Своего идола. А каково это, когда идолы умирают и верить больше не во что? Многие люди смиряются с этим и «идут» дальше, некоторые ищут новых. Главное, я думаю, для каждого — найти подходящего?

На глаза девочке попалась маленькая собачка, окраски немецкой овчарки. Прохожие люди такую мелочь не замечали, но только не Лера. Она всегда могла видеть то, чего не могут другие. Может это был дар, а может она просто еще была ребенком и все это придумала.

Но маленький зверек был настоящим!

— Собачка, ты что потерялась? — Спросила одновременно грустно и весело девочка. Удивительно ей было видеть собаку, да еще и чистую. Все люди в шахте были цвета угольной пыли. Ванна здесь была одна на всех, и получить к ней доступ многого стоило. Поэтому многие просто решили, что часто мыться не стоит, и поэтому население шахт, сливалось со стенами. Естественно же, кроме высших слоев, «сливок общества». Теперь они понимают смысл фразы «Все на одно лицо». Больше нет разделения по цвету кожи на черный и белый, теперь только угольные люди.

А тут собака, да еще и не в пыли. Малышка хотела взять её себе «домой». Да и какой ребенок не захочет? Обычно животные были только на старых картинках или очень редко на выходе с шахты. Только там Лера и могла увидеть собаку. Но эта. Эта была маленькая. Хорошая. Папа как-то раз говорил, как они называются! Той… той… Тойтерьер! Точно!

Маленькая собачка, увидев девочку, побежала прочь. Малышка хотела побежать следом. Но красивое животное скрылось за многочисленными ногами прохожих. Глупые люди, они всегда всем мешают. Даже сами себе?! Я знаю! Надо будет рассказать дедушке. Девочка зашла в свою «квартиру». Папа, видно, задерживается на смене дозора. Но ничего, скоро они будут вместе играть в куклы, ведь так? Она очень на это надеялась.

***

Закрыв за собой дверь, Иван Петрович попытался вытереть остатки слез грязным рукавом и только сделал хуже, размазав все по лицу, но маленькая девочка их все равно заметила:

— Дедушка, ты что, плакал? — Спросила очень грустно она, на что старик попытался выдавить улыбку. Получилось у него, честно говоря, не очень. Но говорить причину своих слез он тоже не хотел. Это бы убило малышку. Нельзя было этого допустить.

— Нет, Лерочка. Просто мужики на дозоре такой смешной анекдот рассказали, право слово, аж слезы градом лились.

Девочка сразу повеселела, но попросить рассказать смешной анекдот просто не догадалась. А дедушка не мог поверить, что сказал такую глупость, но был рад, что Лера ничего не заметил. Это была бы трагедия. Идолы умирают один за другим.

— А папу видел? Он мне сказал, что притащит какую-нибудь тряпку для моей куклы. Я из нее платье сделаю! — Улыбнулась малышка. Обычно она не радовалась таким мелочам, хотя в силу возраста было положено. Но сейчас ее волновало именно это. И как же нельзя кстати.

У Ивана Петровича сжало в груди, и он схватился за нее.

— Тебе плохо? — Озадаченно спросила девочка. Больше она не думала о своей кукле.

— Просто… — Он тяжело вздохнул, подбирая слова. — Просто нужно присесть. Неси пока карты. — Старик все-таки смог выдавить улыбку.

Девочка повиновалась и достала старую колоду карт из-под матраца. Комната, в которой жила семья Громовых, была небольшой по сравнению со старыми квартирами в многоэтажных домах, в которых люди жили раньше. Своеобразный парадокс: до войны люди жили над землей в таких домах, которые касались небес, а сейчас живут там, где это небо даже и не видно. Но, в нынешнее время кажется, что больше и не нужно. Наверное, так и есть. Двухъярусная кровать — на верхнем ярусе спали мать с отцом, а на нижнем дедушка. Лера спала и наверху, и снизу, как душе угодно. Еще в маленькой комнате был шкаф со всей одеждой и стол с двумя стульями. Комнату украшали плакат с изображением старого новошахтинского автовокзала, годов, эдак, шестидесятых, плюс-минус пятнадцать лет, и три свечи. Просто дворец, а не квартира-комната в шахте.

Лера положила колоду на стол перед дедом. Иван Петрович отпустил грудь и выложил карты. Он каждый день учил её играть, и в итоге это стало её любимым занятием. Колода была казачья и состояла из 54 карт. В ней были и «двойки», и «тройки». Таким образом, Иван Петрович учил девочку арифметике. На удивление старика, она все схватывала на лету.

Самое обидное для Леры было отсутствие одной карты «джокера». Их в колоде было две, и отец рассказывал, что отдал одну своему другу в знак признания и дружбы. Девочка любила истории папы, а дедушка просто обожал, когда она звала его «папа Лёня». Смеху тогда было на всю комнату. Иван Петрович вспоминал именно эти моменты, пока раздавал карты. Сейчас он будто смог заставить себя закончить фразу, сказанную в «Братском тоннеле»: «…Покойся с миром, Лёнечка». Он улыбнулся, на что Лера обратила внимание. Она была заметно старше своих лет, и без шуток замечала всякие мелочи.

— Опять вспомнил смешной анекдот? — Спросила она, рассматривая карты, не подняв даже глаз на собеседника.

— Что-то вроде, — Он вытер слезу. — Ну, что ж, начнём? — Сейчас старик будто засиял. Потихоньку его начало отпускать.

Она положила «тройку червей», и только тогда дед взглянул на карты. Ни одной «червы» у него на руках не оказалось. Это было маленькое поражение, но, почему-то, до боли приятное.

— Гребу, — Сказал он и положил «тройку» к себе в колоду. Девочка вспомнила про чистую собачку, которую видела недавно:

— А я сегодня видела…

Дверь в комнату отворилась и в комнату вошла мать Леры. Молодая, худенькая блондинка. Вся разукрашенная косметикой в старой шубе и очень чистая. Несложно догадаться, что совсем недавно побывала в ванной. Где она только все это взяла?

— Опять в свои дурацкие карты играете? Азарт — это грех! Бросьте вы это! Сейчас же! — Приказала она и подошла к девочке, такой приказной тон смешил ее и возбуждал. — Собирай вещи. Мы уезжаем.

Иван Петрович встал, округлив глаза, схватил недо-мать за запястье и вывел за дверь. Лера достала старый отцовский чемодан из-под кровати, открыла шкаф и начала складывать вещи. Маленькую куклу, размером с телефон «Nokia», положила во внутренний карман своей кожанки.

— Да что ты себе позволяешь, старик? — Завопила мать.

— Надя, куда вы собрались уезжать? Не говори, что ты отдала Лёнину медаль за билет! Стоп, ты что, пила? — Старик стал очень злым, но старался это удержать. Ради памяти о Лёне. И так сильно не хотел огорчать ребенка.

— Пила — не пила, что с того? На Шахту им. Ленина поедем. Здесь нам больше делать нечего. Раньше хоть твой щенок меня обеспечивал, а теперь? Я не пойду не в дозор, не, тем более, на завод. — Иван Петрович впал в ступор. А Надя, в прямом смысле слова, кайфовала от происходящего. Она думала, что имеет власть над этим стариком. Возможно, так и есть. Ради малышки он сделает что угодно. Ведь это все, что осталось у него от сына.

— Что? Ленина? И что ты там будешь делать? Кто за Лерой будет смотреть? Ей нужен дедушка! — Он почти кричал, забыв обо всем. Не ударить инфантильную суку, стоящую напротив было очень тяжело. Люди на «улице» стали оборачиваться. Ведь прямо сейчас рождается новая тема для разговоров. Думаю, что недели им хватит на размышление о причине случившегося.

— А что Лера, у меня на неё есть планы. На счет меня не переживай, найду себе какого-нибудь… Ну, скажем, главу общины? — Она ехидно улыбнулась, введя Ивана Петровича еще в больший ступор.

— Да плевал я на тебя! — Перебил старик её. Кажется, у него поднялось давление, но сейчас он старался не обращать на это внимание. Казалось, чувство злости перебило все остальные.

— По-моему, это не ей нужен дед, а тебе внучка. Она напоминает твоего отпрыска. — Надя фыркнула и даже захотела плюнуть в этого жалкого старика, едва сдержав порыв. — А если захочешь увидеть её — плати. — Чрезмерно монотонно произнесла мать.

Иван Петрович просто не верил своим ушам. Надя и до смерти Лёни была той еще стервой, но сейчас это был уже перебор.

Как Лёня её терпел? Бедная Лера. От изумления он оперся о деревянную стену их комнаты и съехал по ней вниз.

Теперь старик сидел на пыльной, угольной земле. Из-за давления, сердце, казалось, сейчас выпрыгнет. Каково это чувствовать его под грудью, когда оно хочет вырваться наружу? А если бы и смогло? Что тогда? Нет… я не о смерти.

Надежда отворила дверь и позвала дочку. Чемодан был почти размером с саму девочку, а как семилетний ребенок может такое утащить? Но матери было все равно. Она схватила её за локоть старой кожаной куртки и потащила прочь.

— Деда, деда! — Кричала Лера, но, если бы она только знала, что сердце дедушки остановилось. Если бы «Братский тоннель» мог говорить, то сейчас бы он смеялся. Ведь теперь еще одно имя пополнит его коллекцию.

***

На улице стоял ноябрь. Скорее всего — это был самый холодный ноябрь в истории Новошахтинска. На улице уже ждала заправленная «Газель» с номером «2» на лобовом стекле. Такие маршрутки были редкостью, и обладала ими только станция «Наземная». Станция находилась за строительным магазином возле конечной остановки. За годы, что «Наземная» провела на поверхности в изоляции от остальных шахт — смогла стать самой сильной станцией. Попасть на маршрутку — купить билет, дорого стоило. Особенно при том, что деньги на сегодняшний день не имели ценности. Существовало всего два типа платежа — бартер (обмен) и медали за первое место. Медаль могла быть по любому виду спорта или даже по шахматам, но все же представляла огромную ценность.

Лера не могла поверить своим глазам. Открытый мир во всей его красе. Везде свет. И дышать… Как же было хорошо дышать. Она вдыхала холодный уличный воздух без остановки. Не могла насытиться им. Такой сладкий. Такой свежий и бодрящий. Наполняя полную грудь, не хотелось выпускать его обратно. И в итоге девчонка, даже, закашлялась. Угольная пыль начала выходить из легких, уступая место чистому воздуху. Но Лера была рада. Она знала, что теперь будет вдыхать его постоянно. А небо… Какое красивое оно было! Серое, мрачное, но по-своему великолепное! На изгибы туч невозможно было насмотреться. И пока есть время. Пока мать снова не повела прочь от этой красоты, девочка решила уделить время такому диву. Но, как оказалось, есть кое-что поинтереснее.

Люди начали загружать свой багаж в маршрутку. Пока Надя тужилась закинуть чемодан на крышу, Лера отошла к магазину «Магнит» на конечной остановке — Кировке. И стала рассматривать старый магазин. Какой красивый цвет — красный. Его здесь так много.

— Какой тяжелый! — Прохрипела Надя, пытаясь привлечь внимание охранника «Газели №2». Он не хотел отвлекаться на неё. Дома ждала семья, и как любящий отец, он хотел быть там, с ними, а не рядом с этой разукрашенной… дамой. Но она так старалась, что макияж чуть не потек от напряжения:

— Вам помочь? — Вздохнул охранник.

— Конечно, если только вам не сложно! — Она смазливо улыбнулась крепкому мужчине. Он убрал пистолет из руки в кобуру и взял старый Лёнин чемодан.

Лера ушла уже за магазин и почти скрылась из поля зрения. Угол стены магазина был не до конца оторван и представлял собой маленькую дверцу. Оторвана она была вручную, на ней были следы глубоких царапин, и вела в подвал. Малышка присела, и коричневая кожаная куртка почти коснулась лужи грязи. Ей не хотелось бы её запачкать. Но девчонка так присела, что пришлось выбирать: куртка или белокурые — угольные волосы.

Из «дверцы» подвала ничего не было видно. Сущая тьма. Девочка попыталась рассмотреть темноту лучше, ведь к ней её глаза привыкли. Что-то же там должно быть!

Стоп! Правда, что-то есть! Будто две маленькие лампочки висели прямо перед ней, но их нельзя было коснуться. Казалось,… так близко и одновременно так далеко. Малышка слишком поздно поняла, что это глаза.

Из темноты к ней потянулись испачканные кровью и грязью руки. Смерть была слишком близка.